Он быстро ее достиг и только придя в чувство на следующее утро, понял, что он потерял.
Танцы закончились рано. Была короткая речь президента — третья в этот вечер — представившего командира звездолета и обещавшего небольшой сюрприз. Капитан Голд также был краток; очевидно, он больше привык отдавать приказы, чем произносить речи.
«Друзья,» начал он, «вы знаете, почему мы здесь, и нет нужды говорить, как мы ценим ваше гостеприимство и доброту. Мы никогда не забудем вас и только сожалеем, что у нас так мало времени, чтобы узнать больше о вашем прекрасном острове и его людях. Надеюсь, вы простите нас за кажущуюся невежливость, но ремонт судна и безопасность наших компаньонов для нас главное.
По большому счету, несчастье, которое привело нас сюда, может стать удачей для нас обоих. Нам оно оставит счастливые воспоминания и вдохновение. Все, что мы здесь видели, многому научит нас. Может быть, мы сделаем мир, который ждет нас в конце пути, таким же светлым домом человечества, каким вы сделали Талассу.
Прежде чем мы продолжим путешествие, для нас будет долгом и удовольствием оставить вам все записи, какие возможно, чтобы заполнить тот пробел, который образовался с тех пор, как вы потеряли контакт с Землей. Завтра мы приглашаем ваших ученых и историков на наш корабль, где они смогут скопировать любые информационные ленты, какие пожелают. Так мы надеемся оставить вам те связи, которые обогатят ваш мир для последующих поколений. Это то немногое, что мы можем сделать.
Но сегодня вечером наука и история могут подождать, потому что у нас на борту есть и другие ценности. Земля не бездельничала в течение веков, с тех пор как ваши праотцы покинули ее. Давайте послушаем вместе ее наследие, которое мы оставим на Талассе перед отбытием.»
Свет потускнел; зазвучала музыка. Никто из присутствующих никогда не забудет этот момент. В трансе и удивлении Лора слушала, что хотели выразить люди в звуках, донесшихся сюда через разделяющие их столетия. Время исчезло; она даже не сознавала, что Леон стоит рядом с ней, держа ее за руку, когда музыка стала тише и поплыла вокруг них.
Это были вещи, о которых она совсем не знала, то, что принадлежало Земле и только Земле. Медленный звон могучих колоколов, поднимающийся как невидимый дым от вершин старых соборов; разговор терпеливых лодочников на тысячах языков, теперь потерянных навсегда, возвращающихся домой против прилива в последнем свете дня; песни армий, марширующих в бои, которые время стерло вместе с их болью и злом; глухой шум десяти миллионов голосов, когда люди больших городов пробуждаются, чтобы встретить рассвет; холодный танец Авроры над бесконечными ледяными просторами; рев могучих двигателей, пролагающих дорогу к звездам. Все это она слышала в музыке и песнях, текущих в ночи — песнях далекой Земли, перенесших ее через световые годы….
Чистое сопрано поднималось и билось, как птица, на пределе слышимости, в бессловесной жалобе, которая рвала сердце. Это был плач о любви, потерянной в одиночестве космоса, о друзьях и о домах, которых никогда больше не увидишь, и которые должны будут исчезнуть из памяти. Это была песня о всех потерях и в ней ясно говорилось о тех, кто был оторван от Земли на дюжины поколений и о тех путешественниках, которым казалось, что они покинули свои поля и города лишь неделю назад.
Музыка умерла в темноте; с зачарованными глазами, избегая слов, люди Талассы стали медленно расходиться по домам. Лора не пошла с ними. От одиночества, которое пронзило ее душу, была только одна защита. И теперь она нашла ее в темном ночном лесу, когда руки Леона крепко обняли ее и их души и тела слились. Как путники, затерянные во враждебной пустыне, они чувствовали тепло и уют у костра любви. Пока горит этот костер, они были в безопасности среди теней, крадущихся в ночи, и вся вселенная с ее звездами и планетами казалась не более чем игрушкой в их руках.
Для Леона все случившееся казалось не вполне реальным. Несмотря на опасность, приведшую их сюда, он иногда думал, что в конце путешествия будет трудно убедить себя, что Таласса не только видение его долгого сна. Эта сильная и бездумная любовь, например; он не просил ее — она пронзила его. Едва ли найдется хоть один, кто не поддался бы ей, если бы приземлился, как они, после недель такого напряжения, на этой мирной, приятной планете.
