Тревиндор принял этот выговор с поклоном.
– Я только перечислил все существующие возможности. Но мне пришли в голову еще две. Несложно было бы сменить мне образ мышления так, чтобы он не отличался от вашего и не вызывал бы в дальнейшем никаких разногласий.
– Мы уже обсуждали такую возможность. Но были вынуждены ее отвергнуть, несмотря на привлекательность такой идеи: ликвидация вашей личности была бы эквивалентна убийству. И во всей Вселенной есть только пятнадцать человек, чей интеллект превосходит ваш. Так что никакого права на подобное вмешательство у нас нет. Ваше последнее предложение?
– Ну хорошо, приговорить меня к изгнанию в пространстве вы не можете. Но ведь есть и еще альтернатива. Река Времени простирается перед нами в бесконечность, туда, куда только мысль может достать. Пошлите меня вниз по течению этой реки, в тот век, когда, несомненно, наша цивилизация уже не будет существовать. Мне известно, что при помощи Ростоновского поля времени это вы в состоянии сделать.
Наступило тягостное молчание. Не нарушая его, члены Совета передавали свои мнения сложной аналитической машине, которая их взвешивала, сопоставляла и выносила приговор. Наконец слово взял Председатель.
– Решено. Мы отправим вас в такое время, когда Солнце еще будет достаточно ярким, чтобы поддерживать жизнь на Земле, но это время будет достаточно отдалено от нас, чтобы не сохранилось уже никаких следов нашей цивилизации. Разумеется, вы будете снабжены всем необходимым для существования, безопасности и определенного комфорта. Теперь вы можете выйти. Мы пошлем за вами, как только все будет подготовлено.

Тревиндор поклонился и покинул мраморный зал. Никакая стража его не сопровождала. Все равно бежать ему было некуда, даже если бы он на это решился: галактические лайнеры могли пересечь всю Вселенную из конца в конец за какие-нибудь сутки.
В первый и последний раз за свою жизнь Тревиндор стоял на берегу того, что было некогда Тихим океаном, и прислушивался к шуму ветра в листьях того, что звалось когда-то пальмами. В сухом воздухе стареющего мира, не мигая, светила щепотка немногочисленных звезд, разбросанных там и сям в почти пустом углу космоса, через который теперь проходило наше Солнце. В сознании Тревиндора смутно промелькнул вопрос: будут ли они еще светить, когда он вновь увидит небо, в те дни, когда само Солнце станет клониться к могиле?
Зазвенел крохотный коммуникатор, прикрепленный к его запястью. Значит, время настало. Он отвернулся от моря и сосредоточенно зашагал навстречу своей судьбе. Но не успел Тревиндор сделать и десятка шагов, как время-пространство захватило его, и в мгновение его сознание застыло на века, до той поры, пока океаны не отступят и не исчезнут со своего места, пока не пройдут дни Галактической империи и гигантские созвездия не обратятся в прах.
Однако для самого Тревиндора не минуло никакого времени. Он лишь почувствовал, как под ногами влажный прибрежный песок сменился обожженной скалой. Пальмы исчезли, смолк рокот волн. Достаточно было взгляда, чтобы убедиться: самая память о море давно покинула этот иссушенный и умирающий мир. До самого горизонта простирались красные пески и голые камни пустыни, нигде не оживленной хотя бы единым растением. Над головой, в темном небе, позволяющем и среди дня отчетливо видеть звезды, висел незнакомо оранжевый диск Солнца.
И все-таки казалось – даже этот дряхлый мир хранил еще в себе некие остатки жизни. На севере – если север еще только существовал – луч света угрюмо отражался от какого-то металлического сооружения. До него не было и нескольких сот метров, и когда Тревиндор направился в его сторону, он почувствовал странную легкость в ногах, как будто само тяготение ослабело.
