В отношении к неправде строя буржуазно-капиталистического и к новым формам рабства, им порожденным, многое остается запутанным. Этот строй жизни и эта новая форма рабства строит себя на свободе, и его представители и идеологи кричат о посягательстве на свободу при всяких попытках ограничить в нем проявление зла. Социалисты справедливо обличают ложь и лицемерие этих воззваний к свободе, прикрывающих рабство. Но беда в том, что сами социалисты в большинстве случаев ценности свободы, личности и духа не признают. Поэтому в столкновении мира капиталистического и мира социалистического невозможно окончательно стать ни на одну из сторон, хотя и необходимо признать большую правду социализма. Рабство, которое создает капитализм, основанный на экономической свободе, рабство в царстве мамоны, в царстве денег еще более бесчеловечно, чем старое рабство, которое смягчалось патриархальными нравами и христианской верой. Это есть мир абсолютно холодный, в котором нельзя даже увидеть лица поработителя и властелина. В нем порывается всякая духовная связь между людьми, общество окончательно атомизируется, и якобы освобожденная личность остается покинутой, предоставленной самой себе и беспомощной в этом страшном и чуждом мире. Страшно одинок человек в буржуазно-капиталистическом мире. Поэтому оказывается неизбежным механически-материалистическое сцепление личностей для борьбы за улучшение своей жизни. Но социализм духовно столь же буржуазен, как и капитализм, он не возвышается над буржуазным миросозерцанием и чувством жизни, ему закрыты высшие ценности, и он погружен в царство мира сего, верит лишь в видимые вещи. Поэтому социальный вопрос делается вопросом духовным и нравственным, вопросом нарождения нового духовного человека и новых духовных отношений между людьми. Такова сторона социального вопроса, которая связана с отношением человека к человеку.Отношение к труду не ставился большей частью экономический и социальных учений. Идеологи капитализма хотят оправдать и охранить ту форму экономического порабощения труда, которая лицемерно именуется свободным трудом. Идеологи же социализма стремятся к освобождению от труда, понимая под этим освобождение от тяжести и длительности труда, или к принудительной организации труда для достижения максимальной силы и мощи социального коллектива. На почве идеологии буржуазно-капиталистической и социалистически-капиталистической не может быть даже поставлена внутренняя проблема труда, ибо для них не существует личности как верховной ценности; ценность личности, ее внутренней жизни и судьбы, заслонена и задавлена ценностями хозяйственно-экономических благ, ценностями хозяйственной мощи общества или справедливым распределением в нем хозяйственных благ. И капитализму и социализму одинаково свойствен экономизм, т. е. извращение иерархии ценностей, в силу которого низшие и подчиненные ценности получают преобладание. Так называемый индивидуализм, свойственный буржуазно-капиталистическому обществу, связанный с экономической свободой и неограниченной частной собственностью, ничего общего с личностью не имеет и враждебен ей. Индивидуализм буржуазно-капиталистической цивилизации уничтожает личность. Личность есть лишь орудие хозяйственно-общественного процесса, качества личности есть лишь способ достижения максимальных хозяйственных благ и мощи. Социальный индивидуализм в такой же мере видит в личности, наделенной экономической свободой и неограниченным правом собственности, орудие общества, общественной силы и общественного процветания, как и социальный коммунизм, который имеет преимущество искреннего отрицания личности во имя социального коллектива. В своей борьбе за освобождение труда и трудящихся социализм не менее капитализма готов рассматривать личность как функцию общества. И потому христианская этика враждебна этике капитализма и этике социализма, хотя и должна признать частичную правду социализма, во всяком случае отрицательную его правду в борьбе с капитализмом. Отрицательные стороны социализма получены им по наследству от капитализма. Совершенно абсурдна идея homo oeconomicus, всегда руководящегося личным интересом. Этот экономический человек создан буржуазной политической экономией и соответствует капиталистической этике, его не было в прошлом. Но его структуру души считают вечной и этим аргументируют против новой социальной организации труда. Внутренне-этическая проблема труда есть прежде всего проблема личности, а не проблема общества. Она становится проблемой общества лишь во вторичном