Но сегодня Джеку вдруг стало неуютно - он опять почувствовал себя
у_п_р_а_в_л_я_е_м_ы_м_ существом, объектом чьих-то экспериментов: как
будто неведомая сила забросила его с матерью на этот пустынный берег.
ОНИ хотят, чтобы он был здесь. Кто - ОНИ?
Или он сходит с ума? Внутренним зрением Джек увидел сумасшедшего
старика, шепчущего что-то и разбрасывающего по тротуару чистые кредитные
карточки.
В небе парила чайка. Джек дал себе слово, что поговорит со
Смотрителем о своих ощущениях. Джек был уверен, что тот не высмеет его.
Они уже стали друзьями, и Джек понимал, что может рассказать старому
сторожу почти все.
Но он еще не был готов. Это напоминало безумие, и он сам еще не во
всем разобрался. Джек, пересиливая себя, повернулся спиной к Стране Чудес
и побрел по берегу к гостинице.

2. ВОРОНКА ОТКРЫВАЕТСЯ
Джек Сойер не поумнел и на следующий день. Прошлой ночью ему
приснился самый странный сон в его жизни. В этом сне кошмарное создание -
полуразложившийся, кривой на один глаз карликовый монстр пришел за его
матерью. "Твоя мамочка почти мертва, Джек, хочешь помолиться за упокой ее
души?" - проквакало существо, и Джек знал - такое знание приходит только
во сне, - что монстр радиоактивен, его прикосновение смертельно. Проснулся
мальчик в холодном поту от собственного крика. Шум прибоя помог ему прийти
в себя, но он еще долго не мог уснуть.
Джек собирался рассказать этот сон матери; но Лили пребывала в дурном
неразговорчивом настроении, прячась за клубами сигаретного дыма. Только
после того, как мальчик по ее просьбе принес ей кофе, Лили слегка
улыбнулась ему.
- А не поужинать ли нам вместе?
- Даже так?
- Даже так. Но только не полуфабрикаты. Я удрала из Лос-Анджелеса в
Нью-Хэмпшир не для того, чтобы отравиться сосисками.
- Давай сходим в одно из кафе на Хэмптон-Бич, - предложил Джек.
- Договорились. Теперь иди играть.
"Иди играть", - с необычной для себя злостью подумал Джек. - "Ты так
спокойно меня прогоняешь, мамочка! Иди играть! С кем? Мама, почему ты
здесь? Почему мы здесь? Ты очень больна? Почему не хочешь говорить со мной
о дяде Томми? Что случилось с дядей Морганом? Что?!"
Вопросы, вопросы... Нет ничего хуже вопросов, на которые никто не
может ответить.
К_р_о_м_е _С_м_о_т_р_и_т_е_л_я_.
Вот смешно: ну как может один чернокожий старикан, которого Джек
только что встретил, разрешить все его проблемы?
Он брел по мрачному пустынному берегу и думал о Смотрителе
Территорий.

"Это как конец света, верно?" - снова вспомнил Джек.
Морские чайки парили над волнами. По календарю было еще лето, но в
Аркадия-Бич оно заканчивалось в День Труда. Тишина была тяжелой, как и
воздух.
Джек взглянул на свои тапочки и увидел на них пятна мазута. "Грязный
пляж, - подумал он. - Всюду грязь". Он не знал, где измазался, и чуть
отодвинулся от кромки воды.
Плакали в небе птицы. Одна из них вскрикнула особенно громко, и сразу
после этого Джек услыхал квакающий, почти металлический звук. Он
остановился и увидел, что звук издает незакрепленная лестница, ведущая на
смотровую площадку на скале. Наконец крепления оторвались и лестница
рухнула на ровный, утрамбованный песок, расколов надвое ничего не
подозревавшего гигантского морского моллюска. Джек увидел его
внутренности, - гору сырого мяса, бьющуюся в судорогах... или же это была
игра воображения?
"Не хочу этого видеть".
Но до того, как он смог отвернуться, желтый, цепкий клюв чайки
схватил мясо и поглотил его. У Джека засосало под ложечкой. Мысленно он
услышал, как рвется живая плоть, подобно вскрику от боли.
Он вновь попытался отвернуться от вздымаемых порывами ветра волн - и
не смог. Чайка подавилась и выплюнула остатки грязно-розового мяса, затем
вновь заглотнула его, и через секунду под пристальным взглядом ее черных
глаз Джек постиг ужасную правду: умирают отцы, умирают матери, умирают
дяди, даже если они окончили Йельский университет и в своих
трехсотдолларовых костюмах выглядели такими же непоколебимыми, как стены
банка. Возможно, дети тоже умирают... и в этом, наверное, ужасная правда
жизни.
