Молодая женщина сцепила пальцы на его затылке и широко распахнула ноги — так легче было проникнуть в нее. Слезы полились по ее щекам — столь мощно раздирала ее лоно сказочная змея, несмотря на всю осторожность своего хозяина. Эммануэль корчилась, царапалась, хрипела, бормотала что-то невнятное. И когда он, наконец, вышел из нее, она все еще не могла от него оторваться. Она не заметила, как ее бережно поставили на пол, и только тихий голос привел ее в чувство:— Тебе было хорошо? — услышала она вопрос. Эммануэль припала щекой к своему божеству. Она ощущала, как внутри нее движется его семя.— Я вас люблю, — пробормотала она. — Хотите меня еще раз?— Непременно, — ответил он. — Я сейчас вернусь…Он наклонился и запечатлел на ее лбу столь целомудренный поцелуй, что она не нашлась что ответить. И, прежде чем поняла, что он уходит, она осталась одна.Размеренно, не спеша, словно совершая какой-то торжественный церемониал, она направляла на себя струю душа, намыливалась, смывала мыло, вытиралась ароматизированным полотенцем, опрыскивала из пульверизатора затылок, шею, подмышки, волосы лобка, расчесывала шевелюру. Ее образ троился в огромных зеркалах, украшавших комнату. Кажется, она никогда не была такой свежей и такой наполненной жизнью. Незнакомец должен вернуться. Ведь он обещал.Она все еще ждала, когда радио объявило, что приближается Бангкок. Разочарованная, вернулась она к своему креслу, которому чья-то заботливая рука уже придала сидячее положение. Сняла с полки сумку, положила жакет на колени. Ее сосед, на которого она взглянула мимоходом, удивленно поднял брови: «But aren't you going on to Tokio?».Такой английский Эммануэль поняла, она отрицательно мотнула головой. Разочарование выразилось на лице вопрошавшего, он спросил еще что-то. На этот раз Эммануэль не поняла вопроса, да и не хотела его понимать. Выпрямившись в кресле, она смотрела в пространство. Сосед вынул блокнот, протянул его Эммануэль. Конечно, он хочет получить ее адрес, он хочет еще раз встретиться с нею. Но она так же решительно качнула головой. Она спрашивала себя, увидит ли опять так стремительно исчезнувшего незнакомца, этого бога, или же он летит дальше, в Японию. Неужели он не скажет ей даже «прощай»!Она искала его среди пассажиров, спускавшихся по трапу, собиравшихся группами под крыльями самолета, в зале аэропорта. Но не было никого, кто мог сколько-нибудь походить на него ростом и ярко-рыжими волосами. Стюардесса прощально улыбнулась ей, она не ответила. Кто-то отодвинул барьер, показав пропуск, и позвал: «Эммануэль!».. Она шагнула вперед и с радостным криком упала в объятия своего мужа. ЗЕЛЕНЫЙ РАЙ Бассейн, выложенный черной плиткой и наполненный розовой водой, в которой лениво полощутся ноги Эммануэль, — бассейн Бангкокского Королевского Клуба. Дамы и девицы, допущенные в этот изысканный мужской круг, демонстрируют здесь свои ноги и грудь: по субботам и воскресеньям сквозь легкую прозрачную ткань одежды на трибунах ипподрома и совершенно обнаженными в другие дни недели — у бассейна.Совсем рядом с Эммануэль, так, что иногда она чувствует прикосновение коротко остриженных волос к своим бедрам, лежит, положив голову на скрещенные руки, молодая женщина. Ее тело мускулисто, как у юной кобылицы. Она говорит, хохочет, смех ее отражается от поверхности воды. У нее красивый голос, и красота его еще более подчеркивается смелостью ее выражений:— Жильбер решил, что по правилам хорошего тона ему полагается выглядеть оскорбленным после отплытия «Флибустьера». Он дуется за то, что я рванула от него на три дня, вернее, на три ночи. Какого черта я вернулась домой сразу же после «Флибустьера»!Эммануэль знает уже, что эту женщину зовут Ариана, что она жена графа де Сайн, советника французского посольства, и что ей двадцать шесть лет.Собеседница Арианы сидит в красном шезлонге, занятая расчесыванием болонки. Кличка у песика довольно редкая — О.— Какая муха укусила твоего мужа? Он что, изменил своим принципам?— Дело не в том, что я проспала три ночи с капитаном, ужасно то, что я не предупредила об этом Жильбера. Он считает, что был очень смешным, когда разыскивал меня повсюду, чуть было в полицию не обратился.