Он мог бы разделаться с ними двумя ударами, но они держали в когтях нацеленное на него оружие, и, кроме того, они были ему нужны.
В его первую ночь на этой планете темнота была такой же непроницаемой, и он так же прислушивался к шорохам леса, пытаясь определить, где затаилась Бестия. Сейчас он имел дело с иной Бестией. Человеком. Вераном.
Они оставили машину подальше от лагеря, надеясь, что в суматохе, вызванной атакой или, точнее, его с Антонеллой бегством, их приближение останется незамеченным. Корсон посмотрел на часы. В этот момент они проходили через лагерь в обществе незнакомца, которым был он сам, и приближались к гипронам. Незнакомец с лицом из мрака седлал одно из животных и помогал Корсону и Антонелле затягивать ремни. А люди и гипроны исчезнут на небе и во времени.
Через минуту…
Его первая ночь на планете. На этот раз он тоже не осмелился зажечь свет, но сейчас у него были контактные линзы, позволяющие видеть в инфракрасном свете. Почва казалась черной, такой же, как небо, лишенное звезд. Стволы деревьев были розовыми, камни – оранжевыми: они отдавали тепло, накопленное за день, и слабо светились. Потом он заметил небольшое светящееся пятно, тихо движущееся в зарослях. Испуганный зверь.
Наконец Корсон почувствовал запах паленой смолы и расплавленного песка. Лагерь был рядом.
«Неужели приближается исторический момент?» – подумал он. На планете многое зависело от исхода этого часа. Согласится ли Веран? Что случится, если люди Верана начнут стрелять, если он сам будет убит? Союз не будет заключен, и бестии останутся на свободе. Бестии – люди и нелюди.
Будет война. А может, даже две. Между жителями Урии и людьми. Между Урией и Галактическим Советом или Службой безопасности, не важно, как это называется, что-нибудь наверняка есть. Что-нибудь нарушится, царапина пересечет века и потрясет будущее. В этом он был уверен. Не было других причин возвращать его на Урию. Его выслали, чтобы заделать трещину, не сказав ни как это сделать, ни зачем это нужно.
Исторический момент! Место и час, где перекрещивается много линий времени, где он встретил самого себя, не зная об этом, и где сейчас по собственной воле разминулся с самим собой. Исторический момент! Как будто кто-то будет об этом помнить! Как будто история соткана из битв, из заключаемых и нарушаемых союзов и договоров! В призрачном спокойствии леса он понял: все, что заслуживало остаться в истории, было антиподом войны. История была тканью, война – ее разрывом, а битвы – яростными шипами, рвущими сукно истории, которое всегда или, по крайней мере, до этого времени восстанавливалось с биологическим упорством. Корсон ощутил себя наследником вечности, ощутил свое единство с миллиардами людей, рожденных и умерших в прошлом, которые из собственных тел соткали огромное полотно истории. Он чувствовал себя ответственным и солидарным с миллиардами людей, которые могли родиться в будущем.
Этот локальный конфликт не был бы даже большой войной. Однако из всех войн не было более важной. Битва, которая бросает миллионы звездолетов друг на друга, имеет значение не большее, чем первая схватка между питекантропами, вооруженными камнями. Все зависит от точки зрения.
Лес стал редеть, впереди замелькали огоньки. Тонкая пурпурная линия, о которой Корсон знал, что она смертельно опасна, делила ночь огненной полосой. Корсон сделал знак, и уриане молча остановились. Он едва слышал их короткое, легкое дыхание. Они договорились, что дальше он пойдет один и один будет говорить с Вераном до заключения первого договора. Но на шее у него висел передатчик, и Корсон не сомневался, что Нгал Р'нда внимательно слушает.
Прерывистая линия исчезла. Корсон заколебался.
Из лагеря донесся спокойный голос:
– Корсон, я знаю, что ты здесь.
Голос Верана. Он двинулся к толстому диску какого-то прожектора. Несмотря на то что и сзади на него было направлено оружие, Корсон изображал равнодушие.
– Итак, ты вернулся. И у тебя было время переодеться.
Голос звучал скорее с иронией, чем со злостью. Веран умел владеть собой.
– А женщину ты поместил в безопасное место?
– Я здесь, – спокойно сказал Корсон.
– Я был уверен, что ты вернешься. Достаточно было патруля, отправленного в будущее. Так же точно я знал, где тебя искать в первый раз. Ведь это ты указал мне это место. Полагаю, у тебя есть веские причины предлагать мне эту базу после поражения на Эргистале и есть что сказать мне. Подойди ближе, я не могу долго держать выключенной свою линию обороны.
