"Я спросил,
не возражает ли он, и, не дожидаясь ответа, наклонился вперед и выдернул
вилку из розетки".
"Он широко раскрыл рот от удивления и спросил: "Какого дьявола,
Хенри?"
"Мне трудно сосредоточиться, когда в сеть включены электроприборы", -
ответил я. "Нарушает биотоки мозга". И это, похоже, действительно было
так, потому что с отключенной плиткой я смог гораздо более ясно
представить себе ситуацию. "Означает ли это, что я уволен?" - спросил я
его.
"Не знаю", - сказал он. "Это решают Сэм и правление. Я действительно
не знаю, Хенри".
"Я мог бы многое ему сказать. Я думаю, Джимми ожидал, что я буду
умолять оставить меня на работе. Знаете ли вы выражение "оказаться с голой
жопой на морозе"? Так вот, я боюсь, что вы никогда по-настоящему не
поймете его значения, до тех пор пока не окажетесь главой неожиданно
исчезнувшего отдела".
"Но я не стал его просить сохранить мне работу и не стал беспокоиться
о судьбе литературного отдела "Лога-на". Я беспокоился о рассказе Рэга
Торпа. Я сказал, что мы могли бы напечатать его под занавес в декабрьском
номере.
Джимми ответил: "Это невозможно, Хенри. Декабрьский номер забит до
отказа. Ты прекрасно об этом знаешь. А ведь мы говорим о десяти тысячах
слов". "Девяти тысячах восьмистах", - уточнил я. "Забудь об этом, Хенри",
- сказал он. "Но мы можем выкинуть искусство", - сказал я. "Послушай,
Джимми. Это великий рассказ. Возможно лучший из наших рассказов за
последние пять лет".
"Я прочел его", - сказал Джим. "Я знаю, Хенри, что это великий
рассказ. Но мы просто не можем себе это позволить. Ни в декабре. Ни на
Рождество. Ради Бога, мы ведь не можем положить читателям под
рождественскую елку рассказ о том, как герой убивает свою жену и ребенка.
Ты, по-моему, просто..." Он запнулся. Но я заметил, как он посмотрел на
плитку. С таким же успехом он мог произнести это и вслух, верно?"
Писатель медленно кивнул, не сводя глаз с той черной тени, в которую
превратилось лицо редактора.
"У меня начала болеть голова. Сначала совсем несильно. Снова стало
трудно собраться с мыслями. Я вспомнил, что у Джейни Моррисон на столе
была электрическая точилка для карандашей. И все эти лампы дневного света
в кабинете Джима. Электрообогреватели. Торговые автоматы внизу в холле.
Все это чертово здание было пропитано электричеством. Удивительно, как
кто-то вообще мог в нем работать. Именно в тот момент, мне кажется, мной
начала овладевать навязчивая идея. Мысль о том, что "Логан" потерпит крах,
потому что никто не способен трезво мыслить. А никто не мог трезво
мыслить, потому что все мы набились битком в высотное здание, которое
функционирует с помощью электричества. Наши биотоки пребывают в полном
беспорядке. Я помню, как я подумал о том, что если бы доктора сняли с
кого-нибудь электроэнцефалограмму, график получился бы очень странным. С
высокими, острыми альфа-пиками, которые свидетельствуют о злокачественной
опухоли в мозгу".
"Из-за этих мыслей голова начала болеть еще сильнее. Но я сделал еще
одну попытку. Я спросил его, не попросит ли он Сэма Вадара, главного
редактора, позволить напечатать рассказ в январском номере. Быть может, в
качестве прощального материала литературного отдела. Как последний рассказ
на страницах "Логана".
"Джимми вертел в пальцах карандаш и кивал. Он сказал: "Я попробую, но
ты ведь знаешь, что из этого ничего не выйдет. У нас есть рассказ писателя
- автора одного романа и рассказ Джона Апдайка, который не хуже... а,
может, и лучше... и кроме того..." "Рассказ Апдайка не лучше!" - сказал я.
"Господи, Хенри, ну зачем же так кричать..." "Я не кричу!" - закричал я.
"Он посмотрел на меня долгим взглядом. К тому моменту голова моя
раскалывалась. Я слышал, как зудят лампы дневного света. Словно стая мух,
попавших в бутылку. Это был абсолютно омерзительный звук. И мне
показалось, что я слышу, как заработала электрическая точилка Джейни. "Это
они нарочно", - решил я. "Они хотят запутать меня. Они знают, что я не
могу сосредоточиться, когда вся эта дрянь работает, и поэтому... и
поэтому..."
