А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Шведский нейтралитет… был ли прав Петр, не доверяя ему? Почему мое времяпрепровождение в американских штаб-квартирах не вызывало никакого интереса у нашей секретной полиции?
А что думали о моих перемещениях в Центре? Там, безусловно, имели от них большую пользу. Но вместе с тем, не казалось ли странным, что я так ловко всюду мог проникать? Не крылось ли что-то за этим? Могло ли все зависеть только от моих способностей где угодно становиться персоной грата? Должна же быть причина более высокого порядка! И если так, то как она соотносится со шведской политикой свободы от союзов? Возможно, не так уж удивительно, что русские раз за разом ставили ее под сомнение?
Испанская поездка превзошла все ожидания.
Правда, в мадридской штаб-квартире, с ее сутолокой и мешаниной военных чинов, оказалось не так много возможностей что-либо узнать. Не мог же я прямо спросить: как у вас тут с готовностью? Да если бы и ответили, это были бы только слухи. Но произошло примечательное событие – меня послали в Южную Испанию на американскую базу стратегических бомбардировщиков под Севильей. Я прибыл туда, держа в кармане рекомендацию штаб-квартиры.
Меня не раз удивляло, почему мне позволили поехать туда без малейших задержек и заминок? Теперь ответ известен. В штаб-квартире многие знали, что в США я уже получал разрешения посещать базы стратегических бомбардировщиков, окруженные покровом всяческой секретности. Так почему не разрешить то же самое в Испании?
В Севилье мне не пришлось «охотиться» за готовностью. Вся авиабаза ей буквально дышала. Поначалу, очевидно, строившаяся как постоянная, она сейчас имела иное предназначение: выдвинутая вперед авиабаза для прибывающих из США бомбардировщиков. С первого взгляда я определил шесть «дежурных» самолетов, из которых три стояли в готовности. Через три недели в Севилью со своих основных баз должны были прилететь новые, чтобы сменить этих на боевом посту.
Все вокруг кишело военной полицией, оцепившей хранилища атомных бомб. Дело в том, что самолеты прибывали из США без груза, но после начала дежурства к ним подвозили и подвешивали атомные бомбы.
Хранилища представляли собой подземные бетонные бункеры с единственной бомбой в каждом. Над поверхностью поочередно возвышался только один бункер. С дополнительной тщательностью ограждали все места, где находились или транспортировались атомные бомбы.
К трем самолетам, стоявшим в готовности, мне удалось подойти на десять метров. Но это был предел. Переносные ограждения окружали место стоянки, и внутри патрулировал недовольно посматривающий военный охранник. Без особого пропуска проникнуть сюда никто не мог. Обладателей пропусков было немного, и охранники каждого знали в лицо. В готовности стояли Б-47, а их экипажи – общим числом шесть человек – находились рядом, внутри специального здания. Готовность – пятнадцатиминутная, считая от сигнала тревоги до старта.
Никто на базе не знал, какие цели в Советском Союзе подлежат бомбежке. Приказ хранился в запечатанном конверте, и до особой команды открывать его запрещалось. Кроме того, было несколько вариантов задания: особенность сигнала указывала, какой именно будет осуществляться в этот раз. Шесть пилотов, находящихся в готовности – действительно сплоченный народ – чувствовали себя уверенно при любом варианте, поскольку каждый неоднократно отрабатывался ими на тренажерах в США. Все было скрупулезно продумано и отточено до автоматизма.
Технический персонал, обслуживавший атомные бомбы, также не страдал недостатком тренировок. Как только очередная «тройка» самолетов вступала в готовность, три бомбы транспортировались к ним из хранилища, поднимались и подвешивались. Когда на смену приходили три новых самолета, наступало время транспортировать три следующих бомбы. А после того, как дежурство первой «тройки» заканчивалось, три первых бомбы вновь возвращались в хранилище. И так постоянно.
О достопримечательностях Севильи я тоже не забыл. Как полагалось, посетил собор и старую башню Торре дель Оро, отобедал на крыше отеля «Кристина», знаменитого своими шоу. В Мадрид вернулся, что называется, под завязку напичканный информацией.
