А на днях приятель зашел, белорус. Говорит:
— Вот бы нам с Россией объединиться.
Я говорю:
— Обещать ничего не могу, но поговорю кое с кем.
Скоро должен пойти слух насчет объединения.
Волшебники живут рядом! Если с ними дружить, то кругом — беспредел, а ты живешь в правовом государстве.
Рождаемость
Меня тревожит это — рождаемость падает. Казалось бы, сейчас время такое — чем еще заниматься?
Денег у тебя много, тогда понятно — не до этого. А когда шаром покати, чем еще заниматься-то?
Света, тепла нет — так казалось бы!
Праздников! Десять дней… каждый месяц. Ну день погулял, ну два, а дальше что?
Дикий случай возьмем — вылетело из головы. Но сейчас фильмы только про это. Так казалось бы!
Все условия. Преступность! С восьми вечера до восьми утра на улицу не выйти. Так казалось бы!
Ну в окно посмотрел, ну в шкаф. Ну на худой конец почитал. Кто сейчас читает?
Казалось бы, уж хочешь не хочешь, а рождаемость должна откликнуться на ситуацию в стране. Нет! Не откликается.
Меня это беспокоит.
Ужасы секса
Самое неприятное — это рассказывать что-то тупым. Они пугаются не там, где надо, смеются ни к селу ни к городу и, главное, — очень скоро на тебя начинают смотреть, как на тупого.
К нормальным людям зайдешь, скажешь:
— Вчера фильм видел, триллер «Укус мертвеца».
Сразу интерес какой-то живой, стол накроют, выпить нальют. А на днях к тупым попал. Говорю:
— Недавно фильм видел американский «Ужасы секса».
Никто даже ухом не повел. Хозяйка — споко-ойная такая женщина — говорит:
— А что страшного-то может быть?
Я говорю:
— Это же не наш секс. Нашего что пугаться? Наш — вскрикнуть не успеешь, уже нет его. А это — американский! Там безобразие на безобразии.
Думаю: «Сейчас у них глаза загорятся — стол, может, накроют».
Хозяин — тоже споко-ойный такой — говорит… минут через пять:
— Если безобразия, не надо смотреть.
И я понял, что к тупым попал. А они поняли, что к ним тупой пришел. Тогда я пошел ва-банк, говорю:
— Закручено лихо! Она привязала его к спинке кровати, к ножкам электричество подвела. Сама за люстру уцепилась, над кроватью раскачивается.
Минут через десять хозяин говорит:
— Зимой было дело?
— Почему зимой?
— А зачем электричество к кровати?
— А при чем здесь электричество?
— Не знаю. Может, чтобы теплее стало.
— Это не для тепла, а для секса.
Помолчали минут пятнадцать, хозяйка спрашивает:
— А какой же секс, если она на люстре висит?
Потом вдруг руками всплескивает:
— Господи! Дети войдут — мать на люстре, отца током бьет.
Я говорю:
— Какие дети? Они сами еще в школу ходят.
Хозяйка сползла на пол, хозяин набычился, я понял, что стол не накроют. И что-то меня понесло. Говорю:
— Они тупые были, по три года в одном классе, прямо жалко их. И тут еще к ним без стука сосед вошел… тоже тупой. Дверь не закрыл, с улицы заглядывают все, на жену смотрят.
Хозяйка спрашивает:
— Разве она жена ему?
И вижу — переживает очень за героев. Думаю: «Может, они не американский кинематограф любят, а наш, где все не на мордобой рассчитано, а на сострадание?» Говорю:
— Да, она жена ему, а он ей — законный муж… Сироты оба, ни отца ни матери. Дядька был, в него метеорит попал, теток молью побило… У обоих рахит, куриная слепота. А сегодня первая брачная ночь.
Хозяин отвернулся, вытер украдкой слезы, спрашивает:
— Так что, так и не сладилось у них?
— Нет, — говорю, — где? Полна же комната людей.
