Раза два он чуть оживился, пока пил принесенный Эстеллой горячий и крепкий кофе. Зная его привычки, она тихо удалилась в кухню и принялась за вязанье.
«Мистификация». — Баум несколько раз повторил это про себя, как заклинание. С виду он будто спал, но мысли неслись вскачь, и ему приходилось их усмирять, чтобы кое-что пересмотреть, прикинуть последствия возможных сбоев и, наоборот, оценить преимущества, которых можно достичь, если все пойдет, как задумано.
«Мистификация всем хороша, — сказал он себе, — но только пока я остаюсь единственным, кого не ввела в заблуждение собственная хитрость. Пока мне одному известно, в чем дело».
В одиннадцать заглянула Эстелла.
— Я ложусь, — сказала она. — Не забудь выключить свет, когда закончишь. Захочешь кофе — подогрей сам.
— Спокойной ночи, — отозвался Баум. — Я тоже скоро лягу. Завтра мне в шесть вставать.
После полуночи он добавил к своему списку еще одну строчку: «Срочно. Расставить силок». Следующие десять минут он провел, перечитывая то, что написал за последние два часа. Губы его шевелились, как у актера, заучивающего роль. Потом он порвал листок, сложил обрывки в пустую кофейную чашку, погасил, как велено было, свет и отправился в спальню, где, лежа на спине, тихо похрапывала Эстелла. Он лег рядом и, к собственному удивлению, ухитрился довольно скоро заснуть.
Троим из своей группы Баум назначил встречу в восемь пятнадцать, не принимая во внимание, что они вовсе не обязаны работать по воскресеньям. Он всегда говорил, что, если сотрудника ДСТ вызывают в неурочное время, он всегда может потом отгулять, когда предоставится такая возможность. Если же кто дорожит тридцатишестичасовой рабочей неделей, пусть идет работать в дорожную полицию.
Они сидели на жестких стульях за столом — грузный Леон, руководивший слежкой в Булонском лесу, Люк — его молодой помощник из Нанта, и еще один инспектор, ветеран, принимавший участие во множестве операций, которые организовывал Баум. Этим троим было сказано не более того, что им следовало знать. Министерство обороны не упоминалось. Баум принес с собой кофе во фляжке: по воскресеньям столовая не работает. В четырех бумажных стаканчиках на столе дымилась темная жидкость, заранее сдобренная сахаром. День снова обещал быть чудовищно жарким, но в этот ранний час еще можно было дышать, и двое даже не сняли пиджаков.
— Записей не вести, — инструктировал Баум. — И никаких обсуждений с другими. Если кто спросит, чем вы заняты, говорите, что ищете советскую кошку, обученную разгадывать наш шифр.
Все засмеялись.
— А теперь чего я хочу от вас. Марсель, как твои контакты с прессой?
— Неплохо.
— Должники у тебя есть?
— Несколько.
— Попробуешь получить от них кое-какие услуги?
Марсель кивнул, он был немногословен.
— Как ты думаешь, можно устроить, чтобы «Франс суар» и какие-нибудь из дневных газет завтра поместили небольшое сообщение, в котором ничего сенсационного нет: только то, что парень уже сутки без сознания и сообщить некому…
— Да уж и правда не сенсация…
— Но сделать надо!
— Постараюсь…
— Тут стараться мало, дружище, тут надо выполнить. Это самое главное в моем плане, отправная точка.
— Постараюсь, — упрямо повторил Марсель. — Но мне нужны данные.
Баум пересказал ему все, что тому было необходимо.
— Теперь ступай. Особенно важно — завтрашний номер «Франс суар». И во всех его выпусках, ясно?
— Посмотрю, что можно сделать, но вы же знаете, они из последних выпусков такую мелочевку выбрасывают.
После ухода Марселя Баум повернулся к остальным.
— Один парень, некий Гвидо Ферри, лежит в реанимации в клинике Божон. Там снаружи дежурит полицейский из местной префектуры — у того парня бумаги оказались не в порядке. Замените этого дежурного — дежурство пусть будет круглосуточным. Я туда позвоню, а ты, Леон, подъедешь в Божон. Твой помощник пусть посидит у тебя в кабинете на всякий случай. Но жен своих или кто там у вас есть предупредите, чтобы особо не ждали, когда освободитесь — неизвестно. Ясно?
Оба кивнули.
— Ну ладно, я вам буду говорить, куда и когда идти и что там делать.
В девять он снова позвонил в клинику:
— Этот парнишка, Ферри, как он там?
