— Аккурат между нами…
— Ныряй теперь, стрелок! — немного отошел Лева. — Лодку доставать надо. Мотор тоже жалко, отличный был мотор. Я его отладил… э-эх!
— Глубоко здесь, — нагнулся над бортом лодки Кузьмич, всматриваясь в черноту воды.
— Да уж с головкой будет… — пообещал Лева.
Кузьмич молча стянул телогрейку, снял свитер…
Через минуту он стоял в лодке в одних бязевых кальсонах и ушанке. Все молча смотрели на его дрожащее тело. Кузьмич сел на борт лодки, свесил ноги к воде, дотронулся — и тут же поджал их: холодно…
— Я, мужики, плавать не умею… — признался Кузьмич.
И такой у него жалкий был вид, что все рассмеялись.
Совсем рядом с лодкой шумно плюхнулись на воду две здоровенные утки. На светлой глади их темные тела видны были отчетливо.
— Сволочи!.. — пробормотал Кузьмич. — Чувствуют они, что ли, когда не до них?..
Михалыч разделся. Быстро перелез через борт и тут же нырнул. Линь в руках Раймо легко подрагивал, затем натянулся…
Что творилось под водой, увидеть было невозможно. Все молча сидели и ждали Михалыча.
Он неожиданно вынырнул совсем рядом с лодкой.
— Подцепил? — заискивающе поинтересовался Кузьмич.
Генерал ничего не ответил. Набрав побольше воздуха в легкие, он вновь ушел в темноту воды. Снова все застыли в тягостном ожидании… Казалось, что прошло несколько минут: так долго Михалыч не показывался.
— Может, запутался? — снова подал голос Кузьмич: он внутренне ощущал свою вину и теперь чувствовал себя не в своей тарелке. — Подергай линь-то! — попросил он Раймо. — Тут такое дно, никто не знает… что там.
Остальные тоже заволновались: Михалыч все не показывался.
Линь в руках Раймо натянулся, дернулся.
Прошло еще несколько секунд — и генерал наконец-то с шумом выплыл на поверхность. Тяжело дыша, он вцепился в борт. Женя помог ему залезть в лодку.
— Ну что? — спросил Кузьмич. — Порядок?
Михалыч молча стал одеваться.
— Значит, сейчас подтянем к камышам и затащим на них… — проявлял свою активность Кузьмич. — Там мелко. Мотор снимем…
— Сначала сапоги снимай! — приказал ему Михалыч.
— Зачем? — не понял Кузьмич, но сразу стал стягивать свои резиновые сапоги. — Сапоги-то зачем?
— Лодку латать будем, — объяснил ему Лева, — на заплаты пойдут твои шузы…
На малых оборотах пошли к камышам, вытягивая из воды затонувшую лодку. Затем мягко затащили ее плоское днище на примятые стебли растений.
Лева и Женя принялись клеить корпус лодки. Кузьмич внимательно наблюдал, как безжалостно режут его сапоги.
— Слишком большие куски берешь… — попробовал он вмешаться в процесс ремонта. — Ты с верха бери, там и резина потоньше будет…
— Молчи… — посоветовал Лева. — Все одно: все уйдут. Еще может и не хватить… У тебя есть еще что резиновое? — Лева оглядел егеря с головы до ног.
— Больше ничего такого нет!.. — быстро ответил Кузьмич.
— Штаны у него брезентовые, — посмотрел на него Качалов, — замасленные хорошо, воздух держать будут… Их тоже можно на заплаты пустить.
— Угу, — согласился Лева, — вот их можно как раз брать с низу, где потоньше и засаленнее…
— Ладно вам! — понял, что над ним подшучивают, Кузьмич.
Он порылся в своем сидоре, достал флягу и протянул Михалычу:
— Выпей…
После генерала фляга стала передаваться по кругу. На утреннем холодке самогонка пошла хорошо, даже Раймо не стал отказываться. Туман повис над водой, сквозь него проглядывали верхушки камышей. Птицы начали просыпаться, несмело подавая свои голоса. Где-то совсем рядом плеснула крупная рыбина, гулко ударив хвостом по воде. Раймо не выдержал и потянулся за спиннингом…
Дав леске слабину, он ловко метнул блесну в воду. Все на мгновение замерли, наблюдая, как скользит натянутая леска. Раймо медленно втянул леску назад — ничего. Он так же, не спеша, сделал еще один бросок — тут же ударило так, что спиннинг зазвенел. Катушка провернулась… Раймо с трудом остановил ее бешеное обратное вращение.
Леска гуляла из стороны в сторону, затем пошла куда-то вниз, потом — к камышам. Как только леска давала слабину, Раймо тут же подтягивал. Неожиданно прямо рядом с лодкой прошла, разрезая водную гладь, темная торпеда туловища рыбы. Кузьмич чуть не свалился в воду, пытаясь ухватиться за гуляющую над водой леску. Раймо удалось подвести рыбину поближе. Можно было увидеть, как огромная пасть глотнула воздух и затем резко пошла в глубину.
