полтора десятка человек. Трое из них содержались в Далянском централе, остальные – кто по урановым рудникам, кто на Чертовом острове. Но, что вытащить человека с рудничной каторги не может даже квантунский губернатор, бомбистам явно не приходило в голову. Я не разубеждал их. Все равно освобождение их товарищей не входило в мои планы.
– Мы будем вести обмен, – возразил я. – Ваши люди на наших детей.
Наступила пауза.
– Я не могу сам разрешить такое, – произнес наконец мой собеседник. – Я должен посоветоваться с Каброном.
– Буду ждать. – В трубке раздались гудки.
Ты еще не знаешь, как и чего я буду ждать.
Грузовики вывернули из-за угла неожиданно и тихо. Только что не было их, а через секунду на мостовую уже выпрыгивали поджарые фигуры с винтовками в руках. Два взвода Третьего резервного Уссурийского егерского полка выделил мне комендант. Егеря рассыпались цепочкой, быстро и спокойно, как на учениях, окружая дом.
Телефон зазвонил снова.
– Что это значит? – осведомился все тот же голос в трубке. – Кто эти люди?
– Они обеспечивают безопасность мирных обывателей, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал достаточно жалко. – Они не станут приближаться к дому, если вы нас не вынудите. Одну секунду... – Ко мне подбежал молодой егерский штабс-капитан, молодцевато отдал честь, потом сообразил, что я, в сущности, лицо гражданское, и смешался.
– Начинаем, – шепнул я, прикрыв трубку рукой.
– С кого?
– Неважно. – Я снова поднес микрофон ко рту. – Выгляните в окно.
Егеря уже рассеялись и заняли укрытия, сменив жандармов. Я мысленно вздохнул с облегчением. Армии я по старой привычке доверял больше.
Двое егерей вывели на середину пустой улицы филиппинца в арестантской робе. Кандалы с него сняли, оставив только наручники.
– Видите? – спросил я. – Да. – Я махнул рукой. Три пули пробили грудь ризалиста в ту же секунду, как голова его раскололась в кровавом всплеске. Тело мягко рухнуло на мостовую. Егеря кинулись в стороны и залегли.
– А теперь слушай меня, – произнес я, и мне уже не было нужды скрывать свои чувства. – Если вы немедленно не выпустите детей, мы будем расстреливать ваших командиров каждые две минуты. Сначала здесь. Потом в тюрьмах. А когда они кончатся, мы войдем внутрь, и вы позавидуете убитым.
В трубке слышалось напряженное дыхание. Потом на другом конце провода бурно заспорили на тагалогском.
– Мы будем убивать заложников, – без особого убеждения проговорил мой собеседник.
– Стоит хотя бы одному волосу упасть с их головы, – прошептал я, – и ваши товарищи будут расстреляны немедленно и все. Ты меня слышишь?
– Что будет с нами? – спросил голос.
– Ты еще осмеливаешься спрашивать, что будет с вами? – прошептал я так, что, наверное, вся улица услышала. – Вы сдадитесь на милость закона. И молитесь господу богу, чтобы закон проявил к вам милость. У вас осталось тридцать секунд.
– Подождите, мы...
– Двадцать.
– Не надо!..
– Выводите детей.
В трубке опять заспорили разом несколько голосов.
– Десять, – проговорил я сдавленным голосом и поднял руку. Штабс-капитан напрягся. – Девять... восемь... семь...
По счету 'ноль' я махнул рукой. На мостовую вытолкнули второго филиппинца. Он уже понял, что его ждет. Вскрикнув по-заячьи, он зигзагами помчался к дому. Первая пуля попала ему в ногу, и ризалист с разбегу упал на одно колено. Из окон началась беспорядочная пальба – видно, бомбисты надеялись таким образом остановить снайперов. Но следующие три пули нашли цель с пугающей точностью.
– Выводите детей, – приказал я, когда тело в полосатой робе перестало дергаться.
Из трубки донесся какой-то странный звук. Что фанатик плачет, я понял, только когда дверь распахнулась и из здания на обрамленную алыми флажками улицу хлынули гимназисты с белыми от ужаса и мокрыми от слез лицами.
Рига, 18 сентября 1979 года, вторник.
Анджей Заброцкий
С чувством громадного облегчения я избавился от румынской душегубки и остался в одной форменной рубашке. Слава богу, что хоть личное оружие я держу в конторском сейфе, а не таскаю с собой, как, к примеру, тот же Приходько. Видок бы у меня был – вылитый сержант Седов. Питерский следопыт со смеху бы умер.