плане. Труд как проклятие, как добывание хлеба насущного в поте лица есть основная причина образования в мире социальной обыденности, подавляющей личность и лишающей ее свободы и оригинальности нравственных суждений. Эта подавляющая социальная обыденность кристаллизована в строе «капиталистическом», основанном на труде «свободном», и она может кристаллизоваться в строе «социалистическом», основанном на труде организованном. Но никакая социальная обыденность не понимает истоков жизни и не может понять смысла труда. Труд создает социальную обыденность в условиях природного мира, но он связан с истоками жизни, и смысл его лежит за пределами социальной обыденности. В истоках своих и в смысле своем труд священен и религиозно обоснован. Но все священное связано с духовной свободой. Труд принудителен и тяжел, он стоит под властью закона, и в нем есть правда закона. Но он может переживаться личностью в духовной свободе, и тогда падает на него иной свет. Тогда принудительный закон труда превращается в духовную свободу. И эта духовная свобода всегда открыта для личности, и ее не может лишить никакая социальная обыденность. Общество требует от личности труда в разнообразных формах, от принудительного рабского труда до принудительного социально организованного труда. Но личность как свободный дух переживает труд как свою личную судьбу, как свободу, принявшую на себя бремя этого мира. Этим не исчерпывается духовное, определяющее изнутри, а не извне отношение к труду. Личность может переживать труд как свое призвание в мире, может претворять труд в творчество, т. е. выявлять истинное суть труда. Просветление труда есть переживание его в духовной свободе или как искупления, или как творчества.
Отношение к природе. Необходимо поставить вопрос о отношении к природе, не затронутый христианством. В христианском сознании до сих пор не было выработано отношения к животным, да и вообще к природе. Природа отождествлялась с неодушевленным существом, со стихий, с роком. В русском сознании отношение к природе формировалось как христианством, так и языческими обычаями предшествовавшими христианству. Природа населялась мифическими существами, стихии природы обожествлялись. Большая часть населения проживало на земле и кормилось от земли. И понятие земли и природы в чем то было тождественно, природу воспринимали как мать-кормилицу. В то же время населенная богатым, непросвещенным сознанием различными мифическими существами, она оставалась чужой и непонятой. Христианство, как было сказано выше, практически не рассматривало вопрос отношения верующих к природе, рассматриваю ее как нечто преходящее, как и весь наш земной мир. И только наука дала свое понимание природы, но это понимание трансформировалось в принцип «покорения». Покорение осуществлялось человеческим трудом и творчеством. Но творчество это не было одухотворено, оно было абсолютно механизировано, и порабощено принципом «количества». Этот принцип, в совокупности с построением индустриального общества, основанном на экспоненциальном росте, привел к катастрофическим последствиям. Современному человечеству совершенно не свойственно относиться к Природе как к своей прародительнице, защитнице и целительнице. Загрязнение атмосферы, загрязнение вод, загрязнение почвы, загрязнение флоры, загрязнение продуктов питания — все это нарушает телесное здоровье, приводя к соматическим заболеваниям и различным функциональным расстройствам в организме. И что самое главное, помимо текущих патологических изменений в теле — инструменте Божественного проявления в плотноматериальном мире, — необратимо страдает наследственность, ставится под угрозу здоровье будущих поколений.Необходимо пересматривать свое отношение к природе и животному миру, еще окружающим нас. Все в мире живое и все связано одной Божьей идеей. Свой духовный путь мы начинаем с мира низшего, с мира природного и животного. Поэтому принцип «не навреди» должен быть распространен не только на людские отношение, но и на наши взаимоотношения с природой и животным миром. Это значит, что человек, являясь созданием, призванным менять окружающий его мир, должен руководствоваться теми же принципами братства и созидания, а не господства и разрушения. Закон причины и следствия распространен и на природный мир, бесцельное убийство природы и животных так же отяжеляет карму, как и вред, нанесенный человеку. И бесцеремонное изменение природы может быть оправдано только чистым человеческим творчеством, к которому не примешана жажда наживы, или похоть разрушения.