Вскоре он уже видел перед собой низкое здание, которое, казалось, было не построено, а просто установлено на этой равнине, так оно накренилось вместе с уклоном земли. Тревиндор подивился невероятному везению, с которым он так легко наткнулся на признаки цивилизации. Еще десяток шагов, и он понял, что вовсе не случайность, а преднамеренно принятое решение привело к появлению этого сооружения именно здесь и что оно столь же чуждо окружающему миру, как и он сам. Никакой надежды, что кто-либо выйдет ему навстречу, Тревиндор уже не питал.
Металлическая табличка над дверью ничего нового ему не сказала. Новенькая и непотускневшая, как будто выгравированная лишь вчера, что в некотором смысле соответствовало действительности, она несла в себе весть, одновременно исполненную и надежды, и горечи:
«Тревиндору с приветствиями от Совета. Это здание, которое мы послали при помощи времени-пространства вслед за вами, будет удовлетворять всем вашим потребностям в течение неопределенно долгого времени. Мы не знаем, будет ли существовать в этот период какая-либо цивилизация, в которой вы найдете свое место. Возможно, что человек уже вымрет к этому времени, так как доминировать предстоит Хромосоме К и мутации могут привести к развитию организмов, уже не носящих черты человека. Это предстоит открыть вам самому.
Вы будете свидетелем сумерек Земли, и, мы надеемся, вы не будете одиноки. Но если вам суждено быть последним живым существом в этом некогда прекрасном мире, помните, что вы сами сделали этот выбор. Прощайте».
Тревиндор прочел это послание дважды.
Со щемящим чувством он понял, что слова заключения мог написать не кто иной, как его друг поэт Цинтилларне. В душу его вторглось и затопило целиком ошеломляющее чувство одиночества и оторванности от всего сущего. Он присел на выступ скалы и закрыл лицо ладонями.
Прошло немало времени, прежде чем он нашел в себе силы войти в здание. Тут он преисполнился благодарности к давно уже скончавшимся членам Совета, что так щедро обошлись с ним. Он раньше ведь не думал, что в его век найдутся технические возможности, чтобы послать сквозь время целое здание. Тут его внезапно озарило. Взглянув снова на гравированную табличку, он убедился, что дата на ней относилась к дням, наступившим пять тысяч лет спустя после того, как он предстал перед судом себе равных в Зале справедливости.
Пятьдесят веков минуло, прежде чем его судьи смогли исполнить обещание, данное тому, кто, скорее всего, был уже к этому времени мертв. В чем бы ни был виновен Совет, его честность и обязательность далеко выходили за пределы того, что могли представить себе люди минувших веков.
Прошло немало дней, прежде чем Тревиндор нашел в себе силы снова выйти наружу. В здании ничто не было забыто: даже записи его любимых мыслей были тут, с ним. Он мог бы продолжать исследование природы объективной реальности и создавать философские учения до последних дней Вселенной, как ни бесплодны такие занятия, если единственным разумным существом на Земле был он сам. С кривой улыбкой он подумал, что на этот раз его рассуждения о человеческом предназначении уже вряд ли приведут к новому столкновению с обществом.
Прежде чем обратиться к внешнему миру, Тревиндор решил как следует ознакомиться со своим домом. Основной проблемой была возможность соприкосновения с цивилизацией, на случай если таковая будет существовать. Его снабдили мощным приемником, и он часами бродил по эфиру, от волны к волне, в надежде наткнуться на чью-нибудь передачу. Из приемника неслись разряды атмосферного электричества, но однажды радио разразилось взрывом чего-то, немного похожего на речь, но отнюдь не человеческого свойства. Больше ничем его поиски не вознаградились. Эфир, столько веков преданно служивший людям, наконец замолчал навсегда.
Последней надеждой Тревиндора был маленький автоматический летательный аппарат. Перед ним лежала вечность, а Земля – не столь уж большая планета. Всего за несколько лет он мог осмотреть ее всю. Так что прошло несколько месяцев, прежде чем изгнанник приступил к методическому исследованию своего мира, каждый раз снова возвращаясь из красной каменистой пустыни в дом.
