Подойдем с другого конца: кто и зачем? Что у тебя в этом направлении?
— Мало, — сказал Аркадий. — Только информация из регистрационного компьютера «Рябины».
— Хочешь, чтобы я смотрел сам?
— Нет… Подольский Генрих Натанович, год рождения 2034. Родился в Киеве. В 2045 году родители переехали в Россию и поселились в гостевой зоне Москвы, поселок Тула-3.
— Это, как я понял, после тех киевских разборок? — вставил Виктор, демонстрируя осведомленность.
— Видимо, — пожал плечами Аркадий. Информации в деле не было, а давать волю фантазии на этапе ознакомления с биографией жертвы он не хотел. — Дальше. Генрих учился в государственной школе. Аттестат получил в пятьдесят втором. Армейский срок мотал на Курилах, участвовал в боевых действиях пятьдесят третьего в Северной Японии, на Хонсю и Хоккайдо. Наград не имеет. Ранений тоже. (Видимо, отсиживался в штабе, — подумал Аркадий, но не стал произносить вслух.) В пятьдесят шестом демобилизовался, вернулся в Москву, поступил в Университет технических экспериментов, закончил в шестьдесят втором. Родители тем временем умерли…
Виктор ничего не сказал, но вопросительно поднял брови, и Аркадий поспешил добавить:
— Да, ты правильно догадался, эпидемия СПИД-б в пятьдесят девятом… Генрих был выселен из поселка Тула-3, поскольку помещение было ведомственным, а собственную жилплощадь Подольские не купили. Несколько месяцев он жил у знакомых, а потом ему дали комнату в «Рябине», поскольку жалование, которое он получал в фирме «КИМЕКС Иона лимитед», было недостаточным для приобретения чего-либо на свободном рынке. Да, я вижу, что ты хочешь сказать: никто не живет на одну зарплату в научно-техническом секторе. Однако данных о дополнительных заработках Подольского нет. Возможно, скрывал от налоговой инспекции. В таком случае, Генрих Натанович действовал очень ловко, потому что ни разу не попался. А поскольку не попался, то и не декларировал ни копейки. И потому квартиру мог купить только на те деньги, что зарабатывал в КИМЕКСе, а их… Ну понятно.
Аркадий перещелкнул страницу в дневнике, куда переписал с компьютера «Рябины» биографический файл, и продолжил перечисление:
— Не женат и не был женат. Женщин в «Рябину» не приводил ни разу. Публичные дома не посещал — во всяком случае, дома с официальной регистрацией клиентов.
— Импотент, что ли? — не выдержал Виктор.
— Н-не думаю… Фирма КИМЕКС занимается разработкой новой технологии в области информационных пространств. Небольшая компания, сорок три сотрудника, заказы поступают преимущественно от полувоенных организаций типа «Братьев-лицеистов».
— КИМЕКС… — начал Виктор.
— Да, — сказал Аркадий, — я тоже обратил внимание. КИМЕКС — это не химия, а всего лишь аббревиатура типа «контрольно-измерительные мини-электронные» и что-то там еще… А Иона — фамилия хозяина. Я прошелся по связям, насколько они фиксированы в данных «Рябины» и бюро МВД по регистрации граждан. Ничего предосудительного. То есть, ничего такого, что могло бы перевести убийство в категорию заказных, подпадающих под компетенцию МУРа. Нет, Виктор, этот висяк — наш и денег нам больших не видать. Обычная страховая сумма, хватит, чтобы ты заплатил мне зарплату за следующий месяц.
— Значит, до конца месяца ты должен этот висяк опустить, — резонно заметил Виктор.
— Сегодня семнадцатое число, — сухо констатировал Аркадий.
— Впереди почти две недели, — сказал Хрусталев. — Оставь остальные дела, я тебе выплачу по ним проценты.
Этот вариант Аркадия устраивал. Ему не улыбалось работать по Подольскому, зная, что еще три дела ждут расчистки.
— Хорошо, — сказал Аркадий. — Но учти — может так получиться, что мы превысим сумму страховки. Полное патологоанатомическое исследование, к примеру…
— Которое ты все равно уже заказал, — пробурчал Виктор. — Выясни, какой суммой мы располагаем, и действуй, не превышая ни на копейку.
— Лови зверя в лесу, сидя в клетке на поляне…
— Ни на копейку, — повторил Виктор. — Или найди богатого клиента, у которого убили любимую маму.