– Ну, – проговорил я, видя, что потайной полицейский уже выпутался из своей шинели, – пойдемте, Сергей Александрович.
Их превосходительство шагнул к двери, но застыл на полушаге, точно в детской игре 'Море волнуется – раз...'.
– Простите, Андрей Войцехович, – осторожно поинтересовался он, – вы из Приморья родом?
Я чуть не застонал. К тому, что меня зовут Андреем, я уже давно привык – в России все живем – и не обращал на это ровно никакого внимания. Но сочетание 'Андрей Войцехович' было для меня внове и бесило почему-то со страшной силой.
Кстати, а как этот тип вообще догадался, что я из Приморья? Ах да, значок с тигром. Я как прицепил его для солидности к рубашке в первый день выхода на службу, так и забыл о нем. Хотел, понимаете ли, показать, что не какой-нибудь стручок зеленый прямо из универа приехал, а настоящий уссурийский егерь – тигру брат, медведю дядя.
– Родом я из Польши, – ответил я, постаравшись, чтобы это прозвучало как можно более морозно. – Но семья моя живет в Приморье. Предупреждаю ваш следующий вопрос – это настоящий значок.
Эк загнул, Анджей. Прям самому приятно.
– Что ж, пойдемте к вашему Старику, – как мне показалось, слегка озадаченно проговорил господин Щербаков.
Один – один в нашу пользу. Я позволил себе миг позлорадствовать, а потом попытался настроиться на деловую волну. В конце концов, мы – коллеги и вроде бы делаем общее дело. Правда, каждый на свой лад.
– А где вы сталкивались с егерями? – спросил я, выходя из кабинета.
– В Дальнем, – сказал Щербаков и тут же многозначительно добавил: – Поделам службы.
Намек прозрачный, как гранитная скала. О служебных делах господина тайного агента мне, по младости лет и незначительности чина, ведать не полагается. Ну и ладно. Хотя интересно, по ходу каких это дел господин потайной агент с егерями сталкивался да еще, как видно, и впечатлений нахватался? Очень любопытно.
По дороге к кабинету Старика я попытался суммировать первые впечатления от знакомства с агентом всетретьего управления. 'Все третье' – в смысле 'всемогучее и вездесучее', как любили говорить наши университетские остряки, предварительно убедившись в отсутствии слухофонов и просто слухачей.) На вокзале он замаскировался неплохо – так, что я его в толпе из четырех человек углядел с превеликим трудом, и это учитывая, что, как выражаются старые девы на выданье, он 'мужчина видный'. Это ему несомненный плюс. Я, по своей таежной дремучести, зачет по наружному сопровождению, или, проще говоря, по слежке, едва вытянул на 'удовлетворительно'. Теряюсь в городе. На машине – еще куда ни шло, а пешком совсем плохо. Или я к объекту наблюдения приклеиваюсь намертво, как рыба-прилипала – только слепоглухой не засечет, – или я от этого самого объекта потихоньку удаляюсь, чтобы не маячить на виду, после чего этот самый объект благополучно исчезает, а я остаюсь с разинутым ртом. Попробуйте-ка выследить в городе человека по следам обуви. Эт-то вам, батенька, не уссурийская тайга.
Едем дальше. Шуточки эти по дороге... То ли профессиональная привычка у него такая – удочки закидывать, чтобы было чего в рапорте потом настрочить, то ли просто чувство юмора у человека есть. Неизвестно. Мне по все той же младости лет шутить не полагается. Тем более – со старшими по чину. Звание его тоже ни о чем не говорит. Лет ему на вид эдак тридцать. Ну там плюс-минус. Если брат у меня в свои тридцать два по выслуге лет капитан авиации, в армейской табели тоже ранг, правда, восьмой, а не девятый, так оно оч-чень даже и неплохо, а ведь это в армии, не по гражданке, где в чинах повышают редко и неохотно. (Я прикинул, сколько мне еще лет барабанить по клавишам 'Зингера' до повышения, и приуныл.) А с другой стороны – вроде бы как и подзасиделся господин Щербаков. В управлении, по моему глубочайше дилетантскому мнению, способных людей все-таки побыстрее продвигают. Что еще? Ну, что карьеру господин Щербаков делал не за письменным столом, это даже мне видно. Явно не канцелярский вид у специального агента. Я бы даже сказал, совсем не канцелярский. Чувствуется что-то... военное, что ли. Точно, военное! Интересно, откуда и какими судьбами господин Щербаков угодил в охранку? И кем он был до этого? Не десантура, габариты не те. Явно не флот и скорее всего не авиация. Танкист? Да нет, шутить изволите. Артиллерия? Мотострелки? Или, может, военмедик?