- Эй, - произнес Джек, не замечая, что произносит вслух свои мысли. -
Эй, дайте мне передохнуть!..
Чайка застыла на мгновение, буравя его глазами, но тут же возобновила
свои ужасные игры с останками моллюска. "Что-нибудь хочешь, Джек? Судороги
еще не прекратились! Боже мой, невозможно поверить, что это смерть!"
Мощный желтый клюв вновь и вновь заглатывал и выплевывал кусок мяса.
Кыш-ш-ш-ш - огрызнулась птица и взмыла в серое сентябрьское небо.
Мальчику вновь показалось, что она смотрит на него, как оглядывают
комнату, только войдя в нее - без всякой цели. А глаза... он знал эти
глаза.
Внезапно ему захотелось увидеть глаза матери - ее темно-синие глаза.
Он не помнил, когда еще с таким нетерпением хотел увидеть ее - с тех пор,
как был очень маленьким. Баю-бай, запело у него в голове голосом матери, и
этим "_ч_т_о_-_т_о_" _б_ы_л _г_о_л_о_с _в_е_т_р_а_. "Баю-бай, засыпай.
Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. Твой папаша бросил нас, он уехал
слушать джаз!" Чертов джаз! Укачивая Джека, мать курила одну сигарету за
другой, не отрывая глаз от сценария - голубые страницы, он помнил это ее
выражение: голубые страницы.
"Баю-бай, Джекки, все кругом спят! Я люблю тебя, Джекки. Ш-ш-ис...
спи. Баюшки-баю".
На него смотрела чайка.
Внезапно Джека охватил ужас, сдавив горло железным обручем: он
увидел, что _ч_а_й_к_а _д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о _с_м_о_т_р_и_т _н_а
н_е_г_о_. Эти черные глаза (_ч_ь_и _о_н_и_?_) _р_а_с_с_м_а_т_р_и_в_а_л_и
его. И он знал этот взгляд.
Кусок сырого мяса все еще торчал из клюва, но чайка тут же
окончательно проглотила его.
Джек повернулся и побежал, запрокинув голову и глотая горячие соленые
слезы. Тапочки увязали в песке, и его единственным желанием было убежать
как можно дальше от пристального взгляда, весь день преследующего его.
Двенадцатилетний одинокий Джек Сойер мчался к гостинице, забыв о
Смотрителе, слезы и ветер заглушали его крик, а он все пытался кричать:
нет, нет, нет!

Джек остановился на пригорке и перевел дыхание. Разгоряченный и
потный, он присел на скамейку, предназначенную для пришедших сюда
стариков, и убрал волосы со лба. "Возьми себя в руки. Капитан не должен
покидать свой корабль".
Мальчик улыбнулся и действительно почувствовал себя лучше. Отсюда, с
пятидесятифутовой высоты, все выглядело иначе. Возможно, виноват был
барометр, показывающий перепад давления или еще что-либо в этом роде. То,
что случилось с дядей Томми, - ужасно, но с этим можно смириться. Так
говорила и мама. Дядя Морган в этот раз появился со своим известием
несколько поздно, но вообще-то дядя Морган _в_с_е_г_д_а_ приносит вред.
А мама... Она, конечно, самое главное!
С ней ничего не должно случиться, - думал Джек, сидя на скамейке и
вытряхивая из тапочек песок. С ней не должно ничего произойти, хотя,
конечно, это _в_о_з_м_о_ж_н_о_. Прежде всего, никто не возьмется
утверждать, что она больна раком. Верно? Конечно. Если бы она была больна,
то не взяла бы его сюда. Скорей всего, они поехали бы в Швейцарию, где она
принимала бы лечебные ванны или что-нибудь в этом роде. Именно так она и
поступила бы. Так, может быть...
Низкий, безлико-шепчущий звук проник в его сознание. Он осмотрелся и
глаза его полезли на лоб. Песок возле его левого тапочка начал шевелиться.
Маленькие белые песчинки завертелись, образуя круг диаметром с палец. В
центре этого круга песок внезапно опустился, образовав ямку шириной около
двух дюймов. Края ямки находились в непрестанном движении - по кругу, по
кругу, так что зарябило в глазах.
"Так не бывает, - внушал себе Джек, а сердце, казалось, сейчас
выскочит из его груди. Участилось дыхание. - Так не бывает, это мираж, или
краб, или..."
Но ни краб, ни мираж тут ни при чем - это было ясно, как Божий день.
Песок закрутился еще быстрее, звук усилился, наводя Джека на мысль о
статическом электричестве, опыты с которым он проводил прошлым летом.
