Темные облака висели в небе за окном. Илзе включила лампу, и внезапно из темноты появилось юношеское лицо в рамке на столе. Поль, наклонившись, увидел большие печальные глаза и полный нежный рот; мужественная восточная красота этого лица поразила его.
Илзе заметила взгляд Поля.
– Да, это Марио.
– Давай перейдем к делу, – предложил он. – Расскажи мне, что произошло.
– Марио – активист антивоенного движения. Я неоднократно предупреждала его. Сейчас не время для памфлетов, говорила я. Страна сошла с ума, ты ничего не добьешься, только напрасно рискуешь собой. Но, конечно, он не прислушивался. Они пришли за ним ночью. Барабанили в дверь. Это было ужасно. Ты не можешь себе представить, что я испытала, когда в два часа ночи эти злобные люди ворвались в наш дом и увели его с собой.
Она прижала пальцы к дрожащим губам.
– Утром я пошла в полицию. Они ничего мне не сказали. Я приходила к ним каждый день, пока мне не пригрозили; теперь я больше не хожу туда и ничего не знаю о Марио.
Человек исчез, испарился в пространстве. Как немецкий народ допустил, чтобы такое случилось? В его стране, стоило только Палмеру преступить границы дозволенного, тут же сместили с высокого поста – американцам не нужен такой человек.
Поль сдержал себя.
– У меня есть знакомый, влиятельный человек. Я не обещаю, что смогу помочь, но обязательно попытаюсь это сделать.
– Это будет стоить денег. Я знаю, как происходят такие дела. – Илзе беспокойно двигала руками. – А у меня их нет. Моя практика развалилась. Арийцам не разрешается лечиться у меня. У меня были ожерелье и браслеты, но я продала их, и теперь ничего нет.
– Тебе не надо волноваться об этом. У меня будет столько денег, сколько потребуется.
Она помолчала, глядя на темнеющее небо. Потом, повернувшись к Полю, произнесла:
– Если я начну благодарить тебя от всего сердца, я заплачу, и мне кажется, это смутит тебя.
– Ты права. Это не принесло бы нам пользы. В этом термосе не кофе? Горячий кофе будет для меня лучшей благодарностью.
– Конечно. Сейчас принесу кекс.
Когда она вернулась из кухни с кексом, то выглядела более встревоженной.
– Я подумала, что, возможно, тебе не следует этим заниматься. Были случаи, когда хватали иностранцев, обвиняя их в помощи коммунистическому подполью.
– Если даже они решатся на подобную глупость, американский консул освободит меня.
– Но до этого они успеют такое с тобой сделать!
– Я рискну.
Она пристально смотрела на него:
– Мне любопытно, что все же привело тебя в Германию в это время?
Когда он рассказал ей о своей деятельности в Англии и Германии, она снова предупредила его:
– Нацисты должны знать про тебя. Они знают всех активистов в каждой стране, кто занимается сбором денег. Они читают все еврейские газеты на всех языках. Ты не представляешь, какие они дотошные. Прямо здесь, в Мюнхене, есть специальный отдел секретной службы. Нет, это слишком опасно, я не могу позволить тебе рисковать.
– Но я хочу. Не старайся переубедить меня.
– Мой сын, возможно, уже мертв. Однажды они позвонят и внесут гроб, запечатанный, который мне не разрешат открыть, и скажут, что он умер от сердечного приступа. Вот как это будет.
Никогда еще Поль не видел в глазах человека такого страдания.
– Тогда тем более надо действовать быстрее.
– Какой ты хороший, – прошептала она. – Единственная надежда, что в мире еще остались хорошие люди. Бакалейщик шепнул мне – ему не разрешают продавать евреям, но он оставляет мне молоко и яйца, – он шепнул: «Что я могу сделать? Я бы хотел сделать что-нибудь, но боюсь».
Поль встал, ощущая, что горе Илзе придало ему еще больше энергии. Было ли его желание рисковать собой своего рода тщеславием? Или это было проявлением древней мудрости: «Спасти одну жизнь – значит спасти целый мир». Он был охвачен волнением.
– Мы не должны терять время. Я хочу вернуться в отель и позвонить, и если мне повезет, то нанять машину.
Вилла фон Медлера стояла у реки, где много лет назад Поль когда-то гулял.
Он легко договорился о встрече. Фон Медлер охотно согласился встретиться, очевидно полагая, что американский банкир хочет рассказать что-то хорошее о его или, вернее, его жены инвестициях. Однако уверенности Поля поубавилось со вчерашнего дня, и сейчас, стоя перед дверью фон Медлера, он не был уверен, как ему следует поступить.