Когда он был свободен от работы, они с Лорой совершали долгие прогулки в полях далеко от поселка, куда редко приходили люди, и только автоматические культиваторы нарушали их одиночество. Часами Лора расспрашивала его о Земле — но никогда не говорила о планете, которая была целью Магеллана. Он хорошо понимал причины этого и старался как можно лучше удовлетворить ее бесконечное любопытство о мире, который стал для нее «домом» едва ли не больше, чем для человека, который видел его собственными глазами.
Она была горько разочарована, услышав, что время городов прошло. Вопреки всему, что мог рассказать ей Леон о полной децентрализации культуры, которая покрывала планету от полюса до полюса, она все еще мыслила в понятиях таких исчезнувших гигантов, как Чандригар, Лондон, Астроград, Нью Йорк, и ей было трудно осознать, что они исчезли навсегда, а с ними и образ жизни, который они представляли.
«Когда мы покинули Землю,» объяснял Леон, «самыми большими центрами населения были университетские городки типа Оксфорда, или Энн Эрбор, или Канберры; в некоторых из них было до пятидесяти тысяч студентов и профессоров. Другие города редко достигали и половины этой величины.»
«Но что случилось с ними?»
«О, это был не простой процесс, но началось развитие средств коммуникации. Как только любой человек на Земле смог видеть и разговаривать с любым другим, просто нажав кнопку, исчезла главная необходимость в городах. Затем была открыта антигравитация и вы могли передвигать вещи или дома или что-нибудь еще прямо по небу, не беспокоясь о географии. Это завершило работу по преодолению расстояний, которую начал аэроплан на пару веков раньше. Кроме этого, люди получили возможность жить, где им нравится, и города стали уменьшаться.»
Лора помолчала; она лежала на траве, наблюдая за поведением пчелы, которых ее предки привезли с Земли. Пчела пыталась извлечь нектар из туземных цветов Талассы; насекомые еще не развились в этом мире и цветы были закрыты для летающих посетителей.
Расстроенная пчела оставила безнадежное занятие и, сердито жужжа, полетела прочь; Лора надеялась, что у нее хватит смысла вернуться во фруктовый сад, где она найдет более дружественные цветы. Когда она заговорила снова, ее голос высказал мечту, которая преследовала человечество почти тысячу лет.
«Как ты думаешь,» сказала оно задумчиво, «преодолеем ли мы когда-нибудь скорость света?»
Леон улыбнулся направлению ее мыслей. Путешествовать быстрее света — домой, на Землю, значило вернуться в родной мир, пока твои друзья еще живы — наверное, каждый колонист иногда мечтает об этом.
«Я не надеюсь на это,» сказал он. «Если бы было возможно, кто-нибудь уже осуществил бы это. Нет — мы должны проделывать медленный путь, потому что другого нет. Так уж построена вселенная и мы ничего тут не можем поделать.»
«Но я уверена, мы могли бы поддерживать контакт!»
Леон кивнул. «Это верно,» сказал он, «и мы пытаемся это сделать. Я не знаю в чем тут дело, но вы должны были давно уже услышать Землю. Мы высылали автоматы, несущие для всех колоний сообщения, содержащие полную историю всего, что произошло со времени их отправки, и просили направить ответ. Как только новости возвращаются на Землю, они переписываются и посылаются снова со следующим автоматом. Это что-то вроде межзвездной службы новостей с центром на Земле. Это конечно медленно, но другого способа нет. Если первый посланец новостей для Талассы потерялся, в пути должен находиться следующий — а может быть и несколько, на расстоянии двадцати или тридцати лет.»
Лора попыталась представить обширную, протянутую между звезд сеть сообщений, которыми обменивались Земля и ее далеко рассыпанные дети, и удивилась, как могла Таласса их не заметить. Но рядом с Леоном все это казалось неважным. Он был здесь, Земля и звезды были далеко. Что бы ни случилось плохого, это будет завтра….
