Это было как во сне, как грохот скорого поезда в длинном туннеле. Время потеряло свое значение. Я держал Джоан в своих объятиях и беспрепятственно позволял ей насыщаться...
Потом я почувствовал какое-то дуновение свежего воздуха, словно открылись окно или дверь. В комнате появился еще кто-то.
Я попытался освободиться от Джоан, но ее руки крепко держали мою голову. А лицо было прижато к моему.
Я снова попытался приподняться, но Джоан не отпускала моих волос. На миг мне показалось, что в ее взгляде поверх моего лица мелькнул ужас. В этот момент на нее упал какой-то тяжелый предмет. Джоан сразу выпустила меня. Я, ничего еще не соображая, выбрался из-под нее, тоже получил сильный удар по голове и рухнул в глубокую пропасть.
Глава 12
Когда я пришел в себя, утренний свет рванул в глаза, словно бомба. Было холодно, и я понял, что лежу под дождем. Над собой я увидел крышу бунгало Джоан. Одним глазом я посмотрел на низкий заборчик перед бунгало, а другим – на холодный и твердый предмет.
Какое-то время я пытался привести в порядок свои мысли. Казалось, будто я просыпаюсь после долгого запоя. Должно быть, я действительно долго находился в беспамятстве.
Твердый предмет, лежащий под моей щекой, был револьвер. Мой револьвер. Я хотел было взять его, но раздумал. До тех пор пока я не узнаю, что произошло, лучше не дотрагиваться до оружия.
Я поднялся и прислонился к стене дома. И сразу тысячи иголок впились в мою голову. Вспомнил слова, аромат, страстный напор женского тела... Сколько времени прошло с тех пор?
Этого я не знал. Мои часы показывали половину седьмого. Через несколько минут мокрые от дождя улицы должны проснуться.
Было холодно. Я застегнул рубашку, затянул пояс, чувствуя еще на себе жадные руки Джоан. Все это, конечно, было дешевой игрой: такие сцены разыгрываются в каждом второсортном фильме, разумеется, кроме тех, которые не пропустила цензура. Эта маленькая тварь хотела поймать меня в ловушку. Правда, она отдалась мне, а это уже неплохо.
Появился маленький разносчик газет. Он сунул утренний выпуск в почтовый ящик, который висел на воротах. В доме напротив зазвенел будильник. Где-то заплакал ребенок.
Я сидел на земле и смотрел на револьвер. Прошло достаточно времени, прежде чем я оторвал взгляд от оружия. Сейчас оно выглядело опасным. Наконец я с трудом поднялся и вошел в дом через широко распахнутые двери.
В гостиной царил полный беспорядок. Должно быть, здесь кто-то здорово позабавился. Я достал из бара бутылку виски и наполнил бокал наполовину. Виски быстро согрело меня.
Я немножко выждал, а потом быстро выскочил наружу и забрал свой пистолет. Оказывается, им пользовались – не хватало двух пуль. Вернувшись в гостиную, я бросил револьвер на стул и огляделся в поисках Джоан.
Я увидел ее в спальне. Она лежала на кровати, одеяло и простыни свисали на пол. Постель имела такой вид, будто на ней матадор сражался с быком.
Я налил себе виски в ладонь и вытер затылок. Алкоголь растворил запекшуюся кровь, и шея моя загорелась огнем. Но стало легче.
Джоан лежала на спине. Волосы ее были взлохмачены, а тело – как пишут в газетных отчетах – окоченевшим. Я дотронулся до ее руки: Джоан была мертва и уже остыла. Перед смертью ее жестоко избили. Но умерла она не от побоев – под левой грудью я увидел две маленькие бурые дырочки. Постельное белье было в мокрых пятнах.
Я смотрел, а в голове моей все смешалось. На маленьком столике перед кроватью стояли пустая бутылка и два бокала. Другая, недопитая бутылка, валялась на полу.
Итак, пьяная оргия, закончившаяся убийством. Когда я служил в полиции, мне частенько приходилось расследовать подобные случаи.
Я вернулся в гостиную. Одежда Джоан находилась там же, где она и раздевалась, то есть была разбросана по всей комнате. Приемник был выключен, но мягкий свет все еще горел. Поэтому комната показалась мне декорациями для съемки – прожекторы, звук камеры, первый дубль, второй...
Я снова налил виски и присел на подлокотник кресла, пытаясь не думать о Салли. Ее это здорово расстроит. Почему же все это произошло? Где мое благоразумие? Ведь предостережений было больше, чем достаточно. Еще в придорожном ресторане я должен был понять, что Джоан выдала первый диалог к драме:
– НУ, КАКОЙ КОМПЛИМЕНТ Я МОГУ ОЖИДАТЬ?
