К тому же у меня были почти все человеческие недостатки, но, кажется, «спос
обность навязываться» была наименее сильная из всех.
Я знал, что это отрицательное качество было особенно нелюбимо и государе
м, но все же имел случай в один из самых последних дней высказать его велич
еству, что: «с ним я готов, куда угодно, хоть на край света».
«Знаю, знаю, Мордвинов», с ударением, убежденно, но, как мне показалось, гру
стно, сказал мне тогда государь и глубоко задумался, а потом переменил ра
зговор.
До сих пор я слышу эту интонацию голоса моего государя, это убежденное «з
наю, знаю». До сих пор эти дорогие слова наполняют меня непередаваемо вол
нующим чувством и, как сейчас, я вижу доброе лицо его величества, когда он
сердечно и крепко обнял и поцеловал меня при нашем прощании…
И до сих пор я мучительно теряюсь в догадках, почему он ничего больше не ск
азал. Смущало ли его, что я семейный, и он, по своей чуткой, душевной деликат
ности, не желал отделять меня от семьи, или он думал при этом о других, доль
ше служивших при ием, моих старших товарищах, или же и сам еще не знал, как с
ложится его дальнейшая Жизнь, и кого и сколько лиц ему можно будет остави
ть при себе. Или быть может у него сильнее укреплялось уже намерение «жит
ь совершенно частным, простым человеком».
Эти и другие бесчисленные предположения мелькали тогда в моих мыслях и н
е находили уверенного, успокоительного ответа….
Время отъезда, а значит и конца моей очередной официальной службы при им
ператоре, уже приближалось и я все настойчивее продолжал думать о неопре
деленных словах государя, невольно и эгоистично связывая с ними и будуще
е своей семьи. Мне было подчас очень совестно перед самим собою, что в таки
е дни меня могли тревожить такие мысли, но отделаться от них, как ни старал
ся, я все же не мог. Они касались не меня одного, а моей семьи, также зависевш
ей от моей службы. Я жил на небольшое жалованье по чину полковника, а пожар
, истребивший мой дом в деревне, еще больше затруднял положение.
Вернувшись к себе в гостиницу, уложив вещи и не зная, что далее делать, я по
шел в помещение иностранных представителей, с которыми мы, встречаясь по
чти ежедневно, успели сжиться, чтобы сделать им прощальный визит, а также
и поблагодарить генерала Вильямса за его любезное уведомление моей жен
ы, доставившее ей и мне столько облегчения.
О генерале Вильямсе еще раньше, а в особенности в последние дни, я вынес вп
ечатление, как о человеке долга, прямом, вдумчивом, далеком от всего мелко
го, много знающем того, чего мы не знали, а главное любящем государя и очен
ь беспокоющемся за его судьбу. Генерал Вильяме, видимо, не скрывал этих чу
вств и от своего правительства, что и послужило, как говорили потом, причи
ною его позднейшего отозвания из Ставки и замены более демократически н
астроенным генералом Бартером.
Прощаясь с ним и на его вопрос о том, что я намерен теперь делать, я сказал, ч
то официальная моя служба кончается, что проеду с его величеством до Цар
ского Села, а что дальше будет Ц совершенно не знаю, так как в отставку за
прещено подавать, а от строя я отвык. Поделился с ним и моими мыслями на сч
ет продолжения войны, передал невольно и о неопределенных словах госуда
ря в ответ на мое заявление о моей преданности.
«Нет, вам лучше оставаться здесь в ставке», кратко и с убеждением ответил
мне Вильяме, «здесь вы даже будете гораздо полезнее его величеству, как е
го бывший адъютант».
На мой протест и возражение, что можно ведь вернуться и потом Ц мои вещи у
же были отправлены в поезд и я стремился повидать хоть на минуту мою семь
ю Ц он, глядя мне прямо и значительно в глаза, и намекая, как я сейчас же поч
увствовал, на ожидающий меня в Петрограде арест, снова повторил: «Я вам уж
е сказал, что лучше оставаться здесь; другого совета я вам дать не могу… вп
рочем, делайте, как знаете» Ц уже довольно нетерпеливо и даже раздражен
но добавил он.
И все же я с советом генерала Вильямса внутри себя не соглашался, продолж
ал колебаться и не приходил ни к какому решению.