Личность, отношение к обществу. Освобождение человека от угнетающих и порабощающих его форм общества имеет огромное нравственное и религиозное значение и ставит перед человеком нравственную и религиозную проблему в чистом виде. Социальное освобождение человека и освобождение человека от социальности обнаруживают, что мучительность человеческой жизни происходят не от социальных причин и социальными причинами не могут быть преодолены. В этом парадокс отношений личности и общества. Личность может расти только в духе, в личностном развитии, и пути этого роста не в общественном освобождении, а только в духовном христианском понимании жизни. Только Евангелие понимает это и указывает новые пути, непонятные для закона, — любовь к врагам, неосуждение ближних и грешников, мытари и грешники впереди идут в Царство Небесное и пр. Мы уже видели, что лишь евангельская мораль прорывает порочный круг в борьбе добра и зла, добрых и злых. Проблема в том что моральное сознание не может победить жестокости, жадности, зависти, страха, ибо все эти состояния обладают способностью возрождаться под видом добра. Добрые в своем добре бывают жестокими, жадными, завистливыми, трепещущими от страха. Внешний драматизм жизни ослабляется в результате освобождения от социальных уз и социальных предрассудков, но внутренний и вечный трагизм может лишь усиливаться и углубляться. Социальное освобождение человека обнаруживает ложь, поверхностность и обманность всех социальных утопий и мечтаний. Но это не значит, конечно, что за социальное освобождение не нужно бороться. Бороться нужно прежде всего для того, чтобы раскрыть глубину жизни и внутренние конфликты, и освобождение приобретает чисто религиозное и нравственное, духовное значение. И вот нравственный опыт учит нас тому, что отношения между добром и злом сложны и парадоксальны, что со злом нужно бороться и что к злу нужно относиться терпимо, что ко злу должно быть беспощадное отношение и что должна быть свобода зла, хотя и не безграничная. Мы горьким опытом научены, что самые беспощадные ко злу и злым, самые фанатические защитники добра и доброй истины совсем не являются самыми добрыми и праведными. Во имя высших целей добра, истины, веры, во имя Бога люди делаются жестокими, злыми, бессердечными, беспощадными, ничего не способными понять в других людях, никому и ничему не сочувствующими. Личный нравственный опыт предполагает совершенную свободу человека от внешнего принуждения и насилия. Но когда мыслится совершенный строй жизни, из которого будет изгнано всякое принуждение и насилие и в котором невозможно уже будет зло, то нравственная активность человека делается уже ненужной и невозможной. Таков парадокс свободы. Человек должен быть свободен, и нужно стремиться к освобождению человека. Но свобода нуждается в сопротивлении и предполагает борьбу. Во внешне очень свободном политическом строе человек может быть совсем несвободен духом, может быть нивелирован, порабощен обществу и общественному мнению, может потерять свою оригинальность и определяться в своей нравственной жизни не изнутри, а извне. Совершенная социализация человека, связанная с идеей совершенного социального строя, и совершенная регуляция всей человеческой культуры могут привести к новому и окончательному порабощению человеческой личности. И во имя личности и ее первородной свободы нужно будет бороться с этой совершенной социализацией. Мы уже видим это в обществах демократических и в обществах социалистических. Отсюда, конечно, не следует, что не нужно бороться за осуществление социальной правды. Но социальная правда немыслима без правды духовной, без духовного перерождения и возрождения. И таким образом можно сформулировать принцип личной этики: в своем стремлении к совершенству никогда не стремись к тому, чтобы нравственное начало само по себе сделалось преобладающим в жизни и вытесняющим все остальное, стремись к совершенной полноте жизни. Нужно бороться за духовную свободу и духовное освобождение в мышлении, в государстве, в семье, в быте. Но нельзя допускать, чтобы свобода стала фанатической идеей, чтобы человек был одержим ею, ибо тогда она истребляется и перерождается в насилие. Стремись к свободе, но никогда не забывай об истине, о любви, о справедливости, иначе свобода, станет пустой, бессодержательной и ложной идеей. Стремись к жизни в полноте. Стремись к истине, к любви, к справедливости, но не забывай о свободе. Стремись к добру, к совершенству, но не дай Бог тебе забыть о свободе и осуществлять добро и совершенство насилием. Стремись к реальному духовному единству, к духовному братству. Но если его реально-духовно, внутренне не существует, то дай возможность свободному выявлению многообразия, свободному исканию еще не найденной единой истины. Стремись к освобождению человеческих чувств, но не допускай одержимости чувствами, не допускай отпадения их от полноты жизни, в которую входит и мышление, умная жизнь и воля, жизнь нравственная и отношение к Богу, жизнь религиозная. Только дух синтезирует духовную жизнь, без духа душа распадается на элементы мыслей, ощущений, волений, эмоций и пр. Стремись к духовности, т. е. к целостности жизни, и к творчеству во всех сферах жизни.
