об отношении к так наз. «новгородским еретикам» и о монастырских имениях. В первом случае его влияние (вместе с учителем его Паисием Ярославовым) мы можем только предполагать; во втором случае, напротив, он выступил инициатором. В деле о нoвгopoдских еретиках и Паисий Ярославов, и Н. Сорский держались, по-видимому, более веротерпимых взглядов, чем большинство тогдашних русских иерархов, с Геннадием Новгородским и Иосифом Волоцким во главе. В 1489 г. новгородский архиерей Геннадий, вступая в борьбу с ересью и сообщая о ней ростовскому архиепископу, просит последнего посоветоваться с жившими в его епархии учеными старцами Паисием Ярославовым и Н. Сорским и привлечь их к борьбе. Геннадий и сам хочет поговорить с учеными старцами и приглашает их даже к себе. Неизвестны результаты стараний Геннадия: кажется, они были не совсем таковы, как он желал. По крайней мере, больше мы не видим никаких сношений Геннадия ни с Паисием, ни с Н.; к ним не обращается и главный борец с ересью, Иосиф Волоколамский. Между тем, оба старца не относились к ереси безучастно: оба они присутствуют на соборе 1490 г., разбиравшем дело еретиков, и едва ли не влияют на самое решение собора. Первоначально все иерархи «стали крепко» и единогласно заявили, что «вся (всех еретиков) сожещи достоит» – а в конце собор ограничивается тем, что проклинает двух-трех попов-еретиков, лишает их сана в отсылает обратно к Геннадию. Важнейшим фактом жизни H. Сорского был его протест против землевладельческих прав м-рей, на соборе 1603 г. в Москве. Когда собор уже близился к концу, H. Сорский, поддерживаемый другими кириллобелозерскими старцами, поднял вопрос о монастырских имениях, равнявшихся в то время трети всей государственной территории и бывших причиной деморализации монашества. Ревностным борцом за идею H. Сорского выступил его ближайший «ученик», кн.-инок Вассиан Патрикеев. И. Сорский мог видеть только начало возбужденной им борьбы; он умер в 1508 г. Перед кончиною H. написал «Завещание». прося своих учеников «повергнуть тело его в пустыне, да изъедят е зверие и птица, понеже согрешило к Богу много и недостойно погребения». Ученики не исполнили этой просьбы: они с честью похоронили его. Неизвестно, был ли H. Copский канонизован формально; в рукописях изредка встречаются следы службы ему (тропарь, кондак, икос), но, кажется, это было лишь местной попыткой, да и то не утвердившеюся. Зато на всем протяжении нашей древней литературы лишь за одним Н. Сорским, в заглавиях его немногочисленных сочинений, осталось имя «великого старца». Литературные произведения H. Сорского состоят из ряда посланий к ученикам и вообще близким людям, небольшого Предания ученикам, кратких отрывочных Заметок, более обширного Устава, в II главах, и предсмертного Завещания. Дошли они в списках XVI – XVIII вв. и все изданы (большинство и важнейшее – крайне неисправно). Главным сочинением Н. является монастырский устав, в II главах; все остальные служат как бы дополнением к нему. Общее направление мыслей H. Copcкогo – строго аскетическое, но в более внутреннем, духовном смысле. чем понимался аскетизм большинством тогдашнего русского монашества. Иночество, по мнению Н., должно быть не телесным, а духовными, и требует не внешнего умерщвления плоти, а внутреннего, духовного самосовершенствования. Почва монашеских подвигов – не плоть, а мысль и сердце. Намеренно обессиливать, умерщвлять свое тело излишне: слабость тела может препятствовать в подвиге нравственного самоулучшения. Инок может и должен питать и поддерживать тело «по потребе без мала», даже «успокаивать его в мале», снисходя к физическим слабостям, болезни, старости. Непомерному прощению Н. не сочувствует. Он враг вообще всякой внешности, считает излишним иметь в храмах дорогие сосуды, золотые или серебряные, украшать церкви: еще ни один человек не осужден Богом за то, что он не украшал храмов. Церкви должны быть чужды всякого великолепия; в них нужно иметь только необходимое, «повсюду обретаемое и удобь покупаемое». Чем жертвовать в церкви, лучше раздать нищим. Подвиг нравственного самосовершенствования инока должен быть pазумно-сознательным. Инок должен проходить его не в силу принуждений и предписаний, а «с рассмотрением» и «вся с рассуждением творити». Н. требует от инока не механического послушания, а сознательности в подвига. Резко восставая против «самочинников» и «самопретыкателей», он не уничтожает личной свободы. Личная воля инока (а равно и каждого человека) должна