В конце недели земляне построили на скалистой оконечности острова огромную, тяжелую пирамиду из металлических решеток, которая приютила несколько непонятных механизмов, направленных на море. Лора вместе с другими 571 обитателями Палм Бея и несколькими тысячами зрителей, пришедших в поселок, ждала первой пробы. Никому не позволили приблизиться к машинам ближе четверти мили — предосторожность, вызвавшая много тревоги среди наиболее нервных островитян. Знают ли земляне, что они делают? Предполагают, что что-то может пойти неправильно? И что же тогда они будут делать?
Леон со своими друзьями был внутри пирамиды, делая последние регулировки — «курсовое фокусирование», как он объяснял Лоре, не вдаваясь в подробности. Она смотрела с тем же беспокойным непониманием, как и все островитяне, пока далекие фигурки не появились из пирамиды и не направились на край скалы, где было возведено все сооружение. Они остановились там, крохотная группа фигурок, выделяющихся силуэтами на фоне океана, глядящая в море.
В миле от берега с водой происходило что-то странное. Казалось, там начинается шторм — но шторм, ограниченный поперечником в несколько сот ярдов. Волны величиной с гору вырастали, разбивались друг об друга и возникали снова. Через несколько минут волнение достигло берега, но центр маленького шторма оставался неподвижен. Лора подумала, что это было похоже на то, как будто невидимый палец протянулся с неба и начал размешивать воду.
Внезапно картина изменилась. Теперь волны не бились друг об друга; они выстроились в ряд, передвигаясь все быстрее и быстрее в плотном круге. Конус воды поднялся к небу, становясь выше и тоньше каждую секунду. Он был уже в сотни футов высотой и звук вращения стал сердитым ревом, наполнявшим воздух и вселяющим ужас в сердца всех, кто его слышал. Всех, за исключением группы людей, вызвавших этого монстра из глубины, наблюдающих его в спокойной уверенности, игнорируя волны, разбивающиеся почти у их ног.
Теперь вращающаяся башня воды быстро поднималась к небу, пронзая облака как стрела, направленная в космос. Ее покрытая пеной макушка уже исчезла из поля зрения и с неба пошел дождь, необычно большими каплями, как бывает перед грозой. Не вся вода, поднимаемая из единственного океана Талассы, достигала далекой цели; некоторая часть ускользала от контролирующих ее сил и падала назад от границы космоса.
Толпа стала медленно расходиться, удивление и испуг уступили место спокойному восприятию. Люди умели управлять гравитацией уже пол-тысячи лет и этот трюк — хоть и очень эффектный — не мог сравниться с чудом перелета огромного звездолета от солнца к солнцу почти со скоростью света.
Земляне теперь вернулись к своей машине, явно удовлетворенные результатами. Даже на расстоянии было видно, что они были счастливы — возможно, впервые с тех пор, как достигли Талассы. Вода для восстановления щита Магеллана, которая была на пути в космос, будет заморожена в нужной форме другими силами, которые эти люди заставили себе служить. Через несколько дней они будут готовы продолжить свой межзвездный полет.
До этой минуты Лора надеялась, что их постигнет неудача. Когда она увидела рукотворную водяную трубу, поднимающую свою ношу в небеса, от ее надежды ничего не осталось. Труба иногда немного колебалась, ее основание передвигалось взад и вперед, как будто ища точку равновесия между могучими, невидимыми силами. Но все это было полностью под контролем и выполняло свою задачу. Для нее имело значение только одно: скоро она должна будет сказать Леону «прощай».
Она медленно двинулась навстречу группе землян, пытаясь привести в порядок свои мысли и сдержать эмоции. Леон покинул своих друзей и шел ей навстречу. Облегчение и счастье были написаны у него на лице, но они быстро увяли, когда он увидел Лору.
«Ну, вот,» сказал он виновато, почти как школьник, застигнутый на месте преступления, «мы сделали это.»
«И теперь — как долго еще ты будешь здесь?»
Он уставился в песок, избегая встретиться с ней взглядом.
«О, дня три, может быть четыре.»
Она пыталась воспринять эти слова спокойно; в конце концов, она ведь ждала этого — в его словах не было ничего нового. Но она не смогла сдержаться и хорошо, что никого не было с ними рядом.
«Ты не можешь улететь!» крикнула она в отчаянии. «Останься на Талассе!»