После этого я несколько раз спрашивал себя, не было ли какой-то специальной цели в том, что мне позволили приобрести все эти знания? Вполне возможно, что в царившей тогда обстановке кто-то специально афишировал факты «кнопочной готовности» самолетов США. Часто бывает более эффективным организовать утечку информации, чем трубить о своих возможностях. В хитросплетениях «холодной войны» не существует правил.
Мера наказания – пожизненное заключение…

Глава 28

Летом 1959 года Веннерстрем поднялся на борт транспортного самолета шведских ВВС на аэродроме Баркарбю, к северу от Стокгольма, чтобы лететь в Лондон. Он находился в отличной компании – министр обороны Свен Андерссон и несколько членов риксдага. Это был ознакомительный визит рутинного характера. Вообще-то, нет необходимости упоминать ни Лондон, ни приятное общество. Просто на фоне этого на сцене появляется совсем другой человек: тот, о ком Стиг не имел ни малейшего представления, но кто тайно дожидался своего часа, полагаясь на подозрения и интуицию, – Отто Даниэльссон.
Именно эта поездка дала новую пищу его подозрениям. Правда, не сам визит в Лондон. Странным он нашел совсем другое – то, что по пути домой Веннерстрем вышел в Амстердаме. Нет никакого сомнения: это была серьезная оплошность. Несмотря на то, что выход в аэропорту «Шипол» не таил в себе никакой подоплеки – просто, воспользовавшись поездкой, Стиг взял небольшой отпуск, чтобы навестить старого знакомого в Голландии и побыть несколько дней в Тровемонде, – все равно это была оплошность.
В рискованном положении не следовало совершать ничего, что отклонялось бы от стандартной нормальности. Это было правило, которое Петр Павлович втолковывал не слишком осторожному шведу еще во время подготовки в Москве. Но, к сожалению, агента тогда не впечатлило истинное значение этого правила. Он не сделал его своей жизненной привычкой. И теперь нестоящий, второстепенный эпизод резко качнул чашу весов, не утяжелив, правда, его вину, но усилив подозрения Отто Даниэльссона.
Если верить сообщениям американской прессы, остановка в Амстердаме имела далеко идущие последствия. Кабинет в командной экспедиции тщательно обыскали, что было не так уж трудно сделать, поскольку официально Веннерстрем находился в отпуске. Кроме того, СЭПО получило разрешение на прослушивание его домашнего телефона. И хотя ни то, ни другое не дало никаких результатов, все равно отныне Стиг всерьез находился в опасной зоне.
При таком раскладе, ничего не подозревая, осенью он отправился в Хельсинки на новую встречу с Петром Павловичем. Именно тогда и был сделан последний шаг, действительно предопределивший его пожизненное заключение.
Итак, еще раз вилла, рабочий стол, минеральная вода и мрачный Петр Павлович.
Уже больше года в обстановке всеобщей секретности над советской территорией происходят разведывательные полеты нового американского самолета «Локхид У-2». Мировое общественное мнение пока ничего не знает. По понятным причинам, молчат американцы. Русские тоже – ради сохранения престижа. Будучи не в состоянии препятствовать перелетам У-2, специально сконструированного для сверхвысоких полетов и потому недоступного как для ПВО, так и для истребителей, русские впали в хандру. Это было слишком плохим показателем действий советской противовоздушной обороны и блестящим успехом руководящего ведомства – ЦРУ.
– Но теперь у нас появились новые ракеты! Теперь мы их достанем! – Голос Петра звучал очень жестко. – Рано или поздно это обязательно произойдет!
И произошло.
Пилот ЦРУ Фрэнсис Пауэре был сбит над Свердловском 1 мая I960 года при перелете из Пакистана в Буде (Норвегия). Самолет У-2 отслеживал новые цели для атомных бомбардировок, о чем свидетельствовала его богатая «начинка»: новейшие приборы для фотографирования. Эти новые цели представляли собой систему советского стратегического ракетного оружия. Она еще находилась в стадии строительства, и именно на нее надеялся Советский Союз, рассчитывая иметь баланс сил примерно к шестидесятым годам.
