Многое, а после отречения и, судя по искренним рассказам его семьи Ц очен
ь многое мне говорило «да», но всегда с неизменной во мне прибавкою «веро
ятно, недостаточно крепко, хотя бы до забвения сплетен».
Генерал Борисов, близкий друг М. В. Алексеева, в частных разговорах со мною
уже после отречения неоднократно выражал сожаление, что государь «не су
мел с достаточной силой привязать к себе Михаила Васильевича |? мало оказ
ывал ему особенного внимания, недостаточно выделяя его, якобы, из других
». «Тогда все было бы, конечно, иначе», неизменно, с полным убеждением, дока
зывал мне Борисов.
Я не думаю, чтобы это было так.
Генерал Алексеев, по свойству своего характера, ничего, наверное, показн
ого не требовал и тем менее домогался. Он даже отказывался от звания гене
рал-адъютанта, говоря графу Фредериксу, «что такой милости пока еще не за
служил».
Все же нельзя сказать, чтобы к генералу Алексееву в те тяжелые и смутные д
ни, свита, находившаяся в Ставке, относилась с безусловным доверием и над
еждой.
Что-то очень неопределенное, хотя и совершенно неподозрительное, застав
ляло большинство из нас желать постоянной, а не временной лишь в виду бол
езни генерала Алексеева, замены его генералом Гурко, обладавшим, по наше
му разумению, более решительными качествами характера и более прочно сл
ожившимися традициями, чем генерал Алексеев, нуждавшийся к тому же в про
должительном отдыхе.
Желание это высказывалось неоднократно в наших интимных беседах за пос
ледние месяцы, было, конечно, совершенно далеким даже от намека на какую-л
ибо интригу и осталось в числе тех многих платонических пожеланий, котор
ыми мы иногда себя тешили в те дни.
В субботу 25 февраля была наша последняя продолжительная прогулка с госу
дарем по живописному могилевскому шоссе к часовне, выстроенной в память
сражения в 1812 году, бывшего между нашими и Наполеоновскими войсками.
Был очень морозный день, с сильным леденящим ветром, но государь, по обыкн
овению, был лишь в одной защитной рубашке, как и все мы, его сопровождавшие
. Его величество был спокоен и ровен, как всегда, хотя и очень задумчив, как
все последнее время. Навстречу нам попадалось много людей, ехавших в гор
од и с любопытным недоумением смотревших на нас.
Помню, что во время этой прогулки его величество сообщил нам, что получил
печальное известие о том, что великая княжна Анастасия Николаевна забол
ела корью, и что теперь из всей семьи только Мария Николаевна еще на ногах
, но что он опасается, что и она скоро разделит участь своих сестер.
Вечером в этот день государь был по обыкновению у всенощной. В воскресен
ье, 26 февраля утром, как всегда, пешком в сопровождении свиты, его величест
во отправился в штабную церковь к обедне, и, как всегда, большая толпа собр
алась по сторонам прохода и на площади, чтобы посмотреть на царя.
После церкви государь пошел на занятия в штаб, где оставался очень долго.
Прогулки в этот день не было, чем я воспользовался и прошел в Могилевскую
городскую думу, где находились портреты императора Павла работы Борови
ковского, с которых я просил нашего фотографа Гана снять фотографии, так
как намеревался заказать с этих портретов копии, в замен сгоревших у мен
я вместе с домом таких же точно картин Боровиковского. Мне этих портрето
в было более жаль, чем самого дома, так как они были единственными в своем
роде.
Я тогда еще мог думать о таких мелочах и даже строить предположения о бли
зком будущем.
Вечер этого последнего, относительно спокойного для меня, дня прошел обы
чным порядком. В виду воскресения, посторонних докладов не было, и после д
олгого промежутка, мы Ц адмирал Нилов, граф Граббе и я, по предложению его
величества, сыграли две партии в домино, но государю, видимо, было не по се
бе, и мы вскоре разошлись. В понедельник 27 февраля я был дежурным при его ве
личестве. Утром государь отправился, по обыкновению, в штаб, где и оставал
ся необычно долго.
В ожидании выхода государя от генерала Алексеева, я прошел в одну из комн
ат генерал-квартирмейстерской части, где встретил генерала Лукомского,
бывшего тогда генерал-квартирмейстером в Ставке.