Леон с нежностью взял ее за руки и прошептал: «Нет, Лора — это не мой мир; я никогда не привыкну к нему. Половина моей жизни прошла в подготовке к тому, что я сейчас делаю; я никогда не буду счастлив здесь, где больше не будет никаких преград. Через месяц я умру от скуки.»
«Тогда возьми меня с собой!»
«Ты не понимаешь, что говоришь.»
«Понимаю!»
«Ты только думаешь так; тебе будет более непривычно в моем мире, чем мне в твоем.»
«Я смогу научиться — я многое умею делать. До тех пор, пока мы будем вместе!»
Он отодвинул ее на расстояние вытянутых рук и посмотрел ей в глаза. Они отражали печаль и искренность. Она действительно верила в то, что говорила. В первый раз чувство порядочности укололо его. Он забыл — или предпочел не вспомнить — насколько серьезней могут быть такие вещи для женщины, чем для мужчины.
Он никогда не хотел причинить Лоре боль; он чувствовал к ней большую нежность и будет с трогательностью вспоминать ее всю свою жизнь. Теперь он понял, как и много мужчин перед ним, что не всегда просто сказать «прощай».
Оставалось сделать только одно. Лучше короткая, резкая боль, чем долгая горечь.
«Пойдем со мной, Лора,» сказал он. «я покажу тебе кое-что.»
Они не разговаривали, пока Леон вел ее к клирингу, который земляне использовали как посадочную площадку. Она была забита частями загадочного оборудования, некоторые из них были упакованы, другие отставлены в сторону для островитян. Несколько антигравитационных скутеров были припаркованы в тени пальм; даже когда они не использовались, они не касались земли, а висели в паре футов над травой.
Но не это интересовало Леона; он целенаправленно шел к сверкающему овалу, который выделялся на клиринге и обменялся несколькими словами с инженером, стоящим рядом с ним. Последовал короткий спор, затем другой сдался с видимым уважением.
«Он не полностью загружен,» объяснил Леон, помогая Лоре взойти на трап. «Но у нас есть еще такие же. Во всяком случае, другой челнок опустится сюда через пол-часа.»
Лора оказалась в мире, которого никогда не знала прежде — в мире технологии, в котором растерялись бы самые блестящие инженеры Талассы. На острове были машины, необходимые для жизни и счастья, но эти были далеко за пределами их сложности. Лора однажды видела большой компьютер, который фактически управлял жизнью островитян и с помощью которого улаживались разногласия не в одном поколении. Этот гигантский мозг был огромным и сложным, но казался теперь страшно простым по сравнению с машиной, которая впечатлила даже ее далекий от техники ум. Когда Леон сел к маленькой до смешного панели управления, казалось, его руки не делают ничего, а просто легко лежат на ней.
Внезапно стены стали прозрачными — и под ними возникла уже сжавшаяся Таласса. Не было ни ощущения движения, ни малейшего звука, но остров уменьшался прямо на ее глазах. Туманный край мира, огромная дуга, разделяющая голубизну моря от бархатной черноты космоса, начал изгибаться все больше и больше каждую секунду.
«Посмотри,» сказал Леон, показывая на звезды.
Корабль уже был виден и Лора почувствовала разочарование, что он такой маленький. Она увидела группы иллюминаторов вокруг центральной секции, но нигде на квадратном и угловатом корпусе больше не было других отверстий. За какую-то секунду иллюзия исчезла. Шок невероятности ударил по ее чувствам и поверг ее на край головокружения, когда она увидела, как безнадежно обмануты были ее глаза. Это были не иллюминаторы; корабль был все еще на расстоянии нескольких миль. То, что она видела, были пустые люки, через которые принимали и отправляли грузовые челноки, курсирующие между звездолетом и Талассой.
В космосе нет чувства перспективы, все объекты кажутся одинаково ясными и резкими, независимо от расстояния. Даже когда корпус корабля возник рядом с ними, затмевая звезды бесконечными изгибами металла, все еще нельзя было судить о его величине. Она могла только примерно угадать, что он по меньшей мере около двух миль в длину.
Грузовик пришвартовался, насколько могла судить Лора, без какого-либо вмешательства Леона. Она прошла за ним в небольшое контрольное помещение и, когда открылся воздушный шлюз, она с удивлением обнаружила, что может ступить прямо на палубу звездолета.