Корсон прошел вперед. Позади снова вспыхнула пурпурная линия, и он почувствовал в костях характерную вибрацию.
– Итак, Корсон, что ты можешь мне предложить?
– Союз, – сказал Корсон, – который вам чертовски нужен.
Веран и бровью не повел. Его серые глаза блестели в свете прожекторов. Он выглядел грубо вырубленной статуей, и его люди были ему под стать. Двое из них находились позади Верана, неподвижные, сосредоточенные, несомненно, с пальцами на спусковых крючках небольших бластеров с заостренными стволами и без видимых отверстий в дуле. Их можно было принять за игрушки. Шестеро других встали полукругом, в центре которого оказался Корсон. Они были слишком далеко, чтобы он мог достать кого-нибудь из них отчаянным прыжком, прежде чем они успеют выстрелить. Они были профессионалами, и это до некоторой степени успокаивало Корсона. Можно было не опасаться, что они выстрелят ни с того ни с сего до того, как прозвучит приказ или возникнет действительная угроза.
Только Веран не носил оружия. Его руки были невидимы за спиной, пальцы правой руки наверняка сжимали запястье левой. Верана будет тяжело победить.
– Я могу тебя убить, – сказал Веран. – И пока не сделал этого только потому, что ты послал то сообщение и вытащил мне проклятый шип из ноги. Я жду объяснений, Корсон.
– Конечно, – сказал Корсон.
– Это было сообщение от тебя или от кого-то другого?
– А от кого еще оно могло быть? – спокойно произнес Корсон.
Сообщение было подписано им, но он не помнил, что отправлял его. Он даже не смог бы адресовать его Верану. Но оно, несомненно, назначало встречу, место, и точное время, и способ покинуть Эргистал в момент, когда ситуация стала для Верана безнадежной. Сообщение, которое он пошлет позднее. Сообщение это может быть частью плана, который он уже начал готовить. Это означало, что в будущем его версия будет более полной и солидной. Версия, которую он, может быть, разовьет сам, когда будет знать – и уметь – много вещей, о существовании которых он пока не подозревает. Но если что-нибудь пойдет не так, если Веран не согласится на союз, сможет ли он выслать сообщение? Поскольку он знал, что сообщение будет, что без него Веран не сможет прибыть на Урию, он должен будет его послать. Но когда это пришло, когда это придет ему в голову? Сейчас или позднее? Послал бы он его, не зная точно, что Веран его получит? Трудно было разрабатывать стратегию или хотя бы теорию войны во времени. Для начала нужен был практический опыт.
– Ты слишком долго думаешь над ответом, – сказал Веран.
– Мне нужно многое сказать, а это место не из лучших.
Веран сделал знак.
– У него нет с собой ни оружия, ни бомбы, – сказал один из солдат. – Только передатчик на шее. Один звук, без изображения.
– Хорошо, – сказал Веран. – Идем.
27
– У каждого человека есть какая-то цель, – сказал Веран, – даже если сам он об этом не знает. Чего я не понимаю, Корсон, так это твоих побудительных причин. Некоторыми движет тщеславие, как в моем случае, другие действуют из страха, третьих подстегивает погоня за деньгами. Но всегда, хорошо идут дела или плохо, их поступки, как стрелы, направлены в эту цель. Однако твоей цели, Корсон, я не вижу. А я этого не люблю. Я не люблю работать с теми, чьих целей не понимаю.
– Допустим, мною движет тщеславие, а еще – страх. При помощи уриан я хочу стать важной персоной и в то же время боюсь. Я человек преследуемый, военный преступник. Так же как и вы, Веран.
– Полковник Веран.
– Как и вы, полковник! Меня не интересует возвращение на Эргистал, не интересуют его бесконечные и нелепые войны. Разве это не логично?
– Ты уверен, – медленно сказал Веран, подчеркивая каждое слово, – что на Эргистале войны не имеют смысла? Что там уже нечего завоевывать?
– У меня такое предчувствие.
– В твоих рассуждениях есть логика. Но когда враг хочет, чтобы ты поверил, будто он совершает некий маневр, он старается привести солидные причины, чтобы обосновать его. Обеспечивает себе отступление – и совершает ошибки. И тогда-то он и попадает в засаду.
