Самая большая флотилия в мире отступала в полном беспорядке. Испугавшись трудностей, император лишился чести и славы. Кортес был уязвлен. В довершение всех бед, по сообщению Гомары, тоже участвовавшего в экспедиции, Кортес потерял в суматохе поспешной посадки на корабли свои знаменитые изумруды, стоившие более ста тысяч дукатов. Это замечание капеллана Кортеса дает понять, что Эрнан разошелся с Хуаной. Тот факт, что, уезжая в Испанию, он забрал у жены свадебный подарок, говорит о разрыве. Отныне каждый жил своей жизнью. Парадоксальная получилась рокировка: Хуана осталась в Куэрнаваке с шестью дочерьми, Эрнандо вернулся в Испанию с тремя сыновьями.
Отречение и отъезд Карла V
Неудача Карла V у берегов Алжира во многом определила последние дни жизни Кортеса. В декабре, после трудного перехода, галера императора вошла в гавань Картахены. Король вернулся в Вальядолид в январе 1542 года. Известно, что уже с этого момента он решился оставить Испанию, и его действия в 1542 году можно рассматривать как улаживание дел перед окончательным отъездом.
Монарх решил очистить совесть, урегулировав индейский вопрос. Он прислушался к голосам доминиканцев Бартоломе де Лас Касаса и Франсиско де Витория, а также мексиканских францисканцев. В результате деятельности валья-долидской хунты на свет появились Nuevas Leyes – «новые законы», подписанные Карлом в Барселоне 20 ноября 1542 года. В продолжение буллы «Sublimis Deus » Павла III «новые законы» запрещали всякое обращение в рабство американских индейцев, исключали возможность создания новых encomiendas и ограничивали существующие repartimientos . В них содержалось также множество других гуманных мер, например запрет на использование человека для перевозки грузов. Император сумел и здесь найти для себя выгоду: земли, отнятые у колонистов, поступали в собственность государства.
Кортеса часто представляют в виде теоретика антииндейской партии. Его выставляют другом и вдохновителем Гинеса де Сепульведы, автора спорного труда «Справедливые причины войны против индейцев». Но это глубокое заблуждение. Кортес не занимал происпанских и антииндейских позиций. Немедленно по возвращении в Испанию в 1540 году он обратился к архиепископу Севильи с требованием не распространять на индейцев действие святой инквизиции. Жертва дона Карлоса Ометочцина была не напрасной: после 1540 года инквизиция прекратила преследования мексиканских индейцев. Об убеждениях Кортеса говорит его борьба на стороне францисканцев. Но зато с самого начала Кортес не принимал методов колонизации, применяемых короной. Именно поэтому он до конца отстаивал наследственные поместья-репартимиентос и с этой стороны мог показаться противником «новых законов».
На самом деле Кортес боролся за креолизацию. Он хотел создать в Мексике испанскую ветвь, прочно обосновавшуюся и культурно ассимилированную с коренным населением. Поэтому он стремился всячески поощрять первопроходцев-основателей, другими словами, первых конкистадоров. Он всегда был ярым противником «офшорной» спекуляции недвижимостью и всю свою жизнь отказывался выделять земли собственникам, не проживающим в Новой Испании. Кроме того, он защищал частную собственность как таковую, препятствуя попыткам «национализации», предпринимаемым короной. Так, в законах об Индиях от 1542 года предлагалось перевести репартимиентос в королевский домен, в котором государственная собственность сливалась с личной собственностью монарха.
И если теоретически крепостные индейцы номинально получали свободу, поскольку становились вассалами испанского короля, то в действительности они меняли одного помещика-энкомендеро на другого в лице коррегидора – королевского управляющего. Личный контакт с постоянным владельцем земли заменялся косвенными связями через временно назначенного чиновника. Кортес считал, что коренное население от такого обмена больше теряет. Старого конкистадора не мог устроить и переход к национализации экономики, проводимый в том же 1542 году под прикрытием щедрых гуманных мер, поскольку он разбивал давнюю мечту Эрнана о независимости. Проект Кортеса должен был ждать двести семьдесят девять лет, прежде чем обрести свою институционную форму.