Он был, видимо, чем-то очень взволнован и удручен. На мой вопрос, «что новог
о и что случилось», он ответил, что «на фронте, слава богу, ничего худого, но
что ночью получилось известие, что в Петрограде со вчерашнего дня начали
сь сильные беспорядки среди рабочих, что толпа громит лавки, требует хле
ба и настолько буйствует, что приходится употреблять в дело войска, сред
и которых много ненадежных».
Генерал Беляев, бывший тогда военным министром, хотя и успокаивает, что б
еспорядки будут прекращены, но генерал Хабалов, командующий войсками ок
руга, говорит Другое и просит подкреплений, так как не надеется на свои за
пасные части.
Была получена и телеграмма от Родзянки, указывавшего, что единственная в
озможность прекратить беспорядки Ц это немедленное формирование отве
тственного министерства.
По имевшимся сведениям, в то время из-за снежных Заносов Петроград был об
еспечен продовольствием на восемь дней, а войска северного фронта на пол
-месяца. Государь оставался долго у генерала Алексеева и вернулся, опозд
ав к завтраку, озабоченный. Иностранные представители, вероятно, уже пол
учившие тревожные сведения, были очень смущены, но, видимо, и они надеялис
ь, что беспорядки будут вскоре прекращены. По крайней мере, они это высказ
ывали довольно искренно и убежденно.
После завтрака, около двух часов дня, когда я спускался по лестнице вмест
е со всеми приглашенными, чтобы пойти на свободный час домой, на нижней пл
ещадке меня остановил с крайне озабоченным видом дежурный полковник шт
аба, кажется Гюленбегель, с открытыми телеграммами в руке. «Генерал Алек
сеев» Ц обратился он ко мне Ц «приказал передать лично вам эти телегра
ммы и просит вас, чтобы вы лично же, не передавая никому другому, немедленн
о же доложили его величеству». На мой вопрос, что это за телеграммы, полков
ник отвел меня в сторону, к окну, и сказал: «вот прочтите сами, что делается
в Петрограде. Сейчас, когда я уходил из штаба, я мельком видел, что получил
ись и еще более ужасные известия».
Я наскоро, взволнованный, просмотрел протянутые мне телеграммы: их было
две, одна от генерала Беляева, другая от генерала Хабалова, обе на имя нача
льника штаба для доклада государю. В обеих говорилось почти одно и то же, ч
то войска, отказываются употреблять оружие и переходят на сторону бунту
ющей черни; что взбунтовались запасные батальоны гренадерского и волын
ского полков, перебили часть своих офицеров и что волнения охватывают и
другие части. Они прилагают все усилия, чтобы с оставшимися немногими ве
рными присяге частями подавить бунтующих, но что положение стало угрожа
ющим и необходима немедленная помощь.
«Генерал Алексеев», добавил мне штаб-офицер, «уже докладывал утром его в
еличеству о серьезности положения, и подкрепления будут посланы, но с ка
ждым часом положение становится все хуже и хуже».
Не буду говорить, что перечувствовал я в эти три-четыре минуты, читая таки
е неожиданные для меня известия и подымаясь наверх к кабинету государя.
Я постучал и вошел.
Его величество стоял около своего письменного стола и разбирал какие-то
бумаги. «В чем дело, Мордвинов?», спросил государь. Наружно он был соверше
нно спокоен, но я чувствовал по тону его голоса, что ему не по себе, и что вну
тренно его что-то очень заботит и волнует. «Ваше величество», начал я, «ге
нерал Алексеев просил вам представить эти, только что полученные телегр
аммы… они ужасны… в Петрограде с запасными творится что-то невозможное»
…
Государь молча взял телеграммы, бегло просмотрел их, положил на стол и не
много задумался. «Ваше величество, что прикажете передать генералу Алек
сееву» прервал я эту мучительную до физической боли паузу. «Я уже знаю об
этом и сделал нужные распоряжения генералу Алексееву. Надо надеяться, чт
о все это безобразие будет скоро прекращено», ответил с сильной горечью
и немного раздраженно государь.
«Ваше величество, мне дежурный штаб-офицер сказал, что видел в штабе новы
е, уже после этих полученные телеграммы, где говорится, что положение ста
ло еще хуже, и просят поторопить присылкою подкреплений…
«Я еще увижу генерала Алексеева и переговорю с ним», спокойно, но, как мне
почувствовалось, тоже довольно нетерпеливо сказал государь и снова взя
л со стола положенные телеграммы, чтобы их перечитать.