– Вы хотите, чтобы я расплакался? Ведь я затерян во времени и пространстве, я – неудачник, выдернутый с Эргистала торговцем невольниками и проданный банде уриан.
– Говори о сообщении! – отрезал Веран.
Корсон уперся руками в стол и попробовал расслабиться.
– Ты утверждаешь, что выслал его с помощью уриан, но я его потерял. Ты можешь вспомнить его содержание?
– Я назначил вам встречу здесь, полковник. Объяснил, как покинуть Эргистал. Потом…
– Точное содержание, Корсон!
Корсон посмотрел на свои руки. Ему показалось, что кровь отливает от ногтей, что пальцы становятся белыми как мел.
– Я забыл, полковник.
– Полагаю, Корсон, ты его просто не знаешь, – медленно сказал Веран. – Мне кажется, ты еще не отправил этого сообщения. Если бы ты работал на кого-то, кто выслал его от твоего имени, ты знал бы содержание. Сообщение это принадлежит твоему будущему, а я не знаю, можно ли верить этому будущему.
– Примем это как гипотезу. Значит, я весьма пригожусь вам в будущем.
– Ты знаешь, что это значит.
Воцарилась тишина. Потом Веран, глядя на Корсона, нервно сказал:
– Я не могу тебя убить. По крайней мере, пока ты не отправишь это сообщение. Впрочем, это меня не беспокоит: я не убиваю ради удовольствия. Жалко, что я не могу нагнать на тебя страха. Этого я не люблю. Я не люблю пользоваться услугами тех, кого не понимаю и кого не могу испугать.
– Пат, – сказал Корсон.
– Пат?
– Это слово связано с игрой в шахматы и означает партию, зашедшую в тупик.
– Я не игрок. Я слишком люблю выигрывать.
– Это не вероятностная игра, скорее стратегическая тренировка.
– Вроде Kriegspiel? С неизвестным фактором времени?
– Нет, – ответил Корсон. – Без фактора времени.
Веран коротко рассмеялся.
– Слишком легко. Это не для меня.
«Меня защищает сообщение, – подумал Корсон, – которое я, вероятно, отправлю, но содержания которого сам еще не знаю и о котором еще час назад вообще ничего не слышал. Я иду по собственным следам, не зная, как избежать ловушки».
– А что произойдет, если я буду убит и не отправлю этого сообщения?
– Тебя беспокоит философский аспект проблемы? Понятия не имею. Может, его пошлет кто-нибудь другой. Или же я никогда ничего не получу, останусь там и дам изрубить себя на куски.
Он широко улыбнулся, и Корсон заметил, что у него нет зубов, вместо них заостренная пластина белого металла.
– Может, уже сейчас я попал в плен или со мной случилось что-нибудь похуже.
– На Эргистале недолго остаются мертвыми.
– И это ты тоже знаешь.
– Я же сказал, что был там.
– Оказаться убитым еще не самый худший вариант, – сказал Веран. – Гораздо страшнее – проиграть битву.
– Но вы же здесь.
– А мне нужно остаться там. Когда жонглируют возможностями, самым главным фактором становится время. Это открывается каждому раньше или позже. Сейчас у меня появился новый шанс, и я хочу его использовать.
– Значит, вы не можете меня убить? – сказал Корсон.
– И очень жалею об этом, – ответил Веран. – Из принципа.
– Вы даже не можете меня задержать. В избранный мной момент я должен буду уйти, чтобы иметь шанс отправить то сообщение.
– Я буду тебя сопровождать, – сказал Веран.
Корсон почувствовал, что его уверенность слабеет.
– Тогда я не пошлю сообщения.
– Я тебя заставлю.
Корсону пришла в голову новая идея:
– А почему бы вам не послать его самому?
Веран покачал головой:
– Не шути со мной, Корсон. Эргистал находится на другом конце Вселенной, и я даже не знал бы, в каком направлении нужно лететь. Без координат, переданных тобой, я никогда не нашел бы эту планету, ищи я хоть миллиард лет. А еще есть теория информации…
– Какая теория?
– Передатчик не может быть собственным приемником, – терпеливо объяснил Веран. – Я не могу дать знак самому себе. Это вызвало бы серию колебаний во времени, и все бы закончилось их подавлением. Исчезло бы расстояние между начальной и конечной точками, а вместе с ним – все, что находится в этом интервале. Потому-то я и не показал тебе текст этого сообщения. Я не потерял его, он у меня под рукой, но я не хочу уменьшать твоих шансов отправить его.