Ишь, куда меня занесло. Прямо археолог... Нет, палеонтолог. Кювье новоявленный. По обломку хвоста стадо мамонтов насочинял. Ерш твою коцынь, что ж я с такой фантазией еще ни одного дела не раскрыл? Обидно прямо, такой талант погибает. В газетчики, что ли, податься? Уголовную хронику сочинять. А то каждый раз, как газету раскрываю, надивиться не могу, как это из нашей дохлой сводки такое выжать можно. Вроде бы тишь да гладь, полная сиеста. А глянешь в колонку уголовной хроники – батюшки-светы, да у нас же тут сущий кошмар, кровь рекой заместо водки, не жизнь, а рождественская бойня.
Я распахнул дверь в кабинет Старика и вежливо посторонился, пропуская столичного гостя вперед. После чего зашел сам, захлопнул дверь и начал было докладываться, но Старик меня тут же одернул: расслабьтесь, мол, Анджей. И занялся господином Щербаковым.
А я так и остался стоять столбом, точно отчитанный за мелкую провинность мальчишка-скаут.
Тайга, 24 версты от города Тетюхе
Уссурийской губернии, 27 июня 1969 года, пятница.
– Раз-два, раз-два...
– Хорошо живет на свете Винни-Пух...
Потому что не играет в военные игры. Это же надо быть таким идиотом – добровольно вызваться участвовать в этом... беге с препятствиями. В виде стволов. Я покосился вниз. С китайских кедов начала отлущиваться зеленая краска. А, ладно, все равно выбрасывать.
– Раз-два, раз-два...
Мешок, такой легкий вначале, тянул меня к земле, словно кирпичами набитый. Да и винтовка, похоже, стала весить не меньше станкового пулемета.
– Привал десять минут.
Наконец-то. У меня еще хватило сил сбросить мешок и медленно сползти по стволу. Большинство рухнули там, где их застал приказ.
– Далеко еще?
– Если верить карте, – Саня покосился на валявшийся рядом планшет, – и если мы не ошиблись с тем ручьем, то цель прямо перед нами метрах в... семистах.
– Не могли мы ошибиться, – прохрипел я, старательно откусывая воздух. – На полверсты – еще куда ни шло, но не на три же!
– Посмотрим. – Саня попытался встать и со стоном рухнул обратно.
– Давайте отрежем Сусанину ногу... – предложил кто-то.
Я попытался улыбнуться. Но произнести вторую строку сил ни у кого не хватило. Поляков хотя бы никто не заставлял бежать. И завели их в болото. Там вода. Ее можно пить. А еще там ягоды. Кислые. Их можно есть. Я покосился на мешок. Во фляге должно было остаться не меньше половины. Выхлебать, что ли? Все равно бежать уж не надо будет. Не-ет, нельзя. Вот разнесем эту цель к лешей матери, и тогда напьюсь. А пока нельзя.
– Па-адъем!
Я оперся на винтовку и попытался встать. Авось ствол не погнется, мне ведь из нее еще и стрелять...
– Смотреть па сторонам!
Тоже мне, раскомандовался. И ежу понятно, что рядом с Целью мин, как лягух в болоте. Ладно. Я сосредоточился на траве. Если мина будет натяжная, то ее заметят идущие впереди. Возможно, ценой собственной 'жизни'. А вот если нажимная... Мухомор. Семейство сморчков. Земляника. Поганка. Муравейник. Может, они муравейник заминировали? Я бы лучше уж в осиное гнездо бомбу подложил.
Идущий первым Санек замер с поднятой рукой. Увлеченный исследованием травы, я проглядел этот жест и чуть не ткнулся в спину ведущего.
– Ну, что там? – шепотом спросил кто-то сзади.
Саня осторожно повел рукой. В воздухе перед ним почти незаметно поблескивали две перекрещенные нити. Еще одна нить протянулась ниже и параллельно земле. Неплохо. Правда, я бы на их месте зарыл сразу за нитями еще парочку мин Вот тогда бы пришлось повозиться. А так мы миновали эту ловушку и две следующие, почти не сбавляя хода.
– Приготовить оружие!