Однако американское стратегическое авиационное командование стремилось с помощью атомных и водородных бомб не допустить равновесия и всеми мерами пыталось получить полную информацию о промышленных объектах и базах атомного и ракетного оружия противника.
В Москве положение оценивали как наиболее рискованное, чем когда бы то ни было. В связи с этим никто не стал бы отрицать, что к осени 1959 года Центр имел основания проявлять повышенную подозрительность. Но когда Петр назвал недавно заключенный военный договор о безопасности полетов между Швецией, Норвегией и Данией «странным, особенно на фоне существующего положения», Веннерстрему показалось, что дело зашло слишком далеко.
Он вышел из себя.
– Но ведь это идиотизм! Я сам от начала до конца участвовал в переговорах и помню все детали!
– Пожалуйста, не обижайся, – оборонялся Петр. – Ты знаешь, к чему я стремлюсь. Факты – и ничего другого. Если можно устранить подозрения, тем лучше!
По-прежнему раздраженно, поскольку воспринял укор как адресованный лично, Стиг попытался объяснить условия договора. И убедился: один слабый пункт там все-таки был. Норвежским и датским военным самолетам в целях тренировки разрешалась посадка на части шведских баз, а шведским самолетам соответственно – на их аэродромах. Этот пункт не окутывался никакой тайной, поскольку характер посадок имел чисто технические мотивировки. Тем не менее именно он показался Петру «странным».
– При плохой погоде или аварии двигателя пилоту нельзя садиться на чужой аэродром, если до этого не было хотя бы одного тренировочного приземления. Это слишком рискованно, – почти яростно объяснял агент.
Именно его эмоции оказали большее воздействие, чем слова. В тот раз ему удалось убедить Петра. Все шло хорошо, и Стиг чувствовал себя довольным. Но затем… Новая угроза Советскому Союзу буквально всплыла в конце пятидесятых годов – атомные подводные лодки с ракетами, которые могли стартовать прямо из-под воды. Ракеты были снабжены ядерными боеголовками и предназначались для поражения целей на суше.
Новый проект немедленно вызвал к жизни антипроект, и в Советском Союзе создали антиоружие. Самолеты советских ВМС оснащали буями, которые сбрасывались на парашютах. Снабженные электронным оборудованием, буи плавали на поверхности и пеленговали любую подводную лодку, появившуюся в зоне действия, даже если она находилась глубоко под водой. Данные по радио поступали на борт самолета, где по двум или более пеленгам определяли местонахождение подводной лодки, становившейся таким образом доступной для специально сконструированных глубинных бомб с ядерными зарядами. Неслыханная взрывная мощность не требовала слишком большой точности.
Прибыв в Хельсинки, Веннерстрем не знал о советских контрмерах. Позднее эти знания пришли к нему по другим каналам, но первые сведения сообщил именно Петр Павлович. Он был вынужден поделиться информацией, если учесть то, что собирался потребовать взамен. По его мнению, Стиг должен был иметь убедительный и четкий мотив действий.
В сравнении с сегодняшними подводными ракетами радиусом действия до 4000 километров, первые ракеты были довольно скромными. Их радиус не превышал 1500 километров. Поэтому наиболее удобной позицией для американских атомных подводных лодок того времени стал Атлантический океан, район побережья Норвегии. Этот район русским позарез нужно было сделать доступным для своих самолетов. Между тем нейтральная Швеция простиралась как заградительный вал между советскими авиационными базами в районе Балтийского моря и предполагаемыми подводными лодками в Атлантическом океане. Летать в обход шведской территории было невозможно по техническим причинам.
– Вполне вероятно, что в случае войны мы будем вынуждены летать над Швецией, – безликим голосом сообщил Петр.
Веннерстрем остолбенел.
– Если нам придется делать это, – продолжил куратор, – наши пилоты должны знать маршруты, чтобы избежать потерь. Швеция, без всякого сомнения, будет противодействовать русским перелетам. Или нет?
Агент неопределенно покачал головой, почувствовав растущее беспокойство. И уже начал понимать, что за этим последует.
