– Ах, с большою охотой! – ответила она, обрадовавшись, что ей не придётся идти назад к мачехе и сестре.
И она села в карету и поехала вместе с королём. Прибыли они в замок и отпраздновали там пышную свадьбу, и было это ей в награду от маленьких лесных человечков.
Спустя год родила молодая королева сына; и когда мачеха услыхала о таком великом счастье, то пришла со своей дочерью в замок, будто желая её проведать. Но как раз на ту пору король куда-то отлучился и при ней не было никого; тогда схватила злая женщина королеву за голову, а дочка взяла её за ноги, они подняли её с постели и бросили через окошко в реку, протекавшую около самого замка. Потом мачеха положила в постель свою уродливую дочь и укрыла её с головой одеялом.
Воротился король, и захотелось ему поговорить с женой, но старуха закричала:
– Тише, тише, сейчас нельзя, она лежит в сильной испарине, нынче её надо оставить в покое.
Король, не подозревая ничего дурного, пришёл только на другое утро, и когда он заговорил с женой, то при каждом слове выскакивала у неё изо рта жаба, а прежде, бывало, падал червонец. Тогда король спросил, что это значит, и старуха объяснила, что это у неё, дескать, от сильной испарины и что это скоро пройдёт.
А в ночи увидал поварёнок, как приплыла по водосточной канаве какая-то утка и спросила:
Король, как ты поживаешь?
Бодрствуешь иль почиваешь?
Но когда он ей ничего не ответил, утка спросила:
А как мои гости, сидят?
Ответил ей поварёнок:
Нет, они крепко спят.
Стала она тогда спрашивать:
А как родимый сыночек?
И ответил поварёнок:
Он спит себе в люльке всю ночку.
И обернулась тогда утка королевой и вошла в замок, покормила ребёнка, покачала его в колыбельке, укрыла его и опять уплыла по канаве. Так являлась она подряд две ночи, а на третью сказала поварёнку:
– Ступай и скажи королю, чтоб он взял свой меч и трижды взмахнул им надо мной на пороге.
Побежал поварёнок и рассказал о том королю. Явился король и трижды взмахнул мечом над привидением; и только взмахнул в третий раз, вдруг видит – стоит перед ним его жена, жива, здорова и невредима, как была прежде.
И был король в великой радости, но продержал королеву в потайной комнате до воскресенья, когда должны были крестить ребёнка. А когда его окрестили, король спросил у старухи:
– Как должно поступить с человеком, который стаскивает кого-нибудь с постели и бросает его в воду?
– Никак иначе, – ответила старуха, – как посадить такого злодея в бочку, утыканную гвоздями, и скатить её с горы в реку.
И сказал король:
– Ты сама себе вынесла приговор.
И он велел принести бочку, утыканную гвоздями, и посадить в неё старуху с дочкой. Забили бочку наглухо и спустили с горы, и покатилась она прямо в реку.
14. Три пряхи
Жила-была девушка, ленивица да прясть не охотница; и что ей мать ни говорила, а заставить её работать никак не могла.
Вот, наконец, у матери терпенья не стало, разгневалась она и побила свою дочь, а та и разревелась вовсю. А как раз в это время проезжала мимо королева; услыхала она плач, велела остановить карету, вошла в дом и спрашивает у матери, за что та бьёт свою дочь так, что слышен крик даже на улице.
Стыдно было женщине рассказывать, что дочка у ней такая ленивая, и она сказала:
– Да вот никак не могу оторвать её от прялки, у неё всё охота прясть да прясть, а мне-то, по бедности, откуда достать столько льна?
И сказала королева:
– Нет для меня ничего приятней, как слышать, когда прядут, и нет ничего мне милее, когда жужжат веретёна. Отдайте мне дочь свою в замок, льна у меня достаточно, и пусть себе прядёт, сколько ей вздумается.
Мать была этому рада, и королева забрала девушку с собой. Вот прибыли они в замок, повела королева её наверх и показала три светёлки, а набиты они были сверху донизу самым отборным льном.
– Вот этот лён ты мне и перепряди, – сказала она. Коль управишься с этой работой, я выдам тебя замуж за старшего своего сына. Я не посмотрю на то, что ты девушка бедная, твоё усердие будет вместо приданого.
Испугалась девушка: ведь она не могла перепрясть столько льна, даже если бы сидела над пряжей каждый день с утра и до вечера целых триста лет.
Осталась она одна и стала плакать и просидела так, сложа руки, целых три дня. А на третий день пришла королева и, увидев, что девушка ничего не напряла, удивилась, но та ей объяснила, что не могла начать работать, тоскуя по материнскому дому. Королева этим объяснением удовлетворилась, но, уходя, сказала:
– Ну, завтра, смотри, за работу принимайся.