В губернаторском доме, куда я направился, был полный хаос: внизу шла усиле
нная укладка дворцового имущества, стояли ящики, лежали свороченные ков
ры, суетилась прислуга. Я машинально поднялся на верх, вошел в пустое зало
и увидел двери кабинета широко открытыми… государь был один, стоял в глу
бине комнаты, около письменного стола, и не торопливо, как мне показалось,
спокойно собирал с него разные вещицы, видимо для укладки.
«Спрошу у него самого, как лучше… скажу про свои сомнения, сейчас же, пока
он один и не занят» Ц мелькнуло в моих мыслях, Ц «а вдруг это покажется л
ишним?», Ц но я уже входил в кабинет.
«Что, Мордвинов», спросил государь.
«Ваше величество», очень волнуясь и сбивчиво заговорил я, Ц «я только чт
о был у генерала Вильямса, чтобы проститься с ним перед отъездом, и он мне
настойчиво советует пока оставаться здесь… говорит даже, что это почему
-то будет полезнее для вас… Ваше величество, ведь вы меня знаете… мои вещи
уже в поезде, сам я не знаю теперь, как быть… как вы думаете, что будет лучше
для вас… быть может вам действительно будут нужны когда-нибудь преданн
ые люди, находящиеся здесь…
Ц «Конечно, оставайтесь, Мордвинов», как мне показалось без колебаний и
даже с ударением на слове «конечно» сказал государь, порывисто приблизи
лся ко мне, обнял и крепко, крепко поцеловал…
Через несколько минут я уже ехал с другими товарищами по свите на станци
ю к императорскому поезду, куда еще раньше уехал с вещами Лукзен… Я был ве
сь под впечатлением моего свидания с государем и трудно было успокоитьс
я. О, если бы я тогда почувствовал, мог уловить хотя бы ничтожное колебание
в его словах…
Лукзен еще больше расстраивал меня своими уговорами: «Съездите хоть на д
енек домой… успокойте Ольгу Карловну и дочку, а то они будут очень уж убив
аться»…
Императорский поезд уже стоял на станции, недалеко от него находился и п
оезд вдовствующей императрицы, которая тоже намеревалась уехать в тот ж
е день. Государя ожидали на вокзале не раньше, как через полчаса, и меня се
йчас же потянуло проститься и с государыней.
Я любил императрицу Марию Феодоровну, любил ее за то, что она издавна тепл
о относилась к отцу моей жены, ко всей моей семье и ко мне самому… любил ее
не только, как супругу чтимого мною императора Алекасандра III, но и как глу
боко страдающую женщину, на хрупкие плечи которой столько раз ложилось н
епосильное горе…
«Кто знает, увижу ли я ее еще когда-нибудь», шевельнулось в моих мыслях, Ц
«а может быть я буду еще для чего-нибудь ей теперь же нужен» и я вошел в ее в
агон.
О мне доложили и ее величество сейчас же меня приняла. Государыня была од
на и, когда я вошел, писала что-то в книжечке-дневнике, как мне показалось.
Не помню точно, в каких выражениях я объяснил ей, что пришел проститься, чт
о вынужден на неопределенное время остаться здесь, и, передав ей свой раз
говор с генералом Вильямсом, спросил: «Ваше величество, как вы думаете об
этом, что лучше; генерала Вильямса я уважаю, но все же знаю недостаточно бл
изко, хотя и чувствую, что он любит государя».
Ц «Конечно, да» Ц ответила императрица Ц «он настоящий джентльмен и о
чень любит государя».
Ц «Ваше величество» Ц закончил я Ц «я остаюсь здесь, не знаю насколько
, но убедите государя возможно скорее уехать заграницу, пока временное п
равительство тому не препятствует. Это тоже советует и генерал Вильяме.
Несмотря на болезнь великих княжен это возможно… ведь возят в поездах да
же тяжело раненых…
Я не помню, что ответила на это государыня, кажется даже промолчала, но поч
ему то вынес впечатление, что так и будет…
Вскоре прибыл на вокзал государь. Мы, свита, завтракали отдельно в импера
торском поезде, а его величество оставался очень долго в поезде у госуда
рыни. Затем мы все ходили прощаться с ее величеством и вернулись к себе в в
агон. Помню, что я взял себе на память о дорогом минувшем прошлом простое,
уже никому не нужное деревянное кольцо от салфетки, на котором было выжж
ено мое имя, и написал, для отсылки с Лукзеном, отправлявшимся с моими веща
ми в поезде, короткую записку жене, а на словах просил своего старика не тр
евожить жену излишними намеками и предположениями о моем аресте
О предполагаемом
моем аресте говорил впоследствии моему товарищу по академии генералу Б
арсукову великий князь Сергей Михайлович, оставшийся в ставке и выражав
ший сначала даже неудовольствие, что я для скрывания избрал своим убежищ
ем ставку и что генерал Барсуков сделал попытку поиютить меня временно в
первые дни в своем артиллерийском штабе. Потом великий князь понял мое п
оложение, хотя я ему и не говорил о причинах, его вызвавших
.