– Вселенная не терпит противоречий, – сказал Корсон.
– Это антропоморфизм. Вселенная стерпит все. Даже математика доказывает, что можно сконструировать противоречивые, взаимоисключающие системы.
– А я считал математику единой, – тихо сказал Корсон. – С точки зрения логики. Гипотеза непрерывности…
– Ты меня удивляешь, Корсон, и своим невежеством, и своими знаниями. Гипотеза непрерывности была опровергнута три тысячи лет назад. Впрочем, она не имеет с этим вопросом ничего общего. Истинно только то, что теория, основанная на бесконечном числе аксиом, всегда содержит в себе противоречие. Тогда она уничтожается, исчезает, возвращается в небытие. Однако это не мешает ей существовать. На бумаге.
«Вот почему, – подумал Корсон, – я двигаюсь по дорогам времени наугад. Мой двойник из будущего не может сказать мне, что я должен делать. И все-таки бывают утечки информации, до меня доходят их крохи, и они помогают мне ориентироваться. Должен существовать какой-то физический порог, ниже которого пертурбация не имеет значения. Если я попробую вырвать у него эту бумагу, заставить будущее…»
– На твоем месте я бы этого не делал, – сказал Веран, словно читая его мысли. – Я тоже не слишком верю в нерегрессивную теорию информации, но никогда не отваживался попробовать.
«Однако в далеком будущем боги не колеблются, – подумал Корсон. – Они играют возможностями, подняв порог до уровня Вселенной. А в этом случае барьеры падают. Вселенная открывается, освобождается, приумножается. Человек перестает быть узником туннеля, соединяющего его рождение со смертью».
– Проснись, Корсон, – резко сказал Веран. – Ты сказал, что эти птицы обладают фантастическим оружием, которое отдадут мне. Еще ты сказал, что без помощи уриан я никогда не найду дикого гипрона. И что взамен им нужен я, опытный вояка, чтобы завоевать для них планету и обезвредить дикого гипрона, прежде чем он размножится и спровоцирует вмешательство Службы безопасности, которая заодно нейтрализует и их самих. Возможно, ты прав. Все это хорошо согласуется, правда?
Внезапно он вытянул руку. Корсон не успел отреагировать. Пальцы наемника коснулись его шеи. Однако Веран не пытался его задушить. Он сорвал с шеи Корсона небольшой передатчик, висевший на цепочке, и быстро спрятал его в маленькую черную коробочку, которую уже давно держал в руке. Корсон рванулся к нему, но Веран отпрянул в сторону.
– Теперь можно поговорить откровенно. Они нас не услышат.
– Тишина их обеспокоит, – со страхом и в то же время с облегчением сказал Корсон.
– Ты меня недооцениваешь, дружище, – холодно сказал Веран. – Они по-прежнему слышат наши голоса. Мы говорим о дождях и хорошей погоде, о способах ведения войны и выгодах возможного союза. Наши голоса, ритм нашего диалога, длина пауз, даже наше дыхание были проанализированы. Как ты думаешь, почему мы говорим так долго? В этот момент маленькая машинка развлекает их нашим разговором, может, несколько скучноватым, но тут уж ничего не поделаешь. А сейчас мне не остается ничего иного, как принять новые меры предосторожности. Я подарю тебе новое украшение.
Он не сделал никакого знака, но солдаты крепко взяли Корсона за руки. Чья-то рука схватила его за волосы, так что голова его откинулась назад, и в тот же миг холодный металл коснулся его шеи. Он подумал, что ему хотят перерезать горло. Но зачем им убивать его сейчас, к тому же таким жестоким способом? Может, Веран любит купаться в крови своих жертв?
«Но как же сообщение? – подумал Корсон. – Он ведь сказал, что не может меня убить».
Щелкнул маленький замок – на Корсона надели обруч. Он был широкий, изготовленный из легкого металла, не причинял неудобств.
– Надеюсь, он тебе не мешает, – сказал Веран. – Впрочем, ничего, привыкнешь. Придется тебе поносить его некоторое время, может, даже всю жизнь. Внутри находятся два независимых взрывных устройства. Если ты попробуешь его снять, они взорвутся. И можешь мне поверить, взрыв будет достаточно силен, чтобы вместе с тобой отправить на Эргистал любого, кто окажется поблизости. Если же ты попробуешь использовать против меня или моей армии любое оружие – от дубины до трансфиксера включительно, – обруч впрыснет тебе сильный яд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
В его первую ночь на этой планете темнота была такой же непроницаемой, и он так же прислушивался к шорохам леса, пытаясь определить, где затаилась Бестия. Сейчас он имел дело с иной Бестией. Человеком. Вераном.