И осталась девушка опять одна, и, не зная, что ей начать, что и придумать, подошла в горе к окошку. Она увидела, что идут три женщины: и была у одной из них ступня широкая, а у другой такая толстая нижняя губа, что прямо вся к подбородку свисала, а у третьей был широкий большой палец.
Остановились они у окошка, посмотрели наверх и спросили девушку, чего ей не хватает. Она стала жаловаться на своё горе; и вот предложили они ей помочь и сказали:
– Если ты пригласишь нас на свадьбу и нас стыдиться не будешь, а станешь называть нас своими тётушками и к себе за стол посадишь, то мы весь лён тебе перепрядем, и сделаем это быстро.
– Я буду очень рада, – ответила она, – входите и принимайтесь скорей за работу.
Она впустила трёх диковинных женщин и освободила для них место в первой светёлке. Они сели и начали прясть. Одна тянула нитку и вертела колесо, другая её смачивала, а третья сучила и пальцем о стол постукивала, – и падал ворох пряжи наземь, и была пряжа самой тонкой работы. Девушка скрывала от королевы этих трёх прях, и когда та приходила, показывала ей целый ворох готовой пряжи, и похвалам королевы не было конца. Когда в первой комнате льна уже не хватило, они перешли во вторую, наконец – в третью, а вскоре и в этой льна больше не хватило.
Потом три женщины попрощались и напомнили девушке:
– Смотри же, не забудь, что нам обещала; и будет тебе счастье!
Девушка показала королеве пустые комнаты и большую груду пряжи, и та стала готовить ей свадьбу; и радовался жених, что женится на такой искусной и прилежной девушке, и всячески её расхваливал.
– Есть у меня три тётки, – сказала девушка, – они мне сделали много добра, и я не хотела бы позабыть о них в своём счастье, – так вот, дозвольте мне пригласить их на свадьбу и посадить рядом с собою за стол.
Королева и жених отвечали:
– Ну, конечно, мы разрешаем!
И вот, когда начался свадебный пир, вошли во дворец три женщины в странном одеянии, а невеста им и говорит:
– Добро пожаловать, милые тётушки!
– Ах, – говорит жених, – как ты можешь дружить с такими противными бабами? – И он подошёл к той, у которой была широкая ступня, и спрашивает:
– Отчего это у тебя такая широкая ступня?
– От работы на прялке, – ответила она, – от работы на прялке.
Потом подходит жених ко второй и спрашивает:
– Отчего это у тебя губа такая отвисшая?
– Оттого, что лён смачивала, – ответила она, – оттого, что лён смачивала!
Спросил он третью:
– Отчего у тебя палец такой широкий?
– Оттого, что нитки сучила, – ответила она, – оттого, что нитки сучила!
Испугался тогда королевич и говорит:
– С этой поры никогда моя милая невеста не должна к прялке и близко подходить.
Так избавилась она от ненавистной ей пряжи.
15. Гензель и Гретель
Жил на опушке дремучего леса бедный дровосек со своей женой и двумя детьми; мальчика звали Гензель, а девочку – Гретель. Жил дровосек впроголодь; вот наступила однажды в той земле такая дороговизна, что не на что было ему купить даже хлеба на пропитание.
И вот, под вечер, лёжа в постели, стал он раздумывать, и всё одолевали его разные мысли и заботы; повздыхал он и говорит жене:
– Что же теперь будет с нами? Как нам прокормить бедных детей, нам-то ведь и самим есть нечего!
– А знаешь что, – отвечала жена, – давай-ка пораньше утром, только начнёт светать, заведём детей в лес, в самую глухую чащу; разведём им костёр, дадим каждому по куску хлеба, а сами уйдём на работу и оставим их одних. Дороги домой они не найдут, вот мы от них и избавимся.
– Нет, жена, – говорит дровосек, – этого я не сделаю; ведь сердце-то у меня не камень, я детей одних бросить в лесу не могу, там нападут на них дикие звери и их разорвут.
– Эх ты, простофиля! – говорит жена. – Ведь иначе мы все вчетвером с голоду пропадём, и останется только одно, – гробы сколачивать. – И она донимала его до тех пор, пока он с ней согласился.
– А всё-таки жалко мне моих бедных детей! – сказал дровосек.
Дети от голода не могли уснуть и слыхали всё, что говорила мачеха отцу. Залилась Гретель горькими слезами и говорит Гензелю:
– Видно, нам теперь пропадать придётся.