Одновременно с запретом обращения в рабство индейцев Карл V передал все полномочия своим вице-королям в Мексике и Перу. Это был полный отказ от королевских прерогатив: император давал вице-королям право назначать любых колониальных должностных лиц и выполнять все функции по управлению подвластным краем. Поскольку Кортес не был вице-королем, он стал никем.
Отказавшись от власти над Индиями, Карл V отрекся от нее и в Испании. Указом 11 апреля 1543 года он передал управление королевством своему шестнадцатилетнему сыну Филиппу. Поскольку, овдовев, он лишился союза с Португалией, ему необходимо было его восстановить: наследнику трона предстояло обручиться со своей двоюродной сестрой юной Марией Португальской, дочерью португальского короля Жуана III и Катерины, младшей сестры Карла V. Император, который был не в силах провести похороны своей жены Изабеллы, не был расположен присутствовать и на свадебной церемонии своего сына, назначенной на ноябрь. 13 мая Карл покинул Испанию. Он вернется в нее лишь для того, чтобы умереть после своего отречения в 1556 году, будучи пораженным старческим слабоумием. Кортес лишился собеседника.
После алжирской катастрофы он понял, что король, не в силах справиться с гигантизмом собственной империи, оставит Испанию. Быть может, Карл сам ему об этом сказал, например, в Монсоне, где устроил пышный прием в честь Кортеса в знак благодарности за его участие в экспедиции против берберов. До отъезда короля в марте 1543 года Кортес направил ему несколько жалоб. Эти письма и записки преследовали три цели: Эрнандо хотел получить от Мендосы компенсацию, восстановить свои права и, если возможно, добиться отставки вице-короля; он требовал прекратить несправедливый судебный процесс против него и вернуть себе доброе имя; и, наконец, он желал получить подтверждение, что может в полной мере пользоваться всеми милостями и благами, пожалованными ему в 1529 году.
В конце концов ему удалось удовлетворить наполовину свои требования: король согласился направить в Новую Испанию инспектора с поручением расследовать деятельность Мендосы. Инспектор Франсиско Тельо де Сандоваль отправился в дорогу с «вопросником» из тридцати девяти обвинений, которым его снабдил Кортес. Тельо прожил в Мехико с 1544 по 1547 год и составил отчет явно не в пользу Мендосы. Но вице-король мог не беспокоиться. Он даже был переведен в Перу в 1550 году, что означало повышение. Кортес остался неотомщенным.
Два других вопроса, волновавших Кортеса, а именно процесс и подсчеты и пересчеты двадцати трех тысяч вассалов, так и не были улажены королем до отъезда. Кортес понял, что все кончено. Еще год он прожил при дворе, но как бы по инерции. Он обивал пороги, ходил на встречи, получал туманные обещания, присутствовал на свадебной церемонии будущего Филиппа II в Саламанке. Все тщетно.
Последнее письмо
3 февраля 1544 года Кортес взялся за свое самое страшное оружие – перо. Зимнее солнце осветило древнюю столицу кастильских королей, старый конкистадор в последний раз писал бросившему его королю, который так никогда и не прочтет этого письма.
«Ваше Святое и Августейшее Католическое Величество. Я полагал, что труды юности моей дают мне право на покой в старости. Сего ради провел я сорок лет, недосыпая и недоедая во все дни. Я жил, не расставаясь с мечом, я подвергал жизнь мою тысяче опасностей, я отдал состояние мое и жизнь мою служению Господу, дабы привести в овчарню овец, не ведающих Святого Писания вдали от нашего полушария. Я возвеличил имя моего короля, прирастил его владение, приведя под скипетр его обширные королевства чужеземных народов, покоренных мною, моими усилиями и на мои средства, без чьей-либо помощи. Напротив, вынужден был я преодолевать препятствия и преграды, возводимые завистниками, сосущими кровь мою, покуда их не разорвет, подобно пресытившейся пиявке.