Хозяйка поднялась, отряхнулась, сказала: «Вот ужас-то!» — и начала накрывать на стол.
Последний из могикан
Вечером гуляю себе и гуляю… ага, на улице прямо. Просто так гуляю себе… без задней мысли… и без передней, просто для здоровья. Еще не хотел выходить-то, потом вышел чего-то. Гуляю и гуляю себе… Хожу просто мимо помойки, и все… Я всегда там гуляю — привык, что ли? Просто хожу смотрю по сторонам. Смотрю и смотрю себе… смотрю — торчит что-то.
Внутренний голос говорит:
— Не бери!
Ага, несколько раз:
— Не бери!
И еще я не хотел брать-то, потом взял чего-то… Сверток. Там сто тысяч долларов. Ну понятно — потерял кто-нибудь.
Внутренний голос говорит:
— Пошли домой!
Ага, несколько раз так:
— Пошли домой!
Еще я хотел пойти домой-то! А пошел чего-то в милицию. Пришел, говорю:
— Не надо никаких благодарностей, просто оформите все, заберите деньги.
Деньги они сразу оприху… не, оху… не, оприходовали. Капитан говорит:
— О! Молодец вы какой! Нашли сто тысяч долларов и сразу к нам. Очень хорошо… В полнолуние нормально себя чувствуете?
— Нормально.
— О!
Смотрел, смотрел на меня, спрашивает:
— А пятью пять сколько будет?
Я говорю:
— Двадцать пять.
И, видимо, он не ожидал правильного ответа — растерялся.
Потом кладет перед собой револьвер, говорит:
— О! Что мы все вокруг да около? Давайте поговорим чисто по-человечески. Вы — нормальный человек. Нормальный деньги не принесет. Вы принесли. Значит, что-то здесь не так. У нас тоже не все слава богу с раскрываемостью преступлений. Что, если я никому про сто тысяч, а вы возьмете на себя два убийства, одно изнасилование и угон машины?
Я говорю:
— Давайте! Только машину я не умею водить, изнасиловать у меня рука не поднимется, а в то, что я могу убить, вообще никто никогда не поверит.
Он встал, китель одернул, говорит:
— О! Я уже вам верю!
И вызывает кого-то. Тут же с бумагой, ручкой входит писец… не, писун… не, правильно, писец.
Внутренний голос говорит:
— Отрицай все.
Несколько раз громко так:
— Отрицай все!
Главное, я решил: буду отрицать все. А сам чего-то говорю:
— Убийства, что были за последние десять лет, — мои. Изнасилования, хранение и скупка краденого, чеканка фальшивых монет, подкуп, поджоги, наводнения — это все мое.
Кроме того записали на меня все, что у них накопилось: запугивание ОМОНа… запукивание… не, правильно сказал — запугивание ОМОНа, охаивание отечественной порнографии, осквернение пивной и два самосожжения.
Они сбегали кофе сварили, печенье достали — вообще как-то мы подружились.
— А знаете, — говорю, — кто Кеннеди убил?
— Кто?
— Я.
Капитан достал из сейфа бутылку водки, колбасу, выпили все на брудершафт.
— А знаете, — говорю, — кто организовал татаро-монгольское иго?
— Кто?
— Я.
Они встали. Капитан чувствует, что скоро майором станет, спрашивает:
— Ваша настоящая фамилия?
Я говорю:
— Аль Капоне.
Капитан посерел маленько… не, посерил маленько… не, посерел маленько. Короче, нехорошо получилось. Говорю:
— Я пошутил… На самом деле я из налоговой инспекции. Откуда у вас сто тысяч долларов?
Капитан:
— Вы же принесли.
Я говорю:
— Когда?!
— Да только что. Мы еще на брудершафт пили.
Я говорю:
— С кем?! Что вы несете?! Я — непьющий.
Капитан чувствует, скоро лейтенантом станет, говорит:
— Надо же, чтобы человек человеку верил.
Я сказал:
— О!
И пошел домой.
