«Фарб А. День Святого Никогда»: АСТ; М.; 2005
ISBN 5-17-025811-9
Аннотация
Герои. Охотники на вампиров и драконов, оборотней и чернокнижников. Профессионалы «меча и магии», оставшиеся не у дел в мире, где Свет и Тьма наконец-то официально уравнены в правах.
Однако теперь у Темных появился свои мессия, жаждущий божественности. И не хватает ему только воскрешения. Для Воскрешения же необходима — смерть. А для Смерти — безжалостный меч Героя.
Антон ФАРБ
ДЕНЬ СВЯТОГО НИКОГДА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДЕНЬ ГЕРОЯ
1
Парад в этом году был пышен до помпезности и однообразен до унылости. И хотя унылость эта внешне никак себя не проявляла, было все же нечто такое в участниках и зрителях торжественного шествия, что наводило на мысли о смертельной скуке, одолевающей как тех, так и других.
Все было как всегда: первыми выступали майоретки в белой гусарской форме и коротеньких юбчонках, смело взлетающих ввысь при каждом шаге стройных девичьих ножек; потом, сверкая начищенной медью и оглушая зрителей бравурным маршем, шел духовой оркестр жандармерии в расшитых золотым галуном темно-синих мундирах; следом, чеканя шаг, стройными рядами маршировали гвардейцы в кирасах и с протазанами наперевес; а за ними на белоснежных арабских скакунах гарцевали легкие уланы — краса и гордость вооруженных сил Метрополии, не знавшей войн на протяжении двух столетий.
Пожалуй, единственный всплеск искреннего энтузиазма у зрителей (а вернее — у определенной части зрителей; если быть точным, то у мальчишек, гроздями повисших на фонарных столбах) вызвали именно стройные ножки майореток — мальчишки встретили их одобрительным свистом и долго провожали восхищенными взглядами. Все остальные участники праздничной процессии удостоились вялых аплодисментов, традиционного обсыпания конфетти и малоразборчивых, но явно одобрительных выкриков от тех, кто, несмотря на раннее утро, уже успел осушить не одну кружку в честь наступления Дня Героя. Те же, кто был пока трезв, но собирался в скором времени это исправить, взирали на парад с откровенной скукой, зевая и переговариваясь между собой, отчего над толпой стоял непрекращающийся гул.
— Ишь, как топают! Экая силища, право слово! Орлы наши гвардейцы, одно слово — орлы!
И — тихо, вполголоса:
— Дармоеды. На кой ляд они нам сдались? Небось только и умеют, что на парадах маршировать. Тоже мне…
— Не скажите, сударь, не скажите. Армия есть армия, без армии Городу никак нельзя…
— Ой, девочки, а как же они ходят в таких тесных рейтузах?
— Милочка, это уланы, они не ходят, они ездят верхом.
— Всегда?
— Всегда! — и взрыв звонкого смеха.
— Пап! Ну, пап!
— Обожди. (Умоляюще) Гретхен, душка, может, ты все-таки погуляешь с детьми в парке? Меня друзья ждут.
— Молчал бы. Отец называется! Хоть в праздник можешь побыть с сыновьями? Друзья! Ха! Нету у тебя никаких друзей, одни собутыльники…
— Мама, а когда будет сюрприз?
— Потерпи, маленькая, раз сам бургомистр обещал — то сюрприз будет обязательно.
И сюрприз, обещанный самим бургомистром, состоялся. После того, как казавшаяся нескончаемой череда знаменосцев, над которой колыхались на ветру штандарты всех феодов Ойкумены, все-таки скрылась за поворотом, в параде случилась заминка. Улица вдруг опустела, музыка постепенно стихла, толпа растерянно примолкла… и — ахнула!
Из-за угла, тяжело ступая по мостовой и выгибая могучие шеи, появилась шестерка мохноногих першеронов, запряженных в… Скажем так: это было что-то вроде сколоченной из досок платформы на четырех огромных колесах, от которых сильно пахло дегтем. На самой платформе были насыпаны земля и камни, образующие подобие скифского кургана.
А на кургане лежал дракон.
Он был совсем как настоящий. Он даже поднимал голову и пырхал пламенем. Чешуя его сияла на солнце, когти впивались в землю, клыки в распахнутой пасти злобно скалились, хвост по-скорпионьи раскачивался и готовился ужалить, а перепончатые крылья (движимые, как и хвост, почти невидимыми тонкими шестами) пытались расправиться, будто сооруженный из фанеры макет звероящера собирался отряхнуть прах земной со своих лап и взмыть в пронзительно-синее небо, а уже оттуда спикировать на толпу и испепелить ее своим губительным дыханием.
