Я удивленно взглянул на нее.- Дорогая, это же вас совершенно не касается. Я получил приказ. И давайте оставим эти разговоры. - Потом я нахмурился. - Какая вам разница? Вы что, положили глаз на этого таинственного незнакомца?Она надменно вскинула голову.- Не грубите! Но...- Вне зависимости от его ценности для другой стороны, - продолжал я, - которая, как я слышал, измеряется двумя бронетанковыми дивизиями или же эквивалентным числом полностью снаряженных ракетных баз, так вот, вы же сами сказали, что он несет ответственность за смерть нескольких ваших коллег, не считая гибели - или исчезновения - Гарольда Тейлора.- Я не несу моральной ответственности за Каселиуса, Хелм, - сказала она холодно. - Я морально ответственна только за себя.- Отлично, дорогая, тогда...- Вас послали, чтобы убить его, не так ли? В этом заключается ваша работа - загнать человека, точно дикого зверя, в западню и уничтожить. И мне предлагается... помогать вам в выполнении вашего задания?- Продолжайте, - подбодрил я ее, когда она замолчала.- Я работаю в разведке, - сказала она. - Да будет вам известно, мистер Хелм, что я - шпион, а это, я бы сказала, не слишком уважаемая профессия, но моя работа заключается в сборе и анализе информации. Я не выступаю в качестве гончей для охотников за черепами. Даже при том, что вы не кажетесь мне особо удачливым охотником, все равно... Факт тот, что... - пепел с сигареты упал ей на платье, и она, явно раздраженная этим досадным происшествием, быстрым движением руки смахнула его на пол и вновь обратила все свое внимание на меня. - Там есть человек по имени Мак. И есть организация, которая нигде не фигурирует под своим официальным названием, но ее именуют "группа ликвидации", или "группа У". "У", мистер Хелм, значит: "убийство".Такое я слышал впервые. Наверное, это придумал какой-то башковитый шутник, который работал у них много времени спустя после войны.- Я вас внимательно слушаю, дорогая, - сказал я. - Что же дальше? Она подняла голову.- Не называйте меня "дорогая", черт побери! Вы знаете, откуда у меня эта информация? Не с нашей стороны - с их! Уже многие годы мы выслушиваем подлую пропаганду об американской "Mordsgruppe 3 "Группа убийств" {нем.).
" - слышим, посмеиваемся и опровергаем все эти домыслы, как можем, убежденные, что это всего лишь их неуклонные потуги оправдать существование собственного контингента наемных убийц. Помню, я была еще в парижской резидентуре и сама хохотала от души, когда кто-то на полном серьезе спрашивал у меня, не знаю ли я о таком Маке в Вашингтоне, которому стоит только указать пальцем на человека - и через некоторое время находят его труп. "Дорогой мой! - отвечала я в таких случаях, хихикая. - Неужели вы и впрямь думаете, что мы так работаем?" Но ведь именно так мы и работаем, не правда ли?- Закончите ваш рассказ, Сара, - сказал я. - Давайте не будем тратить время на риторические вопросы.- Когда нас предупредили о вашем прибытии, я сразу поняла: что-то тут не так, - продолжала она. - Хелм, разве мы растеряли все наши идеалы? Неужели им и впрямь удалось низвести нас на свой уровень? Неужели мир просто расколот на два враждебных лагеря, между которыми не существует никаких моральных барьеров? Мне просто было необходимо взглянуть на вас - вот почему я поехала в Гетеборг, хотя это было грубейшим нарушением правил. Мне надо было посмотреть, что за человек... Нет, я не буду с вами работать, Хелм. Я помогла вам, как могла. И теперь...- И теперь - что?- Неважно. Вы, конечно, можете подать официальную жалобу по своим каналам. Вы даже можете снять меня с должности.- Не беспокойтесь, - сказал я и нащупал ручку дверцы. - Ни о чем не беспокойтесь, Сара. Продолжайте заниматься сбором и анализом важной информации. ...Ну, а я, пожалуй, вернусь в отель. И, пожалуй, лучше пешком - ибо ушел я именно пешком...- Хелм, я...- Что?- Не смейтесь надо мной из-за того...- Я и не собираюсь над вами смеяться, дорогая. Я уважаю все ваши чувства, все до единого.