Та смотрела на нее с явным недоверием на лице.
— Сабир? — выдавила она наконец.
Кейт кивнула.
— В какой связи он находится с теми Сабирами?
— Ри принадлежит к главной ветви рода. После смерти отца он должен был взять на себя долю власти в Семействе Сабиров. — Кейт не стала объяснять, какую именно долю. Она полагала, что с Элси хватит и того, что Ри принадлежит к Сабирам.
Сестра была ошеломлена. И когда дар речи вновь вернулся к ней, она спросила глухим голосом:
— Но как ты могла?
Именно этот вопрос несчетное число раз задавала себе и сама Кейт. И невзирая на любовь к Ри, невзирая на всепоглощающее чувство созданности друг для друга, Кейт до сих пор не могла дать удовлетворительного ответа на него.
Долг Галвея требовал, чтобы она отреклась от Ри, как бы ни желала его. А она променяла свой долг на плотское желание и любовь. Кейт смотрела на огонь и пыталась отыскать слова, которые объяснили бы Элси причины, заставившие ее сделать именно такой выбор. Однако она давно уже знала эти слова. И просто не хотела говорить их себе самой.
Она стала предательницей. Трусом. Она была и осталась слабым и глупым ребенком.
— Если бы об этом узнал Дугхалл… — произнесла Элси.
— Он знает. И Ри… понравился ему. Ри перешел на нашу сторону и выступил против собственного Семейства. Он помог нам… он помог Дугхаллу. Вместе мы выстояли в битвах которые выпали на нашу долю.
Как же ей объяснить Элси, кто такой Дугхалл. Элси считала их дядю дипломатом, важным государственным деятелем, респектабельным стариком. Она ничего не знала о его тайных занятиях чародейством, о его вере, его служении Водору Имришу и ожиданиях прихода в мир Возрожденного. Сестра ничего не знала о том чудесном будущем, которое было обещано миру, и о том, что все надежды на счастье оказались уничтожены рукой ее собственной кузины Дани. Элси уже знала о бегстве Кейт, о предательстве Гофтских Галвеев, о долгом и опасном ее путешествии. Впрочем, Кейт изложила свою историю, стараясь не упоминать о магической подоплеке событий.
— И Дугхалл примирился с этим… твоим предательством?
Не зная о магии… о битвах между Волками обеих Семей, о Соколах и Драконах, о Возрожденном, о пророчествах и о Дане, Элси просто не сможет понять все произошедшее. Кейт рассудила, что, наверное, так будет лучше… если Элси не узнает о возвращении в мир магии, она не станет бояться неведомых для нее чар. Элси будет спокойна, хотя, возможно, и возненавидит Кейт на всю оставшуюся жизнь. Кейт подумала, что сумеет примириться с этой ненавистью, ведь отныне ее душу будет согревать знание о том, что Элси и двое ее детей уцелели.
Но какое она имеет право скрывать правду от Элси? Горчайшая правда лучше наисладчайшей лжи. Почему она полагает, что Элси нуждается в спокойствии? Сестра ее утратила гораздо больше Кейт: кроме братьев, сестер и родителей, она лишилась мужа и детей, убитых Драконами или Волками. И если бы Кейт оказалась на ее месте, то, безусловно, захотела бы узнать истинное положение дел.
И в конце концов эта мысль и стала решающей.
— Видишь ли, ты знаешь еще не обо всем, — начала Кейт.
И на сей раз она рассказала сестре всю правду.

КНИГА ВТОРАЯ
Как мужи на битву выезжали,
Вороны в поднебесье взмывали:
Им бы крови алыя напиться
Да мясцом кровавым поживиться.
Из народной песни Гируналле.
Глава 19

Всадники с реющими на ветру вымпелами приблизились К рыболовному становищу карганов. Отряд, выжидая, остановился на достаточном удалении от шатров.
Даня была одета в дивную, покрытую вышивкой замшевую каспу и брюки, которые сшили для нее карганки. Взобравшись на своего лоррага, она в одиночку двинулась навстречу прибывшим: следовало в конце концов соблюдать приличия. Для карганов она была Ка Икой — Богиней Лета, матерью долгожданного спасителя Иксахши. Приняв на себя роль Иксахши, Луэркас сотворил некоторые описанные в легендах чудеса, и слухи о нем пошли по всему краю. Молва распространялась все дальше и дальше. Увечные жители здешних мест, искалеченные безумными чарами тысячелетней давности, приходили отовсюду, не скрывая своих искаженных и уродливых обличий, в поисках свидетельств того, что время их прозябания в холодных пустошах Веральных территорий заканчивается.