Я вытащил из кармашка на груди первую из четырех обойм и загнал ее в магазин. После чего осторожно выглянул из-за ствола кедра и мысленно присвистнул. Нич-чего себе! Я-то думал, что цель будет как в прошлом году – сплошная фанера и резина. А они, видите ли, расстарались – даже парочку списанных танков приволокли. Ох, чует мое сердце, неспроста это. Наверняка с этими коробками железными какой-то подвох связан.
– Сколько видишь?
Я еще раз внимательно осмотрел залитую солнцем поляну.
– Пять.
– Смотрите лучше. Их должно быть больше.
– С чего это ты взял?
– Нашла! – одновременно с Лехой возбужденно прошептала Женька. – Вон из-под танка ноги торчат.
Точно. Из-под правого танка призывно высунулся сапог. Значит, шестая фанера под самим танком. И как прикажете его оттуда выковыривать?
– Может, гранатой его? Леший с этими секундами! – предложил Илья. – А то потом окажется, что он автомат прихватил в тенек покемарить.
– Нет. – Саня задумался. – Обойдешь танк слева. Как только мы начнем – выпустишь туда весь рожок.
– Понял.
Учебный 'сударев' нам еще не положен. Его таскают те, кто постарше – лет по четырнадцать-пятнадцать. Поэтому мы бегаем со спортивными 'монтекристо', а попадания нам считают из расчета один к трем. Одна малокалиберная пулька за очередь в три выстрела. То есть Леха всадит под танк десять таких пулек, и пусть потом инструктор доказывает, что там мог кто-то уцелеть.
– На счет 'три'.
Один, два, ТРИ! Пыпых! Имеем пять фанерок, каждая с двумя дырками в том месте, где у людей располагается голова. Неплохо.
Я рванул к танку. В тот момент, когда я преодолел половину расстояния, дверь одного из домиков распахнулась. Э-э, это уже подлость. Считается, что мы используем глушители, так что услышать выстрелы он не мог. Это инструктор забавляется. Прежде чем дверь распахнулась до конца, в возникшую в проеме фанерину одновременно вколотилось три пули. Мишень откинулась назад. Отлично. Я с разбегу взлетел на гусеницу танка и засадил учебную гранату в гостеприимно распахнутый люк. После чего отскочил на пару метров и улегся в полном соответствии с инструкцией – ногами к взрыву, голова прикрыта руками. Хоть я и не верю, что от осколочной гранаты начнет боекомплект рваться, но правила лучше соблюсти. Штрафные очки нам ни к чему. Взрывпакет глухо рванул, и из танка повалило облако дыма. Еще одна шутка от инструктора. Хлоп, хлоп, хлоп! Ребята закидывали фанерные декорации учебными гранатами. Это мы, конечно, страхуемся. Вытянуть вдоль этого домика очередью в полрожка – и я бы посмотрел на того, кто там окажется. И сколько в нем будет дырок. Учебная взрывчатка звонко хлопнула, выбросив вверх огромный клуб белого дыма. Мы сгрудились посреди поляны, с гордостью взирая на дело рук своих.
– Неплохо, неплохо. – Идущий к нам с секундомером в руке инструктор довольно улыбался. Плетущийся за ним командир группы противодействия, напротив, выглядел, как на похоронах любимой тети.
– Господин штабс-капитан, одиннадцатая разведывательно-диверсионная группа поставленную задачу выполнила! Потерь среди личного состава нет! – отчеканил Саня.
– Вольно, Медведев, – усмехнулся штабс-капитан и оглядел весь наш спешно подровнявшийся отряд. – Сработали неплохо. Хвалю. Но... – Штабс-капитан поднял руку, затянутую в белую перчатку. – В следующем году вам нужно будет не просто уничтожить цель, но и вернуться к точке эвакуации. Справитесь?
– Так точно, ваше благородие! – дружно выдохнули мы.
– Ну-ну. Посмотрим. А пока... – инструктор сделал паузу. – За выполненное задание присуждаю группе высшую оценку – семь баллов.
– Ура-а!!
Рига, 18 сентября 1979 года, вторник.
Сергей Щербаков
Кабинет начальника отдела показался мне непропорционально огромным. Потом я понял, что иллюзию простора создает огромное зеркало напротив широкого окна. Стол у окна отражался в зеркале, отчего казалось, будто начальников в кабинете двое. Обязательный фотопортрет государя императора висел напротив двери, пронизывая входящих взглядом.