Но у подножия рукотворного холма стоял широкоплечий мужчина необычайно высокого роста, одетый в черные кожаные штаны и черную кожаную куртку. За спиной у него развевался атласный плащ оттенка венозной крови, а длинные черные волосы были схвачены на лбу серебристым обручем. На многочисленных ремешках куртки и штанов висело невероятное количество блестящих смертоубийственных предметов явно метательного назначения. В руках богатырь сжимал длинный, в человеческий рост меч с двуручной рукоятью, и этим крайне неудобным оружием он что было силы колотил по шее дракона, да так, что отлетала чешуя и струпья краски. Судя по звуку, меч был сделан из той же фанеры, что и дракон.
— Слава героям!!!
— Слава!.. Слава!..
— Ура!!!
Да, сюрприз удался; бургомистр мог гордиться по праву! Передвижная инсценировка схватки с драконом подчистую разогнала атмосферу тоскливой обыденности, прежде царившую в толпе. Толпа же, воздав хвалу героям, принялась подбадривать затянутого в кожу колотильщика.
— Давай-давай! Бей его!
— Заруби гадину!!
— Отсеки ему хвост!! — Достопочтенные бюргеры и даже их пухлые женушки вошли в раж не хуже уличных мальчишек. Каждый выкрик сопровождался вспышкой жизнерадостного смеха, временами переходящего в идиотический хохот. С увешанного оружием драконоборца градом лил пот.
— Руби его!
— Убей его!!
— Убей!!!
— Га-га-га!!!
Фанерный меч без устали рубил фанерного дракона, но тот, разумеется, и не думал умирать. Разве что пламя стал изрыгать много реже — ассистенты, раздувающие кузнечные меха, решили поберечь горючее. Ведь процессии еще предстояло пройти полгорода…
— Деда! А добрые драконы бывают?
Человек, к которому был адресован этот вопрос, не отличался высоким ростом или изрядной шириной плеч. Правильнее было бы сказать, что человек этот — среднего роста и среднего же телосложения. Его трудно было назвать старым, но легко — пожилым. При нем не было никакого оружия. Не было также и плаща: утреннее солнце пригревало совсем еще по-летнему. Его каштановые волосы, не тронутые сединой, были коротко острижены. Черты его лица, изрезанного глубокими морщинами, не выражали ничего, кроме задумчивого равнодушия к происходящему. Глубоко посаженные глаза того же оттенка, что и сентябрьское небо над головами, смотрели на парад с безразличием и легкой тенью усталости. На появление дракона он отреагировал едва заметной улыбкой, и это стало единственным проявлением его чувств на протяжении всего праздничного действа.
Одним словом, этот человек не имел ничего общего с затянутым в кожу богатырем на платформе, лупцующим деревянного дракона деревянным мечом. Тем не менее, именно этот человек и был настоящим героем. Его звали Феликс.
А девочка, которую он держал за руку и которая и обратилась к нему с вопросом о добрых драконах, была его внучкой — очаровательным ребенком восьми лет от роду с длинными кудрявыми волосами цвета меда, унаследовавшим от деда синие глаза, в которых детский восторг смешивался с искренним любопытством. Ее имя было Агнесс, но называли ее, как правило, Агнешкой. Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу и снова обратилась к своему дедушке:
— Деда!
Как раз в этот момент перед Феликсом и Агнешкой проходила (кувыркалась, прыгала, вертела сальто, пела, танцевала, била в бубны и раскручивала трещотки) ватага уличных акробатов и клоунов, и шум, ими производимый, заставил Феликса нагнуться и переспросить, приложив ладонь к уху:
— Что-что?
— Я спросила, а добрые драконы бывают? — повторила Агнешка.
На лице Феликса отразилась крайняя степень изумления.
— Добрые драконы?.. — Он нахмурился. — Даже не знаю, как тебе ответить. Я о таком не слыхал. Впрочем, если тебя интересуют драконы, то лучше спроси об этом дядю Бальтазара. Он в них лучше разбирается.
Феликс присел на корточки и посмотрел на Агнешку снизу вверх.
— Тебе не кажется, что здесь становится слишком шумно? — поморщившись, спросил он.
— Кажется, — ответила Агнешка, важно кивнув головой.
— Тогда давай уйдем?
— А как же мы выберемся из толпы? — спросила девочка, беспомощно взглянув на плотную массу людей за спиной.
— Об этом не беспокойся. Полезай на плечи!