— Будешь слушать дальше? — с досадой сказал Аркадий.
— Я слушаю. Давай по кругу знакомств.
— В разработке семь человек, с которыми Подольский общался на работе и вне ее. Это сведения из компьютера КИМЕКСа, выданы службой информации фирмы. Номер первый — Сергей Сергеевич Пастухов, руководитель отдела технологий метаинформационных структур. Подольский общался с ним на предмет… ну, в общем, они по пятницам играли в шрайк. Не вдвоем, конечно, а в компании с Чингизом Панах-оглы Азизовым, представителем азербайджанской фирмы, имевшей с КИМЕКСом долгосрочный контракт… Номер третий в круге общения Генриха Натановича — Подольский Лев Николаевич, далеко не граф, это дальний родственник убитого, точнее — троюродный брат по отцовской линии. Врач-эпидемиолог. Именно этот Лев Николаевич первым заподозрил в свое время, что родители Генриха подхватили заразу, и потому ему удалось отсрочить конец — месяца на три, кажется. Если бы не Лев… Ну, ты знаешь, СПИД-б был быстротечным, как отравление стрихнином.
— Они ладили? — спросил Хрусталев.
— Вполне. Если ты имеешь в виду мотив со стороны Льва Подольского, то — никакого. Дальше номер четвертый: Хельмут Хойзингер, инженер из Германии. В Москве живет третий год. Время от вмени Хельмут приглашал Генриха в ресторан или на стрип-шоу, ужин при свечах, танцы…
— А, — понимающе кивнул Виктор. — Потому наш клиент и не женился.
— В том-то и дело, что нет, — хмыкнул Аркадий. — Относительно Хельмута никаких сомнений, он голубой. Но Генриха совращать не пытался, а если пытался, то получил полный афронт… Короче, голубые тусовки Генрих посещал то ли из любопытства, то ли просто за компанию с приятелем. Смотрел со стороны.
— Ты пробовал смотреть на голубые тусовки со стороны? — ехидно спросил Виктор.
— Пробовал, — отрезал Аркадий. — Три года назад, дело Андреева. И ничего, как видишь, живой и физически целый… Как бы то ни было, в разработку Хойзингера включать не имеет смысла, мотивов — нуль, как, между прочим, и у этого азербайджанца. Номер пятый: Пинхас Рувимович Чухновский, раввин хоральной синагоги Замоскворецкого района.
— Он что, верующим был, этот Генрих? — удивился Виктор.
— Нет. Чухновский дважды бывал в «Рябине», и в компьютере хостеля сохранились записи бесед — так всегда делают в отделе безопасности. Рассуждения о смысле бытия, об иудаизме… В общем, чепуха. Мотивов для убийства и здесь — нуль.
— Шестой номер, — продолжал Аркадий, — это исполнительный директор КИМЕКСа Ушаков Геннадий Павлович. Общался с Подольским по долгу службы, в список попал только потому, что время общения на три сигма превышало среднестатистическое значение по фирме. Правда, беседы велись на сугубо производственные темы. Никогда ничего… Но зато — много. Что-то их обоих интересовало — я имею в виду что-то, связанное с информационными структурами. Я ничего не понял из распечатки, придется обращаться к экспертам, а это деньги, я пока задержал заказ, так что, если ты не согласен…
— Согласен, не согласен, — вздохнул Виктор. — Пока я вижу полный вакуум. Возможно, именно в этих… э-э… информационных структурах что-то есть… Они там открытие вдвоем сделали, а потом Подольский слинял. А? Может такое быть? Хорошо, — решился Хрусталев. — Посылай на экспертизу, я оплачу из страховки Малининой, все равно там излишек. Правда, я хотел пустить его на премиальные, но раз ты настаиваешь…
— Я не настаиваю, — разозлился Аркадий. Премия ему не помешала бы, черт побери. Знал бы, не полез с предложением. Но, с другой стороны, экспертиза тоже нужна, без нее дела не сдвинуть и, следовательно, не только премии не получить, но даже и заработной платы. Ситуация буриданова осла. Ну и ладно, как идет, так пусть и идет.
— Я не настаиваю, — повторил Аркадий. — Но если экспертиза ничего не даст, мы зависнем, потому что номер седьмой вообще пуст. Это Наталья Леонидовна Раскина, технолог из КИМЕКСа. Работала вместе с Генрихом. Не замужем. Тридцать лет.
— Шерше ля фам! — патетически воскликнул Виктор. — Я уж решил, что Подольский был патологическим типом.
