Сердюк украдкой разглядывал даму, которую только здесь представил ему майор, добавив при этом, что мадемуазель Жозефина «немного говорит русский». Мадемуазель оказалась очень привлекательной, великолепно сложенной женщиной среднего роста, с большими голубыми глазами и очень белым лицом. Каштановые волосы гладко причесаны, лоб высокий. Такая могла, пожалуй, получить первенство на конкурсе красоты, если бы не ярко крашенные, чувственные губы.
Оркестр заиграл громче, эстрада осветилась лучами прожекторов, и из боковых кулис на сцену выбежали двенадцать полуобнаженных девиц одинакового роста. Они стали танцевать, если, конечно, можно называть танцем то, что они выделывали в такт музыке. Девушки старательно демонстрировали свои прелести, высоко поднимая ноги и принимая непристойные позы.
Официант принес бутылку коньяку и закуски. Майор наполнил рюмки, сообщив при этом мадемуазель о том, что господин Сердюк всем напиткам предпочитает коньяк. Тем временем на эстраде появилась высокая девушка. Танцуя, она постепенно снимала с себя одежду. По тому, как неистово аплодировали ей мужчины, топая ногами и крича «браво-бис», Сердюк понял, что это был гвоздь программы.
После небольшого перерыва начались танцы. Жозефина с милой улыбкой спросила:
«Потанцуем?»
Во время танца она прижалась к Владимиру Терентьевичу и сказала:
– Вы очень хорошо танцевать.
Когда они вернулись, майора не оказалось за столиком. Жозефина наполнила рюмки, подняла свою и произнесла тост:
– За наш дружба!
Выпив коньяк, она сказала:
– Вы, господин Владимир, есть очень красивый мужчина.
В ответ Владимир Терентьевич улыбнулся. Он действительно был красивым мужчиной. Широкоплечий, с карими глазами под длинными ресницами, с волнистой светлой шевелюрой, он нравился женщинам и отлично знал это. Но сейчас Сердюк понимал, что сказанный Жозефиной комплимент был одним из элементов сценария, в котором и ей была предоставлена роль. Как бы в ответ на его мысли Жозефина слегка дотронулась до его ноги под столом и, томно улыбнувшись, нагнулась к нему и прошептала:
– Алан пропал, вы не хотел быть мой кавалер?
– С удовольствием. – Сердюк улыбнулся.
Вернулся майор.
– О-о! Вы, я вижу, весело проводить время без меня, – сказал он, занимая свое место за столиком.
– Господин Владимир есть любезный мужчина, он обещал быть мой кавалер, – пококетничала Жозефина.
– Очень приятно. – Майор скорчил на своем бледном продолговатом лице хитроватую улыбку и добавил на английском языке несколько слов, смысла которых Сердюк не уловил.
На эстраде начались новые номера, но майор и его спутница посматривала на эстраду безучастно. Посидев еще немного и выпив по рюмке коньяку, они поднялись и, пригласив Сердюка, направились к выходу. Довезли гостя до полицейского участка и, передав его в руки дежурного сержанта, попрощались с ним подчеркнуто любезно.
В камере Владимир Терентьевич долго лежал, подложив руки под голову, не меняя позы, и все думал, что бы это могло означать? Не найдя никакого ответа, он встал, выкурил сигарету, разделся и лег под одеяло, решив, что утро вечера мудренее, что майор так или иначе раскроет свои карты.
Действительно, во время очередного допроса, напоминавшего скорее дружескую беседу, майор, усадив Сердюка в кожаное кресло и сев против него, вел себя довольно фамильярно, был предупредителен, широко улыбался, вновь рассыпался в любезностях и наконец спросил:
– Вы есть довольный, господин Сердюк, как мы провели вчера вечер?
– Чудесный вечер, я даже не заметил, как пролетело время, – ответил Владимир Терентьевич.
– Вы раньше бывал ночной клуб и, как это по-русский, видал стриптиз?
– Нет, не приходилось.
– Не правда ли, хорошо проводить время в ночной клуб и мадемуазель Жозефина есть очень красивая женщина?