– НЕ ПРОСТУДИ НОГИ.
– У МЕНЯ ОЧЕНЬ ГОРЯЧАЯ КРОВЬ.
Кто был нашим режиссером? Ибо ведь не комедию она разыгрывала передо мной: ее беспокойство было подлинным.
Я вернулся в спальню. Даже мертвая она была красивой. Мне нужно было бы ненавидеть Джоан, но это было выше моих сил. Я жалел ее, рабыню моих чувств. В момент просветления, когда алкоголь еще не одержал верх над ней, она все-таки успела меня предостеречь.
Казалось просто невероятным, что человек, из которого жизнь била через край, может вот так внезапно умереть. Ее белые руки были раскинуты, словно приглашая в объятия, пухлые губы полуоткрыты в страстном ожидании любви. Любви от последнего и самого верного любовника – смерти.
Перед домом затормозила машина, и я сразу запаниковал. Подкравшись к окну, я посмотрел в щелочку сквозь жалюзи. Там стояла патрульная полицейская машина. Из нее вышли двое молодых полицейских, неторопливых, хмурых и недовольных, видимо, из-за дождя.
Насколько я понял, приехали они по обычному вызову. Кто-то из соседей, кому не спится по ночам – а может быть, и молочник, – позвонил в полицию и сообщил, что на их улице валяется пьяный. А молодые полицейские, вероятно, не знали, что Джоан когда-то была замужем за Стивом Миллетом. Да им это и вовсе ни к чему.
Я бросился в гостиную, накинул на себя мокрую куртку и затвердевший от сырости плащ. Шляпу я вытащил из камина, порезавшись при этом о разбитое стекло.
Шаги приблизились. Я поспешил на кухню и облегченно вздохнул, увидев, что дверь черного хода открыта.
– Огонь горит, – раздался голос одного из полицейских. – Но перед домом я не вижу никакого пьяного.
– Позвони, – предложил его коллега.
Я перемахнул через веранду и, лишь когда миновал пять домов, вспомнил о револьвере. Он валялся на стуле и в списках значился за мной. Но даже если бы я не оставил там оружия, все равно был бы подозреваемым номер один. Бунгало сплошь усеяли отпечатки моих пальцев. С таким же успехом я мог бы расписаться на стене кровью.
Наконец я решился выйти на улицу. Один из полицейских как раз садился в патрульную машину, видимо, для того чтобы сообщить о трупе. Через пять или, самое позднее, десять минут сюда примчится с полдюжины машин. Осмотрят револьвер и созвонятся с кем нужно. Группа экспертов тоже примется за отпечатки пальцев, и часа через два начнутся розыски Джонни Слэгла.
Я быстро, но так, чтобы не вызвать подозрений, добрался до своей машины и поехал к себе в контору. В раннем утреннем свете моя контора показалась печальной и заброшенной. В зеркале над умывальником я увидел человека, который срочно нуждался в бритье. Но еще скорее мне следовало найти убежище.
А ведь все это началось со звонка Миллета в четыре часа утра. Миллет! Проклятая собака! Пока он развлекался в теплой постели со своей очередной женой, я доигрался до того, что меня будут разыскивать по подозрению в убийстве!
Необходимо ехать домой и все объяснить Салли. Объяснить все, что касалось женского трупа. Объяснить свое пробуждение перед домом Джоан. И еще очень многое: труп на кровати, разбросанная одежда, револьвер без двух пуль.
В шкафчике над умывальником я нашел бритву и крем для бритья, быстро вымылся и побрился. Следы губной помады исчезли вместе с моей растительностью. Я все еще оставался Джонни Слэглом, великолепным и жестким Джонни Слэглом, который бросил свою работу в полиции и перешел на работу, связанную с частным расследованием, потому что поддался мечте. Мечте по имени Салли...
Я мог бы уже быть с ней где-нибудь в Сан-Диего. Предложение Пола Глэда ведь было совершенно серьезным. Достаточно только протянуть руку и взять чек – больше ничего не требовалось.
Я вытерся полотенцем и швырнул его в угол. Салли должна узнать обо всем от меня, а не из газет.
Пол хотел, чтобы я исчез из города, и заплатил Джоан, чтобы она уговорила меня сделать это. Но Джоан слишком много выпила, не справилась со своей задачей, и это, должно быть, привело Пола в бешенство. Возможно, также, что Джоан знала еще о чем-то. И могла мне об этом сказать, если бы я был предупредительнее по отношению к ней. Но теперь уже поздно гадать: что было бы, если бы... Джоан мертва, а полиция придет к выводу, что ее убийцей является Джонни Слэгл. Кто-то играл в очень серьезную игру. Чертовски серьезную.
