До какой степени можно быть слепым? И глухим? Неудивительно, что Джим, Корк, Або, Монт и помощник прокурора Хаверс вели себя подобным образом. Они знали, что делали. Им ведь все это было известно. Во второй половине дня и вечерами, когда я работал, Пат играла в папу-маму с Кери. В последние шесть месяцев.
Инспектор Греди очень четко высказался на этот счет. Это происходит каждый вечер. Триста шестьдесят пять вечеров в год. В больших отелях и маленьких забегаловках. И среди типов, обитающих в трущобах, и у тех, кто платит сотни долларов за один день проживания в апартаментах. Почему бы детективу уголовной полиции, живущему в конце Риверсайд Драйв, быть исключением?
Мое сердце сжималось все сильнее. До какого же предела я дошел? Ведь я сказал Пат, чтобы она не беспокоилась, что я люблю ее и верю ей.
Я открыл дверцу машины, чтобы вернуться и сообщить ей все, что я услышал от инспектора Греди, но затем одумался. Зачем? Она станет лгать еще больше. Я сказал себе, что с меня хватит. Самое правильное – это последовать совету инспектора. Я возьму несколько дней отпуска, поеду куда-нибудь и надерусь. Я позвоню какой-нибудь курочке, одной из тех, которые вешаются мне на шею, и приглашу ее на бутербродик. И буду вести такую жизнь в течение восьми дней. А потом?
Легкий бриз ласкал мою щеку. Нежно, как пальцы Пат. А потом? Ответ довольно прост. Мне сейчас совсем не хочется напиваться. У меня нет желания положить в постель первую попавшуюся девицу, которая, может, и будет довольна моим обслуживанием. Единственное, что я хочу сейчас, это остаться одному, безразлично где. Мне необходимо все хорошенько обдумать.
Я тронул с места, не зная, куда ехать и не думая об этом. Так я очутился в квартале базаров и складов. Я открыл дверцу машины, чтобы выйти со стороны тротуара. Проделывая это, я свалил бумажный пакет, содержимое которого вывалилось на землю. Ворча, я стал подбирать все и класть обратно в мешок. Тут оказались эскалопы, бычье сердце, салат, картофель, цветная капуста и несколько консервных банок. Я сложил все это обратно в мешок, но продолжал держать в руке бычье сердце, не заметив, что испачкал кровью пиджак и брюки.
Вареное или жареное с соответствующим гарниром бычье сердце одно из моих любимых блюд. Но Пат не могла его есть. Она объясняла это тем, что его слишком часто давали в интернате, где она воспитывалась. Она дала себе слово, что когда вырастет, не притронется к нему. Но так как я очень любил это блюдо, Пат все же готовила его.
Кровь опять начала стучать в моих висках, и я стал восстанавливать в памяти проведенный Пат день. После возвращения из клиники, где она сдавала кровь, – она сдала пол-литра, – до того, как пойти на свидание с человеком, с которым она обманывала меня, Пат зашла в магазин и среди всего другого купила и бычье сердце.
Что-то тут не вяжется. Это нелогично. Курочка, которая обманывает своего мужа, перед свиданием скорее пойдет в парикмахерскую, чтобы навести красоту для своего любовника.
Я медленно покачал головой. Что-то тут не то!
Тем хуже для инспектора Греди. Это невозможно. Он не мог видеть ее вместе с Кери. Но все доказательства свидетельствовали против нее.
Пат хорошая и верная девочка. Она всегда все доводила до конца. Для нее не существовало полумер. Если бы она захотела спать с Кери, она не стала бы тайком ходить к нему после полудня, сделав покупки для нашего обеда. Она спала бы с ним все ночи, и прощай, Герман Стен!
Где-то на площади, среди серого света зари, стала гнусаво кричать какая-то мерзкая птица. Я осмотрелся по сторонам, чтобы выяснить, откуда шел этот звук.
Я стал думать, кто же я такой? Кто я такой, чтобы сомневаться?
Я старательно уложил бычье сердце в пакет поверх других покупок. Потом сел за руль и отъехал от этого места.
Будь проклято то, что видел, или думал, что видел, инспектор Греди! Будь прокляты доказательства, свидетельствующие против Пат! Бывают в жизни обстоятельства, когда мужчине только и остается, как сделаться глупым! Бывают в жизни обстоятельства, когда необходимо просто верить!
И я как раз нахожусь в такой ситуации, при таких обстоятельствах.