По прибытии каждого нового отряда Даня приветствовала его предводителей, Луэркас одаривал их обещаниями, и они оставались, а если и уходили обратно, то лишь для того, чтобы привести в лагерь всех остальных своих родичей. Летний стан карганов, вмещавший поначалу менее сотни мохнатых существ, теперь превратился в город с населением почти в десять тысяч душ. И все они намеревались двинуться на север — в земли более теплые и богатые, ибо голодные легионы увечных опустошили свой край. Вновь стать более или менее пригодным для пропитания он мог разве что через несколько десятилетий.
— Приветствую вас, незнакомцы, — сказала Даня на торговом языке. — Я — Ка Ика, мать, выносившая сына Тысячи Народов.
Она подняла вверх правую руку, так и оставшуюся изувеченной: покрытые чешуей указательный и средний пальцы заканчивались страшными когтями. Эти когти были ее свидетельством, знаком того, что она не может считаться истинным человеком и принадлежит к отверженным увечным народам.
Предводитель прибывшего отряда выехал вперед и поднял в ответ свою трехпалую лапу.
— Мы — Пожиратели Бурь, — объявил он, — прибыли сюда, чтобы отыскать истину. И мы готовы без промедления выслушать речь Молота Людей. Мы хотим драться за Зеленые земли.
Новое племя Увечных принадлежало к еще неизвестной Дане разновидности. Приземистые, покрытые густым мехом, ширококостные, они носили на теле лишь кожаные ремни, увешанные оружием.
Молот Людей.
Еще один вариант облика Спасителя, каким он представляется Увечному народцу. Вроде Кемпи, почитавшегося похожими на медведей виштаками, или Того-кто-не-оставляет-следов страшного племени Огненных Людей, или Стреловержца труполиких и безглазых уауков. Молот Людей… еще одно имя для мифа, который она и Луэркас возрождали здесь… мифа, обещающего, что зло навсегда уйдет в прошлое и ушедшие поколения будут наконец вознаграждены.
Все эти несчастные, искалеченные уроды в той или иной форме имели некое представление о том дне, когда истинные люди лишили их законного права — права на человеческое достоинство — и изгнали на пустоши мира. Всем им был известен какой-нибудь вариант неизменно жестокого пророчества, обещавшего Шрамоносцам возможность отмщения и власть над людьми. И любое издревле известное пророчество предрекало этим несчастным вождя, который в день своего явления пообещает, что более им не придется жить посреди снегов, носить шкуры и отвоевывать свое пропитание у скудной, неподатливой и враждебной земли — и после этого поведет их в теплые земли. И тогда они отправятся на север — в Зеленые земли или Прекрасные земли, в Богатый Край или на Небесные Поля, и там одержат победу над истинными людьми. Там их будут ждать тепло и мягкие зимы, роскошная жизнь и богатства — все, что может дать им мир, неведомый, но неизмеримо прекрасный.
Поэтому и Даня и Луэркас говорили этим созданиям лишь то, что они хотели услышать. Все происходило очень просто. Луэркас принимал облик существ, с которыми имел дело, а потом преображался в человека. Он обещал всем, что они вернут себе человеческий облик, как только будут повержены их враги, захватившие Зеленые земли.
И новые отряды Увечных охотно верили его лжи, потому что хотели верить ей. Все они были готовы рискнуть жизнью, собственным телом пробить ту страшную стену, что отделяла их от хорошей, сытной жизни… Все — и мужчины и женщины, и старики и дети, и даже матери с младенцами на руках. Многим из них — возможно, большинству — предстояло умереть. Погибнуть ради того, чтобы она и Луэркас могли въехать в Калимекку по искалеченным телам и объявить город своим. Но Калимекка — всего лишь часть их плана, участь великого города-государства должна будет разделить и вся Ибера.
Мерзкое будущее, но за то, чтобы отомстить врагам, тоже нужно платить. И она заплатила. Заплатила жизнью своего сына и — как подозревала — собственной душой. И теперь принимала каждую присягу на верность как должное, не утруждая себя размышлениями о судьбе, которая ждет тех, кто становится под их руку. Даня с улыбкой приветствовала этих уродов, потому что видела в них орудие своего отмщения. Сейчас она приветствовала Пожирателей Бури. Вслед за ней Луэркас показал им все необходимые чудеса, чтобы убедить их в том, что является одним из них, в то же время представляя собой и нечто большее. Они посмотрели, склонились перед ним и остались в лагере. И армия Шрамоносных — проклятого, жалкого народа — выросла еще на одну тысячу.