Творчество и государство. Признавая творчество единичной личности, необходимо признать и творчество группы личностей, т.е. общества. Творчество, прошедшее через этику искупления, иначе смотрит на жизнь и ее задачи. Трагические конфликты жизни, в том числе социальные, разрешаются творческой свободой человека. Признавая, что творчество присуще в большей степени индивидуальной личности, и что нравственные ценности для каждой личности индивидуальны, необходимо признать возможность объединения индивидуальных творческих стремлений в одно целое. И таким образом, признавая, что есть душа русского этноса, отличная от души другого этноса, возникает необходимость в признании стремления развития и роста русской души, которая возможна только через творчество. И в данном случае, личное творчество путем единения высших нравственных ценностей, перерастает в общественное творчество. И только через призму общественного творчества может быть рассмотрен вопрос о устройстве государства, которое будет исходить из предпосылок изложенных в данной главе.Признавая, что никакого вечного и абсолютного по своему значению социального строя не существует, мы признаем вечность человеческого творчества. Государство создается и изменяется людьми, социальный строй находится в состоянии текучести и имеет лишь временную и относительную устойчивость. Совершенно очевидно, что мы должны участвовать творчески в изменении, реформировании и улучшении социального строя. Рабское хозяйство не вечно, не вечно и капиталистическое хозяйство, если будет хозяйство социалистическое, то и оно не будет вечно. Все это относительные исторические образования. И потому каждый стоит перед выбором, за что ему стоять и что ему создавать. На каждом лежит ответственность за социальное устроение, и потому никто не вправе определять свое отношение к социальному строю как послушание данности. Человек призван к творчеству и в социальной жизни. Но также требуется творчество, основанное на социальном реализме, которое враждебно социальному утопизму и социальной мечтательности. Совершенное общество мыслимо лишь в совершенном космосе, как преображение мира, как новая земля и новое небо, как наступление Царства Божьего, но не как политическое и социальное устроение в условиях нашей земли и нашего времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Отношение к природе. Необходимо поставить вопрос о отношении к природе, не затронутый христианством. В христианском сознании до сих пор не было выработано отношения к животным, да и вообще к природе. Природа отождествлялась с неодушевленным существом, со стихий, с роком. В русском сознании отношение к природе формировалось как христианством, так и языческими обычаями предшествовавшими христианству. Природа населялась мифическими существами, стихии природы обожествлялись. Большая часть населения проживало на земле и кормилось от земли. И понятие земли и природы в чем то было тождественно, природу воспринимали как мать-кормилицу. В то же время населенная богатым, непросвещенным сознанием различными мифическими существами, она оставалась чужой и непонятой. Христианство, как было сказано выше, практически не рассматривало вопрос отношения верующих к природе, рассматриваю ее как нечто преходящее, как и весь наш земной мир. И только наука дала свое понимание природы, но это понимание трансформировалось в принцип «покорения». Покорение осуществлялось человеческим трудом и творчеством. Но творчество это не было одухотворено, оно было абсолютно механизировано, и порабощено принципом «количества». Этот принцип, в совокупности с построением индустриального общества, основанном на экспоненциальном росте, привел к катастрофическим последствиям. Современному человечеству совершенно не свойственно относиться к Природе как к своей прародительнице, защитнице и целительнице. Загрязнение атмосферы, загрязнение вод, загрязнение почвы, загрязнение флоры, загрязнение продуктов питания — все это нарушает телесное здоровье, приводя к соматическим заболеваниям и различным функциональным расстройствам в организме. И что самое главное, помимо текущих патологических изменений в теле — инструменте Божественного проявления в плотноматериальном мире, — необратимо страдает наследственность, ставится под угрозу здоровье будущих поколений.