За дни и ночи служения Богу я получил сполна, ибо он избрал меня для свершения Его воли…
За службу моему королю я был не менее вознагражден, ибо я имел радость видеть, что мои деяния были во благо самому великому и католическому государю, самому могущественному и величественному королю, коего имели когда-либо все королевства Испании, чьим сыном я являюсь. Ваше Величество, вспомните, что в первый раз, когда я поцеловал Вашу руку, передавая плоды службы моей, Вы проявили признательность и намерение отблагодарить меня. Вы словесно чествовали меня, но я отказался принять то, что Вы желали пожаловать мне, поскольку сие никоим образом не соответствовало моим заслугам.
Вы просили меня принять, объясняя, что сие есть всего лишь начало, первая милость, не имеющая связи с моими услугами, что Вы уподобились арбалетчику, давшему промах, и что в следующий раз Вы попадете в цель, вознаградив мои заслуги. То, что было подарено, было подарено, и Вы желали, чтобы я сие принял. Так мы расстались, и я целовал руки Вашего Величества.
Не успел я повернуться спиной, как Вы лишили меня всего, что подарили мне. Что до Ваших обещаний, Ваше Величество, то Вы никогда их не выполняли. То были всего лишь слова. Разве я не достоин? Несмотря на препятствия, я никогда не переставал служить Вам и приумножать Ваши королевства. Отчего Вы не сдержали Ваших обещаний и отчего Вы забрали у меня то, что я имел? Заметьте, я не знаю, не было бы лучше для меня не иметь ничего. Дороже и сложнее защищаться от Ваших тиунов, чем завоевывать землю врагов. По крайней мере, мои тяготы и труды доставили мне одно удовлетворение – удовлетворение исполненного долга, без которого я не знал бы покоя в старости…
Я еще раз обращаюсь к Вам, Ваше Величество, дабы просить Вашей доброй милости созвать судей Совета Индий и судей других Советов, коим доверяете Вы управление Вашими королевствами и Вашу королевскую совесть. Не будет неподобающим испросить их мнения о милости, оказанной Вашим Величеством вассалу, одной малой части всего, что досталось Вашей королевской особе без малейшего труда, малейшей опасности, малейшей тревоги и малейших затрат и что не приносит ничего, кроме чистого дохода…
Сие было бы для меня благом великим, если бы Вы ответили мне в скором времени, ибо всякая задержка мне наносит вред. Пришло время мне вернуться домой, не по летам мне более бродяжить по постоялым дворам, мне предстоит очиститься перед Богом и уладить мои с ним счета, а сие дело долгое. Мне остается мало времени на покаяние. Но знайте, что я предпочту лишиться имения моего, нежели души моей.
Да хранит наш Господь Бог королевскую особу Вашего Величества и да приумножит Ваши королевства и государство по Вашему желанию, как Вам того будет угодно.
Вальядолид, 3 февраля 1544 года. Маркиз дель Балле».
Хуан де Самано, секретарь регента, положил письмо на стол. Глубоко вздохнув, он поднялся посмотреть в окно. Он не спрашивал себя, почему он ощутил вдруг такую подавленность, почему сердце забилось чаще и стало тяжело дышать. Он знал, что это его совесть противоречит государственным интересам. Со вздохом он вернулся на свое место и в левом углу письма наискось вывел: «Отвечать нет оснований».
Смерть
Летом 1547 года Кортес почувствовал приближение смерти. В январе скончался Генрих VIII, 31 марта преставился Франциск I. Европейская сцена опустела. Франсиско де лос Кобос, бессменный министр Карла V и один из последних влиятельных людей при дворе, на которых Кортес мог положиться, отдал Богу душу в мае после мучительной агонии. Конкистадор превозмогал разочарование своим величием духа. Но, устав от приливов горечи, он пожелал окончить свои дни в Мексике и решил готовиться к отъезду. В августе он выехал из Мадрида в Севилью. Из-за секвестра его владений в Новой Испании он был вынужден влезть в долги. Чтобы добыть денег для сына Луиса, сопровождавшего императора в Германию в качестве пажа, и для оплаты плавания в Веракрус даже с ограниченной свитой, Кортесу пришлось заложить ценные вещи. Корона добилась, чего хотела: удушить маркиза, разорив его. Гордыня бедных не трогает всемогущих.