- Разве вы можете понять, что я чувствую?! Неужели я не могу раскрыть вам глаза на то, как все это дурно?Моя жена задавала мне те же вопросы. Она хотела, чтобы я понял ее чувства - и я все очень хорошо понимал. Она хотела раскрыть мне глаза на то, как это все дурно, - и я все видел. Все видят, что дурно в мире, и все только об этом и говорят - точно до сих пор не замечали, - но никто не может дать никакого практического совета, как сделать мир лучше. Когда-нибудь придет день, и мы будем питаться одними химикалиями и перестанем убивать животных. А пока мы жрем мясо и воспринимаем мир таким, каков он есть. По крайней мере, некоторые из нас.- Спокойной ночи, Сара, - сказал я, вылезая из машины.Уже на ходу я краем глаза заметил светящуюся арочку в воздухе: это она выбросила из окна сигарету. За моей спиной захлопнулась дверца. Крошечный фольксвагеновский двигатель заурчал и резко заглох. Я услышал ее приглушенный всхлип. А потом на меня кто-то бросился из темноты и сбил с ног."Бей только правой и молча зализывай раны, как и подобает мужчине", - говорил мне Мак, и, слава Богу, что мне хватило ума оставить нож в номере. Наступил тот замечательный момент, когда у меня сразу возникло искушение пустить его в ход. Нет лучшего оружия, чем нож, когда на тебя в кромешной ночи напали трое. Но ножа у меня не было, и предполагалось, что я не владею ни дзюдо, ни карате. А по мне, драка на кулаках - это просто детская забава. Я наподдал одному из них слегка коленом, надеясь, что тот примет мое движение за случайную конвульсию, и сбил в кровь костяшки правой о челюсти двух других. Бил я смачно.Потом меня подхватили под руки, а другие двое уже выволокли Сару из машины и тащили по тротуару к нам. Глава 8 Нас поволокли через рощу обратно к поляне, освещенной струившимся из телефонной будки светом, фонарями вдоль набережной и бледной желтизной неба - такого цвета бывает небо во всех больших городах мира. Звезды казались бледными и далекими. Я вспомнил: дома, в Нью-Мексико, они кажутся куда ближе.Впрочем, не могу сказать, что я очень испугался. Мы просто преодолели первое препятствие. Если в их планы входило убийство, подумалось мне, то я уже давным-давно был бы трупом. Когда-то, учитывая тогдашние обстоятельства, мне приходилось рисковать жизнью по-настоящему, но это все было уже в прошлом. Теперь же мы просто забавлялись, как дети. Мне только держать в уме нехитрые правила игры - и все будет в порядке. Не думаю, что нормальному человеку очень бы понравилось быть избитым в глухую ночь.Те трое вновь принялись за меня. Действовали они как дрянные любители. Я получил пару-тройку тумаков, мне рассекли губу и, кажется, поставили фингал под глазом, а, упав, я порвал себе штанину. Хорошо еще, что у меня хватило ума оставить приличный костюм в гостинице. Нападавшие милостиво предлагали мне себя, сильно раскрываясь в предвкушении моего очередного удара. Я не собирался их разочаровывать и свирепо махал кулаками. Эти ребята оказались крепкими. Они смело нарывались на хуки, каждый из которых мог оставить их калеками на всю жизнь или убить - и всякий раз я умудрялся выходить из клинча, делая нырок головой и уклоняясь корпусом влево или вправо, точно персонаж телевизионного бурлеска "Драка в салуне", и они валились на меня сверху кучей малой, после чего все начиналось по новой.Я видел Сару, зажатую, как в тисках, между двух сторожей, - сначала она вырывалась и выкрикивала мое имя, умоляя их прекратить побои, а потом уже просто стояла, обессиленная, обмякшая, и, наконец, совсем по-женски начала приводить себя в порядок, поправляя прическу и застегивая верхние пуговки на платье. При этом она взирала на все происходящее с неподдельным ужасом.Я долго искал глазами снайпера. Наконец я подметил его за будкой среди деревьев: темная человеческая фигура, в руке поблескивает оружие. Он следил за моими кульбитами явно критическим взором."