Эдди подумал, что Марк Твен мог бы назвать следующую главу, несомненно, колоритной жизни Джона Каллема «Янки из Мэна при дворе Алого Короля», но решил не озвучивать свои слова.
– Вы бывали в Нью-Йорке?
– Господи, конечно. Провел там увольнительную на сорок восемь часов, когда служил в армии. Насколько помню, побывал в мюзик-холле «Радио Сити» и в Эмпайр-Стейт-Билдинг. Должно быть, увидел и другие достопримечательности, потому что мой кошелек похудел на тридцать долларов, а два месяца спустя мне поставили диагноз: триппер.
– На этот раз у вас будет слишком много дел, чтобы подхватить триппер. Возьмите с собой кредитные карточки. Я знаю, что они у вас есть, потому что в бардачке лежат квитанции.
– Там действительно бардак, не так ли? – полюбопытствовал Каллем.
– Ага, выглядело все, как изжеванная собакой обувь. Увидимся в Лоувелле, Джон, – и Эдди повесил трубку. Посмотрел на пакет в другой руке Роланда, изогнул брови.
– Это сэндвич «пубой», – пояснил Роланд, – с большим количеством майо, уж не знаю, что это такое. Я бы предпочел соус, который не выглядит, как сперма, но, возможно, тебе виднее.
Эдди закатил глаза.
– Боже, умеешь же ты разжечь аппетит.
– Ты так говоришь?
Эдди пришлось напомнить себе, что чувство юмора у Роланда отсутствовало практически полностью.
– Говорю, говорю. Пошли. Я смогу съесть мой спермо-сырный сэндвич и за рулем. Опять же, нам надо обсудить, как строить разговор с Каллемом.