Глава 4
С Гудзона потянуло свежестью. Майерс стоял на пороге своей комнаты в белой ночной рубашке, развевающейся вокруг его волосатых ног, и более чем когда-либо был похож на сыча. На сыча, который носит очки в серебряной оправе с толстыми стеклами.
– Да, совершенно верно, мистер Стен, – подтвердил он. – Как я сообщил вашим коллегам, миссис Стен находилась в моем заведении вчера во второй половине дня.
– В котором часу?
Майерс немного подумал и сказал:
– Около четырех часов. – Затем он наклонил свою плешивую голову и уточнил: – Нет, теперь я припоминаю – было без пятнадцати пять. Я вспомнил, что взглянул тогда на часы. Она хотела купить сигареты «Кэмел», но у нас их не оказалось, а торговец запаздывал, и я сказал ей, что он должен прибыть с минуты на минуту. Тогда миссис Стен заявила, что немного подождет.
– А были ли еще посетители в вашем заведении?
– Как я могу точно помнить об этом, мистер Стен? – Майерс развел руками. – Люди постоянно входят и выходят. Без этого я бы не смог делать свое дело.
– Другими словами, вы не имеете понятия, что за люди были тогда у вас?
– Ни малейшего представления.
– Вы случайно не видели, как уходила моя жена?
Майерс потер нос.
– Нет, я не могу вспомнить этого момента. В эту минуту я, вероятно, выполнял чей-то заказ. Теперь, когда я думаю об этом, мне вспоминается, что, кажется, миссис Стен взяла с полки журнал-ревю и устроилась с ним у прилавка. – Он сделал жалобную мину. – Если бы я продавал все журналы, которые читают посетители в ожидании, пока их обслужат...
Я немного ослабил воротничок рубашки. До сих пор все идет правильно. Пат не курит. А окурки, в большом количестве разбросанные у Кери, были от египетских сигарет, даже те, что были вымазаны губной помадой. «Кэмел» предназначался для меня. Пат показала, что она пила кока-колу возле прилавка. До сих пор все совпадало. Я осведомился у Майерса, как зовут его парня.
– Симон, Карл Симон.
– А где он живет?
Майерс с сожалением качнул головой.
– Этого я вам сказать не могу, мистер Стен. Во всяком случае, сейчас. В конторе у меня записан его адрес. Он живет где-то поблизости. Но некоторое время тому назад он переехал в отель, где-то в нижнем квартале, около Таймс-сквер. Не помню его названия.
– Сколько времени работает у вас Симон?
Он пожал плечами.
– Два месяца, может быть, девять недель. А может, даже десять. Вы же знаете, какие это парни. Они никогда долго не задерживаются на одном месте. – Майерс, по всей вероятности, слышал сообщение по радио. – Но поверьте мне, мистер Стен, ваша жена не была усыплена в моем заведении, если это та причина, по которой вы меня разбудили в половине пятого утра. У меня никогда не продают никаких наркотиков. Это я могу клятвенно заверить. К тому же...
Майерс пожал плечами и умолк. Я схватил его за ворот ночной рубахи.
– Продолжай, мне очень интересно, старина. «К тому же» – что?
Майерс провел языком по губам.
– Ну, ко мне они никогда не приходили вместе. Я бы сказал ей: «О, миссис Стен, как вам не стыдно!» Но я видел ее несколько раз в компании с этим человеком.
Я ударил его по лицу.
– Вы лжете!
Майерс решил не сдаваться.
– Драться с вами я не могу: вы слишком сильны. К тому же, вы из полиции. Но лгать, это нет, я не лгу. Я много раз видел, как миссис Стен встречалась с этим человеком в конце улицы, недалеко от моего заведения. А однажды, когда мы с миссис Майерс выходили из кинотеатра и направлялись поужинать, мы встретили их у «Порока». Они сидели за столиком в углу, держась за руки.
Я выпустил его.
– Вы совершенно в этом уверены?
Майерс клятвенно поднял правую руку.
– Да.
Теперь я не знал, что и думать.
– О'кей. Сожалею, что ударил вас.
– В этом нет ничего ужасного, мистер Стен. Такие вещи случаются часто. Но я представляю себе, что вы должны испытывать.
И он закрыл дверь перед моим носом. Я задержался немного на пороге, чтобы посмотреть на туман, поднимающийся с залива. День был душным и жарким.
Я медленно спустился по ступенькам и прошел под желтым светом фонаря, направляясь к своей машине. Что-то во всей этой дикой истории есть неестественное. Для женщины, которая обожает свой дом, которая ни единого раза не опоздала приготовить все к моему приходу... Пат, если верить свидетелям, действительно проявила чудеса ловкости и хитрости. Сомнения снова зашевелились в моей душе. Весьма вероятно, что я просто все время ошибался, и Пат гораздо хитрее, чем я полагал.