Однако больше всего звук напоминал долгий и тягостный вздох, последний
вздох умирающего.
Все больше песка приходило в движение. Затем возникла воронка,
напоминающая туннель в Ад. Она то появлялась, то исчезала, появлялась,
исчезала - и опять появлялась. Чем шире становилась воронка, тем
отчетливее по ее краям проступали буквы: С, потом СО, потом СОЧНЫЕ ФРУКТЫ,
прочитал он.
Песок завертелся быстрее, еще быстрее, с невероятной скоростью.
"А-а-а-а-а-х-х-х-х-х-х-х", - усилился. Джек завороженно смотрел на него;
мальчика сковал страх. Песок раскрывался, как большой темный глаз: это был
глаз чайки, уронившей добычу и теперь выискивающей ее.
"А-а-а-а-а-х-х-х-х-х-х", - шептал песок умирающим голосом. Это был не плод
воображения, как очень хотелось бы Джеку; голос существовал на самом деле.
"Его вставная челюсть выпала, Джек, когда ДИКОЕ ДИТЯ сбило его, она
выпала, - хлоп - и все. Йельский университет или нет, но когда ДИКОЕ ДИТЯ
собьет тебя и выбьет твою вставную челюсть - тебе конец. И твоей матери -
тоже конец".
Джек вновь побежал не оглядываясь. Он откидывал волосы со лба, и в
широко распахнутых глазах пульсировал страх.

Джек быстро проскочил веранду гостиницы. Здесь обстановка явно не
располагала к беготне. В холле было тихо, как в библиотеке; серый свет
струился сквозь высокие окна, освещая потертые ковры. Джек прошел мимо
конторки и столкнулся с внимательным взглядом дневного клерка. Клерк не
сказал ни слова, однако уголки его рта дрогнули в молчаливом неодобрении.
Этому мальчишке еще бы вздумалось бегать в церкви! Огромным усилием воли
Джек заставил себя спокойно подойти к лифту. Он нажал кнопку, спиной
ощущая, как клерк буравит его взглядом. "Этот человек улыбнулся только раз
за все время - когда узнал мою мать", - промелькнуло в сознании Джека. Да
и та улыбка была лишь данью вежливости.
- Я думаю, каким нужно быть старым, чтобы помнить Лили Кэвэней, -
сказала мать Джеку, когда они остались в номере одни. Еще не так давно ее
узнавали все - ведь за двадцать лет она снялась в пятидесяти картинах. Ее
называли "Королевой кинематографа", сама же она шутила - "милашка из
мотеля". Шоферы такси, горничные, официанты - все они мечтали получить ее
автограф! Сейчас все это ушло в прошлое.
Джек переминался с ноги на ногу, ожидая лифта, а в ушах у него звенел
голос, доносящийся из воронки в песке. На мгновение он увидел Томаса
Вудбайна, милого важного дядю Томми Вудбайна, одного из своих опекунов -
нерушимого, как каменная стена, и все-таки погибшего на бульваре Ла
Синега, чья вставная челюсть валялась в двадцати футах от тела. Он вновь
нажал кнопку.
С_к_о_р_е_е _ж_е_!
Потом ему померещилось кое-что похуже: его мать, поддерживаемая двумя
невозмутимыми мужчинами под руки, садилась в ожидавшую ее машину. Внезапно
Джеку захотелось в туалет. Он стал колотить в кнопку всей ладонью, и
невзрачный человек за конторкой издал удивленный возглас. Джек сдавил
другой рукой некое место пониже живота, чтобы уменьшить давление мочевого
пузыря. До его слуха донесся звук опускающегося лифта. Мальчик закрыл
глаза и плотно сжал коленки. Его мать выглядела неуверенной в себе,
растерянной и смущенной, а мужчины заталкивали ее в машину. Но Джек знал,
что это происходило не на самом деле: это были воспоминания - часть одного
из снов - и это происходило не с матерью, а с ним самим.
Когда раздвижные двери лифта сомкнулись за его спиной, он взглянул на
свое отражение в запыленном зеркале. Эта сцена семилетней давности вновь
овладела его сознанием, и он увидел желтые глаза одного из мужчин,
почувствовал на себе руку другого, тяжелую и бездушную...
Это невозможно - сон наяву! Он не видит глаза мужчин, меняющиеся от
голубого к желтому; его мать красива и добра к нему; бояться нечего; никто
не умирает; и только чайка представляет опасность для моллюска. Джек
закрыл глаза, и лифт начал подниматься.
Эта штука из песка смеялась над ним.
Двери лифта раскрылись, и Джек вышел. Он миновал закрытые шахты
других лифтов, повернул налево и помчался по коридору к своей комнате.