Глава 20

Дугхалл устало опустил на плечо Кейт руку.
— Путешествие выдалось адским, но хуже всего было в самой Калимекке. Город бурлит: Драконы исчезли, Галвеи провалились сквозь землю, Сабиры ослабели и скомпрометировали себя, в парниссерии волнения из-за предателей в их собственных рядах, Масшенки и Кэйрны пытаются захватить то, что некогда принадлежало сильнейшим. — Он качнул головой. — Народ начинает подумывать о том, чтобы выбрать представителей власти из своей среды, оставив Семьи в стороне.
Он взглянул на Ри, Джейма и Янфа, занятых взаимными приветствиями, и распорядился:
— Джейм, Янф… позаботьтесь, чтобы Аларисте приготовили хорошую постель! И чтобы накормили ее. Путешествие вверх по горе отняло у нее все силы.
Кейт посмотрела на старуху, которую осторожно спустили на землю с седла лошади, и вновь обернулась к дяде:
— Ты теперь кажешься не старше меня, а она стала похожа на ровесницу бабушки Корвин. Что с ней случилось?
— История долгая и некрасивая… лучше поговорим об этом после. — Он понизил голос: — Где оно?
Кейт не нужно было спрашивать, что он имеет в виду.
— В ту ночь, когда мы пришли сюда, я поместила его в одну из сокровищниц — за дверь с пальцевым замком. Я сама запирала дверь.
— Но тебе ведь известно, что это ничего не значит.
Кейт не позволяла себе даже думать о Зеркале Душ начиная с того мгновения, когда она появилась в Доме Галвеев, и до самого прибытия Дугхалла. Темные страхи и воспоминания, перешедшие к ней от Дракона Дафриля, удерживали ее от любых мыслей о Зеркале, от разговоров о нем с кем-нибудь еще. Она не решалась задуматься, боясь обнаружить, что за этими страхами может таиться нечто реальное. Она просто старалась уделять побольше внимания другим вещам и ждала появления дяди.
— Я тоже так думаю.
Дугхалл закрыл глаза и потер виски:
— Давай выйдем за стену и поговорим о… нашем путешествии.
Кейт кивнула и повернулась к Алви:
— Помоги Ри устроить Аларисту. Ей будет нужна чья-нибудь помощь.
— Думаю, мы с ней уже некоторым образом знакомы. Я буду рада помочь ей, — ответила Алви.
Кейт не стала пользоваться моментом, чтобы поведать Дугхаллу о тайнах, окружавших Алви. Девочка никак не могла быть знакома с Аларистой, но за два последних года Кейт приходилось видеть, как самые невероятные вещи вдруг становились не только возможными, но и вполне реальными. Поэтому она лишь кивнула:
— Хорошо, позаботься о ней.
Алви побежала прочь, и Дугхалл приподнял бровь:
— Дочь Криспина?
— Она самая. Но не такая, какой он представлял себе свою дочь и какой рассчитывали увидеть ее мы сами. — Кейт прикрыла ворота, оставив небольшую щель, чтобы в случае какой-нибудь неожиданности они с Дугхаллом могли без задержки проскользнуть обратно. Учитывая тему предстоящего разговора, подобная предосторожность казалась вполне уместной. — И насколько далеко ты намерен увести меня?
— Как насчет другого конца света?
Смех Кейт показался резким даже для ее собственного слуха. Какое-то время они молча шли по одной из уводивших от Дома тропок — вдоль гребня горы, сквозь густой подлесок, быстро перешедший в непроходимые заросли. Оба они плотно прикрыли себя магическими экранами, не пропускавшими наружу ничего, что могло бы выдать их глазам и ушам чародеев, если те захотят узнать, что именно происходит в Доме Галвеев. Когда они отошли довольно далеко от Дома, Дугхалл повернулся к Кейт:
— Теперь достаточно. Если оно услышит нас на таком расстоянии, то услышит и в любом другом месте. Едва ли нам тогда вообще удастся спрятаться от него.
Кейт кивнула, подыскав для себя место на гниющем стволе упавшего черного дерева. И принялась ждать, пока Дугхалл устроится в петле лианы. Когда он устроился поудобнее, она спросила:
— Ты считаешь его… живым?
Кейт не стала произносить эти два слова — Зеркало Душ — просто потому, что не могла без дрожи выговорить их.
— Мои воспоминания свидетельствуют об этом.