7

Они сошлись во мнении, что Джону Каллему следует рассказать все, во что он сможет поверить и что выдержит его психика. Чтобы потом, если не возникнет неожиданных осложнений, вручить ему акт купли-продажи и направить к Эрону Дипно. Строго наказав, что разговор с ним надо вести в отсутствие не заслуживающего доверия Келвина Тауэра.
– Каллем и Дипно на пару сумеют найти Мозеса Карвера, – сказал Эдди, – а я сообщу Каллему достаточно сведений о Сюзи… личного порядка, чтобы убедить Карвера, что она по-прежнему жива. В конце концов… все будет зависеть именно от убедительности Дипно и Каллема. И той энергии, которую они вложат в создание «Тет корпорейшн» на закате жизни. Эй, эта парочка еще сможет удивить нас! Я не могу представить себе Каллема в костюме и при галстуке, но разъезжающим по стране, чтобы тормозить бизнес «Сомбры»… почему нет? Он задумался, склонив голову набок, котом кивнул, улыбаясь. – Да. Это у него получится.
– Крестный отец Сюзанны тоже должен быть тертым калачом, – заметил Роланд. – Только с кожей другого цвета. Такие люди часто говорят на одном языке, когда составляют ан-тет. И, возможно, я смогу дать Каллему нечто такое, что поможет ему убедить Карвера войти в нашу компанию.
– Сигул?
– Да.
Его слова заинтриговали Эдди.
– Какой?
Но, прежде чем Роланд успел ответить, Эдди пришлось надавить на педаль тормоза. Они уже были в Лоувелле, на Шоссе 7, а им навстречу, вдоль придорожного кювета, шатаясь из стороны в сторону, шел старик с торчащими во все стороны всклоченными седыми волосами. В рубище из грязной материи. Костлявые руки и ноги покрывали царапины и язвы. Шел он босиком, а место ногтей занимали отвратительные и грозного вида желтые когти. Под мышкой нес какой-то деревянный предмет, похожий на сломанную лютню. Эдди подумал, что очень уж странно смотрится этот старик на шоссе, где ранее им встречались только серьезного вида бегуны трусцой, определенно, приезжие, в нейлоновых шортах, бейсболках и футболках (у одного на груди Эдди прочитал: «НЕ СТРЕЛЯЙТЕ В ТУРИСТОВ»).
Старик тем временем приближался, медленно, но верно сокращая расстояние до «гэлакси», и с губ Эдди сорвался крик ужаса. Глаза старика сливались над переносицей, напоминая двухжелтковое яйцо на сковородке. Из одной ноздри, как бивень, торчал клык. Но наибольшее отвращение вызывало зеленоватое свечение лица старика. Словно на кожу нанесли тонкий слой флуоресцирующей каши-размазни.
Странное существо увидело их и метнулось в лес, бросив расщепленную лютню.
– Господи! – вырвалось у Эдди. Если это был приходящий, он очень надеялся, что ему уже не доведется увидеть второго.
– Останавливайся, Эдди! – крикнул Роланд, ударил ребром ладони по приборному щитку «форда» Каллема, который, подняв шлейф пыли, замер на обочине рядом с тем местом, где скрылся в лесу жуткий старик.
– Открой заднюю крышку, – Роланд уже распахнул дверцу со стороны пассажирского сидения. – Достань мой вдоводел.
– Роланд, мы спешим, а до Тэтлбек-лейн еще три мили на север. Я думаю, нам надо…
– Заткнись и принеси его! – проревел Роланд, затем побежал к лесу. Глубоко вдохнул, а когда что-то прокричал вслед убежавшему уроду, от его голоса по рукам Эдди побежали мурашки. Раз или два он слышал, как Роланд говорил таким вот голосом, но в промежутках не составляло труда забыть, что в венах стрелка текла королевская кровь.
Он произнес несколько фраз, которых Эдди не понял, но последнюю разобрал: «Иди сюда, ты, дитя Родерика, ты, сгнивший, ты, заблудший, и преклони колени передо мной, Роландом, сыном Стивена, из рода Эльда».
Поначалу ничего не изменилось. Эдди открыл багажник «форда», принес Роланду его револьвер. Стрелок затянул пояс-патронташ, даже не взглянув на Эдди, не говоря уж о том, чтобы поблагодарить.
Прошло тридцать секунд. Эдди уже открыл рот, чтобы предложить Роланду продолжить путь, когда шевельнулась запыленная придорожная листва. А еще через пару мгновений из леса появился старик с седыми космами. Он плелся, едва переставляя ноги, с опущенной головой. На рубище расплывалось большое мокрое пятно. Эдди почувствовал сильный запах свежей мочи.
Однако, урод упал на колени и поднял деформированную руку ко лбу, с такой обреченностью, что Эдди едва не заплакал.
– Хайл, Роланд из Гилеада, Роланд Эльдский! Ты покажешь мне какой-то знак, дорогой?
– В городке Речной Перекресток старая женщина, которая называла себя матушка Талита, дала Роланду серебряный крестик на серебряной же, из мелких звеньев, цепочке. С тех пор Роланд носил крестик на груди. Теперь сунул руку за пазуху и показал крестик коленопреклоненному старику, медленному мутанту, умирающему от радиоактивной болезни, Эдди в этом не сомневался, и мутант издал крик изумления.
– Ты найдешь покой в конце своего пути, ты, дитя Родерика? Ты найдешь покой на пустоши?
– Да, мой дорогой, – ответил мутант, рыдая, а потом заговорил на тарабарском языке и Эдди не смог разобрать ни слова. Посмотрел направо, налево, ожидая увидеть приближающиеся автомобили, все-таки лето, разгар отпускного сезона, но шоссе 7 пустовало, никаких машин. Удача явно им благоволила.
– Сколько таких, как ты, в этим местах? – спросил Роланд, прерывая приходящего. Произнося эти слова, он достал из кобуры револьвер и поднял орудие смерти на уровень груди.
Дитя Родерика вскинул руку к горизонту, не поднимая головы.
– Делах note 16 Note16
Делах – много.