1 2 3 4
Танцы закончились рано. Была короткая речь президента — третья в этот вечер — представившего командира звездолета и обещавшего небольшой сюрприз. Капитан Голд также был краток; очевидно, он больше привык отдавать приказы, чем произносить речи.
«Друзья,» начал он, «вы знаете, почему мы здесь, и нет нужды говорить, как мы ценим ваше гостеприимство и доброту. Мы никогда не забудем вас и только сожалеем, что у нас так мало времени, чтобы узнать больше о вашем прекрасном острове и его людях. Надеюсь, вы простите нас за кажущуюся невежливость, но ремонт судна и безопасность наших компаньонов для нас главное.
По большому счету, несчастье, которое привело нас сюда, может стать удачей для нас обоих. Нам оно оставит счастливые воспоминания и вдохновение. Все, что мы здесь видели, многому научит нас. Может быть, мы сделаем мир, который ждет нас в конце пути, таким же светлым домом человечества, каким вы сделали Талассу.
Прежде чем мы продолжим путешествие, для нас будет долгом и удовольствием оставить вам все записи, какие возможно, чтобы заполнить тот пробел, который образовался с тех пор, как вы потеряли контакт с Землей. Завтра мы приглашаем ваших ученых и историков на наш корабль, где они смогут скопировать любые информационные ленты, какие пожелают. Так мы надеемся оставить вам те связи, которые обогатят ваш мир для последующих поколений. Это то немногое, что мы можем сделать.
Но сегодня вечером наука и история могут подождать, потому что у нас на борту есть и другие ценности. Земля не бездельничала в течение веков, с тех пор как ваши праотцы покинули ее. Давайте послушаем вместе ее наследие, которое мы оставим на Талассе перед отбытием.»
Свет потускнел; зазвучала музыка. Никто из присутствующих никогда не забудет этот момент. В трансе и удивлении Лора слушала, что хотели выразить люди в звуках, донесшихся сюда через разделяющие их столетия. Время исчезло; она даже не сознавала, что Леон стоит рядом с ней, держа ее за руку, когда музыка стала тише и поплыла вокруг них.
Это были вещи, о которых она совсем не знала, то, что принадлежало Земле и только Земле. Медленный звон могучих колоколов, поднимающийся как невидимый дым от вершин старых соборов; разговор терпеливых лодочников на тысячах языков, теперь потерянных навсегда, возвращающихся домой против прилива в последнем свете дня; песни армий, марширующих в бои, которые время стерло вместе с их болью и злом; глухой шум десяти миллионов голосов, когда люди больших городов пробуждаются, чтобы встретить рассвет; холодный танец Авроры над бесконечными ледяными просторами; рев могучих двигателей, пролагающих дорогу к звездам. Все это она слышала в музыке и песнях, текущих в ночи — песнях далекой Земли, перенесших ее через световые годы….
Чистое сопрано поднималось и билось, как птица, на пределе слышимости, в бессловесной жалобе, которая рвала сердце. Это был плач о любви, потерянной в одиночестве космоса, о друзьях и о домах, которых никогда больше не увидишь, и которые должны будут исчезнуть из памяти. Это была песня о всех потерях и в ней ясно говорилось о тех, кто был оторван от Земли на дюжины поколений и о тех путешественниках, которым казалось, что они покинули свои поля и города лишь неделю назад.
Музыка умерла в темноте; с зачарованными глазами, избегая слов, люди Талассы стали медленно расходиться по домам. Лора не пошла с ними. От одиночества, которое пронзило ее душу, была только одна защита. И теперь она нашла ее в темном ночном лесу, когда руки Леона крепко обняли ее и их души и тела слились. Как путники, затерянные во враждебной пустыне, они чувствовали тепло и уют у костра любви. Пока горит этот костер, они были в безопасности среди теней, крадущихся в ночи, и вся вселенная с ее звездами и планетами казалась не более чем игрушкой в их руках.
Для Леона все случившееся казалось не вполне реальным. Несмотря на опасность, приведшую их сюда, он иногда думал, что в конце путешествия будет трудно убедить себя, что Таласса не только видение его долгого сна. Эта сильная и бездумная любовь, например; он не просил ее — она пронзила его. Едва ли найдется хоть один, кто не поддался бы ей, если бы приземлился, как они, после недель такого напряжения, на этой мирной, приятной планете.