Я взглянул на часы. «Порок» и «Линда» закрыты, но у меня есть шанс застать открытым еще Эдди Гюнеса. Эдди не особенно стесняется, так как среди его клиентуры имеются и важные полицейские чины.
Я проехал до Бродвея и свернул на Мэй-авеню, точнее, на Таймс-сквер. На улицах почти никого не было, за исключением уборщиков улиц. Слишком поздно для гуляк и слишком рано для рабочих. Ник Казарас, прикрепленный комиссариатом к 47-й улице, наблюдал за отелем «Астор». Я остановил машину и подал ему знак.
– Хочешь оказать мне услугу, Ник?
– С удовольствием, Герман.
– Постарайся найти одного типа по имени Карл Симон. Насколько я знаю, он небольшого роста, лет двадцати пяти. Темные волосы зачесаны назад. Немного глупый вид. Служит подавальщиком в заведении Майерса на 62-й улице. Похоже на то, что он живет в каком-то отеле именно в этом квартале.
Казарас улыбнулся.
– Можешь считать, что он у тебя в кармане. Хочешь, чтоб я привел его к тебе или мне просто найти его?
– Найди его, и этого будет достаточно. Я позвоню тебе по телефону, когда ты закончишь работу.
– Буду ждать звонка. – Неожиданно его улыбка потеряла веселость. – Как дела, Герман?
– Пока ничего хорошего.
– А мы ничего не можем для тебя сделать?
Я покачал головой.
– Нет. Благодарю за предложение, Ник. Я этого не забуду.
Я вновь тронулся в путь, спустился по Седьмой авеню до Гринвич-Вилледж и остановился перед клубом Эдди Гюнеса. Заря уже окрасила улицы в розовый цвет. Перед клубом было припарковано несколько машин. Я толкнул дверь и вошел. Оркестр уже закончил свою работу, официанты убирали со столиков.
Четверо мужчин и три женщины сидели около бара, основательно надравшись виски. Две женщины не обратили на меня никакого внимания: они были слишком заняты друг другом. Одни и те же сцены в разных забегаловках. Один из мужчин обернулся и опустил руку вдоль бедра. Третья женщина, еще девчонка, которой едва минуло двадцать лет, схватила меня за руку, когда я проходил мимо.
– Добрый вечер, дорогой, – проворковала она и потерлась бедром о мое бедро с видом совершенно пьяной женщины. – Не предложишь ли мне бокал вина?
Резким движением я избавился от нее. Рядом с баром стояли Рег Хоплон и двое его парней. Хоплон, высокий и красивый парень, который испортил себе репутацию папенькиного сынка тем, что стал добывать деньги совсем другим путем. Он был зол на меня.
– Смотри-ка, да ведь это Герман, – насмешливо проговорил он. – Что это мне сказали? У вашей красивой рыженькой жены сегодня неприятности?
У меня ничего не было против Хоплона, зато другие давно уже жаждали его крови, но никак не могли его ни в чем уличить. Я не произнес ни слова. Он продолжал:
– Можно предполагать, что женщина должна бы удовлетвориться любовью такого большого и красивого флика. Но приходится думать, что ему не хватало еще кое-каких талантов, а, Герман?
Я двинул его так стремительно, что он ударился о стойку, потом отлетел от нее и растянулся на полу. Из его носа потекла кровь. Гюнес за стойкой бара заметил:
– Послушайте, Герман, Рег сказал это не со зла, он не думал ничего плохого. Просто он совершенно пьян.
Я взглянул на типов, сопровождавших Хоплона.
– Платите за свою выпивку, забирайте эту падаль и быстренько сматывайтесь отсюда. А когда он очухается, передайте ему: если встретит меня на улице, пусть сразу же переходит на другую сторону.
Один из типов хотел было вмешаться, но потом одумался.
– Как хотите, Стен.
Он положил на стойку банкноту и с помощью своего напарника помог Хоплону выйти. Тот уже немного пришел в себя и изрыгал ругательства. Та же девчонка глубоко вздохнула и, повернувшись в мою сторону, пробормотала:
– Мальчик, а вы мне нравитесь.
Я прошел в глубь бара. Выйдя из-за стойки, за мной последовал Гюнес. Это был жирный, с двойным подбородком мужчина. Когда он ходит, пол трещит под его ногами. Пройдя в глубину зала, мы остановились и посмотрели друг на друга.