— Не вешайте трубку.
Ему был слышен короткий разговор по внутреннему телефону, потом он услышал ответ:
— Все так же, без перемен.
— Он придет в себя?
— Трудно сказать. Шансов поровну.
— Вы могли бы перевести его в отдельную палату?
В трубке помолчали, потом врач спросил:
— Это так важно? Знаете, к нему подключены системы жизнеобеспечения, лучше бы его не двигать.
— Это важно. Не хотелось бы нарушать ваши правила, но, поверьте, для нас это чрезвычайно важно.
— Хорошо, переведем его.
— Спасибо. Да, и еще одно, — будто спохватился Баум. — К нему, наверно, родственники придут, хоть он и без сознания. Позаботьтесь, пожалуйста, о его вещах, чтобы они находились в той же комнате. На случай, если кому-то понадобятся.
Врач, казалось, был удивлен такой предусмотрительностью со стороны властей.
— Конечно, не беспокойтесь, я все сделаю.
Баум перезвонил Леону.
— Давай, приятель, двигай в Божон.
Он подробно объяснил, что тому следует сделать.
— Да, и прихвати пару ребят в другой машине, хороших сыщиков, — пусть поболтаются возле клиники, держи их под рукой. Если никого в отделе нет, вызови срочно, сошлись на меня.
— Хорошо, шеф!
Потом Баум позвонил Руассе домой. «Пусть он считает, что его держат в курсе, — предупреждал Вавр. — На самом-то деле ему знать ничего не нужно, подбрось ему пару пикантных подробностей, и он будет счастлив».
— Шеф сказал, что вы могли бы нам помочь, — говорил теперь Баум. — Поэтому я и звоню.
— Как идет следствие?
— Раскручиваем понемногу. Президент готов нам помогать.
— Вы с ним виделись? — Ощущение причастности к истории льстило Руассе.
— Вчера. Президент поинтересовался, с кем мы держим связь в префектуре, и Вавр сказал, что с вами.
— Он так ему и сказал?
— Да.
— Хорошо. Очень хорошо. Так чем я могу быть полезен?
— Спасибо, — сказал Баум. — Есть нечто важное и срочное.
— Что вы имеете в виду?
— Вероятно, лучше сказать это лично, не по телефону.
— Конечно, разумеется, — согласился Руассе, и Баум тут же положил трубку.
Четверо экспертов в своей комнате на нижнем этаже никак не могли взять в толк, с чего вдруг этакая спешка. Погода больше подходила для рыбалки, чем для графологических и ксерографических экспертиз и всестороннего обследования бумажек. Спустившись к ним, Баум особого прогресса в исследованиях не обнаружил: его только заверили, что и фотокопировальная бумага, и конверт абсолютно стандартны, такие продаются в любом магазине.
— Чудно! — обрадовался Баум. — Вот это я и хотел услышать! Теперь пусть один из вас принесет мне десяток листов такой бумаги и пачку таких конвертов.
— В воскресенье? Альфред, ты что, шутишь?
— Я бы и хотел пошутить, да не до того. Мне все равно, где вы их возьмете, хоть магазин ограбьте. Но мне они нужны к вечеру, понятно?
Старший из специалистов поскреб в затылке.
— Завтра я бы первым делом…
— Завтра — поздно!
— Черт, Альфред, да я просто ума не приложу, где их взять!
— И я не знаю. — Голос Баума прозвучал сухо. — Но вот что скажу. Это маленькое дельце, дружище, может быть, самое важное поручение за все двенадцать или сколько там лет, что ты здесь работаешь. Усвой это, пожалуйста. Мне безразлично, как вы будете действовать, но эти вещи нужны сегодня, а если вы боитесь, что не справитесь, так сразу и скажите, я пойду и сам все достану.
— Ладно, шеф, — сказал старший. — Мы как-нибудь это устроим.
— Вот и умник — Баум отправился в архив, где попросил досье на некоего Александра Антуана Вэллата, государственного служащего. Получив в руки серую папку — в точности такую же, как та, что терзала его мысли уже несколько дней, — он расписался за нее и унес к себе. Там он минут пятнадцать внимательно читал. Но не найдя ничего интересного для себя, вернул ее в архив.
— Ну и скучные у вас клиенты, — сказал он дежурному. — Сто лет ничего любопытного не читал.
— Мы стараемся изо всех сил, Альфред. Не может же каждое досье походить на бестселлер.