Когда он был свободен от работы, они с Лорой совершали долгие прогулки в полях далеко от поселка, куда редко приходили люди, и только автоматические культиваторы нарушали их одиночество. Часами Лора расспрашивала его о Земле — но никогда не говорила о планете, которая была целью Магеллана. Он хорошо понимал причины этого и старался как можно лучше удовлетворить ее бесконечное любопытство о мире, который стал для нее «домом» едва ли не больше, чем для человека, который видел его собственными глазами.
Она была горько разочарована, услышав, что время городов прошло. Вопреки всему, что мог рассказать ей Леон о полной децентрализации культуры, которая покрывала планету от полюса до полюса, она все еще мыслила в понятиях таких исчезнувших гигантов, как Чандригар, Лондон, Астроград, Нью Йорк, и ей было трудно осознать, что они исчезли навсегда, а с ними и образ жизни, который они представляли.
«Когда мы покинули Землю,» объяснял Леон, «самыми большими центрами населения были университетские городки типа Оксфорда, или Энн Эрбор, или Канберры; в некоторых из них было до пятидесяти тысяч студентов и профессоров. Другие города редко достигали и половины этой величины.»
«Но что случилось с ними?»
«О, это был не простой процесс, но началось развитие средств коммуникации. Как только любой человек на Земле смог видеть и разговаривать с любым другим, просто нажав кнопку, исчезла главная необходимость в городах. Затем была открыта антигравитация и вы могли передвигать вещи или дома или что-нибудь еще прямо по небу, не беспокоясь о географии. Это завершило работу по преодолению расстояний, которую начал аэроплан на пару веков раньше. Кроме этого, люди получили возможность жить, где им нравится, и города стали уменьшаться.»
Лора помолчала; она лежала на траве, наблюдая за поведением пчелы, которых ее предки привезли с Земли. Пчела пыталась извлечь нектар из туземных цветов Талассы; насекомые еще не развились в этом мире и цветы были закрыты для летающих посетителей.
Расстроенная пчела оставила безнадежное занятие и, сердито жужжа, полетела прочь; Лора надеялась, что у нее хватит смысла вернуться во фруктовый сад, где она найдет более дружественные цветы. Когда она заговорила снова, ее голос высказал мечту, которая преследовала человечество почти тысячу лет.
«Как ты думаешь,» сказала оно задумчиво, «преодолеем ли мы когда-нибудь скорость света?»
Леон улыбнулся направлению ее мыслей. Путешествовать быстрее света — домой, на Землю, значило вернуться в родной мир, пока твои друзья еще живы — наверное, каждый колонист иногда мечтает об этом.
«Я не надеюсь на это,» сказал он. «Если бы было возможно, кто-нибудь уже осуществил бы это. Нет — мы должны проделывать медленный путь, потому что другого нет. Так уж построена вселенная и мы ничего тут не можем поделать.»
«Но я уверена, мы могли бы поддерживать контакт!»
Леон кивнул. «Это верно,» сказал он, «и мы пытаемся это сделать. Я не знаю в чем тут дело, но вы должны были давно уже услышать Землю. Мы высылали автоматы, несущие для всех колоний сообщения, содержащие полную историю всего, что произошло со времени их отправки, и просили направить ответ. Как только новости возвращаются на Землю, они переписываются и посылаются снова со следующим автоматом. Это что-то вроде межзвездной службы новостей с центром на Земле. Это конечно медленно, но другого способа нет. Если первый посланец новостей для Талассы потерялся, в пути должен находиться следующий — а может быть и несколько, на расстоянии двадцати или тридцати лет.»
Лора попыталась представить обширную, протянутую между звезд сеть сообщений, которыми обменивались Земля и ее далеко рассыпанные дети, и удивилась, как могла Таласса их не заметить. Но рядом с Леоном все это казалось неважным. Он был здесь, Земля и звезды были далеко. Что бы ни случилось плохого, это будет завтра….