подчиняться, по взгляду Н., только одному авторитету – «божественных писаний». «Испытание» божественных писаний, изучение их – главная обязанность инока. Недостойная жизнь инока, да и вообще человека, исключительно зависит, по мнению Н., «от еже не ведети нам святая писания...». С изучением божественных писаний должна быть, однако, соединено критическое отношение к общей массе письменного материала; «писания многа, но не вся божественна». Эта мысль о критике была одной из самых характерных в воззрениях и самого Н., и всех «заволжских старцев» – и для тогдашнего большинства грамотников совершенно необычной. В глазах последних всякая вообще «книга» являлась чем-то непререкаемым и боговдохновенным. И книги Св. Писаний в строгом смысле, и творения отцов церкви, и жития святых, и правила св. апостолов и соборов, и толкования на эти правила, и добавления к толкованиям, явившиеся впоследствии, наконец, даже и разного рода греческие «градстии законы», т. е. указы и распоряжения византийских императоров, и другие дополнительные статьи, вошедшие в Кормчую – все это в глазах древнерусского читателя являлось одинаково неизменным, одинаково авторитетным. Иосиф Волоколамский, один. из ученейших людей своего времени, прямо, напр., доказывал, что упомянутые «градстии законы» «подобии суть пророческим и апостольским и св. отцов писаниям», а сборник Никона Черногорца смело называл «боговдохновенными писаниями». Понятны, поэтому, укоры со стороны Иосифа Нилу Сорскому и его ученикам, что они «похулиша в русской земле чудотворцев», а также тех, «иже в древняя лета и в тамошних (иностранных) землях бывших чудотворцев, чудесем их не вероваша, и от писания изметаша чудеса их». Одна попытка сколько-нибудь критического отношения к списываемому материалу казалась, таким образом, ересью. Стремясь к евангельскому идеалу, Н. Сорский – как и все направление, во главе которого он стоял – не скрывает своего осуждения тем настроениям, которые он видел в большинстве современного русского монашества. Из общего взгляда на сущность и цели иноческого обета. непосредственно вытекал энергический протест Н. против монастырских имуществ. Всякую собственность, не только богатство, Н. считает противоречащей иноческим обетам. Инок отрицается от миpa и всего, «яже в нем» – как же он может после этого тратить время на заботы о мирских имуществах, землях, богатствах? Иноки должны питаться исключительно своими трудами, и даже подаяния могут принимать только в крайних случаях. Они не должны «не точию не имети имения, но ни желати то стяжавати»... Обязательное для инока столь же обязательно и для м-ря: монастырь есть лишь собрание людей с одинаковыми целями и стремлениями, и предосудительное иноку предосудительно и для м-ря. К отмеченным чертам присоединялась, по-видимому, уже у самого Н. религиозная терпимость, столь резко выступившая в писаниях его ближайших учеников. Литературным источником сочинений Н. Сорского был целый ряд патриотических писателей, с творениями которых он познакомился особенно во время пребывания своего на Афоне; ближайшее влияние на него имели сочинения. и Иоанна Kaccиaнa Римлянина, Н. Синайского, Иоанна Лествичника, Василия Великого, Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова и Григория Синаита. На некоторых из этих писателей Н. Сорский особенно часто ссылается; некоторые сочинения их и по внешней форме, и по изложению особенно близко подходят, напр., к главному сочинению Н. Сорского – «Монастырскому уставу». Ни одному из своих источников Н., однако, не подчиняется безусловно; нигде, напр., он не доходит до тех крайностей созерцания, которыми отличаются сочинения Симеона Нового Богослова или Григория Синаита.
Монастырский устав Н. Сорского, с присоединением в начале «Предания ученикам», издан Оптиной пустынью в книге «Преп. Н. Сорского предание ученикам своим о жительстве скитском» (М., 1849; без всякой научной критики); послания напечатаны в приложение к книжке: «Преп. Н. Сорский, первооснователь скитского жития в России и его устав о жительстве скитском в переводе на русский язык, с приложением всех других писаний его, извлеченных из рукописей» (СПб., 1864; 2 изд. М., 1869; за исключением «Приложений», все остальное в этой книжке не имеет ни малейшего научного значения). Литература о Н. Сорском подробно изложена в предисловии к исследованию А. С. Архангельского: «Н. Сорский и Вассиан Патрикеев, их литературные труды и идеи в древней Руси» (СПб., 1882).
А. Архангельский.