Эрнан с десятком человек домочадцев и прислуги остановился в доме недалеко от церкви Святого Марка. Здоровье его начало сдавать. Он жил только надеждой вновь увидеть Мексику и оставленных там дочерей. Эрнан укорял себя, что не выдал трех старших замуж, и обещал немедленно исправить это по своему возвращению. 10 октября его свалили простуда и тяжелый приступ дизентерии. Он решил продиктовать свое завещание. Два последующих дня Кортес, «страшась смерти», составлял завещание с помощью севильского нотариуса. Последняя воля Эрнандо Кортеса была для обыкновенного человека далеко не ординарна. Она подводила итог целой жизни.
Прежде всего Кортес потребовал, чтобы его похоронили в Новой Испании в его собственном владении в Койоакане, там, где он был счастлив когда-то с Мариной. Это был крик души. Он желал, чтобы его тело соединилось с землей Мексики, которая стала его навечно. Кортес также сообщил о своем желании перенести к его могиле прах матери и сына Луиса, похороненных в Текскоко, и дочери Каталины, упокоившейся во францисканском монастыре в Куаугнауаке. Он почтил память отца, похороненного в Медельине, поминальными службами. Даже при смерти Кортес думал о семье.
Он уделил большое внимание должному завершению строительства госпиталя Иисуса-Младенца, также известного под названием госпиталь Непорочного Зачатия Божьей Матери. В своем владении в Койоакане он завещал возвести монастырь кларисс – который так и не будет построен, и университет, в котором бы изучали «теологию, каноническое право и право гражданское, дабы Новая Испания имела собственных мужей ученых». Этот проект зачах, встретив противодействие вице-королей, но заставил корону учредить несколько лет спустя университеты в Лиме и Мехико.
Кортес заботливо устроил будущее своих оставшихся в живых девятерых детей, не различая их по рождению. Он установил для второго Мартина, как наследника майората, значительные финансовые обязательства перед его двумя братьями и шестью сестрами, которым полагалось приданое к свадьбам. Можно отметить особую нежность к старшей кубинке Каталине, но общим тоном оставалось полное равноправие. Зато для жены, донны Хуаны, нашлось всего несколько дышащих холодом строк: ей возмещались десять тысяч дукатов приданого.
Кортес не забыл о долгах и с поразительной живостью памяти составил список обязательств своих наследников. Кортес проявил особую заботу о Франсиско Нуньесе, своем кузене из Саламанки, его верном и неутомимом защитнике. Адвокат скончался за несколько месяцев до того, не успев получить все гонорары. Помимо платы за труды умирающий признавал свой моральный долг и просил от наследников уплатить вдове и семье покойного заслуженное вознаграждение.
Кортес, как щедрый господин, не забыл своих друзей, домочадцев и слуг, всех этих доверенных лиц, управляющих, ключников, дуэний, пажей и лакеев.
Наконец, он очистил свою совесть в отношении принадлежащих ему рабов, заметив, что в наступившей эпохе более нет уверенности в моральной обоснованности рабства и что его наследнику пристало следовать развитию мысли и подумать об их освобождении. Не исключено, что его посещали мысли о возвращении некоторых земель их законным владельцам и возмещении части дани, которая по прошествии времени казалась завышенной. Кортес был конкистадором, но искренне верующим человеком. Он был во власти религиозного мышления того времени, породившего гуманизм во искупление греха конкисты.
Растратив последние силы на составление завещания, разбередившего старые раны и подтолкнувшего его к могиле, Кортес решил оставить город: он более не хотел никого принимать и желал умереть в тишине. Его друг и дальний родственник Хуан Алонсо Родригес де Медина предоставил в его распоряжение домик в Кастильеха-де-ла-Куэста в окрестностях Севильи по другую сторону Гвадалквивира. Конец был близок. Кортес оставил при себе только двух слуг, врача и сиделку-целительницу, которую он выписал из Вальядолида. Рядом находился наследник, юный Мартин, достигший возраста пятнадцати лет. У изголовья постели находились два священника: францисканец Диего Альтамирано, кузен и соратник по конкисте, и настоятель соседнего монастыря.