"Джим говорил что-то про то, что он выступит на следующем заседании
редакции и предложит, чтобы мне разрешили опубликовать все рассказы, с
авторами которых я уже имел устную договоренность... хотя, конечно..." Я
встал, пересек комнату и выключил свет. "Для чего ты это сделал?" -
спросил Джимми. "Ты знаешь, для чего", - ответил я. "Так что убирайся
отсюда, Джимми, а то от тебя ничего не останется".
Он поднялся и подошел ко мне. "Мне кажется, оставшуюся часть дня тебе
стоит отдохнуть, Хенри", - сказал он. "Иди домой. Отдохни. Я понимаю: ты
перенапрягся в последнее время. Я хочу, чтобы ты знал, что я изо всех сил
постараюсь все это уладить. Я так же сильно желаю этого, как и ты... по
крайней мере, почти так же. А сейчас тебе надо пойти домой, расслабиться и
посмотреть телевизор".
"Телевизор", - повторил я и рассмеялся. Это было самым смешным из
всего, что я когда-либо слышал. "Джимми", - сказал я. "Я хочу, чтобы ты
еще кое-что передал от меня Сэму Вадару". "О чем ты, Хенри?"
"Скажи ему, что ему нужен форнит. Для всего этого предприятия. Да
нет, тут, пожалуй, одним не обойдешься. Тут нужна целая дюжина форнитов".
"Форнит", - сказал он, кивая. "Хорошо, Хенри, я обязательно скажу ему
об этом".
"Голова моя так болела, что я едва мог замечать, что происходит
вокруг меня. Где-то в дальнем уголке сознания, я уже думал о том, как я
скажу Рэгу и как Рэг примет это".
"Я и сам мог бы заполнить договор о покупке, если б знал, кому
отослать его", - сказал я. "Может быть, Рэг что-нибудь придумает. Дюжина
форнитов. Чтобы они засыпали форнусом все вокруг. Надо вырубить всю эту
гадость, говорю тебе". Я расхаживал по его кабинету, и Джимми уставился на
меня с открытым ртом. "Отключить всю электроэнергию, Джимми, скажи им это.
Скажи это Сэму. Ни одна живая душа не сможет думать, когда биотоки ее
мозга нарушает электричество, разве я не прав?"
"Ты прав, Хенри. На все сто процентов. А сейчас ты пойдешь домой и
отдохнешь, хорошо? Вздремни немного".
"И кстати о форнитах. Им очень не нравится, когда всякая дрянь
нарушает биотоки мозга. Радий, электричество и тому подобное. Кормите их
болонской копченой колбасой. Пирожными. Арахисовым маслом. У нас найдутся
на это средства?" Перед глазами у меня повисло темное облако боли. В
глазах у меня двоилось. Внезапно мне понадобилось выпить. Раз не было
форнуса, а рациональная часть моего "я" утверждала, что его не существует
вообще, то оставалась только одна вещь на свете, которая помогла бы мне
прийти в себя - алкоголь". "Ну разумеется, мы изыщем средства", - сказал
он. "Ты ведь не веришь во все это, Джимми?" - спросил я.
"Конечно, верю. Все в порядке. Тебе просто нужно пойти домой и
немного отдохнуть".
"Ты не веришь в это сейчас", - сказал я, - "но, может быть, ты
поверишь в это, когда эта штука обанкротится. Скажи мне ради Бога, как ты
можешь принимать правильные решения, если ты находишься меньше, чем в
пятнадцати ярдах от автоматов с кока-колой, автоматов с конфетами,
автоматов с сэндвичами?" И тогда мне пришла в голову действительно ужасная
мысль. "А микроволновая печь?" - закричал я ему в лицо. "У них же должна
быть микроволновая печь, в которой они готовят сэндвичи!"
"Он начал что-то говорить, но я даже не прислушался. Я выбежал из
кабинета. Все дело было в этой микроволновой печи. Надо было убраться
подальше от нее как можно скорее. От нее-то у меня и болела голова. Я
помню, в приемной я увидел Джейни, Кейт Янгер из рекламного отдела и Мерт
Стронг. Все они уставились на меня. Должно быть, они слышали, как я
кричал".
"Мой кабинет был на втором этаже как раз под кабинетом Джимми. Я
побежал по лестнице. Как только я вошел в кабинет, я немедленно выключил
свет и схватил портфель. На лифте я спустился в вестибюль, но пока я
спускался, я поставил портфель между ног и заткнул уши пальцами. Я также
помню, как три или четыре моих попутчика посмотрели на меня довольно
странно". Редактор холодно усмехнулся. "Они испугались. Если бы вы
оказались в маленькой движущейся коробочке с очевидным сумасшедшим, вы бы
тоже испугались". "Да уж, это немного слишком", - сказала жена агента.