— Не было в нем никаких патологий, — устало сказал Аркадий. — В нем вообще ничего не было, из-за чего его стоило убивать таким сложным способом.
— Покажи-ка еще раз оба кадра, — попросил Виктор. — Я имею в виду — оба лица: утреннее, сожженное, и то, которое увидел ты. Мне показалось…
Смотреть еще раз на обезображенное лицо Подольского у Аркадия не было желания. Он подключил свой блокнот к компу Хрусталева и отошел к окну. Тело Подольского возникло в кабинете подобно материализовавшемуся призраку. Труп лежал ничком, ухватившись правой рукой за ножку невидимого, не попавшего в кадр, дивана. В воздухе возникла рука муровского оперативника и перевернула тело. Аркадий отвернулся.
— Нет, ты смотри, — сказал Виктор, и в его голосе Аркадию почудилось неожиданное напряжение. — Почему ты не отметил это в своем протоколе?
Аркадий подошел ближе. О Господи… Провалившиеся глаза, отваливающаяся лоскутами сожженная кожа…
— Не туда смотришь, — сказал Виктор. — Вот, на лбу и к ушам. Не понимаешь? Дай руку.
Он взял ладонь Аркадия и, преодолевая инстинктивное сопротивление сотрудника, приложил ее к голограмме.
— Черт! — вскричал Аркадий.
Черная маска на лице Подольского в точности повторяла контуры ладони.
Глава пятая
Машина зависла во втором эшелоне. Вверху, в третьем, с грозным рыком шли один за другим грузовики, и соваться туда было бы самоубийством (да и кто его в грузовой эшелон пустит?). Внизу, в первом эшелоне, создали пробку малолитражки, которые, возможно, и рады были бы спуститься на землю, но в районе Большого Внутреннего кольца опять кого-то взорвали, и движение было прервано. Рядом ждали своей очереди двигаться такие же бедолаги, как Аркадий, попавшие в неожиданную пробку, как кур в ощип. Справа висел синий «феррари», водитель которого, передав управление на автопилот, читал какой-то детектив — перед его лицом мелькали в воздухе кабины маленькие фугурки героев и, кажется, проливались реки крови. А слева меланхолично шевелил воздушными плавниками новенький «антро», сингапурская игрушка для девочек, и хозяйка напряженно вцепилась в рулевой полумесяц, глядя вдаль, как мартос Колумба, так и не разглядевший земли.
Девочке было лет шестнадцать, и Аркадий, глядя на нее, вспомнил Алену — ей было столько же, когда они познакомились. Он — молодой выпускник юридического колледжа — умел тогда очаровывать женщин рассказами о подвигах во имя справедливости, которые ему предстояло совершить в скором будущем. Он и сам плохо отличал будущее от настоящего, воображаемое от действительного, романы от жизни, а собеседницы подпадали под очарование его энтузиазма и принимали рассказы за чистую монету — до первого свидания, естественно. Потом все становилось на свои места, и восторженная почитательница молодого таланта превращалась в скептическую мегеру, не готовую связать жизнь с человеком, не понимающим, что деньги добывают, а не зарабатывают. Алена то ли была слишком молода, чтобы знать эту прописную для всех женщин истину, то ли действительно влюбилась по уши, но, как бы то ни было, ни первое, ни даже десятое свидание ее не разочаровало.
Разочарование наступило потом, когда они уже были женаты, когда родилась Марина, а Аркадий не выбился даже в простые следователи МУРа или прокуратуры. Алена поняла, что муж просто не умеет жить. Не умеет брать деньги, когда их предлагают, и не умеет требовать свое, когда от него пытаются утаить положенное. Алену не интересовало, что деньги предлагают обычно для того, чтобы скрепить сделку с правосудием, а положенное утаивают, когда сделка сорвалась. Алена не понимала, что ее муж физически не способен на подобные соглашения, Аркадий воспринимал их как сделки с совестью. С чьей-то совестью он еще мог договориться, но никогда — с собственной.
Когда Алена на шестом или седьмом году замужества поняла, что Аркадий в этом отношении неисправим, как разобранная на детали и выпотрошенная игрушка, она начала искать героев на стороне. Аркадий догадывался об этом; да что там догадывался, он точно это знал, поскольку, будучи сыщиком, а со временем — сыщиком экстра-класса, легко ловил жену на противоречиях и мог бы без проблем отслеживать все перемещения Алены по городу и знать обо всех ее амурных приключениях.