Пана Заброцкого потеря ориентации не мучила – он явно не в первый раз попадал в этот кабинет. Он молодцевато повернулся 'налево' и вытянулся во фрунт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
– Мы будем вести обмен, – возразил я. – Ваши люди на наших детей.
Наступила пауза.
– Я не могу сам разрешить такое, – произнес наконец мой собеседник. – Я должен посоветоваться с Каброном.
– Буду ждать. – В трубке раздались гудки.
Ты еще не знаешь, как и чего я буду ждать.
Грузовики вывернули из-за угла неожиданно и тихо. Только что не было их, а через секунду на мостовую уже выпрыгивали поджарые фигуры с винтовками в руках. Два взвода Третьего резервного Уссурийского егерского полка выделил мне комендант. Егеря рассыпались цепочкой, быстро и спокойно, как на учениях, окружая дом.
Телефон зазвонил снова.
– Что это значит? – осведомился все тот же голос в трубке. – Кто эти люди?
– Они обеспечивают безопасность мирных обывателей, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал достаточно жалко. – Они не станут приближаться к дому, если вы нас не вынудите. Одну секунду... – Ко мне подбежал молодой егерский штабс-капитан, молодцевато отдал честь, потом сообразил, что я, в сущности, лицо гражданское, и смешался.
– Начинаем, – шепнул я, прикрыв трубку рукой.
– С кого?
– Неважно. – Я снова поднес микрофон ко рту. – Выгляните в окно.
Егеря уже рассеялись и заняли укрытия, сменив жандармов. Я мысленно вздохнул с облегчением. Армии я по старой привычке доверял больше.
Двое егерей вывели на середину пустой улицы филиппинца в арестантской робе. Кандалы с него сняли, оставив только наручники.
– Видите? – спросил я. – Да. – Я махнул рукой. Три пули пробили грудь ризалиста в ту же секунду, как голова его раскололась в кровавом всплеске. Тело мягко рухнуло на мостовую. Егеря кинулись в стороны и залегли.
– А теперь слушай меня, – произнес я, и мне уже не было нужды скрывать свои чувства. – Если вы немедленно не выпустите детей, мы будем расстреливать ваших командиров каждые две минуты. Сначала здесь. Потом в тюрьмах. А когда они кончатся, мы войдем внутрь, и вы позавидуете убитым.
В трубке слышалось напряженное дыхание. Потом на другом конце провода бурно заспорили на тагалогском.
– Мы будем убивать заложников, – без особого убеждения проговорил мой собеседник.
– Стоит хотя бы одному волосу упасть с их головы, – прошептал я, – и ваши товарищи будут расстреляны немедленно и все. Ты меня слышишь?
– Что будет с нами? – спросил голос.
– Ты еще осмеливаешься спрашивать, что будет с вами? – прошептал я так, что, наверное, вся улица услышала. – Вы сдадитесь на милость закона. И молитесь господу богу, чтобы закон проявил к вам милость. У вас осталось тридцать секунд.
– Подождите, мы...
– Двадцать.
– Не надо!..
– Выводите детей.
В трубке опять заспорили разом несколько голосов.
– Десять, – проговорил я сдавленным голосом и поднял руку. Штабс-капитан напрягся. – Девять... восемь... семь...
По счету 'ноль' я махнул рукой. На мостовую вытолкнули второго филиппинца. Он уже понял, что его ждет. Вскрикнув по-заячьи, он зигзагами помчался к дому. Первая пуля попала ему в ногу, и ризалист с разбегу упал на одно колено. Из окон началась беспорядочная пальба – видно, бомбисты надеялись таким образом остановить снайперов. Но следующие три пули нашли цель с пугающей точностью.
– Выводите детей, – приказал я, когда тело в полосатой робе перестало дергаться.
Из трубки донесся какой-то странный звук. Что фанатик плачет, я понял, только когда дверь распахнулась и из здания на обрамленную алыми флажками улицу хлынули гимназисты с белыми от ужаса и мокрыми от слез лицами.
Рига, 18 сентября 1979 года, вторник.
Анджей Заброцкий
С чувством громадного облегчения я избавился от румынской душегубки и остался в одной форменной рубашке. Слава богу, что хоть личное оружие я держу в конторском сейфе, а не таскаю с собой, как, к примеру, тот же Приходько. Видок бы у меня был – вылитый сержант Седов. Питерский следопыт со смеху бы умер.