Можно не сомневаться, что они будут очень тщательно тебя проверять, пока не удостоверятся в твоей полнейшей безвредности", - предупреждал меня Мак. И теперь я проходил вступительный экзамен. Самое удивительное - и обнадеживающее - заключалось в том, что я им все еще был не безразличен. Даже если у них и не было на меня ничего - что сомнительно, - уже то, что они застукали меня здесь с Сарой, местным тайным агентом дяди Сэма, было вполне достаточной информацией обо мне. Моя личина придурковатого фотографа-дилетанта была безжалостно сорвана. Но мне казалось, что я еще могу сойти за придурковатого агента разведслужбы - на что было совсем мало надежд, - хотя Мак именно это и имел в виду, когда придумывал для меня туфтовую служебную характеристику. Этим людям я явно был нужен для чего-то. В противном случае - почему они меня просто не убили или просто не махнули на меня рукой?Но они упрямо проверяли американца-фотографа. Именно поэтому, вне всякого сомнения, они и приволокли его сюда: при свете этого сомнительного субъекта можно было рассмотреть получше или легче было пристрелить, если возникнет такая необходимость.Им хотелось хорошенько меня отделать, унизить, вывести из себя - в надежде, что если я ломаю комедию, то рано или поздно у меня лопнет терпение и я проявлю себя как куда более опасный тип, чем пытаюсь казаться со стороны. И в этом случае, как можно было предположить, мои обидчики тут же бросятся в спасительные заросли, а скрывающийся за деревьями парень быстро уладит конфликт со мной, пустив в ход свою косилку...Теперь они осыпали меня оскорблениями по-шведски, тестируя мои лингвистические способности, и продолжали кружиться вокруг меня в нескончаемом танце с кулаками. Слова, которые мне удалось разобрать, не были особенно приятны для моего уха. Впрочем, надо очень хорошо разбираться во всех тонкостях иностранного языка, чтобы по достоинству оценить наиболее эзотерические богохульства. Эти словосочетания в пору моего невинного детства в Миннесоте не оскверняли моего детского слуха и не фигурировали в списках лексического минимума, которые мне вменялось зазубривать в недавнем прошлом, хотя преподаватель практического курса разговорного языка мог бы привлечь мое внимание к подобным нюансам...И вдруг все кончилось - они просто повисли на мне. Но уж если бороться, так до победы, как говорят британцы, и я еще сделал несколько прыжков вокруг своей оси, попытался высвободить руки и проигнорировал возможность ударом каблука переломить голень парню, маячившему справа от меня.- Ах вы сволочи, - прохрипел я, - ах вы сволочи вонючие! Это что же такое вы делаете, а? Я американский гражданин! - ну, дальше можете сами вообразить мой злобный монолог. Мне-то тут гордиться нечем. Но скоро я сбился, и мы просто стояли и, тяжело дыша, смотрели друг на друга.И тут из рощи за телефонной будкой раздался мужской голос:- Forsok med kvinna!Я резко развернулся в его сторону, точно его присутствие здесь было для меня неожиданностью. Сказал он вот что: "Теперь займитесь женщиной". Настала пора бросить им кость, и я заорал:- Кто бы вы ни были, не трогайте ее! Она не имеет никакого отношения...- К чему, Хелм? К невинной фотосъемке для американского журнала? - засмеялся снайпер. - О, перестаньте, мистер Хелм! Не обижайте нас. Мы прекрасно знаем, кто она. И мы знаем, кто вы и что вы здесь делаете... Так, выходит, вы все же немножко понимаете по-шведски?- Вы вообразили о себе невесть что! - буркнул я свирепо. - Тогда окажите любезность - если я доберусь до вас...Тот, что стоял слева от меня, врезал мне по губам. Тот, что прятался за деревьями, сказал:- Это маловероятно, мистер Хелм. Даже при том, что, насколько я понимаю, вы проделали столь долгий путь, чтобы найти меня. Уверяю вас, если вы протянете свои лапы к Каселиусу, это для вас ничем хорошим не кончится. Совсем даже наоборот.