– Тише, Гретель, – сказал Гензель, – не горюй, я уж что-нибудь да придумаю.
И вот когда родители уснули, он встал, надел свою курточку, отворил дверь в сени и тихонько выбрался на улицу. На ту пору ярко светила луна, и белые камешки, лежавшие перед избушкой, блестели, словно груды серебряных монет.
Гензель нагнулся и набил ими полный карман. Потом вернулся он домой и говорит Гретель:
– Утешься, милая сестрица, спи себе теперь спокойно, господь нас не оставит. – И с этими словами он снова улёгся в постель.
Только стало светать, ещё и солнышко не всходило, а мачеха уже подошла и стала будить детей:
– Эй вы, лежебоки, пора подыматься, собирайтесь-ка с нами в лес за дровами!
Дала она каждому из них по кусочку хлеба и говорит:
– Вот это будет вам на обед; да смотрите, не съешьте его раньше времени, больше ничего не получите.
Гретель спрятала хлеб в свой передник, – ведь у Гензеля карман был полон камней. И они собрались идти вместе в лес. Прошли они немного, вдруг Гензель остановился, оглянулся назад, посмотрел на избушку, – так он всё время оглядывался назад и останавливался. А отец ему и говорит:
– Гензель, чего это ты всё оглядываешься да отстаёшь? Смотри не зевай, иди побыстрей.
– Ах, батюшка, – ответил ему Гензель, – я всё гляжу на свою белую кошечку, вон сидит она на крыше, будто хочет сказать мне «прощай».
А мачеха и говорит:
– Эх, дурень ты, это вовсе не твоя кошечка, это утреннее солнце блестит на трубе.
А Гензель вовсе и не на кошечку смотрел, а доставал из кармана и бросал на дорогу блестящие камешки.
Вот вошли они в самую чащу леса, а отец и говорит:
– Ну, дети, собирайте теперь хворост, а я разведу костёр, чтобы вы не озябли.
Гензель и Гретель собрали целую кучу хворосту. Разожгли костёр. Когда пламя хорошо разгорелось, мачеха говорит:
– Ну, детки, ложитесь теперь у костра да отдохните как следует, а мы пойдём в лес дрова рубить. Как кончим работу, вернёмся назад и возьмём вас домой.
Сели Гензель и Гретель у костра, и когда наступил полдень, каждый из них съел по кусочку хлеба. Они всё время слышали стук топора и думали, что их отец где-то поблизости. Но то был совсем не стук топора, а чурбана, который привязал дровосек к сухому дереву, и он, раскачиваясь под ветром, стучал о ствол.
Долго сидели они так у костра, от усталости стали у них глаза закрываться, и они крепко-крепко уснули. А когда проснулись, была уже глухая ночь. Заплакала Гретель и говорит:
– Как же нам теперь выбраться из лесу?
Стал Гензель её утешать.
– Погоди маленько, скоро взойдёт луна, и мы уж найдём дорогу.
Когда взошла луна, взял Гензель сестрицу за руку и пошёл от камешка к камешку, – а сверкали они, словно новые серебряные денежки, и указывали детям путь-дорогу. Они шли всю ночь напролёт и подошли на рассвете к отцовской избушке.
Они постучались, мачеха открыла им дверь; видит она, что это Гензель и Гретель, и говорит:
– Что же это вы, скверные дети, так долго спали в лесу? А мы уж думали, что вы назад вовсе не хотите возвращаться.
Обрадовался отец, увидя детей, – было у него на сердце тяжело, что бросил он их одних.
А вскоре опять наступили голод и нужда, и дети услыхали, как мачеха ночью, лёжа в постели, говорила отцу:
– У нас опять всё уже съедено, осталось только полкраюхи хлеба, видно, нам скоро конец придёт. Надо бы нам от детей избавиться: давай заведём их в лес подальше, чтоб не найти им дороги назад, – другого выхода у нас нету.
Тяжко стало на сердце у дровосека, и он подумал: «Уж лучше бы мне последним куском с детьми поделиться». Но жена и слышать о том не хотела, стала его бранить и попрекать. И вот – плохое начало не к доброму концу, – уступил он раз, пришлось ему и теперь согласиться.
Дети ещё не спали и слышали весь разговор. И только родители уснули, поднялся Гензель опять и хотел было выйти из дому, чтобы собрать камешки, как и в прошлый раз, но мачеха заперла дверь, и Гензель выбраться из хижины не смог. Он стал утешать свою сестрицу и говорит:
– Не плачь, Гретель, спи спокойно, уж бог нам как-нибудь да поможет.