– Ну, – проговорил я, видя, что потайной полицейский уже выпутался из своей шинели, – пойдемте, Сергей Александрович.
Их превосходительство шагнул к двери, но застыл на полушаге, точно в детской игре 'Море волнуется – раз...'.
– Простите, Андрей Войцехович, – осторожно поинтересовался он, – вы из Приморья родом?
Я чуть не застонал. К тому, что меня зовут Андреем, я уже давно привык – в России все живем – и не обращал на это ровно никакого внимания. Но сочетание 'Андрей Войцехович' было для меня внове и бесило почему-то со страшной силой.
Кстати, а как этот тип вообще догадался, что я из Приморья? Ах да, значок с тигром. Я как прицепил его для солидности к рубашке в первый день выхода на службу, так и забыл о нем. Хотел, понимаете ли, показать, что не какой-нибудь стручок зеленый прямо из универа приехал, а настоящий уссурийский егерь – тигру брат, медведю дядя.
– Родом я из Польши, – ответил я, постаравшись, чтобы это прозвучало как можно более морозно. – Но семья моя живет в Приморье. Предупреждаю ваш следующий вопрос – это настоящий значок.
Эк загнул, Анджей. Прям самому приятно.
– Что ж, пойдемте к вашему Старику, – как мне показалось, слегка озадаченно проговорил господин Щербаков.
Один – один в нашу пользу. Я позволил себе миг позлорадствовать, а потом попытался настроиться на деловую волну. В конце концов, мы – коллеги и вроде бы делаем общее дело. Правда, каждый на свой лад.
– А где вы сталкивались с егерями? – спросил я, выходя из кабинета.
– В Дальнем, – сказал Щербаков и тут же многозначительно добавил: – Поделам службы.
Намек прозрачный, как гранитная скала. О служебных делах господина тайного агента мне, по младости лет и незначительности чина, ведать не полагается. Ну и ладно. Хотя интересно, по ходу каких это дел господин потайной агент с егерями сталкивался да еще, как видно, и впечатлений нахватался? Очень любопытно.
По дороге к кабинету Старика я попытался суммировать первые впечатления от знакомства с агентом всетретьего управления. 'Все третье' – в смысле 'всемогучее и вездесучее', как любили говорить наши университетские остряки, предварительно убедившись в отсутствии слухофонов и просто слухачей.) На вокзале он замаскировался неплохо – так, что я его в толпе из четырех человек углядел с превеликим трудом, и это учитывая, что, как выражаются старые девы на выданье, он 'мужчина видный'. Это ему несомненный плюс. Я, по своей таежной дремучести, зачет по наружному сопровождению, или, проще говоря, по слежке, едва вытянул на 'удовлетворительно'. Теряюсь в городе. На машине – еще куда ни шло, а пешком совсем плохо. Или я к объекту наблюдения приклеиваюсь намертво, как рыба-прилипала – только слепоглухой не засечет, – или я от этого самого объекта потихоньку удаляюсь, чтобы не маячить на виду, после чего этот самый объект благополучно исчезает, а я остаюсь с разинутым ртом. Попробуйте-ка выследить в городе человека по следам обуви. Эт-то вам, батенька, не уссурийская тайга.
Едем дальше. Шуточки эти по дороге... То ли профессиональная привычка у него такая – удочки закидывать, чтобы было чего в рапорте потом настрочить, то ли просто чувство юмора у человека есть. Неизвестно. Мне по все той же младости лет шутить не полагается. Тем более – со старшими по чину. Звание его тоже ни о чем не говорит. Лет ему на вид эдак тридцать. Ну там плюс-минус. Если брат у меня в свои тридцать два по выслуге лет капитан авиации, в армейской табели тоже ранг, правда, восьмой, а не девятый, так оно оч-чень даже и неплохо, а ведь это в армии, не по гражданке, где в чинах повышают редко и неохотно. (Я прикинул, сколько мне еще лет барабанить по клавишам 'Зингера' до повышения, и приуныл.) А с другой стороны – вроде бы как и подзасиделся господин Щербаков. В управлении, по моему глубочайше дилетантскому мнению, способных людей все-таки побыстрее продвигают. Что еще? Ну, что карьеру господин Щербаков делал не за письменным столом, это даже мне видно. Явно не канцелярский вид у специального агента. Я бы даже сказал, совсем не канцелярский. Чувствуется что-то... военное, что ли. Точно, военное! Интересно, откуда и какими судьбами господин Щербаков угодил в охранку? И кем он был до этого? Не десантура, габариты не те. Явно не флот и скорее всего не авиация. Танкист? Да нет, шутить изволите. Артиллерия? Мотострелки? Или, может, военмедик?