Они оставили машину подальше от лагеря, надеясь, что в суматохе, вызванной атакой или, точнее, его с Антонеллой бегством, их приближение останется незамеченным. Корсон посмотрел на часы. В этот момент они проходили через лагерь в обществе незнакомца, которым был он сам, и приближались к гипронам. Незнакомец с лицом из мрака седлал одно из животных и помогал Корсону и Антонелле затягивать ремни. А люди и гипроны исчезнут на небе и во времени.
Через минуту…
Его первая ночь на планете. На этот раз он тоже не осмелился зажечь свет, но сейчас у него были контактные линзы, позволяющие видеть в инфракрасном свете. Почва казалась черной, такой же, как небо, лишенное звезд. Стволы деревьев были розовыми, камни – оранжевыми: они отдавали тепло, накопленное за день, и слабо светились. Потом он заметил небольшое светящееся пятно, тихо движущееся в зарослях. Испуганный зверь.
Наконец Корсон почувствовал запах паленой смолы и расплавленного песка. Лагерь был рядом.
«Неужели приближается исторический момент?» – подумал он. На планете многое зависело от исхода этого часа. Согласится ли Веран? Что случится, если люди Верана начнут стрелять, если он сам будет убит? Союз не будет заключен, и бестии останутся на свободе. Бестии – люди и нелюди.
Будет война. А может, даже две. Между жителями Урии и людьми. Между Урией и Галактическим Советом или Службой безопасности, не важно, как это называется, что-нибудь наверняка есть. Что-нибудь нарушится, царапина пересечет века и потрясет будущее. В этом он был уверен. Не было других причин возвращать его на Урию. Его выслали, чтобы заделать трещину, не сказав ни как это сделать, ни зачем это нужно.
Исторический момент! Место и час, где перекрещивается много линий времени, где он встретил самого себя, не зная об этом, и где сейчас по собственной воле разминулся с самим собой. Исторический момент! Как будто кто-то будет об этом помнить! Как будто история соткана из битв, из заключаемых и нарушаемых союзов и договоров! В призрачном спокойствии леса он понял: все, что заслуживало остаться в истории, было антиподом войны. История была тканью, война – ее разрывом, а битвы – яростными шипами, рвущими сукно истории, которое всегда или, по крайней мере, до этого времени восстанавливалось с биологическим упорством. Корсон ощутил себя наследником вечности, ощутил свое единство с миллиардами людей, рожденных и умерших в прошлом, которые из собственных тел соткали огромное полотно истории. Он чувствовал себя ответственным и солидарным с миллиардами людей, которые могли родиться в будущем.
Этот локальный конфликт не был бы даже большой войной. Однако из всех войн не было более важной. Битва, которая бросает миллионы звездолетов друг на друга, имеет значение не большее, чем первая схватка между питекантропами, вооруженными камнями. Все зависит от точки зрения.
Лес стал редеть, впереди замелькали огоньки. Тонкая пурпурная линия, о которой Корсон знал, что она смертельно опасна, делила ночь огненной полосой. Корсон сделал знак, и уриане молча остановились. Он едва слышал их короткое, легкое дыхание. Они договорились, что дальше он пойдет один и один будет говорить с Вераном до заключения первого договора. Но на шее у него висел передатчик, и Корсон не сомневался, что Нгал Р'нда внимательно слушает.
Прерывистая линия исчезла. Корсон заколебался.
Из лагеря донесся спокойный голос:
– Корсон, я знаю, что ты здесь.
Голос Верана. Он двинулся к толстому диску какого-то прожектора. Несмотря на то что и сзади на него было направлено оружие, Корсон изображал равнодушие.
– Итак, ты вернулся. И у тебя было время переодеться.
Голос звучал скорее с иронией, чем со злостью. Веран умел владеть собой.
– А женщину ты поместил в безопасное место?
– Я здесь, – спокойно сказал Корсон.
– Я был уверен, что ты вернешься. Достаточно было патруля, отправленного в будущее. Так же точно я знал, где тебя искать в первый раз. Ведь это ты указал мне это место. Полагаю, у тебя есть веские причины предлагать мне эту базу после поражения на Эргистале и есть что сказать мне. Подойди ближе, я не могу долго держать выключенной свою линию обороны.