Усадив внучку на закорки, Феликс встал, посмотрел поверх голов, прикинул, куда лучше всего пробиваться, и с размаху ввинтился в толпу. Отдавливая ноги, активно распихивая встречных локтями и на ходу выкручивая пальцы не в меру наглому карманнику, отвечая вежливой улыбкой на вопли возмущенные и коротким тычком под ребра — на вопли откровенно хамские, он за каких-то полторы минуты вырвался из галдящего человеческого месива и спустил Агнешку на землю.
— Уф, — сказал он, проводя ладонью по волосам. — Кажется, вырвались… Давай руку.
По мере того как они, неспешно шагая по узенькому тротуару, удалялись от эпицентра народного ликования, гудение взбудораженной толпы постепенно стихало. Улочки Старого Квартала, по случаю праздника чистые и аккуратные, были практически безлюдны в этот час, и навстречу Феликсу и Агнешке попадались лишь конные констебли в высоких шлемах с белыми султанами и уже порядком поддавшие дворники с медными бляхами на фартуках. Трактирщики и владельцы маленьких кафе еще только снимали стулья со столов и в последний раз протирали стойки баров. Солнечные лучи ярко сверкали в стеклах домов и витринах магазинов, преломляясь в призмах газовых фонарей. В воздухе пахло сдобными булочками и кофе.
— Может быть, перекусим? — спросил Феликс.
— М-м-м… Я не против, — поразмыслив, ответила Агнешка.
— Решено, — кивнул Феликс, и они пошли под гору, направляясь к «Белоснежке» — уютному кафе под открытым небом, расположенному на самой вершине Драконьего холма. Улица, носившая название Георгиевский спуск, здесь круто забирала вверх, и тротуар был сложен ступеньками из базальтовых плит.
— Позволь спросить, а откуда тебе в голову пришла абсурдная идея о добрых драконах? — осведомился Феликс, когда они миновали мокрую, всего пару часов назад отмытую от голубиного помета, статую Святого Георгия.
— Я в книжке прочитала. Там был странствующий герой, и он подружился с драконом, — принялась рассказывать Агнешка. — И они вместе путешествовали. Например, приходили в какой-нибудь город или там деревню, и дракон начинал воровать овец. А потом приходил герой, брал деньги и спасал людей от чудовища. Никто ни о чем не догадывался, потому что герой летал на драконе только ночью…
— Летал на драконе?
— Ну да, это же был добрый дракон, и он увозил героя в другой город…
— И чем все кончилось? — полюбопытствовал Феликс.
Агнешка вздохнула.
— Дракона убили. Крестьяне оказались жадными, и не стали звать героя, а взяли топоры и пошли на дракона всей толпой. А умирая, дракон сказал: «До тех пор, пока люди так злы, они всегда будут убивать все прекрасное». Он и вправду был очень красивый, — добавила Агнешка. — Там и картинки есть!
— Кгхм, — прочистил горло Феликс. — Какая, однако, интересная книжка… Лживая, конечно, но интересная. А кто ее тебе подарил?
— Мама. А почему лживая?
— Потому что герои денег не берут, крестьяне драконов не убивают, а драконы людей на себе не возят. Остальное — тоже вранье: драконы овцами брезгуют, они предпочитают жрать людей. А странствующих героев давно уже нет.
— Деда! — засмеялась Агнешка. — Но это же сказка! А в сказках все не так, как в жизни.
— Вот я и говорю — интересные сказки стали сочинять… Надо будет рассказать о ней Бальтазару.
— А дядя Бальтазар — драконоборец?
— Не совсем, — туманно ответил Феликс.
— Как это — не совсем?
— Видишь ли, дракон — это тварь до такой степени быстрая, сильная и коварная, что бороться с ним попросту невозможно. Убежать тоже нельзя: догонит и съест. Остается только убить эту гадину до того, как она убьет тебя. Поэтому дядя Бальтазар не драконоборец, а драконоубийца. Тут есть весьма существенная разница…
— Я теперь понимаю, почему мама не любит отпускать нас вдвоем, — сказала Агнешка. — Я ведь еще маленькая, а ты рассказываешь мне такие ужасы, что и у взрослой женщины будут кошмары по ночам.
Феликс улыбнулся.
— Я больше не буду, — сказал он, пропуская Агнешку вперед и отодвигая для нее стул. Официант соткался буквально из воздуха. — Черный кофе с круассаном для меня и…
— Ванильное!
— …и ванильное мороженое для юной леди. — Официант коротко поклонился. — Да, еще утреннюю газету! — добавил Феликс.