Женщины зажужжали. Поджариваясь под ярким солнцем, они образовали на выложенной плитками жаровне что-то вроде ожерелья из пылающих тел вокруг лежащей Арианы и сидящей рядом с ней Эммануэль. Та, правда, больше воспринимала их слухом, а не зрением: игра воды вокруг ее ног занимала ее больше, чем зрелище красивых обнаженных женских тел.— А где он надеялся тебя увидеть? Хотя это нетрудно угадать…— Единственный раз в этой стране представляется случай развлечься…— Он сказал мне, что в последний раз видел меня на корме «Флибустьера» в конце праздника. Безоружной, беззащитной, между двумя разбойниками-матросами, которые будто бы собирались разделить между собой мои манатки.— И как? У них это получилось?— А я не помню, — рассмеялась Ариана.Оторвав, наконец, взгляд от воды, Эммануэль не могла не восхититься, с какой продуманной непринужденностью распускают купальщицы тесемки бикини, будто бы для того, чтобы не оставлять белых пятен на загорелых телах, а на самом деле, чтобы проходящие мимо знакомые и друзья могли еще раз полюбоваться ими, получая в ответ на свои приветствия небрежные кивки.Ариана приподнялась на локтях.— Дорогая, — обратилась она к Эммануэль, — вы пропустили уникальный случай, визит века, ибо дважды в столетие такого в Сиаме не бывает. В прошлый уик-энд маленький военный корабль бросил якорь в устье нашей реки. Визит вежливости таиландскому флагу. О, если бы вы видели экипаж! А капитан был просто Дионис! Все три дня здесь только и было, что обеды, коктейли, танцы, ну и всякое другое…Раскованность, нескромные усмешки молодых француженок, окружавших Эммануэль, смущали ее. Ее удивляло, что ее опыт, опыт парижанки, совсем не помогает ощутить себя равной в этом странном обществе. Роскошь и беззаботная праздность этих временных изгнанниц казались ей чрезмерными даже в сравнении с самыми дорогими местами где-нибудь в Отейле или Пасси. И все, казалось, говорило, что у этих созданий нет другой мысли и других занятий, кроме как разыскивать существа их возраста, привычек, взглядов, чтобы соблазнить их или самим оказаться соблазненными.Но вот одна из них, с дикой гривой волос, разбросанных по плечам и достигающих бедер, лениво поднимается, встает на краю бассейна, зевая и потягиваясь. Ноги ее широко расставлены, и сквозь тонкую ткань бикини открывается перед Эммануэль зрелище потаенных прелестей: выпуклый холмик и широкое бесстыдное отверстие, и это бесстыдство так контрастирует с невинным выражением лица обладательницы львиной гривы.— А Жан не такой уж и дурень, — заметила она. — Он подождал отплытия «Флибустьера», а уж потом вызвал свою жену.— И напрасно, — откликнулась Ариана тоном искреннего сожаления. — Она бы имела сумасшедший успех!— А я не могу понять, как он мог думать, что в Париже Эммануэль в большей безопасности, — засмеялась одна из полуголых девиц. — Разве ею можно пренебречь?Ариана со все растущим интересом рассматривала Эммануэль.Кто-то за спиной Эммануэль флегматично прокомментировал:— Да, видно, ее супруг совсем не ревнивец, раз он оставил ее одну на целый год.— Не на год, всего на шесть месяцев, — вспыхнула Эммануэль.Прозрачные бикини девицы с львиной гривой были так близко от нее, что она могла бы, чуть потянувшись, дотронуться до них губами.— А я считаю, что он правильно сделал, что не привез вас с собой, — сказала хозяйка О. — Он почти все время был на Севере, у него даже не было постоянного пристанища в Бангкоке, он останавливался в гостинице, когда приезжал сюда. Это — не жизнь для вас.Она тут же поинтересовалась:— Вам понравилась ваша вилла? Говорят, она изумительна!— О, она еще не совсем закончена, пока что нет мебели. Что мне понравилось больше всего, так это сад. Там такие огромные деревья. Вы обязательно должны посмотреть на них, — проявила учтивость Эммануэль. Кто-то из свиты Арианы задал еще вопрос:— Так вы собираетесь почти все время проводить в своем прекрасном саду?— Да ведь теперь все инженеры уже приехали, и Жану не надо будет мотаться в Ярн-Хи. Он будет все время со мной.