В конце недели земляне построили на скалистой оконечности острова огромную, тяжелую пирамиду из металлических решеток, которая приютила несколько непонятных механизмов, направленных на море. Лора вместе с другими 571 обитателями Палм Бея и несколькими тысячами зрителей, пришедших в поселок, ждала первой пробы. Никому не позволили приблизиться к машинам ближе четверти мили — предосторожность, вызвавшая много тревоги среди наиболее нервных островитян. Знают ли земляне, что они делают? Предполагают, что что-то может пойти неправильно? И что же тогда они будут делать?
Леон со своими друзьями был внутри пирамиды, делая последние регулировки — «курсовое фокусирование», как он объяснял Лоре, не вдаваясь в подробности. Она смотрела с тем же беспокойным непониманием, как и все островитяне, пока далекие фигурки не появились из пирамиды и не направились на край скалы, где было возведено все сооружение. Они остановились там, крохотная группа фигурок, выделяющихся силуэтами на фоне океана, глядящая в море.
В миле от берега с водой происходило что-то странное. Казалось, там начинается шторм — но шторм, ограниченный поперечником в несколько сот ярдов. Волны величиной с гору вырастали, разбивались друг об друга и возникали снова. Через несколько минут волнение достигло берега, но центр маленького шторма оставался неподвижен. Лора подумала, что это было похоже на то, как будто невидимый палец протянулся с неба и начал размешивать воду.
Внезапно картина изменилась. Теперь волны не бились друг об друга; они выстроились в ряд, передвигаясь все быстрее и быстрее в плотном круге. Конус воды поднялся к небу, становясь выше и тоньше каждую секунду. Он был уже в сотни футов высотой и звук вращения стал сердитым ревом, наполнявшим воздух и вселяющим ужас в сердца всех, кто его слышал. Всех, за исключением группы людей, вызвавших этого монстра из глубины, наблюдающих его в спокойной уверенности, игнорируя волны, разбивающиеся почти у их ног.
Теперь вращающаяся башня воды быстро поднималась к небу, пронзая облака как стрела, направленная в космос. Ее покрытая пеной макушка уже исчезла из поля зрения и с неба пошел дождь, необычно большими каплями, как бывает перед грозой. Не вся вода, поднимаемая из единственного океана Талассы, достигала далекой цели; некоторая часть ускользала от контролирующих ее сил и падала назад от границы космоса.
Толпа стала медленно расходиться, удивление и испуг уступили место спокойному восприятию. Люди умели управлять гравитацией уже пол-тысячи лет и этот трюк — хоть и очень эффектный — не мог сравниться с чудом перелета огромного звездолета от солнца к солнцу почти со скоростью света.
Земляне теперь вернулись к своей машине, явно удовлетворенные результатами. Даже на расстоянии было видно, что они были счастливы — возможно, впервые с тех пор, как достигли Талассы. Вода для восстановления щита Магеллана, которая была на пути в космос, будет заморожена в нужной форме другими силами, которые эти люди заставили себе служить. Через несколько дней они будут готовы продолжить свой межзвездный полет.
До этой минуты Лора надеялась, что их постигнет неудача. Когда она увидела рукотворную водяную трубу, поднимающую свою ношу в небеса, от ее надежды ничего не осталось. Труба иногда немного колебалась, ее основание передвигалось взад и вперед, как будто ища точку равновесия между могучими, невидимыми силами. Но все это было полностью под контролем и выполняло свою задачу. Для нее имело значение только одно: скоро она должна будет сказать Леону «прощай».
Она медленно двинулась навстречу группе землян, пытаясь привести в порядок свои мысли и сдержать эмоции. Леон покинул своих друзей и шел ей навстречу. Облегчение и счастье были написаны у него на лице, но они быстро увяли, когда он увидел Лору.
«Ну, вот,» сказал он виновато, почти как школьник, застигнутый на месте преступления, «мы сделали это.»
«И теперь — как долго еще ты будешь здесь?»
Он уставился в песок, избегая встретиться с ней взглядом.
«О, дня три, может быть четыре.»
Она пыталась воспринять эти слова спокойно; в конце концов, она ведь ждала этого — в его словах не было ничего нового. Но она не смогла сдержаться и хорошо, что никого не было с ними рядом.
«Ты не можешь улететь!» крикнула она в отчаянии. «Останься на Талассе!»