Ранним утром пришла мачеха и подняла детей с постели. Дала им кусок хлеба, он был ещё меньше, чем в первый раз. По дороге в лес Гензель крошил хлеб в кармане, всё останавливался и бросал хлебные крошки на дорогу.
– Что это ты, Гензель, всё останавливаешься да оглядываешься, – сказал отец, – ступай своей дорогой.
– Да это я смотрю на своего голубка, вон сидит он на крыше дома, будто со мной прощается, – ответил Гензель.
– Дурень ты, – сказала мачеха, – это вовсе не голубь твой, это утреннее солнце блестит на верхушке трубы.
А Гензель всё бросал и бросал по дороге хлебные крошки. Вот завела мачеха детей ещё глубже в лес, где они ни разу ещё не бывали. Развели опять большой костёр, и говорит мачеха:
– Детки, садитесь вот тут, а устанете, так поспите маленько; а мы пойдём в лес дрова рубить, а к вечеру, как кончим работу, вернёмся сюда и возьмём вас домой.
Когда наступил полдень, поделилась Гретель своим куском хлеба с Гензелем, – ведь он весь свой хлеб раскрошил по дороге. Потом они уснули. Но вот уж и вечер прошёл, и никто за бедными детьми не приходил. Проснулись они тёмной ночью, и стал Гензель утешать сестрицу:
– Погоди, Гретель, вот скоро луна взойдёт, и станут видны хлебные крошки, что я разбросал по дороге, они укажут нам дорогу домой.
Вот взошла луна, и дети отправились в путь-дорогу, но хлебных крошек не нашли, – тысячи птиц, что летают в лесу и в поле, все их поклевали. Тогда Гензель и говорит Гретель:
– Мы уж как-нибудь да найдём дорогу.
Но они её не нашли. Пришлось им идти целую ночь и весь день, с утра и до самого вечера, но выбраться из лесу они не могли. Дети сильно проголодались, ведь они ничего не ели, кроме ягод, которые собирали по пути. Они так устали, что еле-еле передвигали ноги, и вот прилегли они под деревом и уснули.
Наступило уже третье утро с той поры, как покинули они отцовскую избушку. Пошли они дальше. Идут и идут, а лес всё глубже и темней, и если бы вскоре не подоспела помощь, они выбились бы из сил.
Вот наступил полдень, и они заметили на ветке красивую белоснежную птичку. Она пела так хорошо, что они остановились и заслушались её пеньем. Но вдруг птичка умолкла и, взмахнув крыльями, полетела перед ними, а они пошли за ней следом, и шли, пока, наконец, не добрались до избушки, где птичка уселась на крыше. Подошли они ближе, видят – сделана избушка из хлеба, крыша на ней из пряников, а окошки все из прозрачного леденца.
– Вот мы за неё и примемся, – сказал Гензель, – и то-то будет у нас славное угощенье! Я отъем кусок крыши, а ты, Гретель, возьмись за окошко, – оно, должно быть, очень сладкое.
Взобрался Гензель на избушку и отломил кусочек крыши, чтоб попробовать, какая она на вкус, а Гретель подошла к окошку и начала его грызть.
Вдруг послышался изнутри чей-то тоненький голосок:
Хруп да хрум всё под окном,
Кто грызёт и гложет дом?
Дети ответили:
Это гость чудесный,
Ветер поднебесный!
И, не обращая внимания, они продолжали объедать домик.
Гензель, которому очень понравилась крыша, оторвал от неё большой кусок и сбросил вниз, а Гретель выломала целое круглое стекло из леденца и, усевшись около избушки, стала им лакомиться.
Вдруг открывается дверь, и выходит оттуда, опираясь на костыль, старая-престарая бабка. Гензель и Гретель так её испугались, что выронили из рук лакомство. Покачала старуха головой и говорит:
– Э, милые детки, кто это вас сюда привёл? Ну, милости просим, входите в избушку, худо вам тут не будет.
Она взяла их обоих за руки и ввела в свою избушку. Принесла им вкусной еды – молока с оладьями, посыпанными сахаром, яблок и орехов. Потом она постелила две красивые постельки и накрыла их белыми одеялами. Улеглись Гензель и Гретель и подумали, что попали, должно быть, в рай.
Но старуха только притворилась такою доброй, а была она на самом деле злой ведьмой, что подстерегает детей, и избушку из хлеба построила для приманки. Если кто попадал к ней в руки, она того убивала, потом варила и съедала, и было это для неё праздником. У ведьм всегда бывают красные глаза, и видят они вдаль плохо, но зато у них нюх, как у зверей, и они чуют близость человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13