– Нам необходимо определить слабые места в шведской противовоздушной обороне, чтобы проникать через нее туда и обратно…
Казалось, даже воздух колебался какое-то время, прежде чем бомба взорвалась:
– Другими словами, ты должен добыть подробную карту шведской противовоздушной обороны!
Даже спустя много лет Веннерстрем не раз представлял себе, как они с Петром сидят за столом и напряженно рассматривают друг друга через стекло бутылок с минеральной водой. Петр застыл в неподвижности – бедняга не курил! – но Стиг нервно зажег сигарету и выпустил дым в потолок, затягивая крайне необходимую ему паузу. Руки тряслись.
Какой-то болван, извините за выражение, утверждал, что мне могли угрожать, если бы я не согласился. Это неправда. Мне никогда не угрожали! И я знаю себя достаточно хорошо, чтобы с полной уверенностью заявить, что если бы кто-нибудь действительно высказал угрозу, то из чистого протеста я рубанул бы «нет» навсегда. Вряд ли кто оспорит, что я на самом деле упрям!
Принуждения не было.
Мне честно предоставляли право выбора. Я попробовал привести в порядок разбежавшиеся мысли. Припоминаю, что выпустил кольцо дыма, которое растянулось и образовало овал вокруг головы Петра. Этот нимб выглядел очень забавно. Если категорически отвергнуть дело, которое для Центра представляет исключительную важность, как там прореагируют? Сведет ли это на нет мою роль в «холодной войне»? А если дать уклончивый ответ? «Сделаю, что смогу». И не делать ничего, предоставив все течению времени… Нет, так будет еще хуже. К тому же придется расписаться в собственной беспринципности. Этого я не хотел. Оставалось только «да» или «нет».
Что, если я отвечу «да»? Тогда все сложности устранятся. Я смогу осуществить свои планы. Ведь пребывание в Стокгольме – всего лишь переходный период. А потом – Средиземноморье…
Мое решение – той осенью в Хельсинки я стал шпионом против собственной страны – как-то не воспринималось всерьез, пока я находился на вилле за городом.
В той обстановке, рядом с Петром, ледяное дуновение «холодной войны» казалось слишком очевидным. К тому же я не страдал недостатком амбиций, связанных с моим взглядом на мировые проблемы. Даже в самолете по пути домой у меня еще не проснулось то, что называется национальным самосознанием. Но в Стокгольме, когда я вновь очутился в привычной, родной обстановке, сомнения начали преследовать меня как непрекращающийся кошмар.
«Но в случае, если бы грянула война между нашими странами – что тогда?» Так ставился вопрос. В это я, конечно, ни на мгновение не верил и не верю теперь. Полагаю, уж если и могли возникнуть какие-то военные осложнения, то только лично из-за меня. А этот аспект может быть интересен для кого угодно, но не для специалистов, которые уже о нем знают. И если быть полностью справедливым, то знают даже слишком много, что не так уж странно, как может показаться.
Случилось так, что, когда все уже осталось позади и мое разоблачение стало фактом, ведущие следователи вынуждены были вновь вернуться к определенным деталям, хотя предыдущее расследование показало, что они не были выданы мною. Повтор дознания назначили не по инициативе следователей. Они были достаточно опытными и проницательными, чтобы не иметь необходимости в доследовании. Просто силы, стоявшие за ними, оказали давление, потому что не желали верить полученным результатам. Может, это был главный обвинитель (которого, к слову сказать, я ни разу не видел за весь период допросов, длившийся целый год, и это никогда не перестанет удивлять меня). Возможно, давили военные власти. Но, скорее всего, американцы – им было за что мстить мне… Случалось, что я терял силы и терпение. «Какое теперь имеет значение – двойное, тройное или пятикратное пожизненное заключение?» – задавался я немым вопросом и преднамеренно шел на уступки. Помню, следователи в этих случаях озабоченно переглядывались и качали головами…
Первое время после возвращения в Хельсинки я смотрел на себя, как на шпиона интернационального масштаба, имеющего четко определенный мотив действий. Но однажды мне пришлось опоздать на заседание руководства ВВС. Открыв дверь, я извинился и вошел, на что председатель приветливо помахал рукой и предложил свободное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31