— Ну, — сказала графиня, — в городе хватает места. И видя, что Эммануэль не поняла, Ариана пояснила:— Работа будет отнимать у него лучшие часы. У вас останется и время, и место для встреч с поклонниками. Вот еще одна удача: достойные мужчины этой страны заняты работой меньше, чем наши супруги. Вы водите машину?— Да, но я боюсь запутаться в этих улочках, это какой-то лабиринт. Жан, пока я не научусь ориентироваться, нанял мне шофера.— Ну, этому вы быстро научитесь. Я вам помогу.— Ариана научит! Она вас такому научит…— Ерунда, — отпарировала Ариана удар невидимой собеседницы. — В этом Эммануэль учительницы не нужны. А вот я сгораю от нетерпения послушать ее рассказы о парижских забавах; Минут права — только в Париже можно распутничать как следует.— Но мне не о чем рассказывать, — еле слышно проговорила Эммануэль и почему-то почувствовала себя глубоко несчастной.— Ну, не надо скромничать. Вы можете на нас вполне рассчитывать. Мы все немы, как могила.— А что рассказывать? За все время, что я оставалась одна в Париже, — тон Эммануэль был очень серьезен, — я ни разу не изменила мужу.Наступила тишина. Та искренность, с какой Эммануэль сделала свое признание, подействовала на женщин. Графиня взглянула на Эммануэль с подозрением: неужели эта малютка — ханжа? Однако, судя по ее костюму…— А давно вы замужем? — продолжала она допрос.— Уже год, — ответила Эммануэль и, желая вызвать у собеседниц зависть, добавила:— вышла замуж, когда мне только исполнилось восемнадцать…И поспешила закончить свое объяснение:— Год замужем и половину этого срока в разлуке с мужем. Представляете, как я счастлива снова увидеть Жана.И на ее глаза, к ее собственному удивлению, набежали слезинки.Общество закивало головами сочувственно и понимающе. «Да, видно, это не нашего поля ягода», — подумали все.— Не хотите ли пойти ко мне, попробовать мильк-шейк?Эммануэль даже не заметила, кто оказался рядом с ней и задал этот вопрос. Но, взглянув на вопрошавшую, она улыбнулась: лицо ее выражало желание покровительствовать Эммануэль, быть ее руководительницей в новой жизни. И в то же время это было лицо совсем маленькой девочки.«Ну, не такой уж маленькой, — тут же одернула себя Эммануэль, детство уже закончилось». Тринадцать лет, никак не меньше, но ростом уже почти с Эммануэль. Конечно, до зрелости еще далековато, может быть, это заметнее всего по коже, сохраняющей цвет детства: кожа еще не умеет загорать ровно, не покрывается той солнечной патиной, элегантной, цивилизованной, какой может похвалиться, к примеру, Ариана. Кожа даже кажется какой-то шершавой. Ну, как у цыпленка. Особенно на руках. На ногах она более отполировалась.На ногах… На прелестных мальчишеских ногах. Да, ноги были именно мальчишескими: с резко очерченными лодыжками, крепкими икрами и узкими бедрами. Их пропорциональность и легкая сила были на вид приятнее вызывающих смутные ощущения ног женщины. Их легче можно было представить бегущими по песку пляжа, отталкивающимися от трамплина, чем покорно расслабляющимися навстречу нетерпеливому желанию. Таким же, был и живот: спортивный, мускулистый, с четко обозначенными мышцами, и даже маленький треугольный клочок ткани внизу — вроде того, каким пользуются обнаженные танцовщицы — не казался здесь непристойным.Остроконечные груди были столь малы, что ленточке бикини и нечего было, собственно, скрывать. «Прекрасно, — подумала Эммануэль. — Но зачем она надевает что-то на грудь? С обнаженной грудью было бы куда лучше, и никому бы это не внушало нескромных мыслей». По правде говоря, она тут же усомнилась в правоте своего последнего суждения. Она спросила себя, что могут чувствовать эти маленькие груди, и ей вспомнилась она сама и та радость, которую она испытала, когда ее грудь только-только начала обозначаться. А ведь тогда ее груди были поменьше, чем эти.Они — теперь она пригляделась повнимательнее — и не так уж не заслуживают внимания. Просто подействовал контраст с бюстом графини де Сайн.А эти узкие бедра! А вся стать школьницы!А длинные густые косы, прикрывающие эту розовую грудь! Косы просто ошеломили Эммануэль. Она никогда не видела таких волос, таких светлых, таких воздушных — нельзя было понять, что это за цвет. Золото? Лен? Солома? Песок?Или рассветное небо?Или песцовая шкурка?Тут Эммануэль встретилась со взглядом зеленых глаз и забыла обо всем остальном.