Необходимо пересматривать свое отношение к природе и животному миру, еще окружающим нас. Все в мире живое и все связано одной Божьей идеей. Свой духовный путь мы начинаем с мира низшего, с мира природного и животного. Поэтому принцип «не навреди» должен быть распространен не только на людские отношение, но и на наши взаимоотношения с природой и животным миром. Это значит, что человек, являясь созданием, призванным менять окружающий его мир, должен руководствоваться теми же принципами братства и созидания, а не господства и разрушения. Закон причины и следствия распространен и на природный мир, бесцельное убийство природы и животных так же отяжеляет карму, как и вред, нанесенный человеку. И бесцеремонное изменение природы может быть оправдано только чистым человеческим творчеством, к которому не примешана жажда наживы, или похоть разрушения.
Личность, отношение к обществу. Освобождение человека от угнетающих и порабощающих его форм общества имеет огромное нравственное и религиозное значение и ставит перед человеком нравственную и религиозную проблему в чистом виде. Социальное освобождение человека и освобождение человека от социальности обнаруживают, что мучительность человеческой жизни происходят не от социальных причин и социальными причинами не могут быть преодолены. В этом парадокс отношений личности и общества. Личность может расти только в духе, в личностном развитии, и пути этого роста не в общественном освобождении, а только в духовном христианском понимании жизни. Только Евангелие понимает это и указывает новые пути, непонятные для закона, — любовь к врагам, неосуждение ближних и грешников, мытари и грешники впереди идут в Царство Небесное и пр. Мы уже видели, что лишь евангельская мораль прорывает порочный круг в борьбе добра и зла, добрых и злых. Проблема в том что моральное сознание не может победить жестокости, жадности, зависти, страха, ибо все эти состояния обладают способностью возрождаться под видом добра. Добрые в своем добре бывают жестокими, жадными, завистливыми, трепещущими от страха. Внешний драматизм жизни ослабляется в результате освобождения от социальных уз и социальных предрассудков, но внутренний и вечный трагизм может лишь усиливаться и углубляться. Социальное освобождение человека обнаруживает ложь, поверхностность и обманность всех социальных утопий и мечтаний. Но это не значит, конечно, что за социальное освобождение не нужно бороться. Бороться нужно прежде всего для того, чтобы раскрыть глубину жизни и внутренние конфликты, и освобождение приобретает чисто религиозное и нравственное, духовное значение. И вот нравственный опыт учит нас тому, что отношения между добром и злом сложны и парадоксальны, что со злом нужно бороться и что к злу нужно относиться терпимо, что ко злу должно быть беспощадное отношение и что должна быть свобода зла, хотя и не безграничная. Мы горьким опытом научены, что самые беспощадные ко злу и злым, самые фанатические защитники добра и доброй истины совсем не являются самыми добрыми и праведными. Во имя высших целей добра, истины, веры, во имя Бога люди делаются жестокими, злыми, бессердечными, беспощадными, ничего не способными понять в других людях, никому и ничему не сочувствующими. Личный нравственный опыт предполагает совершенную свободу человека от внешнего принуждения и насилия. Но когда мыслится совершенный строй жизни, из которого будет изгнано всякое принуждение и насилие и в котором невозможно уже будет зло, то нравственная активность человека делается уже ненужной и невозможной. Таков парадокс свободы. Человек должен быть свободен, и нужно стремиться к освобождению человека. Но свобода нуждается в сопротивлении и предполагает борьбу. Во внешне очень свободном политическом строе человек может быть совсем несвободен духом, может быть нивелирован, порабощен обществу и общественному мнению, может потерять свою оригинальность и определяться в своей нравственной жизни не изнутри, а извне. Совершенная социализация человека, связанная с идеей совершенного социального строя, и совершенная регуляция всей человеческой культуры могут привести к новому и окончательному порабощению человеческой личности. И во