Если уж повезло попасть в пробку, — подумал Аркадий, — почему не использовать это время и не поразмышлять о деле Подольского? Просто посидеть и подумать — когда еще выпадет такая возможность?
Что произошло между шестью и девятью часами утра? В комнату никто не заходил, о подмене трупа и речи быть не может. Такие случаи бывали неоднократно, но только не в этот раз. Да и кому он сдался, этот Подольский, чтобы создавать такие сложности? Если у него были враги, то куда проще имитировать аварию в воздухе (73 процента случаев сведения личных счетов) или пристрелить в подворотне (остальные 27 процентов).
Самым загадочным в деле Подольского является исчезновение «маски смерти», все остальное решаемо. Следовательно, сейчас важнее всего заключение патологоанатома. Технические экспертизы вторичны, вопросы, поставленные перед экспертами, могут измениться в результате медицинского обследования трупа.
Допустим, что эксперт скажет: теплового поражения не было и быть не могло. Что тогда? Закрывать дело и списывать расходы агентства в убыток, поскольку страховая компания не станет в случае естественной смерти Подольского оплачивать юридическую страховку? Или продолжать расследование, привлекая в качестве отправной точки несогласованность двух обследований? В конце концов, в шесть утра лицо Подольского было сожжено — какие сомнения! Для судмедэксперта данные телевизионной съемки — не доказательство, как и личные свидетельства оперативника МУРа, коменданта общежития и понятых. Но ведь это — было!
И еще то, о чем Аркадий вообще старался не думать: отпечаток раскаленной ладони на лице Подольского. Будто кто-то подошел к Генриху Натановичу, протянул правую руку и коснулся его лица ладонью, раскаленной градусов этак до пятисот, при меньшей температуре контакт источника жара с лицом Подольского должен был бы продолжаться минуту или больше. В принципе, можно, наверное, организовать луч таким образом, что получился как бы след ладони человка, это все техника, пусть даже на грани фантастики.
Вопрос — зачем?
Можно сделать все что угодно, но — сколько все это будет стоить? Есть способы, куда более дешевые.
Впереди возник просвет — транспорт начал постепенно передвигаться, одновременно переходя на нижний уровень, видимо, там удалось разгрузить пробку чуть быстрее. Машина стояла на автопилоте, и Аркадий не стал вмешиваться в управление. Движение по трассе ускорилось, машина неслась теперь в первом эшелоне метрах в десяти над крышами Юго-Запада и вот-вот, судя по датчикам автопилота, собиралась приземлиться на Воробьевском проспекте, чтобы продолжить затем движение к центру. Нужно было решить, куда он, в конце-то концов, хочет попасть: в больницу, МУР или домой? Когда колеса коснулись бетона, Аркадий отключил автопилот и повел машину в правый ряд, уменьшая скорость. Где-то здесь… Он помнил номер дома, это неподалеку от площади Героев Космоса. Сейчас вправо — в переулок.
Надо было бы сначала позвонить, а не являться, как снег на голову. Ну да ладно, не по личным делам как-никак.
Аркадий вывел машину из довольно плотного даже здесь уличного потока и остановил у первого же столбика платной стоянки. Послал в модем аппарата номер своей кредитной карточки и вылез на тротуар, разминая затекшие ноги. Дом под номером 73 он успел проехать, перед ним возвышалась двадцатиэтажная жилая башня с черным числом 79 на фасаде. Число занимало два этажа и написано было, по-видимому, не столько для прохожих и проезжих, сколько для самоутверждения жильцов, поскольку разглядеть его в пролетном режиме даже из первого эшелона никто бы не смог.
Аркадий пошел назад и обнаружил в сотне метров странное двухэтажное сооружение эллипсоидальной формы, архитектурный реликт середины века. Перед входной дверью почти неподвижно висела в воздухе голографическая надпись «KIMECS Iona, Ltd.» Надпись слегка подрагивала — видимо, в адресном компьютере или в линии передачи были какие-то сбои.
Аркадий протянул руку к стеклянной на вид двери, но стекло неожиданно оказалось пленкой, разорвавшейся под давлением его пальца. Пленка скукожилась, упала под ноги и пропустила Аркадия в большой светлый холл. Он остановился, раздумывая, что же теперь делать, он вовсе не собирался что бы то ни было ломать. Не очень-то удачное начало… Однако в следующую секунду дверной проем оказался затянут прозрачной стекловидной пленкой, будто ничего не произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
— Мало, — сказал Аркадий. — Только информация из регистрационного компьютера «Рябины».