— Вытягивай! — не вьздержал Кузьмич.
— Сам знаю, не дает! — заорал по-английски Раймо. Потом он в азарте перешел на родной язык: — Здоровая, сволочь! Я поведу вдоль лодки, а ты хватай ее! За жабры хватай!
Спиннинг изогнулся в дугу и дрожал от напряжения. Раймо обеими руками вцепился в его цевье, стараясь не потерять равновесия на шатком надувном дне.
— Давай! Я подхвачу! — перегнулся; через борт Кузьмич. Михалыч еле успел; подхватить его, чтобы тот не вывалился в воду.
— Веду! Сейчас на поверхность вытяну! Ты хватай ее за хвост! За хвост хватай! — орал на финском Раймо.
— Возьму, не волнуйся! — пообещал Кузьмич и приготовился.
Раймо с усилием подвел рыбу к лодке. Кузьмич изловчился и подхватил ее поперек туловища. Он оперся боком на борт и вырвал рыбину из воды.
Все радостно заорали…
— Вот она, голубушка! — закричал Кузьмич, поднимая ее над собой.
Она изогнулась в его руках, ударила хвостом по лицу и, выскользнув, мягко шлепнулась о борт лодки, подскочила и плюхнулась в воду. Какое-то мгновение ее еще можно было увидеть рядом с лодкой, но потом она резко ушла в глубину.
— Я же говорил тебе — держи ее за хвост! — заорал по-фински расстроенный Раймо. — Упустил! Такую отличную рыбу упустил!
— Чего упустил?! Она меня так стеганула, никто бы не удержал! — орал в ответ Кузьмич, чувствуя свою вину, но все еще находясь целиком под впечатлением, от лова рыбины.
— Ее надо было сразу на дно! Мог бы сесть на нее, если не умеешь держать! — продолжал кричать Раймо.
— Я не умею?! Да я столько и таких ловил!..
— Не надо ссориться, горячие финские парни! — остановил их ругань Михайлыч.
Все рассмеялись. За ними засмеялись Раймо с Кузьмичом.
— Как она тебя хвостом-то! — показывал егерю Раймо. Он все еще говорил по фински. — Ты чуть за борт не выпал! — Ага! В азарте чуть за ней в воду не нырнул! — соглашался, смеясь, Кузьмич.
Качалов и Соловейчик покончили с емонтом расстрелянной лодки. Они стояли в камышах и ждали, когда вторая одка заберет их к себе.
— Кузьмич! — вдруг изумился генерал. — А на каком языке ты с нашим гостем разговаривал?..
— Не знаю… — егерь поскреб в задум-ивости затылок. — Кажись, на своем…
— Как же тогда вы друг друга поняли? ведь и он на своем кричал? — резонно заметил Михалыч.
Этого уже Кузьмич объснить не мог…
Солнце, как всегда, появилось неожиданно. На мгновение оно погрузило все вокруг в мертвую тишину, чтобы потом разорваться шумом и яростью мира; казалось, природа сама удивляется этому таинству — рождению нового дня.
Все сидели в лодке и согласно молчали. Говорить не хотелось, да и так все было понятно…
Медленно, волоча за собой вторую лодку, подошли к бухте у егерского хозяйства. Между строениями бродили Сергей Олегович и старшина Семенов, аккуратно поддерживая друг друга.
— Так!.. — многозначительно произнес Кузьмич. — Нашли!..
Они причалили к дощатым мосткам.
— Кузьмич! — бросился к лодке Семенов. — Он говорит — не надо впадать в отчаяние, есть надежда, что найдем…
Сергей Олегович стал разрывать горелый мусор из бочки, куда Раймо натаскал отходы от предыдущих праздничных гуляний.
— Чего найдете? — не понял Кузьмич.
— Пистолет мой, — покачиваясь и чуть не плача, пояснил милиционер. — Не впадай, говорит, в отчаяние, найдем! Ну, что? — старшина повернулся к Сергею Олеговичу, тот уже вывалил весь мусор на траву. — Что теперь делать будем? Ты знаешь?
— Знаю! — Сергей Олегович оторвался от горы с мусором и выпрямился. — Теперь ты можешь впадать в отчаяние: пистолета нет. Нигде. Он пропал без следа…
Семенову мгновенно стало плохо, он еле добрался до стола. Выпил.
— Не огорчайся! — стал успокаивать его Сергей Олегович. — Уволят — работать пойдешь… — при этих словах Семенов как-то странно глянул на него. — Ты умеешь что-нибудь делать?
— Ничего не умею… — подумав, признался милиционер.