– Ничего, мадемуазель тоже недурна, она отличная партнерша в танце.
– Вот вы видел, у нас в свободный мир есть все: шикарный ресторан, отличный ночной клуб, бар, красивый женщин. Вы, господин Сердюк, при желании можете имет все это. – Майор откинулся на спинку кресла.
– Что вы имеете в виду? – спросил Владимир Терентьевич после непродолжительной паузы.
– Очень мало, написать маленький бумага, что вы желать оставаться у нас. Я вам давал гарантия, что вы получать много денег, имеет хорошую работу, машина и сладкую жизнь.
Владимир Терентьевич искренне расхохотался.
– Слов нет, греческий коньяк хороший напиток, мадемуазель Жозефина тоже недурна собой, и я не возражал бы встретиться с нею еще раз, однако будет лучше, если вы отпустите меня подобру-поздорову, иначе я подыму скандал на весь мир, расскажу людям о том, какими методами вы подбиваете людей стать изменниками, сперва шантажируете, потом соблазняете сладкой жизнью.
Майор опешил. Он ожидал все, что угодно, только не такой дерзости от русского.
– Вы угрожать? – выдавил он из себя.
– Зачем? Я просто сказал все, что думаю. Хочу еще добавить, что ваши номера стары, как мир, ими никого не удивишь.
– Интересно знать, как вы осуществить свое намерение, когда мы упрячем вам лет на десять каторжный тюрьма?
– Найду способ, не забывайте, что я гражданин великой державы – Советского Союза, вашего недавнего союзника.
– Посмотрим. – Разгневанный майор позвонил и сердито приказал солдату увести арестованного.
Казалось, о нем снова забыли. В течение целой недели больше никуда не вызывали и только на седьмой день повели его наверх, но не в кабинет майора, а к худому и высокому, как пожарная каланча, полковнику. Он сидел за массивным письменным столом. А у стола стояли майор Алан, тщедушный переводчик и советский офицер. Увидев советского офицера, Сердюк чуть не закричал от радости.
Владимир Терентьевич, разумеется, не знал, какие события произошли за время, пока он сидел в полицейском участке. О его исчезновении комендатуре стало известно на третий день. Начались розыски. Портье гостиницы «Интурист» сообщил, что в субботу рано утром за господином Сердюком приехал его знакомый, постоянный житель Лейпцига, господин Терещенко на своей машине, и они уехали вдвоем. На контрольном пункте подтвердили, что действительно, гражданин Терещенко проезжал на своей автомашине марки «оппель-капитан» и с ним был пассажир. На этом все нити оборвались, и дальнейшие поиски никаких результатов не дали. Терещенко исчез, словно в воду канул. На запрос советского командования из всех трех зон Берлина сообщили, что человек по имени Сердюк В. Т. у них не значится.
Однако представители английской разведки допустили непростительную оплошность, поставив машину Терещенко на общей стоянке под открытым небом, недалеко от полицейского участка.
По номерным знакам «оппель-капитана» установили, что Терещенко находится где-то здесь, следовательно, здесь должен быть и Сердюк. Написали начальнику английской контрразведки Берлина, потребовали выдачи советского гражданина Сердюка.
Начались долгие и нудные переговоры. К счастью, в английской разведке не было никаких материалов, доказывающих виновность Сердюка.
Полковник попросил переводчика передать господину Сердюку, что имело место досадное недоразумение, английское командование извиняется, а он полковник, надеется, что господин Сердюк может подтвердить, что с ним обошлись весьма корректно.
– Нет, претензий не имею, больше того – большое спасибо за науку.
– Какая наука? – удивился полковник.
– Как же, я испытал на собственной шкуре величайшую гуманность и справедливость англичан, убедился, как они благодарны советскому народу, выручившему их от смертельной опасности в тысяча девятьсот сорок первом году.
Полковник поморщился и ничего не ответил.
Когда Сердюк поклонился и вышел в сопровождении советского офицера, полковник обратился к майору:
– Опять осечка, Алан. Я не раз говорил вам, что нельзя задерживать этих русских без солидных вещественных доказательств.