— Хочешь, чтобы я смотрел сам?
— Нет… Подольский Генрих Натанович, год рождения 2034. Родился в Киеве. В 2045 году родители переехали в Россию и поселились в гостевой зоне Москвы, поселок Тула-3.
— Это, как я понял, после тех киевских разборок? — вставил Виктор, демонстрируя осведомленность.
— Видимо, — пожал плечами Аркадий. Информации в деле не было, а давать волю фантазии на этапе ознакомления с биографией жертвы он не хотел. — Дальше. Генрих учился в государственной школе. Аттестат получил в пятьдесят втором. Армейский срок мотал на Курилах, участвовал в боевых действиях пятьдесят третьего в Северной Японии, на Хонсю и Хоккайдо. Наград не имеет. Ранений тоже. (Видимо, отсиживался в штабе, — подумал Аркадий, но не стал произносить вслух.) В пятьдесят шестом демобилизовался, вернулся в Москву, поступил в Университет технических экспериментов, закончил в шестьдесят втором. Родители тем временем умерли…
Виктор ничего не сказал, но вопросительно поднял брови, и Аркадий поспешил добавить:
— Да, ты правильно догадался, эпидемия СПИД-б в пятьдесят девятом… Генрих был выселен из поселка Тула-3, поскольку помещение было ведомственным, а собственную жилплощадь Подольские не купили. Несколько месяцев он жил у знакомых, а потом ему дали комнату в «Рябине», поскольку жалование, которое он получал в фирме «КИМЕКС Иона лимитед», было недостаточным для приобретения чего-либо на свободном рынке. Да, я вижу, что ты хочешь сказать: никто не живет на одну зарплату в научно-техническом секторе. Однако данных о дополнительных заработках Подольского нет. Возможно, скрывал от налоговой инспекции. В таком случае, Генрих Натанович действовал очень ловко, потому что ни разу не попался. А поскольку не попался, то и не декларировал ни копейки. И потому квартиру мог купить только на те деньги, что зарабатывал в КИМЕКСе, а их… Ну понятно.
Аркадий перещелкнул страницу в дневнике, куда переписал с компьютера «Рябины» биографический файл, и продолжил перечисление:
— Не женат и не был женат. Женщин в «Рябину» не приводил ни разу. Публичные дома не посещал — во всяком случае, дома с официальной регистрацией клиентов.
— Импотент, что ли? — не выдержал Виктор.
— Н-не думаю… Фирма КИМЕКС занимается разработкой новой технологии в области информационных пространств. Небольшая компания, сорок три сотрудника, заказы поступают преимущественно от полувоенных организаций типа «Братьев-лицеистов».
— КИМЕКС… — начал Виктор.
— Да, — сказал Аркадий, — я тоже обратил внимание. КИМЕКС — это не химия, а всего лишь аббревиатура типа «контрольно-измерительные мини-электронные» и что-то там еще… А Иона — фамилия хозяина. Я прошелся по связям, насколько они фиксированы в данных «Рябины» и бюро МВД по регистрации граждан. Ничего предосудительного. То есть, ничего такого, что могло бы перевести убийство в категорию заказных, подпадающих под компетенцию МУРа. Нет, Виктор, этот висяк — наш и денег нам больших не видать. Обычная страховая сумма, хватит, чтобы ты заплатил мне зарплату за следующий месяц.
— Значит, до конца месяца ты должен этот висяк опустить, — резонно заметил Виктор.
— Сегодня семнадцатое число, — сухо констатировал Аркадий.
— Впереди почти две недели, — сказал Хрусталев. — Оставь остальные дела, я тебе выплачу по ним проценты.
Этот вариант Аркадия устраивал. Ему не улыбалось работать по Подольскому, зная, что еще три дела ждут расчистки.
— Хорошо, — сказал Аркадий. — Но учти — может так получиться, что мы превысим сумму страховки. Полное патологоанатомическое исследование, к примеру…
— Которое ты все равно уже заказал, — пробурчал Виктор. — Выясни, какой суммой мы располагаем, и действуй, не превышая ни на копейку.
— Лови зверя в лесу, сидя в клетке на поляне…
— Ни на копейку, — повторил Виктор. — Или найди богатого клиента, у которого убили любимую маму.
— Будешь слушать дальше? — с досадой сказал Аркадий.
