Рассказы и фельетоны –
OCR Денис
«Наталия Ильина. Белогорская крепость»: Советский писатель; Москва; 1989
ISBN 5-265-00559-5
Наталия Ильина
Поговорим о жанрах

* * *
О литературных жанрах последнее время много пишут. В частности, речь идет о произведениях на историческую тему. Среди них: а) исторические исследования, б) исторические романы и в) исторические фантазии. Одни критики считают, что авторы романов имеют право ради своих художественных целей смещать даты и сталкивать лиц, живших в разное время. Другие критики с этим не согласны. Что касается "исторических фантазий" (недавно родившийся жанр), то возможности их авторов поистине безграничны. С этим, однако, тоже спорят. Подобные дискуссии очень оживляют страницы газет и журналов.
Не следует, думается, оставаться в стороне и фельетонистам. Предлагаю тему: жанры устных бесед, в частности телефонных. Беседы, ведущиеся по домашнему телефону, – один жанр, по телефону служебному – другой. Раскованность, свободный полет мысли и фантазии – признак первого жанра. Лаконизм и насыщенность информацией – признак второго. Однако есть и третий, который я бы определила как лапидарный. Лапидарность, как известно, означает: сжатость, выразительность.
Пример. Вы набрали номер, попросили к телефону Петра Петровича и в ответ услыхали: "Его нет". Вариант: "Нет его!" Трубка мертвеет.
Итак: Петра Петровича нет. Скончался? Если да, то скоропостижно, ведь еще вчера вы с ним виделись. Инфаркт? Увезен в больницу? Не будем поддаваться мрачным мыслям! Петр Петрович отбыл в командировку. Уехал в отпуск. А быть может, проще? Он: а) в театре, б) в кино, в) в гостях. Еще проще: вышел прогулять собаку. И самое простое: он дома, принимает душ.
Вон сколько возможностей таится за словами "Его нет". Сжатость налицо. Выразительность тоже. Ибо, если вдуматься, подтекст тут таков: "Отстаньте!", "Отвяжитесь!"
Если судьба Петра Петровича вам небезразлична или если он нужен вам до зарезу, рискните набрать номер еще раз и попробуйте выяснить: когда он вернется? Ответ: "Не в курсе!" Вариант: "Он мне не докладывает!" Трубка вновь мертвеет. И все же вы убедились: если Петр Петрович куда-то и отбыл, то хотя бы не в свой последний путь...
Полагаю, что лапидарный жанр рожден в коммунальных квартирах. Их у нас становится все меньше, чему следует только радоваться. Но я с изумлением замечаю, что некоторые авторы и статей, и романов огорчены исчезновением коммунальных квартир. Эти авторы утверждают, что коллективное пользование телефоном, кухней, ванной и прочим рождает у тех, кто вынужден все это делить, чувства солидарности, взаимопомощи и даже любви друг к другу. Спорить не буду, случается всякое, скажу лишь, что мне в подобных ситуациях приходилось наблюдать рождение чувств совершенно иных. Но вернемся к жанрам.
Коммунальная квартира. Настенный телефон как раз напротив двери вашей комнаты. Звонят беспрестанно, спрашивают не вас. А подходите вы – вам всего ближе и вы сами ждете звонка. Вот здесь, думается, и возник лапидарный жанр. Сначала более или менее спокойно: "Его нет". Это правда – вы видели, что Петр Петрович куда-то ушел. Затем уже окрик человека раздраженного: "Нет его!!!" Звонят вторично. Надо же, какая настырность! Можно вообще швырнуть трубку. Но вы вежливы. Отвечаете: "Не в курсе!", "Он мне не докладывает!" И это правда: с Петром Петровичем и его женой вы уже год не разговариваете.
Я, разумеется, лапидарный жанр не защищаю, лишь пытаюсь выяснить его истоки, понять, где он уместен, а где нет. Согласна, что нигде не уместен, однако, если подобные ответы слышатся из общего телефона крупной коммунальной квартиры, надо вообразить обстановку, понять и простить. Но если Петр Петрович живет в квартире отдельной и кратким "его нет!" ограничиваются жена, дети и внуки, – это понять уже труднее. В чем дело? Внуки коммунальных квартир и не видывали. Дети зачастую тоже. Быть может, так издавна привыкла отвечать мама, проведшая в общей квартире детство и юность. Дети с внуками это слышали, в подтекст не вдумывались и полагают, что это нормально. Кстати, и мама в подтекст не вникала. И она это с детства слышала, притерпелась и тоже сочла нормой.