Вернувшись к себе, Баум достал из кармана ключ и, повернув его в замке серого сейфа, отодвинул тяжелую дверь и вытащил из самой глубины две папки, с виду точно такие же, как та, что он отнес в архив. Он провел еще четверть часа, тщательно изучая материалы, и, казалось, остался доволен тем, что прочел, возвратил их на место и старательно запер.
Пора было идти в Елисейский дворец.
— Надеюсь, что вам не только из-за нас пришлось прийти на службу в воскресенье.
Вэллат будто не расслышал дружелюбной реплики. Коротышка из ДСТ был в его глазах не более чем посредником, получающим приказы от кого-то повыше рангом, как он сам получал приказы от президента. Если бы ему стало известно, что этот самый посредник только что ознакомился со всей его подноготной, которую многие годы копили в папке секретные службы, и ему бы передали слова Вавра насчет верхних эшелонов власти — на них, мол, давно следует посмотреть свежим взглядом, — то, без сомнения, он отнесся бы к Бауму несколько серьезнее. А уж если бы он узнал, что его досье содержит мельчайшие подробности одной его юношеской любовной истории, отнюдь не с девушкой, а с на редкость красивым мальчиком, тогда, возможно, лед бы растаял и Вэллат перестал бы демонстрировать глубочайшее чувство собственного достоинства. Что касается Баума, то он не придавал значения такого рода мелким уколам. Папка содержала исчерпывающие сведения о семейной жизни Вэллата и кое-каких его интрижках на стороне, но столь ярких эпизодов в ней больше не отмечалось. Тем не менее, подумал Баум, трудно тебе было бы, приятель, сохранять величественный вид, если бы ты знал, что собеседнику твой самый тайный грех известен, а ты его секретов не ведаешь.
— Я получил то, что вас интересует, — произнес Вэллат, открывая средний ящик стола. Он вынул целлофановую папку, в которой лежало несколько листков бумаги. Верхний он протянул Бауму.
— Это состав комитета обороны. Крестиком я пометил тех, кто присутствовал на июньском совещании. Этого достаточно?
— Вполне. Я вижу, вы указали должность каждого и его функции. Это очень полезно.
— Вот даты двух последних встреч и предполагаемая дата следующей, а также, как видите, адреса. С тех пор как нынешний премьер-министр занимает этот пост, они проходят на улице Матиньон. — Он протянул второй листок.
— Так встречи проходят не в президентском дворце?
— Только если сам президент присутствует — это бывает не всегда.
Он протянул через стол еще один листок.
— Здесь все, что вы хотели знать о протоколах. Только двое ведут записи: секретарь министра обороны и я. Если президент сочтет официальный протокол недостаточным, он может прибегнуть к моим записям. Они не перепечатываются, а просто хранятся в моем личном сейфе. Протоколы секретаря министра обороны размножаются: с текста снимается восемь фотокопий — по числу постоянных членов комитета. Но только четверо из них получают протоколы, в которых записаны принятые решения.
— Это почему же?
— Потому что это наиболее важные сведения, их следует знать лишь этим четверым.
— А куда деваются рукописные тексты вашего коллеги?
— Не знаю. Могу спросить.
— Пожалуй, не надо, — сказал Баум.
— Каждый из тех, кто получает протоколы, должен их прочесть, подписать и вернуть секретарю министра. Там их подшивают и хранят в сейфе. Единственное исключение — экземпляр, предназначенный для президента. Его я храню здесь. — Он показал на квадратный сейф в углу комнаты.
— Если бы вам кто-нибудь сказал, господин Вэллат, что протоколы оказались совсем в другом месте, очень бы вас это удивило?
Длинное аскетичное лицо не выразило никакого интереса. Бауму подумалось, что долгие годы наблюдения за жизнью высших политических кругов и за скрипучим ходом колес в государственном механизме отучили его собеседника от проявления каких бы то ни было чувств — разве что легкого неудовольствия.
— Это вполне возможно, не вижу особых причин для удивления. Когда документы циркулируют в правительственных кругах подобным образом, всегда есть риск. Но это было бы серьезным нарушением порядка.
— А если бы речь зашла именно о вашем экземпляре, о том, за который отвечаете вы?
— Это абсолютно невозможно, — произнес Вэллат спокойно, без волнения. Самоуверенность служила ему надежной защитой.
— Понимаю. Что же касается других копий… Это возможно, стало быть?
— Не так уж невозможно.
— По вашему мнению, который из экземпляров скорее всего мог бы… — Баум намеренно не закончил фразу.
— У меня нет такого мнения, сударь.