— Я слушаю. Давай по кругу знакомств.
— В разработке семь человек, с которыми Подольский общался на работе и вне ее. Это сведения из компьютера КИМЕКСа, выданы службой информации фирмы. Номер первый — Сергей Сергеевич Пастухов, руководитель отдела технологий метаинформационных структур. Подольский общался с ним на предмет… ну, в общем, они по пятницам играли в шрайк. Не вдвоем, конечно, а в компании с Чингизом Панах-оглы Азизовым, представителем азербайджанской фирмы, имевшей с КИМЕКСом долгосрочный контракт… Номер третий в круге общения Генриха Натановича — Подольский Лев Николаевич, далеко не граф, это дальний родственник убитого, точнее — троюродный брат по отцовской линии. Врач-эпидемиолог. Именно этот Лев Николаевич первым заподозрил в свое время, что родители Генриха подхватили заразу, и потому ему удалось отсрочить конец — месяца на три, кажется. Если бы не Лев… Ну, ты знаешь, СПИД-б был быстротечным, как отравление стрихнином.
— Они ладили? — спросил Хрусталев.
— Вполне. Если ты имеешь в виду мотив со стороны Льва Подольского, то — никакого. Дальше номер четвертый: Хельмут Хойзингер, инженер из Германии. В Москве живет третий год. Время от вмени Хельмут приглашал Генриха в ресторан или на стрип-шоу, ужин при свечах, танцы…
— А, — понимающе кивнул Виктор. — Потому наш клиент и не женился.
— В том-то и дело, что нет, — хмыкнул Аркадий. — Относительно Хельмута никаких сомнений, он голубой. Но Генриха совращать не пытался, а если пытался, то получил полный афронт… Короче, голубые тусовки Генрих посещал то ли из любопытства, то ли просто за компанию с приятелем. Смотрел со стороны.
— Ты пробовал смотреть на голубые тусовки со стороны? — ехидно спросил Виктор.
— Пробовал, — отрезал Аркадий. — Три года назад, дело Андреева. И ничего, как видишь, живой и физически целый… Как бы то ни было, в разработку Хойзингера включать не имеет смысла, мотивов — нуль, как, между прочим, и у этого азербайджанца. Номер пятый: Пинхас Рувимович Чухновский, раввин хоральной синагоги Замоскворецкого района.
— Он что, верующим был, этот Генрих? — удивился Виктор.
— Нет. Чухновский дважды бывал в «Рябине», и в компьютере хостеля сохранились записи бесед — так всегда делают в отделе безопасности. Рассуждения о смысле бытия, об иудаизме… В общем, чепуха. Мотивов для убийства и здесь — нуль.
— Шестой номер, — продолжал Аркадий, — это исполнительный директор КИМЕКСа Ушаков Геннадий Павлович. Общался с Подольским по долгу службы, в список попал только потому, что время общения на три сигма превышало среднестатистическое значение по фирме. Правда, беседы велись на сугубо производственные темы. Никогда ничего… Но зато — много. Что-то их обоих интересовало — я имею в виду что-то, связанное с информационными структурами. Я ничего не понял из распечатки, придется обращаться к экспертам, а это деньги, я пока задержал заказ, так что, если ты не согласен…
— Согласен, не согласен, — вздохнул Виктор. — Пока я вижу полный вакуум. Возможно, именно в этих… э-э… информационных структурах что-то есть… Они там открытие вдвоем сделали, а потом Подольский слинял. А? Может такое быть? Хорошо, — решился Хрусталев. — Посылай на экспертизу, я оплачу из страховки Малининой, все равно там излишек. Правда, я хотел пустить его на премиальные, но раз ты настаиваешь…
— Я не настаиваю, — разозлился Аркадий. Премия ему не помешала бы, черт побери. Знал бы, не полез с предложением. Но, с другой стороны, экспертиза тоже нужна, без нее дела не сдвинуть и, следовательно, не только премии не получить, но даже и заработной платы. Ситуация буриданова осла. Ну и ладно, как идет, так пусть и идет.
— Я не настаиваю, — повторил Аркадий. — Но если экспертиза ничего не даст, мы зависнем, потому что номер седьмой вообще пуст. Это Наталья Леонидовна Раскина, технолог из КИМЕКСа. Работала вместе с Генрихом. Не замужем. Тридцать лет.
— Шерше ля фам! — патетически воскликнул Виктор. — Я уж решил, что Подольский был патологическим типом.