Все видела в этих глазах Эммануэль: и серьезность, и иронию, и ум. И даже какую-то властность, какой-то призыв… И тут же они становились тоскующими, задумчивыми, и опять — лукавство, фантазия, резвость светились в этих глазах.— Меня зовут Мари-Анж.Эммануэль молча любовалась ею, и девочка повторила приглашение:— Вы не хотите проводить меня домой?Теперь Эммануэль ответила улыбкой и поднялась с места. Ей пришлось объяснить, что сегодня это невозможно: Жан должен заехать за ней, предстоит несколько визитов и вернутся они слишком поздно.Но она была бы просто счастлива, если бы Мари-Анж смогла навестить ее завтра. Она знает, где живет Эммануэль?— Да, — бросила Мари-Анж. — Договорились. Завтра после обеда.Мари-Анж привез в белой американской машине шофер-индиец в тюрбане, с густой черной бородой. Высадив свою пассажирку, он тут же умчался.— Ты сможешь меня потом проводить, Эммануэль? — спросила Мари-Анж.Эммануэль тут же отметила это «ты». И еще отметила, и более отчетливо, чем накануне, как гармонировал голос с волосами и кожей. Ей отчаянно захотелось расцеловать девочку в обе щеки, но что-то удержало ее. Может быть, эти трогательные грудки под голубой блузкой? Да нет, чушь…Мари-Анж стояла совсем рядом:— Ты не обращай внимания на то, что болтают эти идиотки, — сказала она. — Они хвастают. На самом деле они не стоят и десятой доли того, на что претендуют.— Ну, конечно, — ответила Эммануэль после секундного замешательства — так-то аттестует этот ребенок своих старших подруг по бассейну!— Хотите пойти на террасу? — спросила Эммануэль и тут же пожалела об инстинктивно вырвавшемся «вы».Мари-Анж приняла приглашение величавым кивком головы.Проходя мимо своей комнаты, Эммануэль вспомнила о большой фотографии у изголовья постели. Она была изображена там абсолютно голой — вдруг гостья увидит этот портрет. Эммануэль ускорила шаги, но Мари-Анж остановилась перед бамбуковой занавеской, заменявшей дверь.— Это твоя комната? — спросила она. — Можно посмотреть? И, не дожидаясь ответа, откинула бамбук.— Какая огромная кровать! — расхохоталась гостья. — Сколько же вас умещается на ней? Эммануэль покраснела:— Да здесь, собственно, две кровати. Они придвинуты одна к другой.Мари-Анж увидела фотографию:— Какая ты красивая! Кто тебя снимал? Эммануэль хотела солгать, что это работа Жана, но сказала правду, ничего не приукрашивая:— Один художник, приятель моего мужа.— А у тебя есть другие портреты? Их надо тоже держать здесь. Ты ведь здесь занимаешься любовью?Эммануэль посмотрела на нее. Что же это за существо, которое, глядя таким незамутненным, чистым взглядом, с такой непринужденной улыбкой, по-дружески, без малейшего смущения задает подобные вопросы? И самое странное было то, что под этим взглядом Эммануэль чувствовала, что не может обманывать это существо, что попадает под его власть и готова рассказать самые интимные свои секреты. Словно защищаясь, она откинула занавеску:— Так мы идем?Мари-Анж слегка улыбнулась, и они прошли на террасу. Там, расположившись под навесом, защищавшим от палящего солнца, взглянув на реку, струящую свои воды совсем рядом, Мари-Анж всплеснула руками:— Ну и повезло тебе! Во всем Бангкоке нет дома, так хорошо расположенного. Какой отсюда вид и как здесь чудесно!Девочка замерла, любуясь расстилавшимся перед нею пейзажем. Затем, совершенно естественным жестом, она расстегнула высоко подвязанный пояс, стягивающий ее талию, и бросила его на красное плетеное кресло. Без промедления она сверкнула молнией пестрой юбки, и та упала к ее ногам. Переступив через юбку, бросилась в шезлонг и взяла один из журналов, лежавших на столике. На ней была только длинная блузка, доходившая до бедер, да узенькие, похожие на мужские, плавки-трусы.— Ой, я так давно не видела французские журналы! В шезлонге Мари-Анж устроилась быстро. Она вытянула благопристойно прижатые друг к дружке ноги и развернула журнал. Эммануэль вздохнула, стараясь прогнать смущающие ее мысли, и расположилась напротив Мари-Анж.— Что это за штука «Совиное масло»? Ничего, если я немного почитаю?— Пожалуйста, Мари-Анж.И та начала чтение, спрятав за журналом свое лицо.
1 2 3 4 5 6