Не помню, кто из чинов штаба, собравшихся на проводы, показал мне снова тел
еграмму князя Львова, адресованную генералу Алексееву. Эта телеграмма г
ласила: «Временное правительство постановило предоставить бывшему имп
ератору беспрепятственный проезд для пребывания в Царском Селе и для да
льнейшего следования на Мурманск». Телеграмма эта очень всех нас успоко
ила.
Тут распространился слух, что какие-то представители временного правит
ельства прибыли в Могилев, чтобы сопровождать поезд государя и якобы обе
регать его путь от всяких случайностей.
Хотя и немного смущенно, они все же разыгрывали роль начальства, приказа
ли прицепить свой вагон к императорскому поезду и не позволили офицеру к
онвоя сопровождать поезд. Графу Граббе с трудом удалось устроить туда ли
шь трех ординарцев урядников…
Я видел лишь издали этих трех-четырех делегатов на рельсах среди вагоно
в, о чем-то совещавшихся. Фигуры их, не то зажиточных мастеровых, не то заху
далых провинциальных чиновников вызывали во мне, обыкновенно никогда н
е обращавшего никакого внимания на внешность, какое-то гадливое отвраще
ние.
Как оказалось, они рассматривали список сопровождавших и запретили поч
ему-то адмиралу К. Д. Нилову следовать в поезде…
Ц «Вот до чего мы дожили» Ц вырвалось у меня в обращении к генералу Алек
сееву, пришедшему проводить государя и стоявшему рядом со мною в коридор
е вагона его величества.
Ц «Это все равно должно было случиться» Ц после краткого раздумья, но у
веренно, возразил он мне Ц «если не теперь, то случилось бы потом не поздн
ее, как через два года».

Ген. Н. В РУЗСКИЙ.


а) Беседа с журналистом В. Сам
ойловым об отречении Николая II.

Ц Ваше высокопревосходительство, Ц обратился каш корреспондент к ген
ералу Рузскому, Ц мы имеем сведения, что свободная Россия обязана вам пр
едотвращением ужасного кровопролития, которое готовил народу низложен
ный царь. Говорят, что Николай II приехал к вам с целью убедить вас, чтобы вы
послали на восставшую столицу несколько корпусов.
Генерал Рузский улыбнулся и заметил:
Ц Если уже говорить об услуге, оказанной мною революции, то она даже боль
ше той, о которой вы принесли мне сенсационную весть.
Корпусов для усмирения революции отрешившийся от престола царь мне не п
редлагал посылать по той простой причине, что я убедил его отречься от пр
естола в тот момент, когда для него самого ясна стала неисправимость пол
ожения.
Я расскажу вам подробно весь ход событий, сопровождавший отречение царя
. Я знал 28 февраля, из телеграмм из Ставки, что царь собирается в Царское Сел
о. Поэтому цля меня совершенной неожиданностью была полученная мною в но
чь на 1-е марта телеграмма с извещением, что литерный поезд направился из
Бологого через Дно в Псков. Поезд должен был прибыть вечером 1-го числа, ча
сов около 8-ми. Я выехал на станцию для встречи, причем распорядился, чтобы
прибытие царя прошло незаметно. Поезд прибыл в 8 час. вечера. С первых же сл
ов бывшего царя я убедился, что он в курсе всех событий. Во всяком случае, о
н знал больше того, что мне самому было известно. Несмотря на то, что Псков
находится всего в 7 Ц 8-ми часах пути от Петрограда, до меня доходили смутн
ые известия о происходивших в Петрограде событиях. Кроме телеграммы Род
зянко, полученной 27-го февраля, с просьбой обратиться к царю, я от Исполнит
ельного Комитета Государственной Думы до приезда царя решительно ника
ких уведомлений не получал.
Кстати замечу, что ответ мой на эту телеграмму, напечатанный в Известиях,
несколько не точен. Моя телеграмма гласила: «Телеграмму получил. По ее со
держанию исполнил телеграммою государю».