— Не было в нем никаких патологий, — устало сказал Аркадий. — В нем вообще ничего не было, из-за чего его стоило убивать таким сложным способом.
— Покажи-ка еще раз оба кадра, — попросил Виктор. — Я имею в виду — оба лица: утреннее, сожженное, и то, которое увидел ты. Мне показалось…
Смотреть еще раз на обезображенное лицо Подольского у Аркадия не было желания. Он подключил свой блокнот к компу Хрусталева и отошел к окну. Тело Подольского возникло в кабинете подобно материализовавшемуся призраку. Труп лежал ничком, ухватившись правой рукой за ножку невидимого, не попавшего в кадр, дивана. В воздухе возникла рука муровского оперативника и перевернула тело. Аркадий отвернулся.
— Нет, ты смотри, — сказал Виктор, и в его голосе Аркадию почудилось неожиданное напряжение. — Почему ты не отметил это в своем протоколе?
Аркадий подошел ближе. О Господи… Провалившиеся глаза, отваливающаяся лоскутами сожженная кожа…
— Не туда смотришь, — сказал Виктор. — Вот, на лбу и к ушам. Не понимаешь? Дай руку.
Он взял ладонь Аркадия и, преодолевая инстинктивное сопротивление сотрудника, приложил ее к голограмме.
— Черт! — вскричал Аркадий.
Черная маска на лице Подольского в точности повторяла контуры ладони.
Глава пятая
Машина зависла во втором эшелоне. Вверху, в третьем, с грозным рыком шли один за другим грузовики, и соваться туда было бы самоубийством (да и кто его в грузовой эшелон пустит?). Внизу, в первом эшелоне, создали пробку малолитражки, которые, возможно, и рады были бы спуститься на землю, но в районе Большого Внутреннего кольца опять кого-то взорвали, и движение было прервано. Рядом ждали своей очереди двигаться такие же бедолаги, как Аркадий, попавшие в неожиданную пробку, как кур в ощип. Справа висел синий «феррари», водитель которого, передав управление на автопилот, читал какой-то детектив — перед его лицом мелькали в воздухе кабины маленькие фугурки героев и, кажется, проливались реки крови. А слева меланхолично шевелил воздушными плавниками новенький «антро», сингапурская игрушка для девочек, и хозяйка напряженно вцепилась в рулевой полумесяц, глядя вдаль, как мартос Колумба, так и не разглядевший земли.
Девочке было лет шестнадцать, и Аркадий, глядя на нее, вспомнил Алену — ей было столько же, когда они познакомились. Он — молодой выпускник юридического колледжа — умел тогда очаровывать женщин рассказами о подвигах во имя справедливости, которые ему предстояло совершить в скором будущем. Он и сам плохо отличал будущее от настоящего, воображаемое от действительного, романы от жизни, а собеседницы подпадали под очарование его энтузиазма и принимали рассказы за чистую монету — до первого свидания, естественно. Потом все становилось на свои места, и восторженная почитательница молодого таланта превращалась в скептическую мегеру, не готовую связать жизнь с человеком, не понимающим, что деньги добывают, а не зарабатывают. Алена то ли была слишком молода, чтобы знать эту прописную для всех женщин истину, то ли действительно влюбилась по уши, но, как бы то ни было, ни первое, ни даже десятое свидание ее не разочаровало.
Разочарование наступило потом, когда они уже были женаты, когда родилась Марина, а Аркадий не выбился даже в простые следователи МУРа или прокуратуры. Алена поняла, что муж просто не умеет жить. Не умеет брать деньги, когда их предлагают, и не умеет требовать свое, когда от него пытаются утаить положенное. Алену не интересовало, что деньги предлагают обычно для того, чтобы скрепить сделку с правосудием, а положенное утаивают, когда сделка сорвалась. Алена не понимала, что ее муж физически не способен на подобные соглашения, Аркадий воспринимал их как сделки с совестью. С чьей-то совестью он еще мог договориться, но никогда — с собственной.
Когда Алена на шестом или седьмом году замужества поняла, что Аркадий в этом отношении неисправим, как разобранная на детали и выпотрошенная игрушка, она начала искать героев на стороне. Аркадий догадывался об этом; да что там догадывался, он точно это знал, поскольку, будучи сыщиком, а со временем — сыщиком экстра-класса, легко ловил жену на противоречиях и мог бы без проблем отслеживать все перемещения Алены по городу и знать обо всех ее амурных приключениях.