– Послушайте, – проговорил толстяк, – мне известно, что вы представитель власти и порядка. Но что вы имеете против меня, Герман? Я не хочу портить с вами отношений. Может быть, я должен был вас предупредить? Поставьте себя на мое место. Я подумал, что она достаточно взрослая и может делать то, что ей хочется.
– Другими словами, Пат встречалась здесь с Кери?
– Очень часто.
– Как часто?
Гюнес сложил свой подбородок вдвое.
– По меньшей мере два раза в неделю после полудня, и один или два раза вечером. Это продолжалось в течение пяти месяцев.
– А когда это было в последний раз?
Гюнес на секунду задумался.
– Два дня назад. У них здесь произошла сцена. Она хотела, чтобы они пошли к нему, а он не хотел. Соображаете?
Я стал рыться в своих воспоминаниях, но во вторник я работал до трех утра.
– Почему? – буркнул я.
– Насколько я мог понять, Кери она уже надоела. – Он достал бутылку рома и стакан и поставил их рядом. – Кери вертелся вокруг другой женщины, певицы моего оркестра. Но миссис Стен не оставляла его в покое. Она проглотила по крайней мере бутылку и пообещала разбить ему ею голову, если он вздумает ее бросить.
– Вы рассказали об этом Джиму Пурвису?
У Гюнеса был удивленный вид.
– Ну конечно, боже мой! Уже давно. Он и Монт приходили еще вечером.
Я плеснул в стакан рому.
– И что же произошло? Я имеют в виду между ней и Кери?
– Он принял это за шутку. Но, судя по тому, что рассказали мне Джим и Монт, и по тому, что я прочел в газете, мне кажется, что она сдержала свое слово. Только вместо бутылки воспользовалась револьвером.
Мне понравился вкус рома. Чтобы усилить это впечатление, я налил себе еще стакан.
– Вы уверены, что это была моя Пат?
Толстяк скорчил недоумевающую физиономию.
– Конечно, вы никогда не представляли меня своей жене. Правда, мистер Греди, который был здесь как-то вечерком, сказал, что они зашли уж слишком далеко и что обоим достанется, если это дойдет до вас. Потом еще двое парней, которые хорошо знают вас и ее, говорили приблизительно то же самое.
Я налил себе третий стакан. Игра сделана, глупо после всего услышанного быть таким упрямцем. Белое – это белое, а черное – это черное, и неверных жен – легион. В Нью-Йорке, в Сан-Франциско и повсюду, куда бы ни вела дорога. Даже в Библии говорится об этом.
Я ощутил возле себя тепло чужого тела. Ко мне прижалась маленькая блондинка. Она неплохо сложена и обещала быть довольно забавной. Может быть, если я сильно напьюсь, она поможет мне забыть Пат? Она еще плотнее прижала свое бедро к моему.
– Если это может вас заинтересовать, то знайте, что вы мне страшно нравитесь.
– Не будь дурой! – предупредил Гюнес. – Это коп.
– Ну и что же? – возразила девчонка. – Разве копы не признают любовь?
Я сказал Гюнесу, чтобы он достал для нее стакан. Он налил ей смесь бурбона и продолжил наш разговор.
– К тому же у меня есть глаза и уши. Девушка имеет рыжие волосы. Кери называл ее Пат. И однажды вечером я понял, что он рискует многим, играя в такие игры с женой детектива, хотя имени детектива никто не называет.
Маленькая блондинка продолжала тереться об меня, как кошечка, у которой что-то на уме.
– А вы не могли бы подняться ко мне? – предложила она. – Я всегда мечтала переспать с типом такого роста, у которого сломан нос.
Гюнес налил ей еще порцию бурбона и поставил бутылку на стойку.
– Кстати, раз вы здесь, Герман, можете взять это с собой. Я хотел отдать это Джиму Пурвису, но в этот момент здесь была банда шалопаев и две девицы, которые начали вырывать друг у друга волосы. Так что я позабыл об этом.
– Что такое?
Гюнес открыл ящик и вытащил оттуда белую кожаную сумочку, вид которой был мне очень знаком.
– Вот. – Он положил ее на прилавок рядом с бутылкой рома.
– Ваша жена забыла ее тут во вторник вечером. Я полагаю, из-за неприятной сцены с Кери. – Он нагнулся и прошептал: – Вы знаете, почему женщины так к нему липнут и что об этом говорят? Вы знаете, что они рассказывают об его манере делать это?
– Нет, – сухо проронил я, – и не хочу знать.
У меня сложилось впечатление, что я плаваю в грязи. Ром неприятно переливался в желудке, а блондинка настойчиво терлась о некоторые части моего тела.