Корсон прошел вперед. Позади снова вспыхнула пурпурная линия, и он почувствовал в костях характерную вибрацию.
– Итак, Корсон, что ты можешь мне предложить?
– Союз, – сказал Корсон, – который вам чертовски нужен.
Веран и бровью не повел. Его серые глаза блестели в свете прожекторов. Он выглядел грубо вырубленной статуей, и его люди были ему под стать. Двое из них находились позади Верана, неподвижные, сосредоточенные, несомненно, с пальцами на спусковых крючках небольших бластеров с заостренными стволами и без видимых отверстий в дуле. Их можно было принять за игрушки. Шестеро других встали полукругом, в центре которого оказался Корсон. Они были слишком далеко, чтобы он мог достать кого-нибудь из них отчаянным прыжком, прежде чем они успеют выстрелить. Они были профессионалами, и это до некоторой степени успокаивало Корсона. Можно было не опасаться, что они выстрелят ни с того ни с сего до того, как прозвучит приказ или возникнет действительная угроза.
Только Веран не носил оружия. Его руки были невидимы за спиной, пальцы правой руки наверняка сжимали запястье левой. Верана будет тяжело победить.
– Я могу тебя убить, – сказал Веран. – И пока не сделал этого только потому, что ты послал то сообщение и вытащил мне проклятый шип из ноги. Я жду объяснений, Корсон.
– Конечно, – сказал Корсон.
– Это было сообщение от тебя или от кого-то другого?
– А от кого еще оно могло быть? – спокойно произнес Корсон.
Сообщение было подписано им, но он не помнил, что отправлял его. Он даже не смог бы адресовать его Верану. Но оно, несомненно, назначало встречу, место, и точное время, и способ покинуть Эргистал в момент, когда ситуация стала для Верана безнадежной. Сообщение, которое он пошлет позднее. Сообщение это может быть частью плана, который он уже начал готовить. Это означало, что в будущем его версия будет более полной и солидной. Версия, которую он, может быть, разовьет сам, когда будет знать – и уметь – много вещей, о существовании которых он пока не подозревает. Но если что-нибудь пойдет не так, если Веран не согласится на союз, сможет ли он выслать сообщение? Поскольку он знал, что сообщение будет, что без него Веран не сможет прибыть на Урию, он должен будет его послать. Но когда это пришло, когда это придет ему в голову? Сейчас или позднее? Послал бы он его, не зная точно, что Веран его получит? Трудно было разрабатывать стратегию или хотя бы теорию войны во времени. Для начала нужен был практический опыт.
– Ты слишком долго думаешь над ответом, – сказал Веран.
– Мне нужно многое сказать, а это место не из лучших.
Веран сделал знак.
– У него нет с собой ни оружия, ни бомбы, – сказал один из солдат. – Только передатчик на шее. Один звук, без изображения.
– Хорошо, – сказал Веран. – Идем.
27
– У каждого человека есть какая-то цель, – сказал Веран, – даже если сам он об этом не знает. Чего я не понимаю, Корсон, так это твоих побудительных причин. Некоторыми движет тщеславие, как в моем случае, другие действуют из страха, третьих подстегивает погоня за деньгами. Но всегда, хорошо идут дела или плохо, их поступки, как стрелы, направлены в эту цель. Однако твоей цели, Корсон, я не вижу. А я этого не люблю. Я не люблю работать с теми, чьих целей не понимаю.
– Допустим, мною движет тщеславие, а еще – страх. При помощи уриан я хочу стать важной персоной и в то же время боюсь. Я человек преследуемый, военный преступник. Так же как и вы, Веран.
– Полковник Веран.
– Как и вы, полковник! Меня не интересует возвращение на Эргистал, не интересуют его бесконечные и нелепые войны. Разве это не логично?
– Ты уверен, – медленно сказал Веран, подчеркивая каждое слово, – что на Эргистале войны не имеют смысла? Что там уже нечего завоевывать?
– У меня такое предчувствие.
– В твоих рассуждениях есть логика. Но когда враг хочет, чтобы ты поверил, будто он совершает некий маневр, он старается привести солидные причины, чтобы обосновать его. Обеспечивает себе отступление – и совершает ошибки. И тогда-то он и попадает в засаду.
– Вы хотите, чтобы я расплакался? Ведь я затерян во времени и пространстве, я – неудачник, выдернутый с Эргистала торговцем невольниками и проданный банде уриан.