Унылая женщина с запущенными волосами, поразительно напоминающая маленькую рыжую курицу, открыла дверь. На ней не было формы домашней прислуги, и хотя она не представилась, Поль принял ее за хозяйку дома.
– Герр фон Медлер ожидает вас, – сказала она, – идите сюда.
Она проводила его до дверей в солнечную комнату с цветущими растениями и большими окнами, выходящими на луг. В кресле у окон, явно наслаждаясь теплом, проникающим сквозь стекло, сидел человек, которого Поль узнал не без труда. Он не поднялся, не предложил руку, а просто сказал:
– Добрый день, герр Вернер. Как давно мы не виделись! Садитесь.
Поль нашел стул. Так как никто не взял у него шляпу и пальто, он положил их на другой стул.
– Вы хорошо выглядите, герр фон Медлер, – начал он.
Это было, конечно, преувеличение! Мужчина в кресле растолстел и стал как бы меньше ростом. Он был совершенно лыс; блеск золотых зубов соперничал с блеском цепочки от часов, украшавшей его толстый живот.
– Спасибо, я держусь. Вы тоже в хорошей форме, хотя, конечно, вы еще молодой человек.
Поль, понимающе улыбаясь, искал верный тон, чтобы изложить свою просьбу.
– А как вам нравится наша новая Германия? Тусклые глаза, немигающие, как у рыбы, встретили взгляд Поля. Всего несколько секунд они пристально смотрели в глаза друг другу, но этого времени хватило Полю, чтобы понять, как себя вести с этим человеком. Следует быть предельно откровенным. Смиренная или вкрадчивая неопределенность: «Между прочим, mein Herr, я случайно узнал…» – только позабавит этого человека, который придет в восторг от его, Поля, замешательства.
Поэтому он ответил вопросом на вопрос:
– Как вы можете задавать подобный вопрос мне, еврею, герр фон Медлер? Вы должны понимать, что я могу только презирать вашу новую Германию.
Рот Медлера открылся от удивления, и золотые зубы засверкали.
– В таком случае что привело вас сюда?
– Многое. Во-первых, я повидался с родственниками.
– А! И один из них имеет неприятности с властями.
– Нет, не мой родственник. Но здесь есть один молодой человек, сын моего друга. Я хотел просить у вас совета и помощи.
– Вы знаете, когда вы позвонили, я сначала подумал, что вы хотите обсудить мои счета. Но по зрелом размышлении я понял, что должно быть что-то вроде этого.
Немец зажег сигару. Его пальцы ощупывали ее, наслаждаясь фактурой.
– У меня много таких просьб.
– Это только свидетельствует о том, что происходит.
– Да, наконец мы чистим свой дом, скребем его от подвала до чердака, выбрасывая мусор.
У Поля заныли мышцы шеи от напряжения, его лицо горело, но он говорил спокойным и уверенным голосом:
– Я американец. Ваше правительство – это ваше дело. Вы будете жить или умирать с ним. Я приехал к вам не обсуждать положение в вашей стране. Разрешите мне сказать о деле, приведшем меня к вам. Я буду краток.
– Я очень занятой человек, герр Вернер. И, как я уже сказал вам, я устал от подобных просьб. Они все одинаковы. Кроме того, я не политик.
– Можно не быть политиком, но иметь влияние в обществе. Политики – слуги влиятельных людей, а вы – влиятельный человек.
Немец выпустил дым, отложил сигару и скривился:
– Вы льстите мне.
– Вовсе нет. Я говорю то, что есть. Вы выслушаете мою просьбу или нет?
– Да, давайте.
Рассказ был достаточно короток. Фон Медлер закрыл глаза и прислонился к спинке кресла. Ручная вышивка, заметил Поль, двое рыцарей на конях на зеленом фоне. Возможно, рукоделие той маленькой рыжей курицы, которая открывала ему дверь.
– Мальчик не опасен, – закончил Поль свой рассказ, – глуп, возможно, но не опасен.
Он стал думать, что еще можно добавить, если в этом человеке вдруг шевельнется чувство жалости.
– Единственный сын вдовы, как я говорил вам. Доктора Илзе Хершфельд.
Фон Медлер открыл глаза.
– Рискну предположить, что вдова очаровательна? Да?
– Герр фон Медлер, я не видел эту женщину тринадцать лет.
– Так вы беспокоитесь только о том, чтобы спасти другого еврея?
– Чтобы исправить преступную ошибку. В вашей стране есть еще тысячи таких людей, которым я помог бы, если бы имел возможность, и не все из них евреи, кстати.