Несмотря на то что дом наш находился высоко на холмах, моя поездка на машине была подобна поездке на корабле по морю. Я проплыл на своем "кадиллаке" через море воды прямо в гараж и остановился рядом с машиной Салли. Ее синий "форд" был на пять лет старше моего "кадиллака", но теперь мне придется воспользоваться им. Как только полиция объявит о моем розыске, каждый постовой будет приглядываться к серым "кадиллакам".
– Джонни!
Это была Салли. Она стояла в дверях гаража по щиколотку в воде. В пижаме и халате она выглядела такой же молодой, как и Шерри Гембл.
Я вылез из своей машины.
– Хэлло, малютка!
– Все закончено? – поинтересовалась она.
– Если бы так... – Я взял ее под руку и пошел в кухню.
– У меня все ноги мокрые, – сказала она.
Салли сбросила туфли и обтерла ноги полотенцем. Ножки ее были как у куколки. Но под глазами я увидел темные круги. Судя по всему, она не спала. Ее густые светлые волосы были стянуты на затылке. Я обнял ее, и мы поцеловались. Я давно ждал этого, сам того не подозревая. Неприятное жжение в желудке исчезло – Салли наверняка поймет меня.
– Я приготовлю завтрак! – сказала она.
– Не надо.
– Ты снова уезжаешь? – В ее голосе промелькнуло беспокойство.
– Так надо, дорогая.
– Что ж, раз ты так говоришь, значит, действительно надо.
– Но сначала я должен тебе кое-что рассказать. А потом ты можешь приготовить кофе.
Она испуганно посмотрела на меня.
– Что случилось, Джонни?
Каким образом можно рассказать женщине о страшных вещах и при этом не испугать ее? Каким образом помочь ей преодолеть страх? Как в спокойных тонах рассказать об убийстве, в котором ты невиновен?
Она пощупала мою куртку.
– Ты же весь мокрый. Все промокло насквозь.
– У меня неприятности, – сказал я.
– Я знаю, – кивнула Салли. – Это сразу видно по твоему лицу. Ты что, убил Стива Миллета?
– Нет.
Она сложила руки на коленях и выжидательно посмотрела на меня.
Я начал рассказывать. Рассказ получился сухой и беспощадный. Я не упустил ни малейшей подробности.
– Поэтому я не могу оставаться здесь. Самое позднее через полчаса они приедут.
– О, боже ты мой! – простонала она и закрыла лицо руками. Потом вдруг подняла голову и сказала сухо: – Ты еще успеешь принять горячий душ и надеть теплую одежду. Или ты собираешься получить воспаление легких?
Она думала только обо мне.
Я положил руку ей на плечо и поцеловал ее.
– Я люблю тебя, Салли.
– Я люблю тебя, Джонни.
Ее тело, которое я так хорошо знал и которое все также волновало меня и всякий раз казалось новым, плотно прижалось к моему мокрому пальто.
– Я понимаю тебя, – прошептала Салли. – Хотя мне все это не нравится. Но я понимаю, что сейчас не найти тех слов, которые могли бы тебя заставить отказаться от задуманного.
– Ты права, – рассеянно кивнул я.
– Ты – твердолобый, и я боюсь за тебя, Джонни. Ты не успокоишься, пока с тобой что-нибудь не случится. Но я люблю тебя, такого твердолобого!
– Спасибо, Салли.
Она поцеловала меня в кончик носа.
– А сейчас ты должен что-нибудь поесть. Или хотя бы выпить чашку кофе. Прими очень горячий душ и надень сухую одежду.
Душ и сухая одежда сделали меня совершенно другим человеком. У меня было только два пальто, но Салли успела высушить и выгладить второе. Я надел его и прошел на кухню.
Салли поставила на стол кофе, яйца всмятку, ветчину и четыре тоста. Я ел, стоя, прислушиваясь к тому, что происходит на улице.
– У тебя есть револьвер?
Я кивнул.
– А сигареты?
Вот в этом я не был уверен. Салли сунула мне в карман пальто три пачки. Когда моя тарелка опустела, зазвонил телефон – громко и настойчиво.
Тарелка упала на стол так неудачно, что разлетелась на кусочки.
– Это уже они. – Я направился к двери черного хода. – Ты знаешь, что им сказать, дорогая?
– Знаю.
– Не забудь запереть дверь гаража.
– Не забуду. – Она с трудом боролась со слезами. Глаза ее были слишком большими, а улыбка – явно искусственной. Мы расстались между домом и гаражом. Звонок телефона проникал даже сюда. Когда я сел в машину, ноги мои опять промокли.