– Говори о сообщении! – отрезал Веран.
Корсон уперся руками в стол и попробовал расслабиться.
– Ты утверждаешь, что выслал его с помощью уриан, но я его потерял. Ты можешь вспомнить его содержание?
– Я назначил вам встречу здесь, полковник. Объяснил, как покинуть Эргистал. Потом…
– Точное содержание, Корсон!
Корсон посмотрел на свои руки. Ему показалось, что кровь отливает от ногтей, что пальцы становятся белыми как мел.
– Я забыл, полковник.
– Полагаю, Корсон, ты его просто не знаешь, – медленно сказал Веран. – Мне кажется, ты еще не отправил этого сообщения. Если бы ты работал на кого-то, кто выслал его от твоего имени, ты знал бы содержание. Сообщение это принадлежит твоему будущему, а я не знаю, можно ли верить этому будущему.
– Примем это как гипотезу. Значит, я весьма пригожусь вам в будущем.
– Ты знаешь, что это значит.
Воцарилась тишина. Потом Веран, глядя на Корсона, нервно сказал:
– Я не могу тебя убить. По крайней мере, пока ты не отправишь это сообщение. Впрочем, это меня не беспокоит: я не убиваю ради удовольствия. Жалко, что я не могу нагнать на тебя страха. Этого я не люблю. Я не люблю пользоваться услугами тех, кого не понимаю и кого не могу испугать.
– Пат, – сказал Корсон.
– Пат?
– Это слово связано с игрой в шахматы и означает партию, зашедшую в тупик.
– Я не игрок. Я слишком люблю выигрывать.
– Это не вероятностная игра, скорее стратегическая тренировка.
– Вроде Kriegspiel? С неизвестным фактором времени?
– Нет, – ответил Корсон. – Без фактора времени.
Веран коротко рассмеялся.
– Слишком легко. Это не для меня.
«Меня защищает сообщение, – подумал Корсон, – которое я, вероятно, отправлю, но содержания которого сам еще не знаю и о котором еще час назад вообще ничего не слышал. Я иду по собственным следам, не зная, как избежать ловушки».
– А что произойдет, если я буду убит и не отправлю этого сообщения?
– Тебя беспокоит философский аспект проблемы? Понятия не имею. Может, его пошлет кто-нибудь другой. Или же я никогда ничего не получу, останусь там и дам изрубить себя на куски.
Он широко улыбнулся, и Корсон заметил, что у него нет зубов, вместо них заостренная пластина белого металла.
– Может, уже сейчас я попал в плен или со мной случилось что-нибудь похуже.
– На Эргистале недолго остаются мертвыми.
– И это ты тоже знаешь.
– Я же сказал, что был там.
– Оказаться убитым еще не самый худший вариант, – сказал Веран. – Гораздо страшнее – проиграть битву.
– Но вы же здесь.
– А мне нужно остаться там. Когда жонглируют возможностями, самым главным фактором становится время. Это открывается каждому раньше или позже. Сейчас у меня появился новый шанс, и я хочу его использовать.
– Значит, вы не можете меня убить? – сказал Корсон.
– И очень жалею об этом, – ответил Веран. – Из принципа.
– Вы даже не можете меня задержать. В избранный мной момент я должен буду уйти, чтобы иметь шанс отправить то сообщение.
– Я буду тебя сопровождать, – сказал Веран.
Корсон почувствовал, что его уверенность слабеет.
– Тогда я не пошлю сообщения.
– Я тебя заставлю.
Корсону пришла в голову новая идея:
– А почему бы вам не послать его самому?
Веран покачал головой:
– Не шути со мной, Корсон. Эргистал находится на другом конце Вселенной, и я даже не знал бы, в каком направлении нужно лететь. Без координат, переданных тобой, я никогда не нашел бы эту планету, ищи я хоть миллиард лет. А еще есть теория информации…
– Какая теория?
– Передатчик не может быть собственным приемником, – терпеливо объяснил Веран. – Я не могу дать знак самому себе. Это вызвало бы серию колебаний во времени, и все бы закончилось их подавлением. Исчезло бы расстояние между начальной и конечной точками, а вместе с ним – все, что находится в этом интервале. Потому-то я и не показал тебе текст этого сообщения. Я не потерял его, он у меня под рукой, но я не хочу уменьшать твоих шансов отправить его.