Ишь, куда меня занесло. Прямо археолог... Нет, палеонтолог. Кювье новоявленный. По обломку хвоста стадо мамонтов насочинял. Ерш твою коцынь, что ж я с такой фантазией еще ни одного дела не раскрыл? Обидно прямо, такой талант погибает. В газетчики, что ли, податься? Уголовную хронику сочинять. А то каждый раз, как газету раскрываю, надивиться не могу, как это из нашей дохлой сводки такое выжать можно. Вроде бы тишь да гладь, полная сиеста. А глянешь в колонку уголовной хроники – батюшки-светы, да у нас же тут сущий кошмар, кровь рекой заместо водки, не жизнь, а рождественская бойня.
Я распахнул дверь в кабинет Старика и вежливо посторонился, пропуская столичного гостя вперед. После чего зашел сам, захлопнул дверь и начал было докладываться, но Старик меня тут же одернул: расслабьтесь, мол, Анджей. И занялся господином Щербаковым.
А я так и остался стоять столбом, точно отчитанный за мелкую провинность мальчишка-скаут.
Тайга, 24 версты от города Тетюхе
Уссурийской губернии, 27 июня 1969 года, пятница.
– Раз-два, раз-два...
– Хорошо живет на свете Винни-Пух...
Потому что не играет в военные игры. Это же надо быть таким идиотом – добровольно вызваться участвовать в этом... беге с препятствиями. В виде стволов. Я покосился вниз. С китайских кедов начала отлущиваться зеленая краска. А, ладно, все равно выбрасывать.
– Раз-два, раз-два...
Мешок, такой легкий вначале, тянул меня к земле, словно кирпичами набитый. Да и винтовка, похоже, стала весить не меньше станкового пулемета.
– Привал десять минут.
Наконец-то. У меня еще хватило сил сбросить мешок и медленно сползти по стволу. Большинство рухнули там, где их застал приказ.
– Далеко еще?
– Если верить карте, – Саня покосился на валявшийся рядом планшет, – и если мы не ошиблись с тем ручьем, то цель прямо перед нами метрах в... семистах.
– Не могли мы ошибиться, – прохрипел я, старательно откусывая воздух. – На полверсты – еще куда ни шло, но не на три же!
– Посмотрим. – Саня попытался встать и со стоном рухнул обратно.
– Давайте отрежем Сусанину ногу... – предложил кто-то.
Я попытался улыбнуться. Но произнести вторую строку сил ни у кого не хватило. Поляков хотя бы никто не заставлял бежать. И завели их в болото. Там вода. Ее можно пить. А еще там ягоды. Кислые. Их можно есть. Я покосился на мешок. Во фляге должно было остаться не меньше половины. Выхлебать, что ли? Все равно бежать уж не надо будет. Не-ет, нельзя. Вот разнесем эту цель к лешей матери, и тогда напьюсь. А пока нельзя.
– Па-адъем!
Я оперся на винтовку и попытался встать. Авось ствол не погнется, мне ведь из нее еще и стрелять...
– Смотреть па сторонам!
Тоже мне, раскомандовался. И ежу понятно, что рядом с Целью мин, как лягух в болоте. Ладно. Я сосредоточился на траве. Если мина будет натяжная, то ее заметят идущие впереди. Возможно, ценой собственной 'жизни'. А вот если нажимная... Мухомор. Семейство сморчков. Земляника. Поганка. Муравейник. Может, они муравейник заминировали? Я бы лучше уж в осиное гнездо бомбу подложил.
Идущий первым Санек замер с поднятой рукой. Увлеченный исследованием травы, я проглядел этот жест и чуть не ткнулся в спину ведущего.
– Ну, что там? – шепотом спросил кто-то сзади.
Саня осторожно повел рукой. В воздухе перед ним почти незаметно поблескивали две перекрещенные нити. Еще одна нить протянулась ниже и параллельно земле. Неплохо. Правда, я бы на их месте зарыл сразу за нитями еще парочку мин Вот тогда бы пришлось повозиться. А так мы миновали эту ловушку и две следующие, почти не сбавляя хода.
– Приготовить оружие!