Саул Блисс, должно быть, здорово радовался.
Глава 13
Вскоре я начал сожалеть, что воспользовался машиной Салли. Поскольку я постоянно ездил на "кадиллаке", старый маленький "форд", казалось, имел не мотор, а нечто вроде кофейной мельницы. К тому же по приемнику Салли я не мог слышать полицейского радио.
Я попытался разработать определенный план. При этом думал о Джоан, Лауре Джин и Шерри Гембл. Вспомнил я и о Таддеусе Джонсе, старом джентльмене, самом плохом флейтисте на свете. Если миссис Эдвардс не смогла составить ему сейчас компанию, то он сидит один-одинешенек на Сартилло-авеню, и только воспоминания могут составить ему компанию. Теперь я знал, почему должна была погибнуть Лаура Джин. Но почему пытались убить и старого джентльмена, мне было неясно. Три покушения! Каким же образом мистер Джонс вписывался в эту историю?
Порой голова моя казалась мне совершенно пустой. И я забывал включать сцепление, думая, что сижу в своем "кадиллаке", снабженном автоматикой. Только что я чуть не выключил мотор, когда на перекрестке зажегся зеленый свет. Две патрульные машины проехали мимо меня, но я сидел в стареньком "форде", который ничем не выделялся в потоке других машин. Лос-Анджелес уже проснулся и принимался за трудовую деятельность.
Я заехал в Юниверсэл-сити и остановился на свободном месте перед аптекой, неподалеку от ворот студии. Судя по всему, здесь снимали какой-то вестерн. Стулья в баре были заняты ковбоями и девушками времен Дикого Запада – все они были очень милые и симпатичные. Но никто из них не вызвал во мне настоящую веру в то, что они действительно были с Дикого Запада.
Вот тот ковбой, которого я встретил на канале, – другое дело!
Одна из девушек знала меня.
– Как поживает Салли, Джонни?
Я ответил ей, что Салли поживает хорошо и чувствует себя прекрасно, и прошел в глубину к телефонным будкам. Насильственная смерть Джоан Уорнер и "тяжкие нарушения" против моей личности еще не были известны широкой общественности. Я позвонил домой и спросил Салли:
– Они были?
– Конечно.
– Ну и.?.. Они считают, что я виноват во всем?
– Да.
– Хорошо. Только не беспокойся.
– Стараюсь.
Я повесил трубку. Возможно, мой телефон уже прослушивается. И если дело дойдет до суда, то не надо было подключать сюда и Салли. Я набрал номер телефона Джоан Уорнер.
Ответил женский голос:
– Слушаю!
– Я знаю, что еще очень рано, но, может быть, я тем не менее могу поговорить с мисс Уорнер?
– Это очень важно?
– Очень.
– А кто у телефона?
– Скажите ей, просто Джонни.
– Подождите минуточку, – ответила она. Потом было слышно, как женщина говорит с кем-то в комнате. Значит, это полиция.
"Я думаю, Слэш", – услышал я.
Неясно послышался голос Кинли:
– Что?
Но к телефону подошел лейтенант Грин.
– Слушаю! Это кто говорит?
– А в чем, собственно, дело? – спросил я. – Где Джоан? И кто вы такой?
– Я – лейтенант Грин из уголовной полиции.
Я сделал вид, будто удивлен.
– А что вы делаете у Джоан, лейтенант? С вами говорит Джонни Слэгл. Там что-нибудь случилось?
– Вы разве не знаете?
– Нет.
– Бросьте комедию, Слэгл, – холодно парировал он. – На этом вы далеко не уедете. Весь этот дом буквально пропах вами. Что вы здесь делали? Намазали пальцы маслом и заляпали ими все стены?
Я закурил. Дым показался мне каким-то едким в тесноте телефонной будки.
– Хорошо, я там был. И я вам сейчас все расскажу до самых мельчайших подробностей. Все, что знаю...
И я действительно рассказал, но не все, а лишь то, что он должен был знать в данный момент. Рассказал о двух криках, которые слышала миссис Доккерти. Лейтенант Грин услышал также о тайном договоре, заключенном между Саулом Блиссом и Стивом Миллетом. Потом о моей встрече с Джоан в "Кукушке" – это тоже легко проверить. Я рассказал, как Джоан умоляла меня уехать из города и, будучи пьяной, все время льнула ко мне, пока кто-то не оглушил меня каким-то твердым предметом.
– И я должен поверить во все эти басни? – спросил Грин.
– Все это – чистая правда.
– Другими словами, вы хотите сказать, что вас заманили в ловушку?
– В детективном фильме это именно так и называется.
Он явно пытался удержать меня у телефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15