Я вышел, как сейчас помню, с мучительной болью за своего дорогого государ
я, со жгучим стыдом за изменившие ему и родине, хотя и запасные, но все же гв
ардейские части.!
Я хотел верить и успокаивал себя, что присланные настоящие военные части
сумеют восстановить порядок и образумить свихнувшихся мирных тыловик
ов… Я не помню, как прошел остаток этого тяжелого волнующего дня.
Помню только, что генерал Алексеев приходил с коротким докладом к госуда
рю и затем его величество сам отправился в штаб с телеграммой на имя пред
седателя совета министров князя Голицына, в которой не соглашался, в вид
у создавшегося положения, на испрашиваемые перемены в составе правител
ьства. Генерал Алексеев был очень болен, вид У него был лихорадочный, он бы
л апатичен и угнетен. Он мне сказал, что получены были еще телеграммы от Ро
дзянко и князя Голицына. Первый просил вновь о сформировании ответствен
ного министерства, второй об отставке.
Вечером, около десяти часов, во время чая, когда ни граф Фредерике, ни Воей
ков обыкновенно не появлялись, они оба неожиданно вошли к нам в столовую.
Граф Фреде-Рикс приблизился к государю и попросил разрешения доложить о
чем-то срочном, полученном из Царского Села. Его величество встал и вышел
вместе с ним и Воейковым в соседнее зало, где доклад и переговоры продолж
ались довольно долго. Государь затем вернулся к нам один, но был видимо оч
ень озабочен и вскоре удалился в свой кабинет, Не сказав нам ни слова.
Мы совершенно не знали, в чем заключался неурочный доклад министра двора
, но, судя по озабоченности государя, и по отрывкам долетавшего до нас разг
овора, догадывались, что положение в Царском Селе становилось серьезным
и опасным, о чем сообщал по телефону из Алексадровского дворца граф Бенк
ендорф.
Встревоженные мы начали расходиться по своим помещениям, а проф. Федоров
отправился к графу Фредериксу, чтобы узнать подробности волновавших на
с событий. Внизу, в передней, ко мне подошел скороход Климов и предупредил
, что, по имевшимся у него сведениям, на завтра утром назначено наше отбыти
е в Царское Село, что час отъезда еще не установлен и будет сообщен дополн
ительно, но что всей свите приказано готовиться к отъезду.
Я направился к себе в гостиницу Франция, чтобы отдать распоряжения своем
у старику Лукзену, и к своему удивлению нашел его уже почти готовым к отъе
зду, с уложенными вещами, ожидающим присылки автомобиля, чтобы ехать на в
окзал.
Оказывается, что за несколько минут до моего прихода было передано по те
лефону извещение всем быть немедленно готовыми к отъезду, так как импера
торский поезд отойдет не завтра утром, а сегодня же, около 12 час. ночи Было у
же около половины двенадцатого. Я был дежурным и потому поспешил вернуть
ся в губернаторский дом.
Внизу шла обычная перед отъездом суматоха; наверху, в полуосвещенном бол
ьшом зале, перед кабинетом государя было пусто и мрачно. Пришел и генерал
Алексеев, чтобы проститься с его величеством. Он оставался довольно долг
о в кабинете и наконец вышел оттуда. На вид был еще более измучен, чем днем.
Его сильно лихорадило, он совсем осу нулся и говорил апатично, но прощаяс
ь оживился и, как мне показалось, с особенной сердечностью пожелал нам сч
астливого пути, добавив: «напрасно все-таки государь уезжает из Ставки, в
такое время лучше оставаться здесь. Я пытался его отговорить, но его вели
чество очень беспокоится за императрицу и за детей, и я не решился очень у
ж настаивать».
На мой вопрос, не наступило ли улучшение в Петрограде, Алексеев только бе
знадежно махнул рукою: «какое там, еще хуже. Теперь и моряки начинают и в Ц
арском ужо началась стрельба».
«Что же теперь делать?», спросил я волнуясь.
«Я только что говорил государю», отвечал Алексеев «Теперь остается лишь
одно: собрать порядочный отряд где-нибудь примерно около Царского и нас
тупать на бунтующий Петроград. Все распоряжения мною уже сделана но коне
чно, нужно время… пройдет не менее пяти-шести дней, пока все части смогут
собраться. До этого с малыми силами ничего не стоит и предпринимать».