имя личности и ее первородной свободы нужно будет бороться с этой совершенной социализацией. Мы уже видим это в обществах демократических и в обществах социалистических. Отсюда, конечно, не следует, что не нужно бороться за осуществление социальной правды. Но социальная правда немыслима без правды духовной, без духовного перерождения и возрождения. И таким образом можно сформулировать принцип личной этики: в своем стремлении к совершенству никогда не стремись к тому, чтобы нравственное начало само по себе сделалось преобладающим в жизни и вытесняющим все остальное, стремись к совершенной полноте жизни. Нужно бороться за духовную свободу и духовное освобождение в мышлении, в государстве, в семье, в быте. Но нельзя допускать, чтобы свобода стала фанатической идеей, чтобы человек был одержим ею, ибо тогда она истребляется и перерождается в насилие. Стремись к свободе, но никогда не забывай об истине, о любви, о справедливости, иначе свобода, станет пустой, бессодержательной и ложной идеей. Стремись к жизни в полноте. Стремись к истине, к любви, к справедливости, но не забывай о свободе. Стремись к добру, к совершенству, но не дай Бог тебе забыть о свободе и осуществлять добро и совершенство насилием. Стремись к реальному духовному единству, к духовному братству. Но если его реально-духовно, внутренне не существует, то дай возможность свободному выявлению многообразия, свободному исканию еще не найденной единой истины. Стремись к освобождению человеческих чувств, но не допускай одержимости чувствами, не допускай отпадения их от полноты жизни, в которую входит и мышление, умная жизнь и воля, жизнь нравственная и отношение к Богу, жизнь религиозная. Только дух синтезирует духовную жизнь, без духа душа распадается на элементы мыслей, ощущений, волений, эмоций и пр. Стремись к духовности, т. е. к целостности жизни, и к творчеству во всех сферах жизни.
Творчество и государство. Признавая творчество единичной личности, необходимо признать и творчество группы личностей, т.е. общества. Творчество, прошедшее через этику искупления, иначе смотрит на жизнь и ее задачи. Трагические конфликты жизни, в том числе социальные, разрешаются творческой свободой человека. Признавая, что творчество присуще в большей степени индивидуальной личности, и что нравственные ценности для каждой личности индивидуальны, необходимо признать возможность объединения индивидуальных творческих стремлений в одно целое. И таким образом, признавая, что есть душа русского этноса, отличная от души другого этноса, возникает необходимость в признании стремления развития и роста русской души, которая возможна только через творчество. И в данном случае, личное творчество путем единения высших нравственных ценностей, перерастает в общественное творчество. И только через призму общественного творчества может быть рассмотрен вопрос о устройстве государства, которое будет исходить из предпосылок изложенных в данной главе.Признавая, что никакого вечного и абсолютного по своему значению социального строя не существует, мы признаем вечность человеческого творчества. Государство создается и изменяется людьми, социальный строй находится в состоянии текучести и имеет лишь временную и относительную устойчивость. Совершенно очевидно, что мы должны участвовать творчески в изменении, реформировании и улучшении социального строя. Рабское хозяйство не вечно, не вечно и капиталистическое хозяйство, если будет хозяйство социалистическое, то и оно не будет вечно. Все это относительные исторические образования. И потому каждый стоит перед выбором, за что ему стоять и что ему создавать. На каждом лежит ответственность за социальное устроение, и потому никто не вправе определять свое отношение к социальному строю как послушание данности. Человек призван к творчеству и в социальной жизни. Но также требуется творчество, основанное на социальном реализме, которое враждебно социальному утопизму и социальной мечтательности. Совершенное общество мыслимо лишь в совершенном космосе, как преображение мира, как новая земля и новое небо, как наступление Царства Божьего, но не как политическое и социальное устроение в условиях нашей земли и нашего времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26