По роли мне полагалось теперь попытаться яростно вырваться из рук похитителей и броситься на него, хотя было не вполне ясно, чего я мог добиться, с голыми руками бросившись на его автомат. Но и это было в духе хорошего телевизионного боевика, который мы тут с таким блеском разыграли. На самом деле у меня не было ни малейшей надежды приблизиться к нему хотя бы на шаг, и я не собирался предпринять сколько-нибудь серьезную попытку. Во-первых, я вовсе не был уверен, что скрывающийся за деревьями человек и есть тот, за кем я охочусь, и к тому же быть пристреленным или тяжело раненным в ходе этой буффонады вовсе не входило в мои планы.- Ну, погодите! - заорал я, заставляя себя подавить гнев. - Наберитесь терпения, мистер Каселиус! Сегодня ваша взяла, но лучше бы вам закончить с этим сразу и разделаться со мной сейчас, иначе когда-нибудь, когда у вас не окажется ни этого автомата, ни армии помощников...Тут один из них ударил меня сзади по затылку. Невидимый снайпер резко отдал команду на непонятном мне языке. Один из похитителей отделился от группы, а двое остались стоять, крепко держа меня за руки. Третий зашагал к Саре, которая испуганно метнулась назад, но оба ее сторожа вцепились в нее мертвой хваткой. Когда третий приблизился к ней, охранники подтолкнули ее к нему навстречу. Он быстро отошел в сторону, выставил ногу, и она, споткнувшись, упала плашмя на траву, обнажив изящные ножки и комбинацию. Я выкрикнул что-то бессвязное и нелепое и, высвободившись из цепких рук своих сторожей - на этот раз они позволили мне это сделать, - бросился защищать ее от очередного надругательства.Двое двинулись мне навстречу, и я вновь получил отличную возможность нанести им телесные повреждения. Я проигнорировал эту возможность, яростную атаку в ковбойски-кулачном стиле. Не сомневаюсь, на свете есть немало людей, которые многого могут добиться с помощью своих кулаков - к примеру, Джо Луис. Но я предпочитаю ввязываться в драку, вооружившись свежеиспеченным пирогом или добросовестно приготовленным гамбургером. Кулаком невозможно нанести ощутимый урон - по крайней мере, я не способен на такое. И когда бьешь кого-то кулаком, черт побери, костяшки пальцев потом ой как болят! Но сегодня я играл роль буйного американца, чуть что пускающего в ход кулаки, и у нас получился впечатляющий бой над распростертым телом Сары Лундгрен. Где-то к середине раунда она кое-как поднялась на ноги и попыталась было убежать, хромая (в темноте она потеряла одну туфлю на высоком каблуке), но была тотчас поймана одним из зрителей, наблюдавшим за ходом нашего поединка.Меня снова скрутили - держать меня опять пришлось двоим: в эту ночь я превратился в разъяренного тигра, - а тем временем человек, преградивший Саре путь к бегству, передал ее двум другим сторожам, которые столкнули ее обратно к нему. Он "зевнул" - она рухнула, споткнулась о бордюр тропинки и неловко села на камни. Они засмеялись, подтрунивал надо мной и приглашая прийти к ней на помощь, а сами подняли ее и начали перебрасывать друг другу, пока она опять не упала, рыдая, к моим ногам.Я отчаянно боролся со своими конвоирами. Я осыпал их проклятиями на английском, потом перешел на испанский. Я наградил их парой шведских ругательств. Потом удостоил яркими эпитетами на привычном мне еще со времен войны французском и немецком. Я себя выдавал, не таясь. Будучи фотографом-дилетантом, я не мог знать всех этих ругательств на иностранных языках. Но моя "крыша" и так уже разлетелась в клочья, и разворачивающийся на моих глазах ужасный спектакль буквально сводил меня с ума.Само собой, эта женщина ничего для меня не значила. Я ей ничем не был обязан, у меня не было причин питать к ней теплые чувства, но зато были некоторые основания испытывать к ней неприязнь. Конечно, если бы я хоть на секунду мог подумать, что после сегодняшней ночи она будет искалечена, ранена или убита, все было бы иначе. Но мы же просто играли в бирюльки и все это, несомненно, было просто детской возней - вроде той, что затеял с ними я - только, может быть, чуточку в более щадящем режиме. Они мутузили ее, и это выглядело страсть как жестоко, но я заметил, что ни один из них ни разу ее по-настоящему не ударил и не причинил ей боли. И между взрывами ругательств и в краткие мгновения передышки я наблюдал за ее истязанием с каким-то клиническим интересом хирурга и, допускаю даже, с неким извращенным удовольствием.