Нимб

Нимб (от латинск. Nimbus=туча, облако) – блестящий кружок, среди которого древнегреческие и римские художники, изображая богов и героев, нередко помещали их головы, дабы чрез то обозначить, что это – высшие, неземные, сверхъестественные существа. Относительно происхождения Н. мнения ученых расходятся: одни полагают, что этот иконографический символ божественности ведет свое начало от мениска (mhniskoV) – круглого металлического, помещенного горизонтального кружка, которыми греки прикрывали выставленные на открытом воздухе статуи для защиты их от непогоды, и от птичьих нечистот; другие ищут происхождения Н. в щитах, которые обыкновенно привешивались на спину людям, удостоившимся триумфа; третьи думают. что Н. первоначально явился как очень уместный атрибут в изображениях божеств, представляющих собою небесные светила и уже потом сделался принадлежностью не только всех вообще олимпийцев, но и тех смертных, которые взяты или достойны попасть на небо. Всего вероятнее, что Н. обязан своим происхождением народному верованию греков, воображавших себе, что тело богов, когда они являются в человеческом образе, испускают от себя ослепительный блеск и бывает окружено сияющим облаком, частицею того светозарного эфира, который находится над земною атмосферою и составляет обычное местопребывание богов. Такое представление о богах, с самых ранних времен усвоенное греческою поэзиею, впоследствии было перенесено из ее в образные искусства, главным образом в живопись, а так как в картинах сложной композиции изображать богов совершенно окруженными подобным сиянием было затруднительно, то художники стали довольствоваться условным его обозначением., а именно помещением его только вокруг голов. Точно также может быть объясняемо происхождение других атрибутов божественности, употребляемых в искусстве, каковы ореол, лучезарный венец и мандорла. Изучение дошедших до нас памятников греческого искусства доказывает, что Н. явился в нем не ранее эпохи Александра Македонского. От греков он перешел к римлянам, в Египет), в Индию, к поклонникам Брамы и Будды, и в христианство. В иконографии последнего Н. сделался с древнейших времен принадлежностью изображении ипостасей Пресв. Троицы, ангелов, Богоматери и святых; нередко он сопровождал также Агнца Божия и фигуры животных, служащих символами четырех евангелистов. При этом для некоторых икон установились Н. особого рода. Таким образом лик Бога-Отца помещался среди Н., имевшего вначале форму треугольника, а потом форму шестиконечной звезды, образованной двумя равносторонними треугольниками. С треугольным Н. иногда изображались также Св. Дух (в виде голубя) и Всевидящее Око. Спасителю христианская иконография присвоила преимущественно «крестовый» Н., т. е. круглый диск с начертанный. внутри него равноконечным крестом, нижний конец которого скрывается за головою. Такой же Н. получили символические изображения Христа, Добрый Пастырь и Агнец Божий, равно как в некоторых случаях и Св. Дух. Впоследствии украшением подобного Н. сделались, вместо креста, три линии или три пучка лучей, исходящих из средины диска в виде радиусов. Богородицу изображали и доныне изображают с кругообразным Н., украшенным. двенадцатью звездами, диадемою или лучезарною короною. Ангелы и святые наделяются простым круглым Н., который старинные живописцы, представляя апостолов, мучеников и вообще новозаветных святых, золотили, изображая же пророков и патриархов – серебрили.
А. С – в.