— На каждой копии проставляется имя или инициалы лица, которому она предназначена, так?
— Только инициалы. В особом квадратике на первой странице. Например, АП/МО означает Амбруаз Пеллерен министр обороны. Ниже — имя того, кто скомпоновал и отпечатал протокол. Видите, на каждой копии есть ссылки на двух лиц: первые на всех копиях разные, а вторые одинаковы. Из чего вы можете заключить, что первые впечатываются отдельно в каждый экземпляр.
— Не могли бы вы показать мне это на том экземпляре, что хранится у вас?
— Меня не уполномочили показывать вам государственные документы.
— Ну что ж! — Баум просмотрел записи, остановился на списке членов комитета. — Я вижу, что на июньской встрече присутствовали премьер-министр, министры обороны, финансов и внутренних дел, начальник генерального штаба, еще один генерал, секретарь из министерства обороны и вы. Это обычный состав?
— Обычно бывает человек десять — двенадцать. В этом списке восемь. Остальных вызывают в комнату, когда обсуждаются определенные темы. Но в июне никого таким образом не вызывали.
— Почему?
— В соответствии с повесткой дня. Я не имею полномочий затрагивать эту тему.
Президент правду сказал: не тот это человек, чтобы вести беседу без специального на то указания. Для Баума сейчас это значения не имело: он и так знал, что обсуждалось в июне. Никаких дополнительных сведений собравшимся не потребовалось, поскольку заседание целиком было посвящено отношению с силами НАТО и ядерной политике НАТО, — следующее совещание под председательством самого президента должно было выработать основную линию. Соблазнительный кусочек для передачи Советам, если кто-то из присутствующих жаждет получить звание полковника КГБ и дачу в окрестностях Москвы.
Но сумка мотоциклиста заключала в себе нечто большее.
— Мне известно, что комитет обсуждал замену генерала Лапуанта на посту начальника генерального штаба и что к протоколам был приложен перечень четырех возможных кандидатов с характеристиками на каждого.
С тонких губ Вэллата слетело только одно слово:
— Верно.
— И эти две странички были розданы членам кабинета тем же манером?
— Да.
Теперь Баум узнал все, что требовалось.
— Благодарю вас, сударь, — сказал он, вставая и протягивая собеседнику свою толстую руку. Вэллат, тоже поднявшись, обменялся с ним коротким рукопожатием и слегка поклонился.
— Если еще что-нибудь, что я могу и вправе… — Он произнес это без энтузиазма.
Спускаясь по широкой лестнице Елисейского дворца, Баум обратился мыслями к трагедии, о которой шумела пресса, — к взрывам на Конкорд и на аллее Альберта Первого. Мнение было единодушным: дело рук «Красных бригад». Однако пока ни одна из известных ультралевых организаций не взяла на себя ответственность. Никто не обратил внимания на звонок в редакцию «Авроры» от представителей некоей группы «Вернемся в 68-й», поскольку никто о ней прежде не слышал. Была и еще версия, вытекающая из того, что в здании, которое было уничтожено взрывом, располагался штаб федерации «Железо и сталь», а эта федерация последние полгода вела жестокую тяжбу с профсоюзом по поводу заработной платы и дополнительных льгот для работающих на ее предприятиях.
— Думать надо о том, что меня касается, и о том, что следует делать, а не о том, что я сам вообразил, — сказал себе Баум.
Пока он пересекал двор, ворота открылись и влетел сверкающий, черный, повышенной мощности «ситроен» премьер-министра в сопровождении четырех мотоциклистов. «Знал бы ты, — подумал Баум, глядя, как премьер-министр выходит и поднимается по ступеням, — знал бы ты, голубчик, что и ты сам и все правительство сидите на бочке с порохом, которая того и гляди взорвется под вашими задами, если только бедный старый Альфред Баум сделает хоть один ложный шаг».
В тот же день, чуть позже, Жорж Вавр сидел в весьма импозантном кабинете министра обороны. В некотором смысле это была вылазка на вражескую территорию, поскольку министерство обороны занималось всеми военными вопросами. Сотрудники департамента безопасности министерства внутренних дел — по сути своей контрразведчики — с великой ревностью относились к знаменитому «второму бюро» в составе министерства обороны, ответственному, согласно своему статусу, за военную разведку, но часто сующему нос в дела контрразведки, которые его касаться не должны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
«Мистификация». — Баум несколько раз повторил это про себя, как заклинание. С виду он будто спал, но мысли неслись вскачь, и ему приходилось их усмирять, чтобы кое-что пересмотреть, прикинуть последствия возможных сбоев и, наоборот, оценить преимущества, которых можно достичь, если все пойдет, как задумано.