То есть меня-то эти добрые люди совсем не щадили. И если фигура истерзанного покорного мученика внушает возвышенные чувства, то в надменно-щеголеватом мечтателе, которому дали по носу, всегда есть нечто комичное. Вид Сары Лундгрен - этого воплощения строгих моральных принципов, которая на дух, видите ли, не переносит насилия и кровопролития, - без шляпки и без туфель, перепачканной влажной землей и глиной, в своем дорогом костюме с оторванными пуговками и треснувшими швами, с содранными в кровь коленками, проглядывающими сквозь дыры на чулках, - так вот вид Сары Лундгрен, которая, тяжело дыша, уворачивалась от своих мучителей, не вызвал во мне ни чувства негодования, ни сочувствия, в особенности когда я был почти уверен, что она непосредственно участвовала в разработке плана сегодняшнего аттракциона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
" - слышим, посмеиваемся и опровергаем все эти домыслы, как можем, убежденные, что это всего лишь их неуклонные потуги оправдать существование собственного контингента наемных убийц. Помню, я была еще в парижской резидентуре и сама хохотала от души, когда кто-то на полном серьезе спрашивал у меня, не знаю ли я о таком Маке в Вашингтоне, которому стоит только указать пальцем на человека - и через некоторое время находят его труп. "Дорогой мой! - отвечала я в таких случаях, хихикая. - Неужели вы и впрямь думаете, что мы так работаем?" Но ведь именно так мы и работаем, не правда ли?- Закончите ваш рассказ, Сара, - сказал я. - Давайте не будем тратить время на риторические вопросы.- Когда нас предупредили о вашем прибытии, я сразу поняла: что-то тут не так, - продолжала она. - Хелм, разве мы растеряли все наши идеалы? Неужели им и впрямь удалось низвести нас на свой уровень? Неужели мир просто расколот на два враждебных лагеря, между которыми не существует никаких моральных барьеров? Мне просто было необходимо взглянуть на вас - вот почему я поехала в Гетеборг, хотя это было грубейшим нарушением правил. Мне надо было посмотреть, что за человек... Нет, я не буду с вами работать, Хелм. Я помогла вам, как могла. И теперь...- И теперь - что?- Неважно. Вы, конечно, можете подать официальную жалобу по своим каналам. Вы даже можете снять меня с должности.- Не беспокойтесь, - сказал я и нащупал ручку дверцы. - Ни о чем не беспокойтесь, Сара. Продолжайте заниматься сбором и анализом важной информации. ...Ну, а я, пожалуй, вернусь в отель. И, пожалуй, лучше пешком - ибо ушел я именно пешком...- Хелм, я...- Что?- Не смейтесь надо мной из-за того...- Я и не собираюсь над вами смеяться, дорогая. Я уважаю все ваши чувства, все до единого.- Разве вы можете понять, что я чувствую?! Неужели я не могу раскрыть вам глаза на то, как все это дурно?Моя жена задавала мне те же вопросы. Она хотела, чтобы я понял ее чувства - и я все очень хорошо понимал. Она хотела раскрыть мне глаза на то, как это все дурно, - и я все видел. Все видят, что дурно в мире, и все только об этом и говорят - точно до сих пор не замечали, - но никто не может дать никакого практического совета, как сделать мир лучше. Когда-нибудь придет день, и мы будем питаться одними химикалиями и перестанем убивать животных. А пока мы жрем мясо и воспринимаем мир таким, каков он есть. По крайней мере, некоторые из нас.- Спокойной ночи, Сара, - сказал я, вылезая из машины.Уже на ходу я краем глаза заметил светящуюся арочку в воздухе: это она выбросила из окна сигарету. За моей спиной захлопнулась дверца. Крошечный фольксвагеновский двигатель заурчал и резко заглох. Я услышал ее приглушенный всхлип. А потом на меня кто-то бросился из темноты и сбил с ног."