Леон с нежностью взял ее за руки и прошептал: «Нет, Лора — это не мой мир; я никогда не привыкну к нему. Половина моей жизни прошла в подготовке к тому, что я сейчас делаю; я никогда не буду счастлив здесь, где больше не будет никаких преград. Через месяц я умру от скуки.»
«Тогда возьми меня с собой!»
«Ты не понимаешь, что говоришь.»
«Понимаю!»
«Ты только думаешь так; тебе будет более непривычно в моем мире, чем мне в твоем.»
«Я смогу научиться — я многое умею делать. До тех пор, пока мы будем вместе!»
Он отодвинул ее на расстояние вытянутых рук и посмотрел ей в глаза. Они отражали печаль и искренность. Она действительно верила в то, что говорила. В первый раз чувство порядочности укололо его. Он забыл — или предпочел не вспомнить — насколько серьезней могут быть такие вещи для женщины, чем для мужчины.
Он никогда не хотел причинить Лоре боль; он чувствовал к ней большую нежность и будет с трогательностью вспоминать ее всю свою жизнь. Теперь он понял, как и много мужчин перед ним, что не всегда просто сказать «прощай».
Оставалось сделать только одно. Лучше короткая, резкая боль, чем долгая горечь.
«Пойдем со мной, Лора,» сказал он. «я покажу тебе кое-что.»
Они не разговаривали, пока Леон вел ее к клирингу, который земляне использовали как посадочную площадку. Она была забита частями загадочного оборудования, некоторые из них были упакованы, другие отставлены в сторону для островитян. Несколько антигравитационных скутеров были припаркованы в тени пальм; даже когда они не использовались, они не касались земли, а висели в паре футов над травой.
Но не это интересовало Леона; он целенаправленно шел к сверкающему овалу, который выделялся на клиринге и обменялся несколькими словами с инженером, стоящим рядом с ним. Последовал короткий спор, затем другой сдался с видимым уважением.
«Он не полностью загружен,» объяснил Леон, помогая Лоре взойти на трап. «Но у нас есть еще такие же. Во всяком случае, другой челнок опустится сюда через пол-часа.»
Лора оказалась в мире, которого никогда не знала прежде — в мире технологии, в котором растерялись бы самые блестящие инженеры Талассы. На острове были машины, необходимые для жизни и счастья, но эти были далеко за пределами их сложности. Лора однажды видела большой компьютер, который фактически управлял жизнью островитян и с помощью которого улаживались разногласия не в одном поколении. Этот гигантский мозг был огромным и сложным, но казался теперь страшно простым по сравнению с машиной, которая впечатлила даже ее далекий от техники ум. Когда Леон сел к маленькой до смешного панели управления, казалось, его руки не делают ничего, а просто легко лежат на ней.
Внезапно стены стали прозрачными — и под ними возникла уже сжавшаяся Таласса. Не было ни ощущения движения, ни малейшего звука, но остров уменьшался прямо на ее глазах. Туманный край мира, огромная дуга, разделяющая голубизну моря от бархатной черноты космоса, начал изгибаться все больше и больше каждую секунду.
«Посмотри,» сказал Леон, показывая на звезды.
Корабль уже был виден и Лора почувствовала разочарование, что он такой маленький. Она увидела группы иллюминаторов вокруг центральной секции, но нигде на квадратном и угловатом корпусе больше не было других отверстий. За какую-то секунду иллюзия исчезла. Шок невероятности ударил по ее чувствам и поверг ее на край головокружения, когда она увидела, как безнадежно обмануты были ее глаза. Это были не иллюминаторы; корабль был все еще на расстоянии нескольких миль. То, что она видела, были пустые люки, через которые принимали и отправляли грузовые челноки, курсирующие между звездолетом и Талассой.
В космосе нет чувства перспективы, все объекты кажутся одинаково ясными и резкими, независимо от расстояния. Даже когда корпус корабля возник рядом с ними, затмевая звезды бесконечными изгибами металла, все еще нельзя было судить о его величине. Она могла только примерно угадать, что он по меньшей мере около двух миль в длину.
Грузовик пришвартовался, насколько могла судить Лора, без какого-либо вмешательства Леона. Она прошла за ним в небольшое контрольное помещение и, когда открылся воздушный шлюз, она с удивлением обнаружила, что может ступить прямо на палубу звездолета.
1 2 3 4