– Ну, вы отлично понимаете, что я хочу сказать, – промолвил Гюнес.
Я открыл сумочку из белой кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Инспектор Греди очень четко высказался на этот счет. Это происходит каждый вечер. Триста шестьдесят пять вечеров в год. В больших отелях и маленьких забегаловках. И среди типов, обитающих в трущобах, и у тех, кто платит сотни долларов за один день проживания в апартаментах. Почему бы детективу уголовной полиции, живущему в конце Риверсайд Драйв, быть исключением?
Мое сердце сжималось все сильнее. До какого же предела я дошел? Ведь я сказал Пат, чтобы она не беспокоилась, что я люблю ее и верю ей.
Я открыл дверцу машины, чтобы вернуться и сообщить ей все, что я услышал от инспектора Греди, но затем одумался. Зачем? Она станет лгать еще больше. Я сказал себе, что с меня хватит. Самое правильное – это последовать совету инспектора. Я возьму несколько дней отпуска, поеду куда-нибудь и надерусь. Я позвоню какой-нибудь курочке, одной из тех, которые вешаются мне на шею, и приглашу ее на бутербродик. И буду вести такую жизнь в течение восьми дней. А потом?
Легкий бриз ласкал мою щеку. Нежно, как пальцы Пат. А потом? Ответ довольно прост. Мне сейчас совсем не хочется напиваться. У меня нет желания положить в постель первую попавшуюся девицу, которая, может, и будет довольна моим обслуживанием. Единственное, что я хочу сейчас, это остаться одному, безразлично где. Мне необходимо все хорошенько обдумать.
Я тронул с места, не зная, куда ехать и не думая об этом. Так я очутился в квартале базаров и складов. Я открыл дверцу машины, чтобы выйти со стороны тротуара. Проделывая это, я свалил бумажный пакет, содержимое которого вывалилось на землю. Ворча, я стал подбирать все и класть обратно в мешок. Тут оказались эскалопы, бычье сердце, салат, картофель, цветная капуста и несколько консервных банок. Я сложил все это обратно в мешок, но продолжал держать в руке бычье сердце, не заметив, что испачкал кровью пиджак и брюки.
Вареное или жареное с соответствующим гарниром бычье сердце одно из моих любимых блюд. Но Пат не могла его есть. Она объясняла это тем, что его слишком часто давали в интернате, где она воспитывалась. Она дала себе слово, что когда вырастет, не притронется к нему. Но так как я очень любил это блюдо, Пат все же готовила его.
Кровь опять начала стучать в моих висках, и я стал восстанавливать в памяти проведенный Пат день. После возвращения из клиники, где она сдавала кровь, – она сдала пол-литра, – до того, как пойти на свидание с человеком, с которым она обманывала меня, Пат зашла в магазин и среди всего другого купила и бычье сердце.
Что-то тут не вяжется. Это нелогично. Курочка, которая обманывает своего мужа, перед свиданием скорее пойдет в парикмахерскую, чтобы навести красоту для своего любовника.
Я медленно покачал головой. Что-то тут не то!
Тем хуже для инспектора Греди. Это невозможно. Он не мог видеть ее вместе с Кери. Но все доказательства свидетельствовали против нее.
Пат хорошая и верная девочка. Она всегда все доводила до конца. Для нее не существовало полумер. Если бы она захотела спать с Кери, она не стала бы тайком ходить к нему после полудня, сделав покупки для нашего обеда. Она спала бы с ним все ночи, и прощай, Герман Стен!
Где-то на площади, среди серого света зари, стала гнусаво кричать какая-то мерзкая птица. Я осмотрелся по сторонам, чтобы выяснить, откуда шел этот звук.
Я стал думать, кто же я такой? Кто я такой, чтобы сомневаться?
Я старательно уложил бычье сердце в пакет поверх других покупок. Потом сел за руль и отъехал от этого места.
Будь проклято то, что видел, или думал, что видел, инспектор Греди! Будь прокляты доказательства, свидетельствующие против Пат! Бывают в жизни обстоятельства, когда мужчине только и остается, как сделаться глупым! Бывают в жизни обстоятельства, когда необходимо просто верить!
И я как раз нахожусь в такой ситуации, при таких обстоятельствах.
Глава 4
С Гудзона потянуло свежестью. Майерс стоял на пороге своей комнаты в белой ночной рубашке, развевающейся вокруг его волосатых ног, и более чем когда-либо был похож на сыча. На сыча, который носит очки в серебряной оправе с толстыми стеклами.