Бей только правой и молча зализывай раны, как и подобает мужчине", - говорил мне Мак, и, слава Богу, что мне хватило ума оставить нож в номере. Наступил тот замечательный момент, когда у меня сразу возникло искушение пустить его в ход. Нет лучшего оружия, чем нож, когда на тебя в кромешной ночи напали трое. Но ножа у меня не было, и предполагалось, что я не владею ни дзюдо, ни карате. А по мне, драка на кулаках - это просто детская забава. Я наподдал одному из них слегка коленом, надеясь, что тот примет мое движение за случайную конвульсию, и сбил в кровь костяшки правой о челюсти двух других. Бил я смачно.Потом меня подхватили под руки, а другие двое уже выволокли Сару из машины и тащили по тротуару к нам. Глава 8 Нас поволокли через рощу обратно к поляне, освещенной струившимся из телефонной будки светом, фонарями вдоль набережной и бледной желтизной неба - такого цвета бывает небо во всех больших городах мира. Звезды казались бледными и далекими. Я вспомнил: дома, в Нью-Мексико, они кажутся куда ближе.Впрочем, не могу сказать, что я очень испугался. Мы просто преодолели первое препятствие. Если в их планы входило убийство, подумалось мне, то я уже давным-давно был бы трупом. Когда-то, учитывая тогдашние обстоятельства, мне приходилось рисковать жизнью по-настоящему, но это все было уже в прошлом. Теперь же мы просто забавлялись, как дети. Мне только держать в уме нехитрые правила игры - и все будет в порядке. Не думаю, что нормальному человеку очень бы понравилось быть избитым в глухую ночь.Те трое вновь принялись за меня. Действовали они как дрянные любители. Я получил пару-тройку тумаков, мне рассекли губу и, кажется, поставили фингал под глазом, а, упав, я порвал себе штанину. Хорошо еще, что у меня хватило ума оставить приличный костюм в гостинице. Нападавшие милостиво предлагали мне себя, сильно раскрываясь в предвкушении моего очередного удара. Я не собирался их разочаровывать и свирепо махал кулаками. Эти ребята оказались крепкими. Они смело нарывались на хуки, каждый из которых мог оставить их калеками на всю жизнь или убить - и всякий раз я умудрялся выходить из клинча, делая нырок головой и уклоняясь корпусом влево или вправо, точно персонаж телевизионного бурлеска "Драка в салуне", и они валились на меня сверху кучей малой, после чего все начиналось по новой.Я видел Сару, зажатую, как в тисках, между двух сторожей, - сначала она вырывалась и выкрикивала мое имя, умоляя их прекратить побои, а потом уже просто стояла, обессиленная, обмякшая, и, наконец, совсем по-женски начала приводить себя в порядок, поправляя прическу и застегивая верхние пуговки на платье. При этом она взирала на все происходящее с неподдельным ужасом.Я долго искал глазами снайпера. Наконец я подметил его за будкой среди деревьев: темная человеческая фигура, в руке поблескивает оружие. Он следил за моими кульбитами явно критическим взором."Можно не сомневаться, что они будут очень тщательно тебя проверять, пока не удостоверятся в твоей полнейшей безвредности", - предупреждал меня Мак. И теперь я проходил вступительный экзамен. Самое удивительное - и обнадеживающее - заключалось в том, что я им все еще был не безразличен. Даже если у них и не было на меня ничего - что сомнительно, - уже то, что они застукали меня здесь с Сарой, местным тайным агентом дяди Сэма, было вполне достаточной информацией обо мне. Моя личина придурковатого фотографа-дилетанта была безжалостно сорвана. Но мне казалось, что я еще могу сойти за придурковатого агента разведслужбы - на что было совсем мало надежд, - хотя Мак именно это и имел в виду, когда придумывал для меня туфтовую служебную характеристику. Этим людям я явно был нужен для чего-то. В противном случае - почему они меня просто не убили или просто не махнули на меня рукой?Но они упрямо проверяли американца-фотографа. Именно поэтому, вне всякого сомнения, они и приволокли его сюда: при свете этого сомнительного субъекта можно было рассмотреть получше или легче было пристрелить, если возникнет такая необходимость.