Секретарши, отвечающие по телефону служебному, должны, казалось бы, работать в соответствующем жанре: лаконизм и информация. Но увы! И они нередко прибегают к жанру лапидарному. А ведь дозвонились вы не сразу. Занято, занято и опять занято. Наконец прорвались! Попали! Зачем? А чтоб услышать: "Его нет!" Если вы способны проявить незаурядную настойчивость, то путем еще двух-трех звонков вы, быть может, выясните, что Петр Петрович жив и здоров. А нет его, ибо он: а) выехал в другую организацию, б) находится у директора, в) отлучился в соседнюю комнату или же просто пошел мыть руки.
Почему же некоторые секретарши пользуются этим сжатым и выразительным, но совершенно для их работы непригодным жанром? Думаю – просто по незнанию, по неумению разобраться в жанрах. Наша критика занимается высокими материями, все выясняет, к какому жанру отнести то или другое произведение, что может и чего не может позволить себе автор, а вот что позволяют себе люди в жанрах устных, – это критиков не касается. Ну правильно. Не их дело. Но кому-то надо этим заняться! Для начала хотя бы провести четкую границу между жанрами телефонных бесед – домашних и служебных. Границы эти, как я нередко убеждалась, совершенно стерты! Пример.
В одном учреждении (издательство, редакция, авторские права – неважно!) к концу года спохватились, что мне чего-то недоплатили. Звонок по телефону.
– Квартира Ильиной? Позовите кого-нибудь из наследников.
– Простите?
– Ну, кого-нибудь из родственников покойной.
– Но позвольте... Я... Я пока еще...
– Это что? Это вы сами говорите? Да? Ну надо же! (В сторону: "Лена! Лен! Она живая, оказывается!" – Слышны изумленные крики Лены.) Подумать только! А вы у нас в картотеке покойников!
– Что ж. Бывает. Но я тут ни при чем.
Запальчиво:
– А я разве при чем? Я, что ли, вас туда вписала? Не мой почерк. И Лена вам скажет, что не мой! Да сами можете приехать убедиться.
– Зачем? К тому же я не имею удовольствия знать ваш почерк.
– Это надо же! Пишут что попало, а мы расхлебываем! Значит, так: вам причитается... Ой, да что я! Вам теперь не со мной... Я только с покойниками разговариваю! То есть, с этими, с наследниками. Вам надо с Леной. Лен! Возьми трубочку!
Лена поначалу восклицала: "Ох, надо же!", "Это подумать только!" "Чего пишут, сами не знают!" Затем перешла к изложению одного похожего случая из ее практики. Только там было наоборот: кто-то в картотеке числился живым, а сам-то давно был на кладбище. Такая была волынка, пока все это выяснили и наследников разыскали. Привыкнув наконец к мысли, что я в самом деле жива, Лена приступила к делу. Но, впрочем, она была еще не в курсе. Перенесет меня в свою картотеку, все уточнит и будет звонить снова.
Прошу понять меня правильно. Я ни в чем не обвиняю этих двух молодых (судя по голосам) женщин. Верю, что в путанице с картотеками их участия не было, напутал кто-то другой. И на это не сержусь: не со зла ведь путали. Обыкновенная история: заполняли карточку, а думали о другом: что купить и чего не забыть. С кем не бывает? Некоторые, быть может, скажут: бестактность! Сначала выясни, жив человек или нет, а потом уж звони! Но и тут я никого не осуждаю. Дел много и служебных, и домашних, когда там выяснять? Что написано, тому и веришь. А вот учреждению, откуда раздался звонок, я так даже очень благодарна. Не обсчитали, не удержали, не вычитали, а напротив – стремились доплатить. Новость, следовательно, мне сообщили приятную, ну а то, что заодно причислили к покойным, – это легкое недоразумение, которое нетрудно устранить.
Двух моих молодых телефонных собеседниц упрекнуть можно лишь в одном: они спутали жанры. Эмоциональность, свежесть и непосредственность реакций, выраженная в разнообразных восклицаниях, – все это вполне уместно в беседе, ведущейся по домашнему телефону с добрыми знакомыми. Но уместна ли эта живость в разговоре с человеком незнакомым в трубку телефона служебного? Думается, что нет. И стоит ли в эту трубку рассказывать всякие курьезные, но к делу не относящиеся истории? И тут думается, что нет. Телефон стоит в учреждении, а туда вечно кто-то дозванивается...
Однако справедлив ли и этот мой упрек? Кто, где, когда говорил Лене и ее товаркам о том, что жанры существуют не только в произведениях искусства, но и в устных беседах? В школах этого не проходят. В институтах – тоже. Откуда ж людям знать?
Вот я и подумала: не пора ли поговорить об этом на страницах печати?
1984

1