— Понятно. Тогда есть от чего расстраиваться… — сочувственно вздохнул Сергей Олегович.
Подбитую лодку вытянули на берег. Лева ходил кругами вокруг нее, осматривал — как лучше приняться за серьезный ремонт.
— Во! Во какая! Как даст хвостом! — вещал Кузьмич за столом. — Раз! В воду плюх! Я ее!..
— Ты не удержал рыбу, — сказал ему по-фински Раймо. — Я говорил, как надо ее вытаскивать! За хвост надо было!
— Не учи ученого! Я знаешь сколько рыбы ловил! Сейчас вот возьму динамит — столько возьму, что глаза твои вылезут!..
— Я умею ловить рыбу! У нас в Финляндии все умеют ловить рыбу! Если нет в лодке сачка, то руками надо брать за…
— Вы еще подеритесь, горячие финские парни! — прикрикнул на них Миха-лыч.
Это было просто поразительное зрелище, как финский интеллектуал и простои русский егерь безо всяких проблем смогли найти общий язык… Как это произошло, никто не в силах был объяснить. Но сейчас все это принималось, как естественное состояние.
— Садись! — приказал им Михалыч. Он поднял стакан и произнес очередную свою нетленку: — Ну, за охоту!..
Все дружно выпили. Лева клеил поодаль лодку, проверяя, не травит ли корпус.
— Лев! — заорал ему Качалов. — Давай к нам! Брось ты с ней возиться, еще успеется!..
Лева не отвечал. Просто ремонтировал лодку и молчал, посматривая, как разворачивается и ширится веселье за столом.
Семенов и Сергей Олегович принялись искать вокруг стола пистолет. Правда, старались далеко от него не отходить…
Вскоре затянули песню. Каждый на своем языке, но — общую.
— Левка! Давай к столу! — снова позвал Соловейчика Женя.
Лева медленно подошел к навесу и остановился, разглядывая веселую компанию. Раймо и Кузьмич, обнявшись, о чем-то говорили, ни на кого не обращая внимания. Генерал смотрел на них и попыхивал сигарой. Женя уже разливал по новой.
— Что вы все пьете?! — вырвалось у Левы. — Пьете, пьете! Все уже пропили? Страну! Веру! Закон! Сто лет назад, даже чуть больше, народ в России пить бросил! Целые деревни, села, волости, даже губернии зарок давали — не пить! Месяц! Год! Бойкот объявляли винным откупам!..
— А откупа-то, Лева, твои соплеменники держали… — уточнил Качалов.
— И они тоже! Но народ-то сам, по собственному желанию, без принуждения прекратил пить! И правильно сделал! А мы?! Как слепые, как безумцы — пьем и пьем! Как будто боимся чего-то! Ищем что-то! Да нет там ничего! — показал он на бутыль. — Зло и мрак! — Соловейчик протянул руку, взял полный стакан с водкой. — Безумие какое-то…
И Лева выпил стакан одним глотком.
Потом, удивляясь самому себе, посмотрел на друзей, словно очнувшись…
— Ну ты и напугал меня, Лева… — после непродолжительного всеобщего замешательства признался Кузьмич. — Чего это, думаю, с ним? Отошел, значит… Это бывает… У меня тоже — иногда нахлынет, держит, держит и не отпускает… Тогда или это, — он показал на стоящие на столе бутылки, — или к бабе. Или все вместе…
— Может, отдохнешь? — посмотрел на Соловейчика Михалыч. — Завтра с утра выходим…
— Угу… — кивнул своей курчавой головой Лева и отправился доклеивать лодку.
У стола все продолжали гулять. Уже смеркалось. Включили электричество. Лампочка под навесом ярким светом вычерчивала фигуры за столом.
— …Щас так рванет, — орал Кузьмич, — вся рыба всплывет! Щас я ему покажу! Докажу! Какой я рыбак!..
Кузьмич размахивал динамитным патроном. Судя по всему, он собирался сунуть его в костерок… Михалыч и Лева бросились к нему. Лева выхватил динамитную шашку из руки егеря, генерал крепко обнял его, успокаивая. Кузьмич несколько раз дернулся, но затем как-то сразу затих и обмяк.
— Всем спать! — приказал Михалыч, тяжело дыша. — Завтра рано встанем!
Он взвалил на плечо тело уже совсем отрубившегося егеря и понес его в дом. Следом двинулись и остальные. Семенов и Сергей Олегович уже сладко спали в тесноте милицейского “уазика”.
Лева еще попытался было пособи-рать — в подражание Раймо — мусор во дворе, но понял, что этого он просто физически делать не в состоянии: каждый наклон к земле мог стать для него последним… Тем более, кто-то выключил лампочку под навесом, и во дворе стало совсем темно.