Тост
— Ну не тяни время, говори тост.
— Значит, так… Весь вред на Руси от пьянства. За то, чтобы бросить пить!
— Молодец! Хорошо сказал. Молодец. В самую точку. Зд`орово! Суть сказал. «Бросить пить!» Молодец! Когда бросить?
— Сейчас.
— Молодец. Здорово. И уже только по праздникам?
— Нет. Ни в праздники, ни в будни.
— Молодец… Только ночью?
— И ночью не пить!
— Если не закусываешь.
— И если закусываешь, не пить!
— Погоди. Сразу не сообразишь. «И если не закусываешь, не пить»… На людях?
— И на людях, и в одиночку. Ни днем, ни ночью. Совсем не пить!
— Правильно! Молодец! Только в отпуске.
— Нет.
— В больнице?
— Нет.
— За границей?
— Нет.
— Перед смертью?
— Нет.
— За границей ночью один перед смертью!
— Нет! Вообще не пить!
— И что тогда?
— И тогда заживем как люди!
— Мы?
— Да.
— Хороший тост. Ей-богу, хороший! Пьем стоя. Прошу всех встать! Грех не выпить. Грех! Будем здоровы!
— Будем!
Дзынь-ь-ь-ь.
Оракул
У нас во дворе «ракушка» стоит пустая… машину угнали, а хозяина посадили по ошибке — он убил не того, кого надо.
В этой «ракушке» поселился один мужик… ночью. Утром вывесил табличку: «Оракул».
Предсказывает по внутренностям кур, гусей… в жареном виде.
Что ни скажет — сбывается!! Слово в слово. Я подозреваю, он с космосом связан… через озоновую дыру. А как еще?.. Он на внутренности не смотрит даже, сразу глаза вверх! Через пять минут говорит:
— Вас будут драть!
Сбывается!
Военные обращались, учителя, шахтеры сколько раз… перед зарплатой. Всем говорит:
— Вас будут драть!
У всех сбывается.
Как он достиг этого?! На теле у него ничего нет… никаких рубцов, только татуировка.
Народ прет к нему!.. За некоторых стыдно. Спрашивают:
— А где будут нас драть?
Чтобы оракула подловить, мол, не знаешь ты ничего.
Тот сразу побагровеет!.. Час молчит, два. Потом глаза вверх! Посмотрит в дыру, говорит:
— Везде.
У всех сбывается.
Сам он говорит мало. Я подозреваю, он только суть говорит. Дальше самим надо догадываться. «Где, где будут драть?» Кого где! Правильно? Кого на суше, кого на море… шахтеров под землей.
Ой, народ прет к нему!.. Есть отчаявшиеся такие… ухорезы, ни своей, ни чужой башки не жалко. Спрашивают:
— А кто конкретно будет нас драть?
Тот замрет — день не дышит, два. Потом глаза вверх! — молодец прямо, работает на совесть, — глаза вверх, через пять минут говорит:
— Кому не лень, тот и будет вас драть.
Все очень верят ему. Один попался сильно умный, говорит:
— Кого вы слушаете? Он же жулик.
Сразу этого умного — цоп! Голову ему свернули набок, чтобы всем издалека было видно, что он умный очень. Остальным сказали:
— Кому не нравится, идите!.. Пытайте счастья на стороне. А мы дождемся, когда этот святой человек скажет нам что-нибудь хорошее на Родине.
Тот пока говорит только:
— Вас будут драть.
Вчера он начал гадать по пиву — к концу дня предсказал… одним — «васусать», а другим — «матьвасусу».
Старики думают, что в обоих случаях означает одно — вас будут драть.
Завтра он начнет предсказывать по водке.
Все ждут, что скажет. Но, что бы ни сказал, все верят — сбудется слово в слово.
Рейтинг
Все рейтинги врут.
Недавно еду в метро. Входит в вагон мужик — вылитый Чубайс! Четырнадцать и девять десятых процента хотели сойти на ходу, двенадцать и шесть десятых стали искать, нет ли под рукой чего тяжелого, девять и пять десятых процента улыбаются в пространство — затрудняются ответить, если о чем-то спросят.