, стрелок, ибо здесь перегородки между мирами тонки, скажи анро кон фа; сей-сей дезине фанно билле собайр кан. Я, Черин, девар дан ду. Потому что я грущу по ним. Кан-тои, Кан-тах. Кан Дискордия, авен ла кам мах кан. Если лах вайнен, то…
– Как много дан девар?
Мутант обдумал вопрос Роланда, пять раз растопырил пальцы (Эдди их сосчитал: десять). Хотя чего пятьдесят, Эдди не знал.
– И Дискордия? – резко спросил Роланд. – Ты действительно так говоришь?
– О, да, так говорю я, Чевин из Чайвена, сын Хамила, менестрель Южных равнин, которые когда-то были моим домом.
– Скажи мне название города, который стоит у замка Дискордия, и я освобожу тебя.
– Ах, стрелок, там все мертвы.
– Я так не думаю. Называй его.
– Федик! – вскричал Чевин из Чайвена, странствующий музыкант, который и представить себе не мог, что его жизнь оборвется в таком далеком, странном месте, не на равнинах Срединного мира, а в горах западного Мэна. Внезапно он поднял голову, обратил к Роланду свое жуткое, светящееся лицо. Широко раскинул руку, словно распятый на кресте.
– Федик – на дальней стороне Тандерклепа, на Тропе луча! На Луче Шардика, на Луче Матурин, на Пути к Темной…
Револьвер Роланда рявкнул один только раз. Пуля попала коленопреклоненному мутанту в лоб, окончательно изуродовав и без того страшное лицо. Когда Чевин падал на землю, его плоть на глазах Эдди превралась в зеленоватый дым, эфемерный, как крыло шершня. С мгновение Эдди видел зависшие в воздухе зубы Чевина из Чайвена, напоминающие коралловое кольцо, потом исчезли и они.
Роланд бросил револьвер в кобуру. Потом выставил оставшиеся пальцы правой руки и привел ими сверху вниз перед лицом, словно отпуская мутанту его грехи.
– Дай ему покой, – сказал Роланд, после чего расстегнул пояс-патронташ и начал заворачивать в него револьвер.
– Роланд, это был… это был медленный мутант?
– Да, полагаю, можно сказать и так, бедный старик. Но Родерики, насколько мне известно, жили за морями, за долами, на краю света, хотя, прежде чем мир сдвинулся, они присягнули на верность Артуру Эльдскому, – он повернулся к Эдди, синие глаза горели на усталом лице. – Федик – тот самый город, куда Миа отправилась рожать своего ребенка. Куда взяла Сюзанну. К последнему замку. Вероятно, мы нам придется вернуться в Тандерклеп, но сначала мы должны попасть в Федик. Как хорошо знать, где Сюзанна.
– Он сказал, что он грустит. По кому?
Роланд только покачал головой, не ответив на вопрос Эдди. Мимо проехал грузовик «Кока-колы», далеко на западе громыхнул гром.
– Федик у Дискордии, – пробормотал стрелок. – Федик – Красная смерть. Если мы сможем спасти Сюзанну… и Джейка… мы пойдем назад, к Пограничью, к Кальям. Но мы вернемся, лишь закончив наши дела здесь. А когда вновь повернем на юго-восток…
– Что? – с тревогой спросил Эдди. – Что тогда, Роланд?
– Тогда мы не остановимся, пока не достигнем Башни, – он вытянул перед собой руки, посмотрел на их дрожь, потом повернулся к Эдди. На его лице читалась усталость, но не страх. – Никогда я не был так близок к ней. Я слышу шепот всех моих ушедших друзей и их ушедших отцов. И шепчут они про близость Башни.
Эдди с минуту смотрел на Роланда, зачарованный и испуганный. Затем усилием воли отвел взгляд.
– Ладно, – он направился к открытой дверце у водительского сидения, – если эти голоса шепчут тебе и что нужно сказать Каллему, чтобы убедить его сделать все, что нам от него нужно… ты уж, пожалуйста, дай мне знать.
Эдди сел за руль и захлопнул дверцу до того, как Роланд успел ответить. Мысленным взором он по-прежнему видел Роланда, вытягивающего руку с большим револьвером, целящегося в коленопреклоненную фигуру, нажимающего на спусковой крючок. И этого человека он называл старшим и другом. Но мог ли он с уверенностью утверждать, что Роланд не проделал бы такого с ним… с Сюзи… с Джейком… если бы сердце сказало ему, что этим он приблизится к своей Башне? Не мог. И однако, шел с ним. И пошел бы даже в том случае, если бы в глубине сердца знал, не дай Бог, конечно, что Сюзанна мертва. Потому что не мог поступить иначе. Потому что Роланд был для него даже больше, чем старший и друг.
– Отцом, – выдохнул Эдди перед тем, как Роланд открыл дверцу и залез в кабину.
– Ты что-то сказал, Эдди? – спросил Роланд.
– Да, – ответил Эдди. – «Чуть дальше note 17 Note17
На английском, слова отец и чуть дальше, соответственно, father и farther, звучат одинаково.

нам поворачивать». Мои слова.
Роланд кивнул. Эдди включил передачу и «форд» покатился к Тэтлбек-лейн. Еще вдалеке, но чуть ближе, чем раньше, вновь громыхнул гром.