– Кто мог предположить, что этот упрямый украинец не соблазнится снимками и не возьмет их у Малайдаха? – ответил майор.
На улице было сыро, шел мокрый снег.
1968
1 2 3
Оркестр заиграл громче, эстрада осветилась лучами прожекторов, и из боковых кулис на сцену выбежали двенадцать полуобнаженных девиц одинакового роста. Они стали танцевать, если, конечно, можно называть танцем то, что они выделывали в такт музыке. Девушки старательно демонстрировали свои прелести, высоко поднимая ноги и принимая непристойные позы.
Официант принес бутылку коньяку и закуски. Майор наполнил рюмки, сообщив при этом мадемуазель о том, что господин Сердюк всем напиткам предпочитает коньяк. Тем временем на эстраде появилась высокая девушка. Танцуя, она постепенно снимала с себя одежду. По тому, как неистово аплодировали ей мужчины, топая ногами и крича «браво-бис», Сердюк понял, что это был гвоздь программы.
После небольшого перерыва начались танцы. Жозефина с милой улыбкой спросила:
«Потанцуем?»
Во время танца она прижалась к Владимиру Терентьевичу и сказала:
– Вы очень хорошо танцевать.
Когда они вернулись, майора не оказалось за столиком. Жозефина наполнила рюмки, подняла свою и произнесла тост:
– За наш дружба!
Выпив коньяк, она сказала:
– Вы, господин Владимир, есть очень красивый мужчина.
В ответ Владимир Терентьевич улыбнулся. Он действительно был красивым мужчиной. Широкоплечий, с карими глазами под длинными ресницами, с волнистой светлой шевелюрой, он нравился женщинам и отлично знал это. Но сейчас Сердюк понимал, что сказанный Жозефиной комплимент был одним из элементов сценария, в котором и ей была предоставлена роль. Как бы в ответ на его мысли Жозефина слегка дотронулась до его ноги под столом и, томно улыбнувшись, нагнулась к нему и прошептала:
– Алан пропал, вы не хотел быть мой кавалер?
– С удовольствием. – Сердюк улыбнулся.
Вернулся майор.
– О-о! Вы, я вижу, весело проводить время без меня, – сказал он, занимая свое место за столиком.
– Господин Владимир есть любезный мужчина, он обещал быть мой кавалер, – пококетничала Жозефина.
– Очень приятно. – Майор скорчил на своем бледном продолговатом лице хитроватую улыбку и добавил на английском языке несколько слов, смысла которых Сердюк не уловил.
На эстраде начались новые номера, но майор и его спутница посматривала на эстраду безучастно. Посидев еще немного и выпив по рюмке коньяку, они поднялись и, пригласив Сердюка, направились к выходу. Довезли гостя до полицейского участка и, передав его в руки дежурного сержанта, попрощались с ним подчеркнуто любезно.
В камере Владимир Терентьевич долго лежал, подложив руки под голову, не меняя позы, и все думал, что бы это могло означать? Не найдя никакого ответа, он встал, выкурил сигарету, разделся и лег под одеяло, решив, что утро вечера мудренее, что майор так или иначе раскроет свои карты.
Действительно, во время очередного допроса, напоминавшего скорее дружескую беседу, майор, усадив Сердюка в кожаное кресло и сев против него, вел себя довольно фамильярно, был предупредителен, широко улыбался, вновь рассыпался в любезностях и наконец спросил:
– Вы есть довольный, господин Сердюк, как мы провели вчера вечер?
– Чудесный вечер, я даже не заметил, как пролетело время, – ответил Владимир Терентьевич.
– Вы раньше бывал ночной клуб и, как это по-русский, видал стриптиз?
– Нет, не приходилось.
– Не правда ли, хорошо проводить время в ночной клуб и мадемуазель Жозефина есть очень красивая женщина?
– Ничего, мадемуазель тоже недурна, она отличная партнерша в танце.
– Вот вы видел, у нас в свободный мир есть все: шикарный ресторан, отличный ночной клуб, бар, красивый женщин. Вы, господин Сердюк, при желании можете имет все это. – Майор откинулся на спинку кресла.