– А если я не смотрю на эти дела как на преступные ошибки, зачем мне тогда помогать? Вы можете сказать мне?
Этот человек начинал наслаждаться ситуацией. Он почувствовал силу власти: жизнь и смерть были у него в руках, от его прихоти зависело многое. Это чувство было приятно.
Поль выпрямился на стуле.
– Вы должны мне оказать любезность. Мы с отцом защищали ваши интересы в Америке во время прошлой войны и во времена Депрессии. Мы хорошо поработали для вас.
– Так сейчас вы хотите платы.
– Не платы. Мы получали свои комиссионные, нам заплатили. Я говорю о любезности. Это совсем другое.
Фон Медлер взмахнул сигарой, роняя пепел на живот.
– Пустая болтовня! Мелочность! Доплата – вот что это такое. Евреи всегда требуют свою цену.
– А вы нет, герр фон Медлер? Наступила пауза.
– Я действительно потребую цену. Вам придется заплатить за вашу просьбу. Мои знакомые захотят получить свою долю.
Сердце Поля забилось быстрее.
– Я готов и охотно.
– Это не будет дешево, обещаю вам. Но вам все равно, вы богатый человек.
– Я не бедный человек.
– Будете платить в долларах. Отчизне требуется иностранная валюта.
Поль расслабился:
– Это нетрудно устроить.
– Потребуется где-то между десятью и пятнадцатью тысячами долларов. Вы получите мои инструкции завтра у себя в отеле. Или послезавтра, но не позже.
– Я буду ждать, герр фон Медлер.
Машина пришла на второе утро. Шофер был бесцветным типом, одетым не в форму шофера, а в дешевый костюм и кепку.
Поль поинтересовался, куда они поедут.
– За город, – был краткий ответ.
– Далеко?
– Три часа езды.
Лицо водителя отражалось в зеркальце обзора. Это было холодное, отчужденное лицо, не располагающее к вопросам, и Поль больше ничего не спрашивал. Но в какое-то мгновение его охватил страх: а что если его везут, чтобы расправиться с ним? Он вспомнил, что говорил о новой Германии, о своем отвращении к новым порядкам. Но нет, это же просто сделка. Товар доставляется и за него платится, вот и все – пятнадцать тысяч долларов в кармане Поля надо передать кому-то, кто в нужный момент представится как «Дитрих О.».
Во всяком случае, Марио, должно быть, жив. Они бы не просили деньги за труп, не так ли? Не просили бы?
Сельская местность, живописная даже в тусклых красках зимы, мелькала за окном. Пруды, коттеджи, пасущиеся овцы и деревенские улицы. Ближе к полудню, когда они подъехали к ресторану, водитель предложил принести Полю ланч.
– Я не голоден, – сказал Поль, – но вы идите, если хотите. Я погуляю, разомну ноги.
Он пошел вдоль главной улицы. Это был красивый городок с ящиками на окнах, сейчас заполненными ветками елок, но весной в них будет цвести герань. На боковой улице была гостиница, одно из тех старых приветливых заведений, которые напоминают о домашнем уюте, горячем супе и перине в комнате с низким потолком. Он остановился посмотреть на нее.
Около двери под кованым названием гостиницы был прикреплен плакат: «В этом доме строго запрещается находиться евреям». Он снова прочитал плакат. Теперь он понял предложение водителя принести ему ланч и поспешил к машине.
Люди проходили мимо по своим делам. Художник тащил палитру и кисти. Домашние хозяйки несли свои корзины. Они все выглядели как нормальные люди. Он закрыл глаза и притворился спящим, когда вернулся шофер. Автомобиль тронулся, и он открыл глаза примерно через час, когда почувствовал, что они снизили скорость.
Они проехали в ворота в высокой каменной стене с колючей проволокой наверху. Идентификация, разрешение и обмен приветствиями. У Поля осталось смутное впечатление ужасного холода, бараков, голого бетона и пустого пространства. Автомобиль остановился у небольшого здания, охраняемого солдатами, которые взяли на караул.
Водитель сказал только:
– Вас ждут внутри.
В большой комнате, разделенной перегородками, стучали машинки, звонили телефоны, бумаги складывались аккуратными стопками на столах. Это мог быть офис какого-то страхового агентства. Стройный молодой человек в черной форме передал Поля другому стройному молодому человеку в такой же форме. Этот сидел за столом. Его лицо ничего не выражало, и эта полная бесстрастность в нем, отсутствие какого-либо чувства вызвали у Поля страх, сковавший его горло; казалось, даже открытая враждебность была бы более человечной.