Генерал Алексеев говорил все это таким утомленным голосом, что мне показ
алось, что он лично сам не особенно верит в успешность и надежность предл
оженной меры.
«Ну, дай вам всем бог всего лучшего в вашей поездке», в заключение немного
оживляясь сказал он, «чтобы все кончилось у вас благополучно. На всякий с
лучай впереди рас пойдет Георгиевский батальон с Ивановым, но вряд ли ва
м будет возможность выехать ранее утра, ведь надо время, чтобы уведомить
все пути о вашем маршруте»…
Двери кабинета раскрылись и вышел государь, уже одетый в походную, солда
тского сукна, шинель и папаху. Его величество еще раз простился с генерал
ом Алексеевым, пожав ему руку, сел в автомобиль с графом Фредериксом, я сел
в другой с дворцовым комендантом Воейковым, и мы поехали на вокзал. Было у
же около часа ночи. В. Н. Воейков по дороге, как всегда, был неразговорчив о с
лужебных делах и на мои попытки подробнее узнать, чем вызван такой внеза
пный отъезд, отвечал многозначительным молчанием или уклончиво; с раздр
ажением отзывался о Родзянке и К0 и был убежден, что генерал Иванов сумеет
справиться с бунтующими запасными.
Этим же иллюзиям невольно поддавался и я… Без них было бы слишком тяжело
на душе…
При входе в поезд нас встретил дожидавшийся у вагона генерал-адъютант И
ванов, спокойный, видимо уверенный в себе и в возможности справиться, с бу
нтом и защитить царскую семью. Впоследствии он мне довольно подробно рас
сказывал о своем вынужденном тогда бездействии, К сожалению туманный и н
еопределенный рассказ его не сохранился хорошо в моей памяти. Вспоминаю
только то, что он рассказывал о полученной им 2 марта телеграмме от госуда
ря, предписывавшей ему ничего не предпринимать До возвращения его велич
ества в Царское, а также высказывал искреннее удовлетворение, что его де
йствия «не вызвали пролития ни одной капли русской крови», что было бы по
лным отчаянием для ее величества, которую он посетил немедленно после св
оего беспрепятственного Прибытия в Царское Село.
Генерал Иванов вошел в вагон вместе с государем и оставался долго у его в
еличества, Георгиевский батальон был уже погружен и должен был отправит
ься раньше нас по более ближнему направлению на Витебск Ц Царское Село.

Проходя в свое купэ, я зашел в отделение профессора Федорова, где были и др
угие мои сослуживцы. Из разговоров выяснилось, что наш внезапный отъезд
вызван был: сильным беспокойством государя за императрицу и больных дет
ей, так как Царское Село с утра было уже охвачено волнениями, и пребывание
там было не безопасно. Государыня через графа Бенкендорфа, гофмаршала, с
прашивала у государя по телефону совета, как ей поступить. Ее величество
намеревалась сначала выехать в Могилев или по направлению нашего движе
ния, чтобы соединиться в дороге но после вечерних переговоров графа Фред
ерикса с государем было решено, чтобы вся царская семья, до прибытия гене
рала Иванова, а затем и нас, оставалась в Царском Селе, или, если бы обстоят
ельства этого потребовали, переехала в Гатчинский дворец в 40 верстах от П
етрограда Генерал Лукомский и другие, говоря в своих воспоминаниях об от
ъезде государя из Могилева, останавливаются на одном предположении, «чт
о, находясь в Могилеве го сударь, якобы, не чувствовал твердой опоры в свое
м начальнике штаба генерале Алексееве и надеялся найти более твердую оп
ору в генерале Рузском в Пскове».
Это, конечно, совершенно далеко от действительности. К генералу Рузскому
и его прежнему, до генерала Даш лова, начальнику штаба генералу Бонч-Бруе
вичу его величество, как и мы все, относился с безусловно меньшим доверие
м, чем к своему начальнику штаба, и наше прибыл в Псков явилось вынужденны
м и совершенно непредвиденным при отъезде. Государь, стремясь возможно с
коро соединиться с семьей, вместе с тем стремился быть ближе и к центру уп
равления страною, удаленному от Могилева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34