"Пока еще нет. Безумие должно с чего-то начинаться. Если эта история и
рассказывает о чем-то, если вообще события чьей-нибудь жизни могут о
чем-нибудь рассказать, то этим что-то является зарождение безумия. Безумие
должно с чего-то начинаться и куда-то приводить. Совсем как дорога. Или
пуля, вылетающая из ствола Я находился еще очень далеко от Рэга Торпа, но
я приближался к нему стремительно. Это факт".
"Мне надо было куда-то пойти, и я отправился "Четыре Отца", бар на
сорок девятой авеню. Я помню, что выбрал именно этот бар, потому что там
не было автоматического проигрывателя и цветного телевизора и горело не
так много ламп. Помню, как я заказал себе первый бокал. Потом я уже ничего
не помню до того момента, как я проснулся на следующее утро у себя дома.
На полу была засохшая рвота, а в простыне сигаретой была прожжена большая
дыра. В ступоре я чуть было не умер одним из двух довольно омерзительных
способов: я чуть не захлебнулся в собственной блевотине и чуть не сгорел.
Впрочем, едва ли я что-нибудь почувствовал бы". "Бог мой", - сказал агент
почти уважительно. "Я вырубился", - сказал редактор. "Впервые в своей
жизни я по-настоящему вырубился. Такие состояния - всегда признак конца, и
они обычно не повторяются много раз. Так или иначе, но никогда они не
бывают очень часто. Но любой алкоголик скажет вам, что вырубиться и
потерять сознание - это абсолютно разные вещи. Было бы куда спокойнее,
если бы это было не так. Но нет, когда алкоголик вырубается, он продолжает
действовать. Вырубившийся алкоголик похож на энергичного маленького
дьяволенка. Нечто вроде злого форнита. Он начинает звонить своей бывшей
жене и оскорблять ее по телефону или выезжает на тротуар, по которому идет
стайка детей. Он уходит с работы, грабит магазин, дарит свое обручальное
кольцо. Энергичный маленький дьяволенок".
"Что же касается меня, то я, по всей видимости, пришел домой и
написал письмо. Письмо не было адресовано Рэгу. Оно было адресовано мне. И
писал его не я-по крайней мере, судя по самому письму". "Так кто же
написал?" - спросила жена писателя. "Беллис". "Кто такой Беллис?"
"Его форнит", - произнес писатель почти рассеянно. Глаза его были
устремлены куда-то очень далеко.
"Да, это так", - сказал редактор, абсолютно не выглядя удивленным. Он
снова воспроизвел для них письмо в мягком вечернем воздухе, отмечая
жестами наиболее важные места.
"Привет от Беллиса. Я сочувствую твоим трудностям, мой друг, но хочу
тебе с самого начала сказать, что трудности есть не у тебя одного. Так что
мне приходится нелегко. Я могу доверху засыпать форнусом твою колымагу, но
поворачивать ключ зажигания все равно придется тебе. Для этого Бог и
создал людей. Так что я сочувствую тебе, но сочувствие - это все, что я
могу тебе предложить".
"Я вижу, ты беспокоишься о Рэге Торпе. Я беспокоюсь не о нем, а моем
брате, Рэкне. Торп беспокоится о том, что случится с ним, когда Рэкн уйдет
от него, но это потому, что он эгоистичен. С писателями всегда бывает
трудно из-за их эгоизма. Он никогда не думает о том, что будет с Рэкном,
если сам Торп оставит его. Или свихнется, как пьяный барсук. По-видимому,
это никогда не приходило ему в голову. Но к счастью, все наши досадные
трудности преодолеваются с помощью одного краткодействующего средства. И я
напрягаю руки и свое крошечное тельце, чтобы предоставить тебе его, мой
пьяный друг. Ты спросишь меня, существуют ли какие-нибудь долгодействующие
средства. Я уверяю тебя, таких средств нет. Все раны смертельны. Примирись
с неизбежным. Иногда веревка провисает, но она никогда не рвется. Итак.
Благослови минуту передышки и не теряй времени в напрасных сожалениях.
Благодарное сердце помнит о том, что в конце концов мы прорвемся".