«Мистификация всем хороша, — сказал он себе, — но только пока я остаюсь единственным, кого не ввела в заблуждение собственная хитрость. Пока мне одному известно, в чем дело».
В одиннадцать заглянула Эстелла.
— Я ложусь, — сказала она. — Не забудь выключить свет, когда закончишь. Захочешь кофе — подогрей сам.
— Спокойной ночи, — отозвался Баум. — Я тоже скоро лягу. Завтра мне в шесть вставать.
После полуночи он добавил к своему списку еще одну строчку: «Срочно. Расставить силок». Следующие десять минут он провел, перечитывая то, что написал за последние два часа. Губы его шевелились, как у актера, заучивающего роль. Потом он порвал листок, сложил обрывки в пустую кофейную чашку, погасил, как велено было, свет и отправился в спальню, где, лежа на спине, тихо похрапывала Эстелла. Он лег рядом и, к собственному удивлению, ухитрился довольно скоро заснуть.
Троим из своей группы Баум назначил встречу в восемь пятнадцать, не принимая во внимание, что они вовсе не обязаны работать по воскресеньям. Он всегда говорил, что, если сотрудника ДСТ вызывают в неурочное время, он всегда может потом отгулять, когда предоставится такая возможность. Если же кто дорожит тридцатишестичасовой рабочей неделей, пусть идет работать в дорожную полицию.
Они сидели на жестких стульях за столом — грузный Леон, руководивший слежкой в Булонском лесу, Люк — его молодой помощник из Нанта, и еще один инспектор, ветеран, принимавший участие во множестве операций, которые организовывал Баум. Этим троим было сказано не более того, что им следовало знать. Министерство обороны не упоминалось. Баум принес с собой кофе во фляжке: по воскресеньям столовая не работает. В четырех бумажных стаканчиках на столе дымилась темная жидкость, заранее сдобренная сахаром. День снова обещал быть чудовищно жарким, но в этот ранний час еще можно было дышать, и двое даже не сняли пиджаков.
— Записей не вести, — инструктировал Баум. — И никаких обсуждений с другими. Если кто спросит, чем вы заняты, говорите, что ищете советскую кошку, обученную разгадывать наш шифр.
Все засмеялись.
— А теперь чего я хочу от вас. Марсель, как твои контакты с прессой?
— Неплохо.
— Должники у тебя есть?
— Несколько.
— Попробуешь получить от них кое-какие услуги?
Марсель кивнул, он был немногословен.
— Как ты думаешь, можно устроить, чтобы «Франс суар» и какие-нибудь из дневных газет завтра поместили небольшое сообщение, в котором ничего сенсационного нет: только то, что парень уже сутки без сознания и сообщить некому…
— Да уж и правда не сенсация…
— Но сделать надо!
— Постараюсь…
— Тут стараться мало, дружище, тут надо выполнить. Это самое главное в моем плане, отправная точка.
— Постараюсь, — упрямо повторил Марсель. — Но мне нужны данные.
Баум пересказал ему все, что тому было необходимо.
— Теперь ступай. Особенно важно — завтрашний номер «Франс суар». И во всех его выпусках, ясно?
— Посмотрю, что можно сделать, но вы же знаете, они из последних выпусков такую мелочевку выбрасывают.
После ухода Марселя Баум повернулся к остальным.
— Один парень, некий Гвидо Ферри, лежит в реанимации в клинике Божон. Там снаружи дежурит полицейский из местной префектуры — у того парня бумаги оказались не в порядке. Замените этого дежурного — дежурство пусть будет круглосуточным. Я туда позвоню, а ты, Леон, подъедешь в Божон. Твой помощник пусть посидит у тебя в кабинете на всякий случай. Но жен своих или кто там у вас есть предупредите, чтобы особо не ждали, когда освободитесь — неизвестно. Ясно?
Оба кивнули.
— Ну ладно, я вам буду говорить, куда и когда идти и что там делать.
В девять он снова позвонил в клинику:
— Этот парнишка, Ферри, как он там?
— Не вешайте трубку.
Ему был слышен короткий разговор по внутреннему телефону, потом он услышал ответ:
— Все так же, без перемен.
— Он придет в себя?
— Трудно сказать. Шансов поровну.
— Вы могли бы перевести его в отдельную палату?