Им хотелось хорошенько меня отделать, унизить, вывести из себя - в надежде, что если я ломаю комедию, то рано или поздно у меня лопнет терпение и я проявлю себя как куда более опасный тип, чем пытаюсь казаться со стороны. И в этом случае, как можно было предположить, мои обидчики тут же бросятся в спасительные заросли, а скрывающийся за деревьями парень быстро уладит конфликт со мной, пустив в ход свою косилку...Теперь они осыпали меня оскорблениями по-шведски, тестируя мои лингвистические способности, и продолжали кружиться вокруг меня в нескончаемом танце с кулаками. Слова, которые мне удалось разобрать, не были особенно приятны для моего уха. Впрочем, надо очень хорошо разбираться во всех тонкостях иностранного языка, чтобы по достоинству оценить наиболее эзотерические богохульства. Эти словосочетания в пору моего невинного детства в Миннесоте не оскверняли моего детского слуха и не фигурировали в списках лексического минимума, которые мне вменялось зазубривать в недавнем прошлом, хотя преподаватель практического курса разговорного языка мог бы привлечь мое внимание к подобным нюансам...И вдруг все кончилось - они просто повисли на мне. Но уж если бороться, так до победы, как говорят британцы, и я еще сделал несколько прыжков вокруг своей оси, попытался высвободить руки и проигнорировал возможность ударом каблука переломить голень парню, маячившему справа от меня.- Ах вы сволочи, - прохрипел я, - ах вы сволочи вонючие! Это что же такое вы делаете, а? Я американский гражданин! - ну, дальше можете сами вообразить мой злобный монолог. Мне-то тут гордиться нечем. Но скоро я сбился, и мы просто стояли и, тяжело дыша, смотрели друг на друга.И тут из рощи за телефонной будкой раздался мужской голос:- Forsok med kvinna!Я резко развернулся в его сторону, точно его присутствие здесь было для меня неожиданностью. Сказал он вот что: "Теперь займитесь женщиной". Настала пора бросить им кость, и я заорал:- Кто бы вы ни были, не трогайте ее! Она не имеет никакого отношения...- К чему, Хелм? К невинной фотосъемке для американского журнала? - засмеялся снайпер. - О, перестаньте, мистер Хелм! Не обижайте нас. Мы прекрасно знаем, кто она. И мы знаем, кто вы и что вы здесь делаете... Так, выходит, вы все же немножко понимаете по-шведски?- Вы вообразили о себе невесть что! - буркнул я свирепо. - Тогда окажите любезность - если я доберусь до вас...Тот, что стоял слева от меня, врезал мне по губам. Тот, что прятался за деревьями, сказал:- Это маловероятно, мистер Хелм. Даже при том, что, насколько я понимаю, вы проделали столь долгий путь, чтобы найти меня. Уверяю вас, если вы протянете свои лапы к Каселиусу, это для вас ничем хорошим не кончится. Совсем даже наоборот.По роли мне полагалось теперь попытаться яростно вырваться из рук похитителей и броситься на него, хотя было не вполне ясно, чего я мог добиться, с голыми руками бросившись на его автомат. Но и это было в духе хорошего телевизионного боевика, который мы тут с таким блеском разыграли. На самом деле у меня не было ни малейшей надежды приблизиться к нему хотя бы на шаг, и я не собирался предпринять сколько-нибудь серьезную попытку. Во-первых, я вовсе не был уверен, что скрывающийся за деревьями человек и есть тот, за кем я охочусь, и к тому же быть пристреленным или тяжело раненным в ходе этой буффонады вовсе не входило в мои планы.- Ну, погодите! - заорал я, заставляя себя подавить гнев. - Наберитесь терпения, мистер Каселиус! Сегодня ваша взяла, но лучше бы вам закончить с этим сразу и разделаться со мной сейчас, иначе когда-нибудь, когда у вас не окажется ни этого автомата, ни армии помощников...Тут один из них ударил меня сзади по затылку. Невидимый снайпер резко отдал команду на непонятном мне языке. Один из похитителей отделился от группы, а двое остались стоять, крепко держа меня за руки. Третий зашагал к Саре, которая испуганно метнулась назад, но оба ее сторожа вцепились в нее мертвой хваткой. Когда третий приблизился к ней, охранники подтолкнули ее к нему навстречу. Он быстро отошел в сторону, выставил ногу, и она, споткнувшись, упала плашмя на траву, обнажив изящные ножки и комбинацию. Я выкрикнул что-то бессвязное и нелепое и, высвободившись из цепких рук своих сторожей - на этот раз они позволили мне это сделать, - бросился защищать ее от очередного надругательства.