И вот один нашел что-то тяжелое, обрадовался — слезы из глаз. Подходит к Чубайсу, говорит:
— Ну что, рыжий?!
Меня даже покоробило. Нельзя так фамильярно. Главное — тот на восемьдесят и три десятых процента черный. Так вылитый Чубайс, только черный весь и ростом чуть ниже… чем Гайдар.
Короче, обидел того ни за что. А народ же у нас жалостливый. Он может забить до смерти, но если тебя кто-нибудь до него обидел, он заступится.
Смотрю, процентов семьдесят уже стеной за Чубайса. Но он боком стоял, Чубайс-то, а тут вдруг повернулся лицом… И все креститься начали. Боком — Чубайс, а обернулся — Черномырдин! На лицо — не различишь. Два лица как два яйца. Даже как два овца из одного яйца.
Только он повернулся — двадцать и три десятых процента начали кошельки перепрятывать, шесть и семь десятых процента, и среди них семь и шесть десятых из тех девяти и пяти десятых, кто до этого в пространство улыбался, они стали шарить, нет ли чего тяжелого под рукой. И тут остановка — сорок три и две десятых вышли, тридцать девять и шесть вошло.
Один, который вошел, увидел Черномырдина, сразу без «здрасьте», без «пожалуйста» говорит:
— Где зарплата?
Тот говорит:
— Какая зарплата?
И вот я клянусь!.. Голос как у Зюганова. Несколько коммунистов ехало — хотели встать… но побоялись, что место займут.
Тут вагон дернуло, мужчина этот… он же гражданин Чубайс, он же Черномырдин, он же Зюганов, ногами запетлял, потом уцепился за какую-то женщину, за волосы и, конечно, все сразу увидели — Жириновский! По повадкам — Жириновский.
Двадцать пять и семь десятых мужчин повеселели сразу — в надежде на скандал. Девяносто шесть и восемь десятых женщин достали газовые баллончики, у двоих утюги оказались, у одной мышеловка. Три процента пассажиров затрудняются ответить на вопрос: мужчины они или женщины.
И тут этот Зюганов-Жириновский говорит вдруг:
— Россияне… к вам обращаюсь я.
Тут я совсем сбился, уже никак не понять, кто за кого, кто против всех — и еще опять остановка случилась. А когда поехали, мужчина снова:
— Россияне, к вам обращаюсь я… подайте, кто сколько может.
Единственно, что хорошо, — сразу считать стало легче: восемьдесят один процент кинулись газеты читать, десять и три десятых — стихи английских поэтов, остальные заулыбались — затрудняются ответить на вопрос, как их зовут.
А мужчина кепку достал откуда-то и протягивает, чтобы в нее подавали. А кепка-то лужковская!! Как будто только что с него сняли.
Ну и за кого народ? Если на моих глазах двадцать процентов достали кошельки, двадцать полезли в карман, двадцать в загашник, двадцать в бюстгальтер и двадцать в чулок — за деньгами, чтобы подать… а подал я один. За кого народ?
И еще я остановку свою проехал, на работу опоздал.
Все рейтинги врут.
Особенности национальной охоты
— А это не у вас вчера завалили банкира?
— Не-ет, ты что?! Откуда? У нас кто водится: депутаты, владельцы ресторанов, казино. Банкирчиков нету. Если только подранок забежал. Вряд ли.
— А чиновники у вас водятся?
— Есть. Раньше пугливые были, а сейчас из рук берут.
— Да ты что?!
— Ей-богу! Люди кругом — они не боятся ничего, берут, хоть бы что им.
— Из рук?!
— Из рук прямо! Сколько ни дай, все возьмут. А у вас разве не водятся чиновники?
— Нет, у нас политики больше. Столько развелось их — ужас! В том году весь урожай сожрали.
— Да ты что?!