— Мои тоже. Но если оно живое, почему же оно позволило мне уничтожить Драконов?
— Этого я не знаю. Но для живых существ характерно развитое чувство самосохранения. И еще живые ощущают потребность выполнить свое предназначение, в чем бы оно ни заключалось.
— Но это же вещь. Она не может иметь цели существования. Дугхалл пожал плечами и принялся раскачиваться на лиане взад и вперед.
— Оно вообще не должно было быть создано. Его сделали для зла — и оно живет ради зла и будет бороться за возможность действовать в соответствии с собственными намерениями. Я чувствую, что сейчас оно погружено в сон. Но оно не будет спать вечно. Оно ждет своего мига, чтобы вновь сотворить что-нибудь ужасное, и нам с тобой придется расхлебывать последствия его новых деяний.
— Но мы же сошлись на том, что его следует уничтожить?
— Я не вижу другого выхода. Благодаря памяти Дафриля мы с тобой знаем, как пользоваться им, и меня это беспокоит. Искушение станет сильнее, когда мы состаримся и близкая смерть пробудит инстинкты, которые я, возможно, не смогу побороть, держась при этом одной рукой за ворота бессмертия. Но не забывай, что и Криспин имеет доступ к воспоминаниям Дракона… и если мы с тобой ценим души других людей и, — надеюсь, — не дрогнув, встретим собственную смерть, на его порядочность в этом смысле полагаться не приходится. Если Зеркало не будет уничтожено, если Криспин сумеет найти его, вне всяких сомнений, он воспользуется им, не считаясь с ценой.
— Тем не менее вопрос остается… Как нам уничтожить его? Создатели Зеркала наделили его способностью защищать себя. И, сопротивляясь нам, оно может воспользоваться энергией душ жителей Калимекки.
— Я много думал об этом по пути сюда. — Дугхалл вздохнул и припал головою к лиане, на которой сидел. Он отталкивался от земли одной ногой — вперед-назад, вперед-назад, — лиана слабо похрустывала, покачивалась ветвь, за которую она цеплялась, и высоко над его головой в такт движениям Дугхалла шелестели листья. Он был похож в этот миг на ребенка, гадающего в лесу о своем будущем и мечтающего стать героем.
— Ну и?..
Дугхалл посмотрел на племянницу. Его строгий и задумчивый взор заставил ее похолодеть.
— Во-первых, дело в тебе: я хочу, чтобы ты стала Соколом, Кейт.
Кейт попыталась распознать в его взгляде намек на грядущие испытания, но, не заметив ничего, лишь пожала плечами.
— Хасмаль хотел посвятить меня в Соколы, — напомнила она. — Он хотел сделать меня Хранителем. Это звучит не столь уж зловеще.
— Действительно. Но когда ты присягаешь делу Соколов, тебя связывает с ними клятва.
Значит, она должна будет поклясться. Но все-таки это не казалось Кейт таким уж серьезным испытанием.
— Ну и что?
— Ты будешь связана этой клятвой, — произнес Дугхалл с легким нетерпением в голосе.
Кейт решила, что не понимает того, о чем толкует ей Дугхалл.
— Мне уже приходилось давать клятвы.
— Но ты никогда не чувствовала себя связанной клятвой. По-настоящему связанной. Ограниченной в своих поступках, данным тобой словом, обреченной лишь на действия определенного рода той связью, что образуется между тобой и всеми Соколами, живыми и мертвыми. Клятва Сокола, Кейт, это не пустые, брошенные на ветер слова. В нее вплетены тысячелетие и тысячи жизней. Тысячу лет слой за слоем впитывала она в себя чары, сотканные новыми и новыми жизнями. Ты приносишь клятву, и тогда… тогда… — Дугхалл закрыл глаза и на мгновение погрузился в собственные воспоминания.
Когда он вновь взглянул на нее, Кейт увидела, что его молодыми глазами на нее смотрит прежний старик.
— Это как если бы ты прыгнула с обрыва в бурное море. Волны подхватывают тебя и принимаются швырять, как игрушку, и тогда ты не скоро сможешь опять дышать и не скоро сумеешь доплыть до берега.
И потом, когда ты вновь окажешься на суше, разгневанное море навсегда останется с тобой. Оно сделается тяжестью, которую ты будешь ощущать на каждом шагу, при каждом вдохе. Не стану отрицать, что иногда это бывает удобно.
В тревожные времена ты сама почувствуешь тот путь, которым надлежит идти Соколу, — словно неукротимое течение понесет тебя в нужную сторону и убережет от поступков, не подобающих нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44