– Да, совершенно верно, мистер Стен, – подтвердил он. – Как я сообщил вашим коллегам, миссис Стен находилась в моем заведении вчера во второй половине дня.
– В котором часу?
Майерс немного подумал и сказал:
– Около четырех часов. – Затем он наклонил свою плешивую голову и уточнил: – Нет, теперь я припоминаю – было без пятнадцати пять. Я вспомнил, что взглянул тогда на часы. Она хотела купить сигареты «Кэмел», но у нас их не оказалось, а торговец запаздывал, и я сказал ей, что он должен прибыть с минуты на минуту. Тогда миссис Стен заявила, что немного подождет.
– А были ли еще посетители в вашем заведении?
– Как я могу точно помнить об этом, мистер Стен? – Майерс развел руками. – Люди постоянно входят и выходят. Без этого я бы не смог делать свое дело.
– Другими словами, вы не имеете понятия, что за люди были тогда у вас?
– Ни малейшего представления.
– Вы случайно не видели, как уходила моя жена?
Майерс потер нос.
– Нет, я не могу вспомнить этого момента. В эту минуту я, вероятно, выполнял чей-то заказ. Теперь, когда я думаю об этом, мне вспоминается, что, кажется, миссис Стен взяла с полки журнал-ревю и устроилась с ним у прилавка. – Он сделал жалобную мину. – Если бы я продавал все журналы, которые читают посетители в ожидании, пока их обслужат...
Я немного ослабил воротничок рубашки. До сих пор все идет правильно. Пат не курит. А окурки, в большом количестве разбросанные у Кери, были от египетских сигарет, даже те, что были вымазаны губной помадой. «Кэмел» предназначался для меня. Пат показала, что она пила кока-колу возле прилавка. До сих пор все совпадало. Я осведомился у Майерса, как зовут его парня.
– Симон, Карл Симон.
– А где он живет?
Майерс с сожалением качнул головой.
– Этого я вам сказать не могу, мистер Стен. Во всяком случае, сейчас. В конторе у меня записан его адрес. Он живет где-то поблизости. Но некоторое время тому назад он переехал в отель, где-то в нижнем квартале, около Таймс-сквер. Не помню его названия.
– Сколько времени работает у вас Симон?
Он пожал плечами.
– Два месяца, может быть, девять недель. А может, даже десять. Вы же знаете, какие это парни. Они никогда долго не задерживаются на одном месте. – Майерс, по всей вероятности, слышал сообщение по радио. – Но поверьте мне, мистер Стен, ваша жена не была усыплена в моем заведении, если это та причина, по которой вы меня разбудили в половине пятого утра. У меня никогда не продают никаких наркотиков. Это я могу клятвенно заверить. К тому же...
Майерс пожал плечами и умолк. Я схватил его за ворот ночной рубахи.
– Продолжай, мне очень интересно, старина. «К тому же» – что?
Майерс провел языком по губам.
– Ну, ко мне они никогда не приходили вместе. Я бы сказал ей: «О, миссис Стен, как вам не стыдно!» Но я видел ее несколько раз в компании с этим человеком.
Я ударил его по лицу.
– Вы лжете!
Майерс решил не сдаваться.
– Драться с вами я не могу: вы слишком сильны. К тому же, вы из полиции. Но лгать, это нет, я не лгу. Я много раз видел, как миссис Стен встречалась с этим человеком в конце улицы, недалеко от моего заведения. А однажды, когда мы с миссис Майерс выходили из кинотеатра и направлялись поужинать, мы встретили их у «Порока». Они сидели за столиком в углу, держась за руки.
Я выпустил его.
– Вы совершенно в этом уверены?
Майерс клятвенно поднял правую руку.
– Да.
Теперь я не знал, что и думать.
– О'кей. Сожалею, что ударил вас.
– В этом нет ничего ужасного, мистер Стен. Такие вещи случаются часто. Но я представляю себе, что вы должны испытывать.
И он закрыл дверь перед моим носом. Я задержался немного на пороге, чтобы посмотреть на туман, поднимающийся с залива. День был душным и жарким.
Я медленно спустился по ступенькам и прошел под желтым светом фонаря, направляясь к своей машине. Что-то во всей этой дикой истории есть неестественное. Для женщины, которая обожает свой дом, которая ни единого раза не опоздала приготовить все к моему приходу... Пат, если верить свидетелям, действительно проявила чудеса ловкости и хитрости. Сомнения снова зашевелились в моей душе. Весьма вероятно, что я просто все время ошибался, и Пат гораздо хитрее, чем я полагал.