– Вселенная не терпит противоречий, – сказал Корсон.
– Это антропоморфизм. Вселенная стерпит все. Даже математика доказывает, что можно сконструировать противоречивые, взаимоисключающие системы.
– А я считал математику единой, – тихо сказал Корсон. – С точки зрения логики. Гипотеза непрерывности…
– Ты меня удивляешь, Корсон, и своим невежеством, и своими знаниями. Гипотеза непрерывности была опровергнута три тысячи лет назад. Впрочем, она не имеет с этим вопросом ничего общего. Истинно только то, что теория, основанная на бесконечном числе аксиом, всегда содержит в себе противоречие. Тогда она уничтожается, исчезает, возвращается в небытие. Однако это не мешает ей существовать. На бумаге.
«Вот почему, – подумал Корсон, – я двигаюсь по дорогам времени наугад. Мой двойник из будущего не может сказать мне, что я должен делать. И все-таки бывают утечки информации, до меня доходят их крохи, и они помогают мне ориентироваться. Должен существовать какой-то физический порог, ниже которого пертурбация не имеет значения. Если я попробую вырвать у него эту бумагу, заставить будущее…»
– На твоем месте я бы этого не делал, – сказал Веран, словно читая его мысли. – Я тоже не слишком верю в нерегрессивную теорию информации, но никогда не отваживался попробовать.
«Однако в далеком будущем боги не колеблются, – подумал Корсон. – Они играют возможностями, подняв порог до уровня Вселенной. А в этом случае барьеры падают. Вселенная открывается, освобождается, приумножается. Человек перестает быть узником туннеля, соединяющего его рождение со смертью».
– Проснись, Корсон, – резко сказал Веран. – Ты сказал, что эти птицы обладают фантастическим оружием, которое отдадут мне. Еще ты сказал, что без помощи уриан я никогда не найду дикого гипрона. И что взамен им нужен я, опытный вояка, чтобы завоевать для них планету и обезвредить дикого гипрона, прежде чем он размножится и спровоцирует вмешательство Службы безопасности, которая заодно нейтрализует и их самих. Возможно, ты прав. Все это хорошо согласуется, правда?
Внезапно он вытянул руку. Корсон не успел отреагировать. Пальцы наемника коснулись его шеи. Однако Веран не пытался его задушить. Он сорвал с шеи Корсона небольшой передатчик, висевший на цепочке, и быстро спрятал его в маленькую черную коробочку, которую уже давно держал в руке. Корсон рванулся к нему, но Веран отпрянул в сторону.
– Теперь можно поговорить откровенно. Они нас не услышат.
– Тишина их обеспокоит, – со страхом и в то же время с облегчением сказал Корсон.
– Ты меня недооцениваешь, дружище, – холодно сказал Веран. – Они по-прежнему слышат наши голоса. Мы говорим о дождях и хорошей погоде, о способах ведения войны и выгодах возможного союза. Наши голоса, ритм нашего диалога, длина пауз, даже наше дыхание были проанализированы. Как ты думаешь, почему мы говорим так долго? В этот момент маленькая машинка развлекает их нашим разговором, может, несколько скучноватым, но тут уж ничего не поделаешь. А сейчас мне не остается ничего иного, как принять новые меры предосторожности. Я подарю тебе новое украшение.
Он не сделал никакого знака, но солдаты крепко взяли Корсона за руки. Чья-то рука схватила его за волосы, так что голова его откинулась назад, и в тот же миг холодный металл коснулся его шеи. Он подумал, что ему хотят перерезать горло. Но зачем им убивать его сейчас, к тому же таким жестоким способом? Может, Веран любит купаться в крови своих жертв?
«Но как же сообщение? – подумал Корсон. – Он ведь сказал, что не может меня убить».
Щелкнул маленький замок – на Корсона надели обруч. Он был широкий, изготовленный из легкого металла, не причинял неудобств.
– Надеюсь, он тебе не мешает, – сказал Веран. – Впрочем, ничего, привыкнешь. Придется тебе поносить его некоторое время, может, даже всю жизнь. Внутри находятся два независимых взрывных устройства. Если ты попробуешь его снять, они взорвутся. И можешь мне поверить, взрыв будет достаточно силен, чтобы вместе с тобой отправить на Эргистал любого, кто окажется поблизости. Если же ты попробуешь использовать против меня или моей армии любое оружие – от дубины до трансфиксера включительно, – обруч впрыснет тебе сильный яд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20