Если уж повезло попасть в пробку, — подумал Аркадий, — почему не использовать это время и не поразмышлять о деле Подольского? Просто посидеть и подумать — когда еще выпадет такая возможность?
Что произошло между шестью и девятью часами утра? В комнату никто не заходил, о подмене трупа и речи быть не может. Такие случаи бывали неоднократно, но только не в этот раз. Да и кому он сдался, этот Подольский, чтобы создавать такие сложности? Если у него были враги, то куда проще имитировать аварию в воздухе (73 процента случаев сведения личных счетов) или пристрелить в подворотне (остальные 27 процентов).
Самым загадочным в деле Подольского является исчезновение «маски смерти», все остальное решаемо. Следовательно, сейчас важнее всего заключение патологоанатома. Технические экспертизы вторичны, вопросы, поставленные перед экспертами, могут измениться в результате медицинского обследования трупа.
Допустим, что эксперт скажет: теплового поражения не было и быть не могло. Что тогда? Закрывать дело и списывать расходы агентства в убыток, поскольку страховая компания не станет в случае естественной смерти Подольского оплачивать юридическую страховку? Или продолжать расследование, привлекая в качестве отправной точки несогласованность двух обследований? В конце концов, в шесть утра лицо Подольского было сожжено — какие сомнения! Для судмедэксперта данные телевизионной съемки — не доказательство, как и личные свидетельства оперативника МУРа, коменданта общежития и понятых. Но ведь это — было!
И еще то, о чем Аркадий вообще старался не думать: отпечаток раскаленной ладони на лице Подольского. Будто кто-то подошел к Генриху Натановичу, протянул правую руку и коснулся его лица ладонью, раскаленной градусов этак до пятисот, при меньшей температуре контакт источника жара с лицом Подольского должен был бы продолжаться минуту или больше. В принципе, можно, наверное, организовать луч таким образом, что получился как бы след ладони человка, это все техника, пусть даже на грани фантастики.
Вопрос — зачем?
Можно сделать все что угодно, но — сколько все это будет стоить? Есть способы, куда более дешевые.
Впереди возник просвет — транспорт начал постепенно передвигаться, одновременно переходя на нижний уровень, видимо, там удалось разгрузить пробку чуть быстрее. Машина стояла на автопилоте, и Аркадий не стал вмешиваться в управление. Движение по трассе ускорилось, машина неслась теперь в первом эшелоне метрах в десяти над крышами Юго-Запада и вот-вот, судя по датчикам автопилота, собиралась приземлиться на Воробьевском проспекте, чтобы продолжить затем движение к центру. Нужно было решить, куда он, в конце-то концов, хочет попасть: в больницу, МУР или домой? Когда колеса коснулись бетона, Аркадий отключил автопилот и повел машину в правый ряд, уменьшая скорость. Где-то здесь… Он помнил номер дома, это неподалеку от площади Героев Космоса. Сейчас вправо — в переулок.
Надо было бы сначала позвонить, а не являться, как снег на голову. Ну да ладно, не по личным делам как-никак.
Аркадий вывел машину из довольно плотного даже здесь уличного потока и остановил у первого же столбика платной стоянки. Послал в модем аппарата номер своей кредитной карточки и вылез на тротуар, разминая затекшие ноги. Дом под номером 73 он успел проехать, перед ним возвышалась двадцатиэтажная жилая башня с черным числом 79 на фасаде. Число занимало два этажа и написано было, по-видимому, не столько для прохожих и проезжих, сколько для самоутверждения жильцов, поскольку разглядеть его в пролетном режиме даже из первого эшелона никто бы не смог.
Аркадий пошел назад и обнаружил в сотне метров странное двухэтажное сооружение эллипсоидальной формы, архитектурный реликт середины века. Перед входной дверью почти неподвижно висела в воздухе голографическая надпись «KIMECS Iona, Ltd.» Надпись слегка подрагивала — видимо, в адресном компьютере или в линии передачи были какие-то сбои.
Аркадий протянул руку к стеклянной на вид двери, но стекло неожиданно оказалось пленкой, разорвавшейся под давлением его пальца. Пленка скукожилась, упала под ноги и пропустила Аркадия в большой светлый холл. Он остановился, раздумывая, что же теперь делать, он вовсе не собирался что бы то ни было ломать. Не очень-то удачное начало… Однако в следующую секунду дверной проем оказался затянут прозрачной стекловидной пленкой, будто ничего не произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9