Я взглянул на часы. «Порок» и «Линда» закрыты, но у меня есть шанс застать открытым еще Эдди Гюнеса. Эдди не особенно стесняется, так как среди его клиентуры имеются и важные полицейские чины.
Я проехал до Бродвея и свернул на Мэй-авеню, точнее, на Таймс-сквер. На улицах почти никого не было, за исключением уборщиков улиц. Слишком поздно для гуляк и слишком рано для рабочих. Ник Казарас, прикрепленный комиссариатом к 47-й улице, наблюдал за отелем «Астор». Я остановил машину и подал ему знак.
– Хочешь оказать мне услугу, Ник?
– С удовольствием, Герман.
– Постарайся найти одного типа по имени Карл Симон. Насколько я знаю, он небольшого роста, лет двадцати пяти. Темные волосы зачесаны назад. Немного глупый вид. Служит подавальщиком в заведении Майерса на 62-й улице. Похоже на то, что он живет в каком-то отеле именно в этом квартале.
Казарас улыбнулся.
– Можешь считать, что он у тебя в кармане. Хочешь, чтоб я привел его к тебе или мне просто найти его?
– Найди его, и этого будет достаточно. Я позвоню тебе по телефону, когда ты закончишь работу.
– Буду ждать звонка. – Неожиданно его улыбка потеряла веселость. – Как дела, Герман?
– Пока ничего хорошего.
– А мы ничего не можем для тебя сделать?
Я покачал головой.
– Нет. Благодарю за предложение, Ник. Я этого не забуду.
Я вновь тронулся в путь, спустился по Седьмой авеню до Гринвич-Вилледж и остановился перед клубом Эдди Гюнеса. Заря уже окрасила улицы в розовый цвет. Перед клубом было припарковано несколько машин. Я толкнул дверь и вошел. Оркестр уже закончил свою работу, официанты убирали со столиков.
Четверо мужчин и три женщины сидели около бара, основательно надравшись виски. Две женщины не обратили на меня никакого внимания: они были слишком заняты друг другом. Одни и те же сцены в разных забегаловках. Один из мужчин обернулся и опустил руку вдоль бедра. Третья женщина, еще девчонка, которой едва минуло двадцать лет, схватила меня за руку, когда я проходил мимо.
– Добрый вечер, дорогой, – проворковала она и потерлась бедром о мое бедро с видом совершенно пьяной женщины. – Не предложишь ли мне бокал вина?
Резким движением я избавился от нее. Рядом с баром стояли Рег Хоплон и двое его парней. Хоплон, высокий и красивый парень, который испортил себе репутацию папенькиного сынка тем, что стал добывать деньги совсем другим путем. Он был зол на меня.
– Смотри-ка, да ведь это Герман, – насмешливо проговорил он. – Что это мне сказали? У вашей красивой рыженькой жены сегодня неприятности?
У меня ничего не было против Хоплона, зато другие давно уже жаждали его крови, но никак не могли его ни в чем уличить. Я не произнес ни слова. Он продолжал:
– Можно предполагать, что женщина должна бы удовлетвориться любовью такого большого и красивого флика. Но приходится думать, что ему не хватало еще кое-каких талантов, а, Герман?
Я двинул его так стремительно, что он ударился о стойку, потом отлетел от нее и растянулся на полу. Из его носа потекла кровь. Гюнес за стойкой бара заметил:
– Послушайте, Герман, Рег сказал это не со зла, он не думал ничего плохого. Просто он совершенно пьян.
Я взглянул на типов, сопровождавших Хоплона.
– Платите за свою выпивку, забирайте эту падаль и быстренько сматывайтесь отсюда. А когда он очухается, передайте ему: если встретит меня на улице, пусть сразу же переходит на другую сторону.
Один из типов хотел было вмешаться, но потом одумался.
– Как хотите, Стен.
Он положил на стойку банкноту и с помощью своего напарника помог Хоплону выйти. Тот уже немного пришел в себя и изрыгал ругательства. Та же девчонка глубоко вздохнула и, повернувшись в мою сторону, пробормотала:
– Мальчик, а вы мне нравитесь.
Я прошел в глубь бара. Выйдя из-за стойки, за мной последовал Гюнес. Это был жирный, с двойным подбородком мужчина. Когда он ходит, пол трещит под его ногами. Пройдя в глубину зала, мы остановились и посмотрели друг на друга.
– Послушайте, – проговорил толстяк, – мне известно, что вы представитель власти и порядка. Но что вы имеете против меня, Герман? Я не хочу портить с вами отношений. Может быть, я должен был вас предупредить? Поставьте себя на мое место. Я подумал, что она достаточно взрослая и может делать то, что ей хочется.