"Ты должен заплатить ему за рассказ из своих денег. Но не посылай ему
свой личный чек. У Торпа большие и, возможно, даже опасные проблемы с
душевным здоровьем, но это не говорит о глуппости". Редактор прервался и
сказал по буквам: г-л-у-п-п-о-с-т-и. Затем он продолжил: "После того, как
ты пошлешь чек лично ему, он выздоровеет за десять секунд".
"Сними восемьсот с лишним долларов со своего личного счета и открой
новый счет на имя "Арвин Паблишинг Инкорпорейтед". Спроси их, поняли ли
они, что твой чек должен выглядеть по-деловому, никаких милых собачек или
видов на каньон. Найди человека, которому ты можешь доверять, и оформи на
него доверенность на пользование счетом. Когда тебе выдадут чековую
книжку, выпиши один чек на восемьсот долларов, и пусть его подпишет твой
доверенный. Отошли чек Рэгу Торпу. Это прикроет ненадолго твою задницу".
"Пока". Письмо было подписано "Беллис". Не от руки. На машинке".
"Ну и ну", - снова произнес писатель. "Когда я поднялся, первой
вещью, на которую я обратил внимание, была моя пишущая машинка. Она
выглядела скорее как призрак пишущей машинки из дешевого фильма ужасов.
Еще вчера она была обычным черным конторским "Ундервудом". Когда я
поднялся - с головой, которая была размером с Северную Дакоту - она была
вымазана в сером клейком веществе. Последние фразы письма почти не
читались. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что мой
"Ундервуд" едва ли когда-нибудь оправится от пережитого. Я попробовал на
вкус вещество и отправился на кухню. На столе стояла вскрытая банка с
сиропом, из которой торчала ложка. Повсюду между кухней и моей берлогой,
которая служила мне в то время рабочим местом, был разлит сироп".
"Кормили форнита", - сказал писатель. "Беллис был сладкоежкой. Во
всяком случае, вам так казалось".
"Да. Но даже будучи таким больным и измотанным, я прекрасно знал, кем
был мой форнит". Он растопырил пальцы рук.
"Во-первых, Беллис - это была девичья фамилия моей матери".
"Во-вторых, эта фраза - "свихнется, как пьяный барсук". Это было наше
с братом жаргонное выражение, когда мы были детьми".
"И в-третьих, самое неприятное. Эта идиотская ошибка в слове
"глупость". Почему-то я всегда ее совершал. Я знал одного потрясающе
образованного литератора, который слово "мышь" всегда писал без мягкого
знака, независимо от того, сколько раз корректоры исправляли ему эту
ошибку. Для этого парня, получившего докторскую степень в Принстоне, слово
"ужасный" всегда выглядело как "ужастный".
Жена писателя внезапно рассмеялась. Смех ее был одновременно
растерянным и радостным. "Странно, я тоже иногда делаю эту ошибку".
"Я хочу только сказать, что ошибки человека - это его литературные
отпечатки пальцев. Спросите любого редактора, который несколько раз имел
дело с рукописями одного и того же писателя".
"Беллис был мной, и я был Беллисом". Тем не менее его совет оказался
чертовски хорошим. Я даже подумал, что это великий совет. Но за всем этим
скрывается что-то еще - подсознание оставляет отпечатки пальцев, но там
прячется и какой-то незнакомец. Странный парень, который знает много
такого, о чем я никогда не подозревал. Я, например, никогда не слышал
выражения "оформить доверенность на пользование счетом", во всяком случае,
мне так казалось. Но оно было в письме, и позже я узнал, что в банках
пользуются именно им".
"Я взял телефонную трубку и собрался набрать номер моего друга.
Трудно в это верить, но боль молнией пронзила мою голову. Я подумал о Рэге
Торпе и радии и в спешке положил трубку на место. После того как я принял
душ, побрился и раз десять посмотрел на себя в зеркало, чтобы
удостовериться в том, что моя наружность приближается к тому, как должен
выглядеть нормальный человек, я решил пойти и встретиться с другом лично.
Но он все-таки задал мне очень много вопросов и смотрел на меня очень
пристально. Так что, наверное, во мне было еще что-то такое, что не могли
скрыть ни душ, ни бритье, ни приличная доза Листерина. К счастью, он не
работал вместе со мной, и это помогло мне. Вы ведь знаете, как быстро
распространяются новости. Кроме того, если бы он был моим коллегой, он
знал бы о том, что "Арвин Паблишинг Инкорпорейтед" финансировала "Логан" и
спросил бы себя о том, какое мошенничество я собираюсь осуществить.
1 2 3 4 5 6 7 8