Обычно мало разгоборчивый Николай II на сей раз был еще более угрюм и скуп
на слова. События его не только волновали, но и раздражали. Однако, ни о как
их репрессивных мерах против революции он уже не мечтал, наоборот, часам
к 2 ночи он меня пригласил к себе и заявил:
Ц Я решил пойти на уступки и дать им ответственное министерства. Как ваш
е мнение?
Манифест об ответственном министерстве лежал на столе, уже подписанный.
Я знал, что этот компромисс запоздал и цели не достигнет, но высказывать с
вое мнение, не имея решительно никаких директив от Исполнительного Коми
тета или даже просто известий о происходящем Ц я не решался. Поэтому я пр
едложил царю переговорить по телеграфному аппарату непосредственно с
Родзянко. Удалось мне вызвать Родзянко к аппарату, помещающемуся в Петро
граде в главном штабе, лишь после 3 часов ночи. Эта наша беседа длилась бол
ьше двух часов. Родзянко передал мне все подробности происходящих с голо
вокружительной быстротой событий и определенно указал мне, что единств
енным выходом для царя является отречение от престола.
О своем разговоре с Родзянко я немедленно передал по телеграфу генералу
Алексееву и главнокомандующим фронтами. Часов в 10 утра я явился к царю с д
окладом о моих переговорах. Опасаясь, что он отнесется к моим, словам с нед
оверием, я пригласил с собою начальника моего штаба ген. Данилова и начал
ьника снабжений ген. Саввича, которые должны были поддержать меня в моем
настойчивом совете царю, ради блага России и победы над врагом, отречься
от престола. К этому времени у меня уже были ответы ген. Алексеева, Николая
Николаевича, Брусилова и Эверта, которые все единодушно тоже признавали
необходимость отречения.
Царь выслушал мой доклад и заявил, что готов отречься от престола, но жела
л бы это сделать в присутствии Родзянко, который якобы обещал ему приеха
ть во Псков. Однако, от Родзянко никаких сообщений о желании его приезда н
е было. Наоборот, в моем ночном разговоре с ним по аппарату он определенно
заявил, что никак отлучиться из Петрограда не может, да и не хочет.
Мы оставили царя в ожидании с его стороны конкретных действий. После зав
трака, часа в 3, царь пригласил меня и заявил, что акт отречения им уже подпи
сан и что он отрекся в пользу своего сына.
Он передал мне подписанную им телеграмму об отречении; я положил ее в кар
ман и вышел, чтобы, придя в штаб, отправить ее. Совершенно неожиданно в шта
бе мне подали телеграмму за подписью Гучкова и Шульгина с извещением, чт
о они в 3 часа 35 мин. дня выехали во Псков. Получив эту телеграмму, я воздержа
лся от опубликования манифеста об отречении и отправился обратно к царю
. Он, видимо, был очень доволен посылкой к нему комиссаров, надеясь, что их п
оездка к нему свидетельствует о какой-то перемене в положении.
Поезд с комиссарами несколько запоздал и пришел в 10-м часу вечера. Царь не
рвничал в нетерпеливом ожидании. Я лично держался от него в стороне, избе
гая с ним встреч и разговора. Его все время не оставлял престарелый Фреде
рике.
В момент приезда комиссаров я находился в своем вагоне. Несмотря на отда
нное мною распоряжение, чтобы по проезде комиссаров их прежде всего пров
ели ко мне, их перехватил кто-то из свитских генералов и направил прямо к
царю. Когда я вошел в вагон к царю, А. И. Гучков докладывал ему подробно о пос
ледних событиях. Особенно сильное впечатление на Николая II произвела ве
сть о переходе его личного конвоя на сторону восставших войск. Этот факт
его настолько поразил, что он дальнейший доклад Гучкова слушал уже невни
мательно.
Ц Дальнейшее вам уже известно, Ц заявил ген. Рузский, Ц из опубликован
ного сообщения в «Известиях».
На вопрос Царя, что ему теперь делать, Гучков тоном, недопускающим двух ре
шений, заявил:
Ц Вам надо отречься от престола.
Царь спокойно выслушал это заявление комиссара Исполнительного Комите
та. После долгой паузы он ответил:
Ц Хорошо, я уже подписал акт об отречении в пользу моего сына, но теперь я
пришел к заключению, что сын мой не отличается крепким здоровьем, и я не же
лаю с.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34