Вся жизнь проходила теперь перед его глазами. Улыбка Марины, вечные снега на вершинах потухших вулканов, волны Южного моря, духота девственного леса, полумрак дворца в Койоакане заслонили собой лязг оружия, пыль маршей, ярость сражений, пролитую кровь и крики побежденных… Кортес прожил жизнь, какую хотел прожить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Отречение и отъезд Карла V
Неудача Карла V у берегов Алжира во многом определила последние дни жизни Кортеса. В декабре, после трудного перехода, галера императора вошла в гавань Картахены. Король вернулся в Вальядолид в январе 1542 года. Известно, что уже с этого момента он решился оставить Испанию, и его действия в 1542 году можно рассматривать как улаживание дел перед окончательным отъездом.
Монарх решил очистить совесть, урегулировав индейский вопрос. Он прислушался к голосам доминиканцев Бартоломе де Лас Касаса и Франсиско де Витория, а также мексиканских францисканцев. В результате деятельности валья-долидской хунты на свет появились Nuevas Leyes – «новые законы», подписанные Карлом в Барселоне 20 ноября 1542 года. В продолжение буллы «Sublimis Deus » Павла III «новые законы» запрещали всякое обращение в рабство американских индейцев, исключали возможность создания новых encomiendas и ограничивали существующие repartimientos . В них содержалось также множество других гуманных мер, например запрет на использование человека для перевозки грузов. Император сумел и здесь найти для себя выгоду: земли, отнятые у колонистов, поступали в собственность государства.
Кортеса часто представляют в виде теоретика антииндейской партии. Его выставляют другом и вдохновителем Гинеса де Сепульведы, автора спорного труда «Справедливые причины войны против индейцев». Но это глубокое заблуждение. Кортес не занимал происпанских и антииндейских позиций. Немедленно по возвращении в Испанию в 1540 году он обратился к архиепископу Севильи с требованием не распространять на индейцев действие святой инквизиции. Жертва дона Карлоса Ометочцина была не напрасной: после 1540 года инквизиция прекратила преследования мексиканских индейцев. Об убеждениях Кортеса говорит его борьба на стороне францисканцев. Но зато с самого начала Кортес не принимал методов колонизации, применяемых короной. Именно поэтому он до конца отстаивал наследственные поместья-репартимиентос и с этой стороны мог показаться противником «новых законов».
На самом деле Кортес боролся за креолизацию. Он хотел создать в Мексике испанскую ветвь, прочно обосновавшуюся и культурно ассимилированную с коренным населением. Поэтому он стремился всячески поощрять первопроходцев-основателей, другими словами, первых конкистадоров. Он всегда был ярым противником «офшорной» спекуляции недвижимостью и всю свою жизнь отказывался выделять земли собственникам, не проживающим в Новой Испании. Кроме того, он защищал частную собственность как таковую, препятствуя попыткам «национализации», предпринимаемым короной. Так, в законах об Индиях от 1542 года предлагалось перевести репартимиентос в королевский домен, в котором государственная собственность сливалась с личной собственностью монарха.
И если теоретически крепостные индейцы номинально получали свободу, поскольку становились вассалами испанского короля, то в действительности они меняли одного помещика-энкомендеро на другого в лице коррегидора – королевского управляющего. Личный контакт с постоянным владельцем земли заменялся косвенными связями через временно назначенного чиновника. Кортес считал, что коренное население от такого обмена больше теряет. Старого конкистадора не мог устроить и переход к национализации экономики, проводимый в том же 1542 году под прикрытием щедрых гуманных мер, поскольку он разбивал давнюю мечту Эрнана о независимости. Проект Кортеса должен был ждать двести семьдесят девять лет, прежде чем обрести свою институционную форму.
Одновременно с запретом обращения в рабство индейцев Карл V передал все полномочия своим вице-королям в Мексике и Перу. Это был полный отказ от королевских прерогатив: император давал вице-королям право назначать любых колониальных должностных лиц и выполнять все функции по управлению подвластным краем. Поскольку Кортес не был вице-королем, он стал никем.