Их столик стоял у самого ограждения смотровой площадки, и отсюда открывался изумительный вид на Город. Внизу пылал багрянцем и золотом Сивардов Яр, дальше простиралась широкая, вся в мелких морщинках от ветра серая лента реки, перетянутая Троллиным мостом, быки которого густо обросли изумрудным мхом, а за рекой громоздились друг на друга красные и рыжие черепичные крыши маленьких белых домиков, и видно было, как кипит море голов на Рыночной площади, где раскинула свои шатры ежегодная ярмарка, а на площади Героев, у подножия стремительно рвущегося к небу шпиля ратуши, куда и направлялась праздничная процессия и где, по идее, должен был встретить свою смерть фанерный дракон, толпа еще только собиралась, ежеминутно увеличиваясь в размерах, словно некий живой организм. Чуть дальше, за величественным зданием Школы, был городской парк; там сжигали опавшие листья, и змейки белого дыма стелились по земле. Идиллическую картину праздничного Города портили лишь фабричные трубы, уродливо торчащие на горизонте.
Залюбовавшись Городом, Феликс не заметил, как принесли его заказ. Он пригубил обжигающе-горячий кофе и развернул газету.
— Ну-с, — сказал он. — Что же мы имеем?
— Да, — сказала Агнешка, — что мы имеем?
— "Цирк-шапито. Всего одни гастроли. Дрессированные слоны и тигры, акробаты, клоуны и престидижитаторы", — прочел Феликс.
— Кто-кто?
— Фокусники. Такие дядечки, которые выдают себя за магов, — пояснил он.
— Дальше, — сказала Агнешка, возвращаясь к ванильному мороженому в стеклянной вазочке.
Феликс откусил круассан, прожевал, отпил кофе и продолжил:
— "Луна-парк. Чудеса современной механики. Аттракционы и карусели".
— Дальше…
— "Ежегодная ярмарка приглашает на распродажу…" Нет, это совсем не интересно. В оперном театре — премьера «Беовульфа», но это вечером, а на вечер у меня другие планы… О! «Театр-бурлеск представляет новое ревю. Сорок обнаженных женщин…»
— Деда!
— Шучу… Так, парад мы уже видели, долгожданный сюрприз от господина бургомистра — тоже, остается… Остается… — Феликс пошуршал газетой. — Остается только фестиваль бродячих актеров. «Сотни балаганов со всех концов Ойкумены. Мы ждем вас в городском парке». Будут исполняться баллады, любовная поэзия и комические представления.
Агнешка доела мороженое, облизнула ложечку и решила:
— Лучше сходим в зоопарк.
— Опять? Мы же были там в прошлом месяце!
— Да, но грифона так и не посмотрели. Он тогда болел, и клетка стояла пустая. Помнишь?
— Помню. Что ж, зоопарк так зоопарк… — Допив кофе, Феликс развернул газету и тут же наткнулся на заметку следующего содержания: «Дирекция муниципального зоопарка с прискорбием извещает о кончине грифона Блоанора. Он был последним из волшебных животных…»
— Зоопарк отменяется. Грифон издох, — сказал Феликс, протягивая газету внучке. Агнешка заметно расстроилась.
— Обидно, — протянула она, и глаза ее подозрительно блеснули.
— Да ладно тебе, — поспешил успокоить ее дедушка. — Другого изловят. Его ведь зоопарку наша Школа подарила. Кстати говоря, на картинках эта тварь куда симпатичнее, чем в жизни…
— А вдруг это был последний грифон? Вот единорогов так больше ни одного и не поймали!
— Ну-у, единороги… Единороги — это другое дело. Они же почти целиком магические, обитают в высших сферах или где-то там еще, не едят, не спят, не гадят… Такого только на девственницу и выманишь, а где ж ее взять? А грифон что? Грифон есть грифон, его по запаху выследить можно… Ох, и вонюч! Поверь мне, Агнешка, ты ничего не потеряла.
— А куда же мы теперь пойдем? — спросила девочка. — Может, навестим дядю Бальтазара?
— Гм. — Феликс вытащил из кармана часы-луковицу (подарок от главы Цеха механиков, сыну которого он давал уроки фехтования этим летом) и щелкнул крышкой. Репетир сыграл первые такты ноктюрна Шопена. — Сейчас четверть одиннадцатого, а вчера должны были приехать Патрик и Себастьян. Насколько я знаю Бальтазара, он не мог не отметить столь радостное событие, и сейчас должен вовсю страдать от похмелья. Не думаю, что он будет рад нас видеть…
— И Себастьян?
1 2 3 4 5 6