Но везде его ждала одна и та же картина развалин и запустения. Сколько времени минуло с той поры, как пересохли моря, он не знал, но, умирая, они оставили и в горах, и в долинах бесконечные просторы, покрытые солью, перемешанной с грязью.
Тревиндор был рад, что родился не на Земле и никогда не видел ее во всем великолепии юности. Хотя он и был чужаком в этом мире, живи он здесь раньше, его сердце теперь не перенесло бы чувства печали, одиночества и заброшенности.
От полюса и до полюса, тысячи квадратных километров пустыни прошли под крылом его корабля. И только раз заметил Тревиндор признаки жизни. Он кружил над ложем давно исчезнувшего океана, когда взор его встрепенулся при виде какой-то зеленой полоски. Бугорок, который сыпучие пески еще не смогли одолеть, был покрыт редкой колючей травкой. И это – все, но ее вид вызвал слезы на глазах Тревиндора.
Он приземлился и вышел из машины, ступая осторожно, чтобы не повредить ни одной жадно борющейся за существование травинки. Нежно провел он руками по редкому коврику, представлявшему собой всю жизнь, оставшуюся теперь на планете. Прежде чем уйти, Тревиндор полил траву водой, потратив на это всю влагу, которую он только мог позволить себе истратить. Это бесполезный жест, но он был необходим самому Тревиндору.
Поиски шли к концу. Тревиндор давно оставил всякую надежду, но его неутомимый дух все еще гнал его дальше по просторам Земли. Он не мог успокоиться, пока не будет окончательно доказано то, чего он больше всего страшился. Так наконец он и добрался до гробницы Хозяина, тускло поблескивавшей под лучами Солнца, которых она столь немыслимо долго была лишена.

Сознание Хозяина пробудилось прежде, чем его тело. Он еще лежал, не способный даже веки поднять, а память уже вернулась к нему. Столетие, которое он решил миновать, было уже позади. Он выиграл игру, самую отчаянную из всех, которые вел человек! Тут им овладела слабость, и сознание его снова замутилось.
Но туман постепенно рассеялся, он почувствовал себя сильнее, хотя двигаться все еще не мог. Он полежал в темноте, собираясь с силами. Что за мир будет вокруг, когда он ступит через порог, навстречу дневному свету? Сможет ли он осуществить свои планы?.. Но что это?! Ужас судорогой потряс его до глубины сознания. Что-то двигалось рядом с ним, там, в гробнице, где ничто не должно было шевелиться, кроме него самого.
– Не пугайтесь. Я вам помогу. Вы в безопасности, и все будет хорошо.
Хозяин был слишком ошеломлен, чтобы отвечать, но подсознание его должно было сформулировать нечто вроде ответа, потому что он снова почувствовал мысль.
– Хорошо. Меня зовут Тревиндор. Как и вы, я тоже в этом мире изгнанник. Не двигайтесь, просто расскажите, как вы сюда попали и к какому роду человеческому принадлежали, ведь я никогда не видал вам подобных.
И снова страх и подозрительность нахлынули в голову Хозяина. Что это за существо, которое может читать его мысли, и зачем оно проникло в его тайное убежище? Но чистая, свежая, как призывный колокол, мысль проникла извне в его сознание и успокаивающе отразилась в мозгу.
– Я снова уверяю вас, что бояться нечего. Почему вас беспокоит, что я умею проникать в ваш разум? Ну что в этом странного?
– Что в этом странного?! – закричал Хозяин. – Кто ты такой, или что такое, бога ради?
– Я такой же человек, как и вы. Может быть, только ваш род примитивнее моего, раз чтение мыслей вам неизвестно.
В сознании Хозяина зародилось ужасное подозрение. И ответ пришел прежде, чем он сознательно сформулировал его.
– Вы проспали бесконечно больше, чем сто лет. Мир, который вы знали, перестал существовать намного раньше, чем вы только можете вообразить.