Нимфы

Нимфы (nymphae, numjai) – в греко-римской мифологии олицетворение, в виде девушек, живых стихийных сил, подмечавшихся в журчанье ручья, в росте деревьев, в дикой прелести гор и лесов. Они жили в рощах, у источников, в тенистых горных ущельях на лоне природы. Подобно сатирам, Н. – духи земной поверхности, проявление демонических сил, действующих помимо человека в уединении гротов, долин, лесов, вдали от культурных центров. Они занимаются пряжей, тканьем, поют песни, пляшут на лугах под скрипку Пана, охотятся с Артемидой, участвуют в шумных оргиях Диониса, ведут постоянную борьбу с надоедливыми сатирами. Иногда они приходят в общение с людьми, заботятся об их участи, отдаются героям и прекрасным юношам (Калипсо и Одиссей, Амарилла и Дафнис). Часто они наводят на человека безумие, бешенство (numjolhptoi), посылают пророческий дар и исступленное вдохновение; к таким вдохновительницам-нимфам относятся, напр., музы. Н. гор назывались ореадами, Н. лесов и деревьев – дриадами и гамадриадами, Н. источников – наядами, Н. моря – нереидами. Нимфам посвящались гроты и пещеры, иногда строились святилища, особенно в богатых растительностью и орошенных местностях, позднее и в городах. В жертву Н. приносили коз, телят, молоко, масло, вино. Как олицетворения прелести природы, они изображались в искусстве красивыми молодыми девушками с чудными волосами, с убором из венков и цветов, иногда в позе танцующих, с обнаженными ногами и руками, с распущенными волосами. Изваяния наяд нередко имели своим, атрибутом раковину, которую они держали у лона или сосуд; ореады представлялись сидящими в задумчивости на высокой скале.
Н. О.

Ниневия

Ниневия (Ninua, от nawah = селиться) – столица ассирийского царства, вступившая в эту роль, кажется, с XIV в. до Р. Хр., опередив древний г. Ассур. Древнейшее упоминание ее – в надписях Иудеи; самая древняя надпись, найденная здесь – царя Дунги, составленная по-семитически. Как важный торговый пункт на пересечении путей с Ю на С и от Средиземного моря к Персидскому заливу, Н. скоро достигла благосостояния, а как стратегический пункт, защищенный с З Тигром, с В Забом и горами и отдаленный от враждебного Вавилона, Н. еще в древние времена часто служила резиденцией. Расположена была на лев. берегу Тигра, против Мосула, где теперь холмы Куюнджик и Небби-Юнус ( = пророк Иона). От Древнего периода сохранилось сравнительно немного. Ассурназирпал (885 – 860) перенес резиденцию в. Калах и только со времен Синахериба начинается блестящий период Н., как столицы мира. Царь, унизивший Вавилон, старался, чтобы Н. заняла его место, и делал все возможное для украшения города. Ему принадлежит так наз. Юго-зап. куюнджикский дворец, раскопанный Лэйярдом в сороковых годах. Он перестроен Ассурбанипалом, который воздвиг для себя другой, сев. дворец, над раскопками которого трудились Рассам, Лофтус и Плэс. И там, и тут нашли много глиняных дощечек так наз. «Ассурбанипаловой библиотеки». Был дворец, воздвигнутый Ассаргаддоном, и на холме Небби Юнус, но правильных раскопок производить здесь нельзя: туземцы считают холм могилой пророка Ионы. В городе было много храмов; главной богиней-покровительницей считалась Истар. Разрушена Н. мидянами, в союзе с Набополассаром. в 607 г. С этих пор Н. исчезает с лица земли и была даже забыта. Когда Ксенофонт проходил мимо ее развалин, он не знал, что это за город; ее имя не упоминается и во времена римлян, основавших здесь военную колонию. В цветущий период Н. население ее имело репутацию распущенности. Имя ее было синонимом громадности. У пророка Ионы Н. называется имеющей три дня пути; это понятно, если вспомнить, что часто ее предместья и соседние придворные города Калах и Хорсабад (Дур-Саргон) считались за одно целое. Существовало мнение, что они были ограждены общей стеной. См. Layard, «Discoveries in the ruins of Niniveh. N. and its remains».
Б. Т.

Ниобий

Ниобий (Niobium франц. и англ., Niob нем.; хим.), Nb =:94. – в V группе периодической системы элементов имеются два редких металла, Н. и тантал, которые относятся к ванадию подобно тому, как молибден и вольфрам к хрому; последние три металла – члены металлической подгруппы в группе серы (VI); ванадий, Н. и тантал – члены металлической подгруппы в группе азота. Н. и тантал встречаются в редких минералах – танталитах, колумбитах и некоторых других – обыкновенно вместе, а потому история их открытия и изучения одна и та же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88