– Что вы имеете в виду? – спросил Владимир Терентьевич после непродолжительной паузы.
– Очень мало, написать маленький бумага, что вы желать оставаться у нас. Я вам давал гарантия, что вы получать много денег, имеет хорошую работу, машина и сладкую жизнь.
Владимир Терентьевич искренне расхохотался.
– Слов нет, греческий коньяк хороший напиток, мадемуазель Жозефина тоже недурна собой, и я не возражал бы встретиться с нею еще раз, однако будет лучше, если вы отпустите меня подобру-поздорову, иначе я подыму скандал на весь мир, расскажу людям о том, какими методами вы подбиваете людей стать изменниками, сперва шантажируете, потом соблазняете сладкой жизнью.
Майор опешил. Он ожидал все, что угодно, только не такой дерзости от русского.
– Вы угрожать? – выдавил он из себя.
– Зачем? Я просто сказал все, что думаю. Хочу еще добавить, что ваши номера стары, как мир, ими никого не удивишь.
– Интересно знать, как вы осуществить свое намерение, когда мы упрячем вам лет на десять каторжный тюрьма?
– Найду способ, не забывайте, что я гражданин великой державы – Советского Союза, вашего недавнего союзника.
– Посмотрим. – Разгневанный майор позвонил и сердито приказал солдату увести арестованного.
Казалось, о нем снова забыли. В течение целой недели больше никуда не вызывали и только на седьмой день повели его наверх, но не в кабинет майора, а к худому и высокому, как пожарная каланча, полковнику. Он сидел за массивным письменным столом. А у стола стояли майор Алан, тщедушный переводчик и советский офицер. Увидев советского офицера, Сердюк чуть не закричал от радости.
Владимир Терентьевич, разумеется, не знал, какие события произошли за время, пока он сидел в полицейском участке. О его исчезновении комендатуре стало известно на третий день. Начались розыски. Портье гостиницы «Интурист» сообщил, что в субботу рано утром за господином Сердюком приехал его знакомый, постоянный житель Лейпцига, господин Терещенко на своей машине, и они уехали вдвоем. На контрольном пункте подтвердили, что действительно, гражданин Терещенко проезжал на своей автомашине марки «оппель-капитан» и с ним был пассажир. На этом все нити оборвались, и дальнейшие поиски никаких результатов не дали. Терещенко исчез, словно в воду канул. На запрос советского командования из всех трех зон Берлина сообщили, что человек по имени Сердюк В. Т. у них не значится.
Однако представители английской разведки допустили непростительную оплошность, поставив машину Терещенко на общей стоянке под открытым небом, недалеко от полицейского участка.
По номерным знакам «оппель-капитана» установили, что Терещенко находится где-то здесь, следовательно, здесь должен быть и Сердюк. Написали начальнику английской контрразведки Берлина, потребовали выдачи советского гражданина Сердюка.
Начались долгие и нудные переговоры. К счастью, в английской разведке не было никаких материалов, доказывающих виновность Сердюка.
Полковник попросил переводчика передать господину Сердюку, что имело место досадное недоразумение, английское командование извиняется, а он полковник, надеется, что господин Сердюк может подтвердить, что с ним обошлись весьма корректно.
– Нет, претензий не имею, больше того – большое спасибо за науку.
– Какая наука? – удивился полковник.
– Как же, я испытал на собственной шкуре величайшую гуманность и справедливость англичан, убедился, как они благодарны советскому народу, выручившему их от смертельной опасности в тысяча девятьсот сорок первом году.
Полковник поморщился и ничего не ответил.
Когда Сердюк поклонился и вышел в сопровождении советского офицера, полковник обратился к майору:
– Опять осечка, Алан. Я не раз говорил вам, что нельзя задерживать этих русских без солидных вещественных доказательств.
– Кто мог предположить, что этот упрямый украинец не соблазнится снимками и не возьмет их у Малайдаха? – ответил майор.
На улице было сыро, шел мокрый снег.
1968
1 2 3