Я вытащил из кармашка на груди первую из четырех обойм и загнал ее в магазин. После чего осторожно выглянул из-за ствола кедра и мысленно присвистнул. Нич-чего себе! Я-то думал, что цель будет как в прошлом году – сплошная фанера и резина. А они, видите ли, расстарались – даже парочку списанных танков приволокли. Ох, чует мое сердце, неспроста это. Наверняка с этими коробками железными какой-то подвох связан.
– Сколько видишь?
Я еще раз внимательно осмотрел залитую солнцем поляну.
– Пять.
– Смотрите лучше. Их должно быть больше.
– С чего это ты взял?
– Нашла! – одновременно с Лехой возбужденно прошептала Женька. – Вон из-под танка ноги торчат.
Точно. Из-под правого танка призывно высунулся сапог. Значит, шестая фанера под самим танком. И как прикажете его оттуда выковыривать?
– Может, гранатой его? Леший с этими секундами! – предложил Илья. – А то потом окажется, что он автомат прихватил в тенек покемарить.
– Нет. – Саня задумался. – Обойдешь танк слева. Как только мы начнем – выпустишь туда весь рожок.
– Понял.
Учебный 'сударев' нам еще не положен. Его таскают те, кто постарше – лет по четырнадцать-пятнадцать. Поэтому мы бегаем со спортивными 'монтекристо', а попадания нам считают из расчета один к трем. Одна малокалиберная пулька за очередь в три выстрела. То есть Леха всадит под танк десять таких пулек, и пусть потом инструктор доказывает, что там мог кто-то уцелеть.
– На счет 'три'.
Один, два, ТРИ! Пыпых! Имеем пять фанерок, каждая с двумя дырками в том месте, где у людей располагается голова. Неплохо.
Я рванул к танку. В тот момент, когда я преодолел половину расстояния, дверь одного из домиков распахнулась. Э-э, это уже подлость. Считается, что мы используем глушители, так что услышать выстрелы он не мог. Это инструктор забавляется. Прежде чем дверь распахнулась до конца, в возникшую в проеме фанерину одновременно вколотилось три пули. Мишень откинулась назад. Отлично. Я с разбегу взлетел на гусеницу танка и засадил учебную гранату в гостеприимно распахнутый люк. После чего отскочил на пару метров и улегся в полном соответствии с инструкцией – ногами к взрыву, голова прикрыта руками. Хоть я и не верю, что от осколочной гранаты начнет боекомплект рваться, но правила лучше соблюсти. Штрафные очки нам ни к чему. Взрывпакет глухо рванул, и из танка повалило облако дыма. Еще одна шутка от инструктора. Хлоп, хлоп, хлоп! Ребята закидывали фанерные декорации учебными гранатами. Это мы, конечно, страхуемся. Вытянуть вдоль этого домика очередью в полрожка – и я бы посмотрел на того, кто там окажется. И сколько в нем будет дырок. Учебная взрывчатка звонко хлопнула, выбросив вверх огромный клуб белого дыма. Мы сгрудились посреди поляны, с гордостью взирая на дело рук своих.
– Неплохо, неплохо. – Идущий к нам с секундомером в руке инструктор довольно улыбался. Плетущийся за ним командир группы противодействия, напротив, выглядел, как на похоронах любимой тети.
– Господин штабс-капитан, одиннадцатая разведывательно-диверсионная группа поставленную задачу выполнила! Потерь среди личного состава нет! – отчеканил Саня.
– Вольно, Медведев, – усмехнулся штабс-капитан и оглядел весь наш спешно подровнявшийся отряд. – Сработали неплохо. Хвалю. Но... – Штабс-капитан поднял руку, затянутую в белую перчатку. – В следующем году вам нужно будет не просто уничтожить цель, но и вернуться к точке эвакуации. Справитесь?
– Так точно, ваше благородие! – дружно выдохнули мы.
– Ну-ну. Посмотрим. А пока... – инструктор сделал паузу. – За выполненное задание присуждаю группе высшую оценку – семь баллов.
– Ура-а!!
Рига, 18 сентября 1979 года, вторник.
Сергей Щербаков
Кабинет начальника отдела показался мне непропорционально огромным. Потом я понял, что иллюзию простора создает огромное зеркало напротив широкого окна. Стол у окна отражался в зеркале, отчего казалось, будто начальников в кабинете двое. Обязательный фотопортрет государя императора висел напротив двери, пронизывая входящих взглядом.
Пана Заброцкого потеря ориентации не мучила – он явно не в первый раз попадал в этот кабинет. Он молодцевато повернулся 'налево' и вытянулся во фрунт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10