Отказавшись от власти над Индиями, Карл V отрекся от нее и в Испании. Указом 11 апреля 1543 года он передал управление королевством своему шестнадцатилетнему сыну Филиппу. Поскольку, овдовев, он лишился союза с Португалией, ему необходимо было его восстановить: наследнику трона предстояло обручиться со своей двоюродной сестрой юной Марией Португальской, дочерью португальского короля Жуана III и Катерины, младшей сестры Карла V. Император, который был не в силах провести похороны своей жены Изабеллы, не был расположен присутствовать и на свадебной церемонии своего сына, назначенной на ноябрь. 13 мая Карл покинул Испанию. Он вернется в нее лишь для того, чтобы умереть после своего отречения в 1556 году, будучи пораженным старческим слабоумием. Кортес лишился собеседника.
После алжирской катастрофы он понял, что король, не в силах справиться с гигантизмом собственной империи, оставит Испанию. Быть может, Карл сам ему об этом сказал, например, в Монсоне, где устроил пышный прием в честь Кортеса в знак благодарности за его участие в экспедиции против берберов. До отъезда короля в марте 1543 года Кортес направил ему несколько жалоб. Эти письма и записки преследовали три цели: Эрнандо хотел получить от Мендосы компенсацию, восстановить свои права и, если возможно, добиться отставки вице-короля; он требовал прекратить несправедливый судебный процесс против него и вернуть себе доброе имя; и, наконец, он желал получить подтверждение, что может в полной мере пользоваться всеми милостями и благами, пожалованными ему в 1529 году.
В конце концов ему удалось удовлетворить наполовину свои требования: король согласился направить в Новую Испанию инспектора с поручением расследовать деятельность Мендосы. Инспектор Франсиско Тельо де Сандоваль отправился в дорогу с «вопросником» из тридцати девяти обвинений, которым его снабдил Кортес. Тельо прожил в Мехико с 1544 по 1547 год и составил отчет явно не в пользу Мендосы. Но вице-король мог не беспокоиться. Он даже был переведен в Перу в 1550 году, что означало повышение. Кортес остался неотомщенным.
Два других вопроса, волновавших Кортеса, а именно процесс и подсчеты и пересчеты двадцати трех тысяч вассалов, так и не были улажены королем до отъезда. Кортес понял, что все кончено. Еще год он прожил при дворе, но как бы по инерции. Он обивал пороги, ходил на встречи, получал туманные обещания, присутствовал на свадебной церемонии будущего Филиппа II в Саламанке. Все тщетно.
Последнее письмо
3 февраля 1544 года Кортес взялся за свое самое страшное оружие – перо. Зимнее солнце осветило древнюю столицу кастильских королей, старый конкистадор в последний раз писал бросившему его королю, который так никогда и не прочтет этого письма.
«Ваше Святое и Августейшее Католическое Величество. Я полагал, что труды юности моей дают мне право на покой в старости. Сего ради провел я сорок лет, недосыпая и недоедая во все дни. Я жил, не расставаясь с мечом, я подвергал жизнь мою тысяче опасностей, я отдал состояние мое и жизнь мою служению Господу, дабы привести в овчарню овец, не ведающих Святого Писания вдали от нашего полушария. Я возвеличил имя моего короля, прирастил его владение, приведя под скипетр его обширные королевства чужеземных народов, покоренных мною, моими усилиями и на мои средства, без чьей-либо помощи. Напротив, вынужден был я преодолевать препятствия и преграды, возводимые завистниками, сосущими кровь мою, покуда их не разорвет, подобно пресытившейся пиявке.
За дни и ночи служения Богу я получил сполна, ибо он избрал меня для свершения Его воли…
За службу моему королю я был не менее вознагражден, ибо я имел радость видеть, что мои деяния были во благо самому великому и католическому государю, самому могущественному и величественному королю, коего имели когда-либо все королевства Испании, чьим сыном я являюсь. Ваше Величество, вспомните, что в первый раз, когда я поцеловал Вашу руку, передавая плоды службы моей, Вы проявили признательность и намерение отблагодарить меня. Вы словесно чествовали меня, но я отказался принять то, что Вы желали пожаловать мне, поскольку сие никоим образом не соответствовало моим заслугам.