Здесь его бег выглядел менее неуместно. Они занимали номера 407 и 408 -
две спальни, маленькую кухню и гостиную с видом на океан. Его мать
раздобыла где-то цветы, расставила их в вазы, рядом поставила маленькие
фотографии в рамочках.
Джек в пять лет, Джек в одиннадцать лет, Джек, еще младенец, на руках
у отца. Его отец, Филипп Сойер, за рулем старой развалюхи, вместе с
Морганом Слоутом едущий в Калифорнию. В те времена они были настолько
бедны, что часто ночевали в машине.
Джек распахнул дверь гостиной в номере 408 и позвал: "Мама! Мамочка!"
Его встретили цветы и улыбающиеся фотографии, но ответа не
последовало. "МАМА!" Сзади захлопнулась дверь. Джек почувствовал холодок
внизу живота. Он выскочил из гостиной в большую спальню справа. "МАМ!"
Другая ваза с высокими яркими цветами. Пустая постель выглядела, как
насмешка. На столике батарея пузырьков и бутылочек с витаминами и всякой
всячиной. Джек обернулся. В окне спальни мелькали какие-то тени.
Двое мужчин из автомобиля - ни их самих, ни машину Джек описать бы не
смог, - и они тащат его мать...
- Мама, - заорал он.
- Я тебя слышу, сынок, - донесся до него из двери ванной голос
матери. - Что стряслось?
- Ох, - выдохнул он, и почувствовал, как все тело расслабляется. -
Ох, извини! Я не мог понять, где ты...
- Принимаю ванну, - рассмеялась она. - Готовлюсь к ужину. Надеюсь,
возражений нет?
Джек понял, что ему незачем идти в ванную. Он упал в одно из
расшатанных кресел и с облегчением смежил веки.
С ней все в порядке.
"ПОКА все в порядке", - прошептал приглушенный голос, и он вновь
увидел воронку в песке.

В семи или в восьми милях по прибрежному шоссе, как раз около
универсального магазина Хэмптони, они нашли ресторанчик под названием
"Царство омаров". У Джека осталось сумбурное впечатление от прошедшего дня
- он уже начал забывать о случившемся. События на пляже оставили лишь
слабый отпечаток в его памяти. Официант в красном пиджаке с желтой
эмблемой на спине, изображающей омара, проводил их к столику у длинного
узкого окна.
- Мадам желает выпить? - У официанта было каменное выражение лица
уроженца Новой Англии, и Джек, взглянув на свой спортивный костюм и
отлично сшитое выходное платье матери (от Хальсона) сквозь призму этих
водянисто-голубых глаз, почувствовал, как в нем закипает бешенство. "Мама,
если ты на самом деле не больна, какого дьявола мы здесь делаем? Это же
кошмарное место! Этою безумие! О, Боже!"
- Принесите мне бокал неразбавленного мартини, - сказала она.
Официант приподнял брови.
- Мадам?
- Лед в стакане. Маслина во льду. Охлажденный джин поверх маслины.
Итак, вы можете это подать?
"Мамочка. Боже мой, разве ты не видишь его глаза? Ты кажешься себе
очаровательной, а ему кажется, что ты насмехаешься над ним! Разве ты не
видишь его глаза?"
Нет. Она ничего не видела. И эта ненаблюдательность у нее, которая
так обостренно чувствовала людей, легла еще одним камнем на сердце Джека.
Мать уходила... во всех отношениях.
- Да, мадам.
- Потом, - продолжала она, - вы берете бутылку вермута - любой марки
- и наклоняете ее над стаканом. Потом ставите бутылку на полку и приносите
стакан мне. Понятно?
- Да, мадам. - Водянисто-холодные ново-английские глаза остановились
на его матери, неспособные, казалось, к каким-либо проявлениям чувств. "Мы
одиноки здесь", - подумал Джек, впервые до конца осознав это. _Б_о_ж_е_,
именно _м_ы_.
- Молодой человек?
- Я бы выпил колы, - грустно ответил Джек.
Официант ушел. Лили достала из сумочки пачку сигарет фирмы "Герберт
Тэрритун" (с детства, помнил Джек, она просила: "Достань мне мою Тэрритун
с полки, сынок"), и закурила, выпустив одновременно три струйки дыма.
Еще один камень на его сердце. Два года назад его мать вдруг бросила
курить. Джек с недоверием воспринял это: она курила всегда и скоро закурит
снова. Но нет... Это произошло лишь три месяца назад в нью-йоркском отеле
"Карлтон".
- Ты снова куришь, мама? - спросил он.
- Да, я курю капустные листья, - пошутила она.
- Мне бы этого не хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8