Двое двинулись мне навстречу, и я вновь получил отличную возможность нанести им телесные повреждения. Я проигнорировал эту возможность, яростную атаку в ковбойски-кулачном стиле. Не сомневаюсь, на свете есть немало людей, которые многого могут добиться с помощью своих кулаков - к примеру, Джо Луис. Но я предпочитаю ввязываться в драку, вооружившись свежеиспеченным пирогом или добросовестно приготовленным гамбургером. Кулаком невозможно нанести ощутимый урон - по крайней мере, я не способен на такое. И когда бьешь кого-то кулаком, черт побери, костяшки пальцев потом ой как болят! Но сегодня я играл роль буйного американца, чуть что пускающего в ход кулаки, и у нас получился впечатляющий бой над распростертым телом Сары Лундгрен. Где-то к середине раунда она кое-как поднялась на ноги и попыталась было убежать, хромая (в темноте она потеряла одну туфлю на высоком каблуке), но была тотчас поймана одним из зрителей, наблюдавшим за ходом нашего поединка.Меня снова скрутили - держать меня опять пришлось двоим: в эту ночь я превратился в разъяренного тигра, - а тем временем человек, преградивший Саре путь к бегству, передал ее двум другим сторожам, которые столкнули ее обратно к нему. Он "зевнул" - она рухнула, споткнулась о бордюр тропинки и неловко села на камни. Они засмеялись, подтрунивал надо мной и приглашая прийти к ней на помощь, а сами подняли ее и начали перебрасывать друг другу, пока она опять не упала, рыдая, к моим ногам.Я отчаянно боролся со своими конвоирами. Я осыпал их проклятиями на английском, потом перешел на испанский. Я наградил их парой шведских ругательств. Потом удостоил яркими эпитетами на привычном мне еще со времен войны французском и немецком. Я себя выдавал, не таясь. Будучи фотографом-дилетантом, я не мог знать всех этих ругательств на иностранных языках. Но моя "крыша" и так уже разлетелась в клочья, и разворачивающийся на моих глазах ужасный спектакль буквально сводил меня с ума.Само собой, эта женщина ничего для меня не значила. Я ей ничем не был обязан, у меня не было причин питать к ней теплые чувства, но зато были некоторые основания испытывать к ней неприязнь. Конечно, если бы я хоть на секунду мог подумать, что после сегодняшней ночи она будет искалечена, ранена или убита, все было бы иначе. Но мы же просто играли в бирюльки и все это, несомненно, было просто детской возней - вроде той, что затеял с ними я - только, может быть, чуточку в более щадящем режиме. Они мутузили ее, и это выглядело страсть как жестоко, но я заметил, что ни один из них ни разу ее по-настоящему не ударил и не причинил ей боли. И между взрывами ругательств и в краткие мгновения передышки я наблюдал за ее истязанием с каким-то клиническим интересом хирурга и, допускаю даже, с неким извращенным удовольствием.То есть меня-то эти добрые люди совсем не щадили. И если фигура истерзанного покорного мученика внушает возвышенные чувства, то в надменно-щеголеватом мечтателе, которому дали по носу, всегда есть нечто комичное. Вид Сары Лундгрен - этого воплощения строгих моральных принципов, которая на дух, видите ли, не переносит насилия и кровопролития, - без шляпки и без туфель, перепачканной влажной землей и глиной, в своем дорогом костюме с оторванными пуговками и треснувшими швами, с содранными в кровь коленками, проглядывающими сквозь дыры на чулках, - так вот вид Сары Лундгрен, которая, тяжело дыша, уворачивалась от своих мучителей, не вызвал во мне ни чувства негодования, ни сочувствия, в особенности когда я был почти уверен, что она непосредственно участвовала в разработке плана сегодняшнего аттракциона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23