Вы просили меня принять, объясняя, что сие есть всего лишь начало, первая милость, не имеющая связи с моими услугами, что Вы уподобились арбалетчику, давшему промах, и что в следующий раз Вы попадете в цель, вознаградив мои заслуги. То, что было подарено, было подарено, и Вы желали, чтобы я сие принял. Так мы расстались, и я целовал руки Вашего Величества.
Не успел я повернуться спиной, как Вы лишили меня всего, что подарили мне. Что до Ваших обещаний, Ваше Величество, то Вы никогда их не выполняли. То были всего лишь слова. Разве я не достоин? Несмотря на препятствия, я никогда не переставал служить Вам и приумножать Ваши королевства. Отчего Вы не сдержали Ваших обещаний и отчего Вы забрали у меня то, что я имел? Заметьте, я не знаю, не было бы лучше для меня не иметь ничего. Дороже и сложнее защищаться от Ваших тиунов, чем завоевывать землю врагов. По крайней мере, мои тяготы и труды доставили мне одно удовлетворение – удовлетворение исполненного долга, без которого я не знал бы покоя в старости…
Я еще раз обращаюсь к Вам, Ваше Величество, дабы просить Вашей доброй милости созвать судей Совета Индий и судей других Советов, коим доверяете Вы управление Вашими королевствами и Вашу королевскую совесть. Не будет неподобающим испросить их мнения о милости, оказанной Вашим Величеством вассалу, одной малой части всего, что досталось Вашей королевской особе без малейшего труда, малейшей опасности, малейшей тревоги и малейших затрат и что не приносит ничего, кроме чистого дохода…
Сие было бы для меня благом великим, если бы Вы ответили мне в скором времени, ибо всякая задержка мне наносит вред. Пришло время мне вернуться домой, не по летам мне более бродяжить по постоялым дворам, мне предстоит очиститься перед Богом и уладить мои с ним счета, а сие дело долгое. Мне остается мало времени на покаяние. Но знайте, что я предпочту лишиться имения моего, нежели души моей.
Да хранит наш Господь Бог королевскую особу Вашего Величества и да приумножит Ваши королевства и государство по Вашему желанию, как Вам того будет угодно.
Вальядолид, 3 февраля 1544 года. Маркиз дель Балле».
Хуан де Самано, секретарь регента, положил письмо на стол. Глубоко вздохнув, он поднялся посмотреть в окно. Он не спрашивал себя, почему он ощутил вдруг такую подавленность, почему сердце забилось чаще и стало тяжело дышать. Он знал, что это его совесть противоречит государственным интересам. Со вздохом он вернулся на свое место и в левом углу письма наискось вывел: «Отвечать нет оснований».
Смерть
Летом 1547 года Кортес почувствовал приближение смерти. В январе скончался Генрих VIII, 31 марта преставился Франциск I. Европейская сцена опустела. Франсиско де лос Кобос, бессменный министр Карла V и один из последних влиятельных людей при дворе, на которых Кортес мог положиться, отдал Богу душу в мае после мучительной агонии. Конкистадор превозмогал разочарование своим величием духа. Но, устав от приливов горечи, он пожелал окончить свои дни в Мексике и решил готовиться к отъезду. В августе он выехал из Мадрида в Севилью. Из-за секвестра его владений в Новой Испании он был вынужден влезть в долги. Чтобы добыть денег для сына Луиса, сопровождавшего императора в Германию в качестве пажа, и для оплаты плавания в Веракрус даже с ограниченной свитой, Кортесу пришлось заложить ценные вещи. Корона добилась, чего хотела: удушить маркиза, разорив его. Гордыня бедных не трогает всемогущих.
Эрнан с десятком человек домочадцев и прислуги остановился в доме недалеко от церкви Святого Марка. Здоровье его начало сдавать. Он жил только надеждой вновь увидеть Мексику и оставленных там дочерей. Эрнан укорял себя, что не выдал трех старших замуж, и обещал немедленно исправить это по своему возвращению. 10 октября его свалили простуда и тяжелый приступ дизентерии. Он решил продиктовать свое завещание. Два последующих дня Кортес, «страшась смерти», составлял завещание с помощью севильского нотариуса. Последняя воля Эрнандо Кортеса была для обыкновенного человека далеко не ординарна. Она подводила итог целой жизни.