Хозяин более не слушал. Над ним снова распростерлась тьма, и он погрузился в бессознание. Тревиндор стоял над ним в молчании. Охватившее его чувство подъема пересилило ненадолго возникшее было разочарование. По крайней мере, он теперь будет не одинок. Ужас перед тем, чтобы вечно наедине встречать будущее, который страшным грузом лежал на его душе, в мгновение отступил. Он уже не один… Не один!
Хозяин зашевелился, и в сознание Тревиндора снова стали прокрадываться обрывки его мыслей. Картины того мира, что знал Хозяин, возникли одна за другой. Сперва Тревиндор не мог в них разобраться. Затем эти разрозненные обломки начали складываться в единое целое. Его охватила волна ужаса при виде одного народа, сражающегося с другим, городов, охваченных пламенем, и рушащихся развалин. Что это за мир? Неужели люди могли пасть так низко? Конечно, он слышал легенды о таких вещах, дошедшие до него из непомерно далекого прошлого, но ведь все это должно было принадлежать самому раннему детству человечества и там остаться навеки. Не могло же такое прошлое вернуться!
Теперь разрозненные мысли стали отчетливее и вместе с тем еще ужаснее. Век, из которого явился этот изгнанник, был подлинным кошмаром, и ничего странного в том, что он бежал из него! Здесь Тревиндор вдруг понял, что перед ним – сам создатель всего этого кошмара, который погрузился в реку времени с единой целью – распространить эту заразу на грядущие годы.
Страсти человеческие, которые Тревиндор раньше и вообразить себе не мог, предстали перед его взором: тщеславие, жажда власти, жестокость, нетерпимость, ненависть. Он попытался выключить свое сознание, но почувствовал, что разучился это делать. С мучительным криком Тревиндор ринулся наружу, в молчание пустыни.
Была ночь, очень тихая ночь – Земля слишком устала для того, чтобы над ней еще веяли ветры. Все скрывалось во тьме, но Тревиндор знал, что и тьма не может спрятать мысли, возникающие в недрах разума, с которым он теперь обречен разделять мир. Он снова был один, и ничего более ужасного раньше он не мог бы себе представить. Но теперь он знал, что есть нечто, еще более страшное, чем даже одиночество.
Тишина ночная, величие звезд принесли покой в душу Тревиндора. Он медленно повернулся и зашагал по своим следам обратно, тяжело ступая и думая о том, что ему предстояло совершить такое, чего ни один ему подобный еще никогда не делал.
Когда Тревиндор вошел в помещение, Хозяин уже был на ногах. Может быть, он почувствовал какой-то намек в чужих намерениях, потому что лицо его было бледно. Тревиндор заставил себя пристально углубиться в мозг Хозяина. Его сознание отпрянуло в сторону, когда он распознал там хаос противоречивых чувств, всполошенных всплеском страха. В этом водовороте одна мысль возникала все время, хотя и отчетливо, но как бы с дрожью:
– Что ты собираешься делать? Почему смотришь на меня так?
Тревиндор не отвечал, ограждая свой мозг от прикосновений и изо всех сил собираясь с решимостью. Смятение в сознании Хозяина нарастало. На секунду его ужас даже вызвал что-то близкое к сожалению в мягкой душе Тревиндора; воля его поколебалась. Но тут перед ним опять возникло видение горящих и рушащихся городов.
Всей силой своего разума, подкрепленной тысячами веков эволюции, он обрушился на человека, стоявшего перед ним. И в мозг Хозяина, уничтожая все, вонзилась единственная мысль – мысль о смерти.
Мгновение Хозяин стоял недвижно, только глаза его дико взирали на все вокруг. Но легкие его прервали работу, дыхание прекратилось, пульс крови в жилах, так долго молчавший, снова начал замирать, теперь уже навсегда. Без звука Хозяин повалился на землю.

Тревиндор очень медленно повернулся и вышел в ночь. Молчание и одиночество пустого мира саваном окутали его. Сыпучий песок, так долго ждавший своего часа, начал надвигаться на открытые двери гробницы Хозяина.



1 2