Глава 4. Дан-тете


1

Момент появления ребенка на свет приближался, и Сюзанна Дин огляделась, вновь сосчитав своих врагов, как ее учил Роланд. «Ты не должна открывать огонь, – говорил он, – не зная, кто и в каком количестве противостоит тебе. Конечно, есть еще два варианта. Или ты твердо знаешь, что сосчитать их нет никакой возможности, или решила умереть в этот день». Ей, понятное дело, хотелось отделаться от этого ужасного, вторгающегося в мысли шлема, но, каким бы ни было его предназначение, шлем этот не мешал Сюзанне пересчитывать тех, кто почтил своим присутствием рождение малого Миа. И ее это радовало.
Во-первых, Сейр, который командовал парадом. «Низкий» мужчина, с одним из пульсирующих красных пятен во лбу. Потом Скоутер, врач, который устроился между ног Миа, готовясь принять роды. Сейр быстро поставил дока на место, когда тот повел себя слишком уж нагло, но, похоже, не собирался мешать ему выполнять профессиональный долг. Кроме Сейра, Сюзанна насчитала еще пятерых «низких людей», но по именам знала только двоих. Одного из них, с бульдожьей мордой и толстым животом, звали Хабер. Рядом с Хабером стояла птицетварь с головой в коричневых перьях и злобными глазами ястреба. Это существо звали то ли Джей, то ли Джи. Все семеро были вооружены автоматическими пистолетами, рукоятки которых торчали над кобурами. Пистолет Скоутера вылезал из-под белого халата всякий раз, когда врач наклонялся. Сюзанна уже решила, что постарается завладеть именно этим пистолетом.
К ним следовало прибавить троих бледных, настороженных существ, которые стояли за Миа. По густосиним аурам Сюзанна определила, что это вампиры. Возможно, из тех, кого отец Каллагэн относил к третьему типу (бывший священник еще сравнивал их с рыбой-лоцманом). Итого, десять. У двух вампиров были арбалеты, у третьего – какой-то электрический меч, который сейчас, опущенный вниз, чуть светился. Если б ей удалось добраться до пистолета Скоутера («Когда ты завладеешь им, сладенькая», – поправила она себя. Она прочитала книгу «Мощь позитивного мышления» и до сих пор верила каждому слову преподобного Пила»), она в первую очередь намеревалась нейтрализовать вампира с электрическим мечом. Лишь Господь знал, какой урон могло нанести это оружие, но Сюзанна Дин не хотела этого выяснять.
Присутствовала еще и медицинская сестра с головой большой коричневой крысы. Пульсирующий красный глаз в центре лба подсказал Сюзанне, что на всех остальных «низких людях» человеческие маски, которые они носили с тем, чтобы, не пугать своих жертв, когда приходилось выйти на улицы Нью-Йорка. Возможно, не все маски скрывали крысиные морды, но Сюзанна точно знала, что никто из них не похож на Роберта Гуле note 18 Note18
Гуле, Роберт (р. 1933) – настоящее имя Стенли Эпплбаум, певец и актер.

. И, насколько она могла видеть, оружия не было только у крысоголовой медсестры.
Итак, всего одиннадцать. Одиннадцать на весь огромный и, по большей части, пустой лазарет, расположенный, на этот счет сомнений у нее практически не было, отнюдь не под Манхэттеном. И она, пожалуй, могла положить всех, воспользовавшись тем, что их внимание сосредоточено на ребенке Миа, ее драгоценном малом.
– Он идет, доктор! – нервно и восторженно воскликнула медсестра.
Она не ошиблась. Подсчеты Сюзанны оборвал приступ жуткой боли, какой ей еще не доводилось испытывать. Боль эта захлестнула их обоих. Накрыла с головой. Они закричали в унисон. А Скоутер требовал от Миа: «Тужься! Тужься! ТУЖЬСЯ!»
Сюзанна закрыла глаза и тоже тужилась, потому что это был и ее ребенок… во всяком случае, был раньше. И чувствуя, как боль уходит из нее, будто вода в сливное отверстие раковины, она ощутила глубочайшую печаль. Ибо ребенка она полностью переправила Миа: последние несколько строк живого послания, которые каким-то образом заставили передать тело Сюзанны. На том все и закончилось, Что бы ни произошло потом, эта страница ее жизни переворачивалась, вот Сюзанна Дин и издала крик облегчения и сожаления, крик, который прозвучал, как песня.
А потом, до того, как начался кошмар, столь ужасный, что мельчайшие подробности она будет помнить предельно четко, словно высвеченные ярким прожектором, до того дня, как шагнет в пустошь, Сюзанна почувствовала маленькую горячую руку, охватившую ее запястье. Повернула голову, вместе с надетым на нее металлическим шлемом. Услышала, как ахнула. Встретилась взглядом с Миа. Последняя разлепила губы и произнесла одно-единственное слово. Сюзанна не смогла расслышать его за ревом Скоутера (тот, подняв щипцы над головой, наклонился, всматриваясь между ног Миа). Однако, услышалаего и поняла, что Миа старается выполнить свое обещание.
«Я освобожу тебя, если представится случай», обещала ее похитительница, и теперь в голове Сюзанны прозвучало слово: «Чеззет». Его же она увидела на губах рожающей женщины.
«Сюзанна, ты меня слышишь?»
«Я слышу тебя очень хорошо», –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15