Прежде всего Кортес потребовал, чтобы его похоронили в Новой Испании в его собственном владении в Койоакане, там, где он был счастлив когда-то с Мариной. Это был крик души. Он желал, чтобы его тело соединилось с землей Мексики, которая стала его навечно. Кортес также сообщил о своем желании перенести к его могиле прах матери и сына Луиса, похороненных в Текскоко, и дочери Каталины, упокоившейся во францисканском монастыре в Куаугнауаке. Он почтил память отца, похороненного в Медельине, поминальными службами. Даже при смерти Кортес думал о семье.
Он уделил большое внимание должному завершению строительства госпиталя Иисуса-Младенца, также известного под названием госпиталь Непорочного Зачатия Божьей Матери. В своем владении в Койоакане он завещал возвести монастырь кларисс – который так и не будет построен, и университет, в котором бы изучали «теологию, каноническое право и право гражданское, дабы Новая Испания имела собственных мужей ученых». Этот проект зачах, встретив противодействие вице-королей, но заставил корону учредить несколько лет спустя университеты в Лиме и Мехико.
Кортес заботливо устроил будущее своих оставшихся в живых девятерых детей, не различая их по рождению. Он установил для второго Мартина, как наследника майората, значительные финансовые обязательства перед его двумя братьями и шестью сестрами, которым полагалось приданое к свадьбам. Можно отметить особую нежность к старшей кубинке Каталине, но общим тоном оставалось полное равноправие. Зато для жены, донны Хуаны, нашлось всего несколько дышащих холодом строк: ей возмещались десять тысяч дукатов приданого.
Кортес не забыл о долгах и с поразительной живостью памяти составил список обязательств своих наследников. Кортес проявил особую заботу о Франсиско Нуньесе, своем кузене из Саламанки, его верном и неутомимом защитнике. Адвокат скончался за несколько месяцев до того, не успев получить все гонорары. Помимо платы за труды умирающий признавал свой моральный долг и просил от наследников уплатить вдове и семье покойного заслуженное вознаграждение.
Кортес, как щедрый господин, не забыл своих друзей, домочадцев и слуг, всех этих доверенных лиц, управляющих, ключников, дуэний, пажей и лакеев.
Наконец, он очистил свою совесть в отношении принадлежащих ему рабов, заметив, что в наступившей эпохе более нет уверенности в моральной обоснованности рабства и что его наследнику пристало следовать развитию мысли и подумать об их освобождении. Не исключено, что его посещали мысли о возвращении некоторых земель их законным владельцам и возмещении части дани, которая по прошествии времени казалась завышенной. Кортес был конкистадором, но искренне верующим человеком. Он был во власти религиозного мышления того времени, породившего гуманизм во искупление греха конкисты.
Растратив последние силы на составление завещания, разбередившего старые раны и подтолкнувшего его к могиле, Кортес решил оставить город: он более не хотел никого принимать и желал умереть в тишине. Его друг и дальний родственник Хуан Алонсо Родригес де Медина предоставил в его распоряжение домик в Кастильеха-де-ла-Куэста в окрестностях Севильи по другую сторону Гвадалквивира. Конец был близок. Кортес оставил при себе только двух слуг, врача и сиделку-целительницу, которую он выписал из Вальядолида. Рядом находился наследник, юный Мартин, достигший возраста пятнадцати лет. У изголовья постели находились два священника: францисканец Диего Альтамирано, кузен и соратник по конкисте, и настоятель соседнего монастыря.
Вся жизнь проходила теперь перед его глазами. Улыбка Марины, вечные снега на вершинах потухших вулканов, волны Южного моря, духота девственного леса, полумрак дворца в Койоакане заслонили собой лязг оружия, пыль маршей, ярость сражений, пролитую кровь и крики побежденных… Кортес прожил жизнь, какую хотел прожить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37