Спать Леве почему-то не хотелось. Он поплелся к воде. Присел там на подвернувшийся валун, глядел на светлое, мерцающее лунными бликами, зеркало… Неожиданно для себя он обнаружил, что по-прежнему держит в руке отобранную у Кузьмича динамитную шашку. Он внимательно осмотрел капсуль и бикфордов шнур и усмехнулся…
Лева так и не заснул в эту ночь. Еще не рассвело, но уже надвинулись серые предутренние сумерки. Видно вокруг было уже отчетливо.
Лева выбрал тихое место с пологим склоном. Укромная бухточка еще спала…
Он сел на берегу. Закурил, глядя на воду. Там пока еще лениво начинали играть рыбы. Он привязал к динамиту веревку, прикинул — легко ли будет бросать шашку, — покручивая веревкой с привязанным динамитом в воздухе. Потом снова сел и подождал еще какое-то время.
Соловейчик бездумно сидел на берегу, когда прибежал Филя. Он расположился рядом и посмотрел на Леву. Тот принял этот взгляд как сигнал к действию: встал и поджег шнур динамита. Как только он затрещал. Лева с силой раскрутил веревку и бросил…
Почему-то гладь воды оставалась такой же чистой и зеркальной. Лева огляделся, ничего не понимая. Только заметив, как скулит Филя, поглядывая вверх, Лева увидел… покачивающийся динамит, застрявший в ветвях близстоящей сосны. Бикфордов шнур горел исправно, пощелкивая и пуская маленькие искорки.
Леве стало жаль дерева. Он бросился по склону наверх. Ноги скользили по глине, он постоянно съезжал к воде… Наконец он добрался до приземистой сосенки, на которой повис динамит. Подпрыгнул, пытаясь ухватиться за ветку или за динамитную шашку. Ни роста, ни прыти у него для этого не хватило: было слишком высоко. Лева поднял с земли ветку и попытался сбить заряд — но тот только сильнее раскачивался; даже веревка еще раз перехлестнулась через ветку…
Лева завыл от отчаяния. Ему снизу отлично было видно, как быстро укорачивается бикфордов шнур. Он понял, что совсем скоро динамит рванет… Лева не выдержал, скатился по склону и бросился в воду. Он изо всех сил пытался отплыть подальше, пока не понял, что глубина маленькая и что он лежит на одном месте, только поднимая муть со дна. Лева вскочил на ноги и зашлепал по воде, быстро удаляясь от берега.
Динамит все не взрывался. Стоя по пояс в воде метрах в тридцати от берега, Лева оглянулся: на берегу под деревом остался Филя. Он неистово лаял на динамит, совсем не чувствуя исходящей от него опасности. Лева заорал: “Филя, сюда! Ко мне, дурак!” — но пес то ли просто не слышал его криков, то ли не желал слушаться Соловейчика…
Лева, бураня воду, побежал к собаке. Он успел взять Филю на руки и дойти до воды, как за спиной страшно рвануло… Соловейчика подбросило и вдавило в воду. Камыши вокруг тихой бухточки разом полегли…
…На поверхности воды плавала, поблескивая нежной чешуей, оглушенная мелочь. Среди нее тут же, на мелководье, лежал оглушенный Лева. В одной руке он сжимал небольшую плотвичку, в другой — пистолет “Макаров”…
Живой и здоровый Филя пытался вытащить его на берег, но сил у пса для этой процедуры явно не хватало. Лева открыл глаза. Ему было как-то особенно хорошо и спокойно: над головой — светлое небо с одинокой яркой звездой, вокруг — покой и тишина…
Лева с интересом посмотрел на пистолет, не понимая, каким образом он оказался в его руке и — вообще — что он тут делает, лежа в мелкой холодной воде…
…Орловец сам нес его к матерому. Из подлеска выбежали три борзые — было видно, что потеряли след. Они, поскуливая, суетливо закружились вокруг него. Он, не слезая с жеребца, подхватил одну из борзых и, прижимая ее к себе, почувствовал, как тяжело и прерывисто ходят ее бока.
Орловец мгновенно вынес его к склону, перескакивая через выбоины поперек волку. Борзая уже заметила матерого и ринулась из рук хозяина. Гон пошел по новой. За борзой бросились остальные собаки; матерого удалось отвести от кустарников, что росли вдоль оврага, и теперь он обреченно шел через поле. В лае гона слышались торжествующие ноты окончания охоты.
Он видел, что волк стал забирать влево, и направил орловца наперерез. Егерь сделал то же самое, только с другой стороны поля.
— Улю-лю-лю-лю! — рвался его рот. Егерь невидяще глянул на него, полностью захваченный охотой на матерого.
— Улю-лю-лю-лю! — подхватил он, понимая, что теперь, когда борзые видят зверя, подзадоривать их — дело лишнее.
Горбатая борзая с темными боками первая подошла к зверю.
1 2 3 4 5 6 7 8