– Другими словами, Пат встречалась здесь с Кери?
– Очень часто.
– Как часто?
Гюнес сложил свой подбородок вдвое.
– По меньшей мере два раза в неделю после полудня, и один или два раза вечером. Это продолжалось в течение пяти месяцев.
– А когда это было в последний раз?
Гюнес на секунду задумался.
– Два дня назад. У них здесь произошла сцена. Она хотела, чтобы они пошли к нему, а он не хотел. Соображаете?
Я стал рыться в своих воспоминаниях, но во вторник я работал до трех утра.
– Почему? – буркнул я.
– Насколько я мог понять, Кери она уже надоела. – Он достал бутылку рома и стакан и поставил их рядом. – Кери вертелся вокруг другой женщины, певицы моего оркестра. Но миссис Стен не оставляла его в покое. Она проглотила по крайней мере бутылку и пообещала разбить ему ею голову, если он вздумает ее бросить.
– Вы рассказали об этом Джиму Пурвису?
У Гюнеса был удивленный вид.
– Ну конечно, боже мой! Уже давно. Он и Монт приходили еще вечером.
Я плеснул в стакан рому.
– И что же произошло? Я имеют в виду между ней и Кери?
– Он принял это за шутку. Но, судя по тому, что рассказали мне Джим и Монт, и по тому, что я прочел в газете, мне кажется, что она сдержала свое слово. Только вместо бутылки воспользовалась револьвером.
Мне понравился вкус рома. Чтобы усилить это впечатление, я налил себе еще стакан.
– Вы уверены, что это была моя Пат?
Толстяк скорчил недоумевающую физиономию.
– Конечно, вы никогда не представляли меня своей жене. Правда, мистер Греди, который был здесь как-то вечерком, сказал, что они зашли уж слишком далеко и что обоим достанется, если это дойдет до вас. Потом еще двое парней, которые хорошо знают вас и ее, говорили приблизительно то же самое.
Я налил себе третий стакан. Игра сделана, глупо после всего услышанного быть таким упрямцем. Белое – это белое, а черное – это черное, и неверных жен – легион. В Нью-Йорке, в Сан-Франциско и повсюду, куда бы ни вела дорога. Даже в Библии говорится об этом.
Я ощутил возле себя тепло чужого тела. Ко мне прижалась маленькая блондинка. Она неплохо сложена и обещала быть довольно забавной. Может быть, если я сильно напьюсь, она поможет мне забыть Пат? Она еще плотнее прижала свое бедро к моему.
– Если это может вас заинтересовать, то знайте, что вы мне страшно нравитесь.
– Не будь дурой! – предупредил Гюнес. – Это коп.
– Ну и что же? – возразила девчонка. – Разве копы не признают любовь?
Я сказал Гюнесу, чтобы он достал для нее стакан. Он налил ей смесь бурбона и продолжил наш разговор.
– К тому же у меня есть глаза и уши. Девушка имеет рыжие волосы. Кери называл ее Пат. И однажды вечером я понял, что он рискует многим, играя в такие игры с женой детектива, хотя имени детектива никто не называет.
Маленькая блондинка продолжала тереться об меня, как кошечка, у которой что-то на уме.
– А вы не могли бы подняться ко мне? – предложила она. – Я всегда мечтала переспать с типом такого роста, у которого сломан нос.
Гюнес налил ей еще порцию бурбона и поставил бутылку на стойку.
– Кстати, раз вы здесь, Герман, можете взять это с собой. Я хотел отдать это Джиму Пурвису, но в этот момент здесь была банда шалопаев и две девицы, которые начали вырывать друг у друга волосы. Так что я позабыл об этом.
– Что такое?
Гюнес открыл ящик и вытащил оттуда белую кожаную сумочку, вид которой был мне очень знаком.
– Вот. – Он положил ее на прилавок рядом с бутылкой рома.
– Ваша жена забыла ее тут во вторник вечером. Я полагаю, из-за неприятной сцены с Кери. – Он нагнулся и прошептал: – Вы знаете, почему женщины так к нему липнут и что об этом говорят? Вы знаете, что они рассказывают об его манере делать это?
– Нет, – сухо проронил я, – и не хочу знать.
У меня сложилось впечатление, что я плаваю в грязи. Ром неприятно переливался в желудке, а блондинка настойчиво терлась о некоторые части моего тела.
– Ну, вы отлично понимаете, что я хочу сказать, – промолвил Гюнес.
Я открыл сумочку из белой кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15