— Ей-богу! Мы их на аплодисменты ловим. Хлопнешь в ладоши — и вот он, выскочил уже откуда-нибудь. И давай петь. До того красиво поют! Такие трели выводят! Дрю-дрю-дрю, та-та-та и дрю-дрю-дрю.
— Да ты что?!
— Ей-богу!
— И дрю-дрю-дрю?
— И дрю-дрю-дрю. Да хоть как! Про зарплату может спеть, про жилье, про пенсии. Стоишь думаешь: ведь тебя убивать пора, — а сам заслушался.
— Что же они, опасности не чуют, что ли?
— У их чего-то не хватает, у политиков. Кожи, что ли. У него, когда рот открывается — уши закрываются.
— Надо же!.. Да-а, природа-мать! Кого только в ней нет…
Плохо, экологию загадили — воры в законе улетели все в теплые края, там и на яйцах сидят. Новых русских раньше-то! А сейчас весной если возьмешь одного-двух на проститутку, а так нет.
— Да-а. Сами же мы и виноваты. Мутанты уже появились. Спереди смотришь — политик, а сбоку глянешь — киллер!
— Да ты что?!
— Вот те крест.
— Господи, спаси и помилуй!
— Не знаешь, на кого охотишься… Ну ничего — Бог не выдаст, скоро уж пойдем на депутатов.
— Рано еще. Что, они только приступили, еще не набрали ничего, навара не будет. И с ними сейчас тоже умаешься.
— А что такое?
— Следы перестали оставлять.
— Как — перестали?
— «Как»… Вот депутат, вот деньги. Все смотрят в упор — вот депутат, вот деньги. Никто глаз не сводит — вот депутат, вот деньги…
— Ну?
— Вот депутат…
— Дальше что?
— Все, денег нет уже.
— Да ты что?!
— Ей-богу!
— Твою мать-то!
— А одного депутата стали травить, он на их бросился, они давай палить, а у него пули ото лба отскакивают.
— Такие пули?
— Такой лоб… А так у нас водятся челноки, бомжи, нищие, эти… которые совсем уже… о, память-то… врачи, инженеры, учителя. На их никто не охотится.
— Да. На что они? Для забавы если. И то какая охота? У нас они прямо на огород забегают… морковка там, картошка. Лопатой шлепнул его по башке, и вся охота.
— Да. Что они? Еле ноги носят.
— Значит, это не у вас вчера банкирчика завалили?
— Не-ет, ты что?! Одни разговоры… Не та охота стала, не та.
Дедушкина сказка
Ребятушки, вы же себе так головы проломите! А вот вы лучше усаживайтесь поудобнее, я вам сказку расскажу. Веселую! Нет, я знаю… Нет, ничего не перепутаю… У кого склероз?.. Ты с кем разговариваешь?.. Вот и помолчи… Кто гунявый?.. Кто гундосый?.. Помолчи, я сказал!.. Сам ты сукин сын.
Ну вот!.. Ага!.. Жили-были мужик с бабою… С бабою… Нет, он с бабою жил… Потому что у него такая ориентация была… Да, это давно было.
Ну вот!.. Ага!.. Жили они, не тужили, песни пели да плясали вприсядку… Нет! В критические дни тоже… С крылышками. Помолчи, я сказал.
Жили-были мужик с бабою. И было у их три сына-богатыря! Почему не было?.. Не прокормишь.
А было у их два сына и одна дочь — она мало ела.
Старший умный был детина, средний был и так и сяк, а девочка вовсе была дурой.
Чего-то нехорошо получилось насчет девочки. А было у их две дочери-красавицы и один сын. И вот кто-то повадился ходить к ним по ночам… Нет! Нет, не к дочерям. Кто-то повадился ходить к ним по ночам пшеницу воровать… Потому что остальное все разворовали уже. Помолчи, каторжанин!
Про что мы щас?.. А-а! И вот, значит, как-то курочка у их снесла яичко, да не простое… Нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14