– Дитрих О., – произнес этот человек.
– Поль Вернер.
– Вы привезли, что требуется?
– У меня в кармане. – Поль прикоснулся к карману пиджака.
Человек протянул руку. Поль заколебался:
– Марио Хершфельд?
– Совершенно верно. Его освободят, когда вы передадите это мне.
– Тогда я смогу забрать его с собой?
– Нет. Существуют формальности. Его отправят домой завтра.
Поль облизал сухие губы. Это мог быть обман, простой обман. Он не мог проверить.
– Могу я спросить, как он доберется домой?
– Вас это не должно касаться.
Рука была еще протянута. Поль неохотно вытащил пакет с банкнотами, посмотрел, как они исчезли в кармане формы, и понял, что его прогоняют.
Он сделал еще одну попытку:
– Мне бы хотелось увидеть Марио.
– Это невозможно.
– Я не прошу долгого свидания. Только на минуту, чтобы сказать ему…
– Повторяю: это невозможно.
Дитрих О. поднял телефонную трубку, забыв о Поле. Ничего не оставалось, как повернуться и возвратиться к машине.
По дороге к главным воротам машина остановилась, чтобы пропустить группу узников. Поль посмотрел на них и отвел глаза. На них были полосатые робы из тонкой хлопчатобумажной ткани; Полю было холодно даже в его тяжелом пальто. Их головы были обриты, так что на первый взгляд они могли показаться одного возраста, стариками со смертельно бледными, уродливо обнаженными черепами. Молчаливые и согнутые, они шли между конвоирами. Ужас охватил Поля. Он, свободный человек в теплом пальто, съежился в машине.
Как будто одурманенный, Поль проспал всю дорогу обратно в отель. Из отеля он позвонил Илзе и, боясь непредвиденных случайностей, осторожно сообщил ей новости, окончательно не обещая ничего. Потом, вспомнив, что ничего не ел с утра, он заказал тосты и яйца на ужин и опять погрузился в тяжелый сон, который дается нам, когда действительность становится невыносимой.
На следующее утро он спешил к Илзе. Она открыла дверь и обняла его. Она плакала.
– Я надеюсь, это слезы счастья?
– Да. Но что они сделали с ним… Хочешь посмотреть на него? Он теперь долго не проснется. Я хотела, чтобы он немного забылся.
Они вошли на цыпочках в спальню, комнату молодого человека с фотографиями, множеством книг, теннисными ракетками и проигрывателем. На кровать падал тусклый свет из окна. И Поль, посмотрев на Марио, едва сдержал крик.
Темная голова, которую он помнил по фото, была выбрита. Длинный порез с засохшей кровью шел по голому черепу. Губы распухли, одна из щек была ярко-синей. Рука, лежащая у щеки, была перевязана от запястья до кончиков пальцев: пальцы были размозжены.
Они молча стояли. Когда они наконец посмотрели друг на друга, в их глазах стояли слезы.
– И его зубы тоже, – прошептала Илзе, – все передние зубы выбиты. Как я поправлю его?
Поль обнял ее за плечи. Наконец она успокоилась, а Поль нашел нужные слова:
– Завтра вы будете в безопасности в Италии. Отведи его к хорошему врачу и дантисту. Отдохните на солнце, в спокойствии и мире…
Это были шаблонные слова, произнесенные, чтобы ободрить и успокоить. Он сам не очень верил им.
– Нам следовало бы уехать в Палестину. Он хотел уехать туда еще с детства. Помнишь, я рассказывала тебе?
– Ты делала, как считала лучше. Не вини себя. Кроме того, британцы делают Палестину незаконной и опасной. Мы не имеем представления, с чем столкнемся на переговорах в Лондоне. Они подписали Балфурскую декларацию в 1917 году, но сейчас им хочется все вернуть вспять, не давая евреям обрести отечество. Поэтому они топят старые посудины, которые перевозят беженцев, или интернируют их на Кипре.
Илзе вздохнула:
– Я понимаю. Не возбуждайте арабов – нам нужна нефть. Ты сионист?
– Если ты имеешь в виду, хочу ли я жить в еврейском государстве? Нет, я американец. Я принадлежу Америке. Но я всей душой за еврейское государство, куда могут стекаться евреи, спасаясь от того, что происходит здесь.
Он заметил, что она совершенно измучена.
– Я слишком долго сижу у тебя. Тебе надо поспать.
– Я не смогу заснуть. Я хочу, чтобы ты остался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39