В трубке помолчали, потом врач спросил:
— Это так важно? Знаете, к нему подключены системы жизнеобеспечения, лучше бы его не двигать.
— Это важно. Не хотелось бы нарушать ваши правила, но, поверьте, для нас это чрезвычайно важно.
— Хорошо, переведем его.
— Спасибо. Да, и еще одно, — будто спохватился Баум. — К нему, наверно, родственники придут, хоть он и без сознания. Позаботьтесь, пожалуйста, о его вещах, чтобы они находились в той же комнате. На случай, если кому-то понадобятся.
Врач, казалось, был удивлен такой предусмотрительностью со стороны властей.
— Конечно, не беспокойтесь, я все сделаю.
Баум перезвонил Леону.
— Давай, приятель, двигай в Божон.
Он подробно объяснил, что тому следует сделать.
— Да, и прихвати пару ребят в другой машине, хороших сыщиков, — пусть поболтаются возле клиники, держи их под рукой. Если никого в отделе нет, вызови срочно, сошлись на меня.
— Хорошо, шеф!
Потом Баум позвонил Руассе домой. «Пусть он считает, что его держат в курсе, — предупреждал Вавр. — На самом-то деле ему знать ничего не нужно, подбрось ему пару пикантных подробностей, и он будет счастлив».
— Шеф сказал, что вы могли бы нам помочь, — говорил теперь Баум. — Поэтому я и звоню.
— Как идет следствие?
— Раскручиваем понемногу. Президент готов нам помогать.
— Вы с ним виделись? — Ощущение причастности к истории льстило Руассе.
— Вчера. Президент поинтересовался, с кем мы держим связь в префектуре, и Вавр сказал, что с вами.
— Он так ему и сказал?
— Да.
— Хорошо. Очень хорошо. Так чем я могу быть полезен?
— Спасибо, — сказал Баум. — Есть нечто важное и срочное.
— Что вы имеете в виду?
— Вероятно, лучше сказать это лично, не по телефону.
— Конечно, разумеется, — согласился Руассе, и Баум тут же положил трубку.
Четверо экспертов в своей комнате на нижнем этаже никак не могли взять в толк, с чего вдруг этакая спешка. Погода больше подходила для рыбалки, чем для графологических и ксерографических экспертиз и всестороннего обследования бумажек. Спустившись к ним, Баум особого прогресса в исследованиях не обнаружил: его только заверили, что и фотокопировальная бумага, и конверт абсолютно стандартны, такие продаются в любом магазине.
— Чудно! — обрадовался Баум. — Вот это я и хотел услышать! Теперь пусть один из вас принесет мне десяток листов такой бумаги и пачку таких конвертов.
— В воскресенье? Альфред, ты что, шутишь?
— Я бы и хотел пошутить, да не до того. Мне все равно, где вы их возьмете, хоть магазин ограбьте. Но мне они нужны к вечеру, понятно?
Старший из специалистов поскреб в затылке.
— Завтра я бы первым делом…
— Завтра — поздно!
— Черт, Альфред, да я просто ума не приложу, где их взять!
— И я не знаю. — Голос Баума прозвучал сухо. — Но вот что скажу. Это маленькое дельце, дружище, может быть, самое важное поручение за все двенадцать или сколько там лет, что ты здесь работаешь. Усвой это, пожалуйста. Мне безразлично, как вы будете действовать, но эти вещи нужны сегодня, а если вы боитесь, что не справитесь, так сразу и скажите, я пойду и сам все достану.
— Ладно, шеф, — сказал старший. — Мы как-нибудь это устроим.
— Вот и умник — Баум отправился в архив, где попросил досье на некоего Александра Антуана Вэллата, государственного служащего. Получив в руки серую папку — в точности такую же, как та, что терзала его мысли уже несколько дней, — он расписался за нее и унес к себе. Там он минут пятнадцать внимательно читал. Но не найдя ничего интересного для себя, вернул ее в архив.
— Ну и скучные у вас клиенты, — сказал он дежурному. — Сто лет ничего любопытного не читал.
— Мы стараемся изо всех сил, Альфред. Не может же каждое досье походить на бестселлер.
Вернувшись к себе, Баум достал из кармана ключ и, повернув его в замке серого сейфа, отодвинул тяжелую дверь и вытащил из самой глубины две папки, с виду точно такие же, как та, что он отнес в архив. Он провел еще четверть часа, тщательно изучая материалы, и, казалось, остался доволен тем, что прочел, возвратил их на место и старательно запер.
Пора было идти в Елисейский дворец.
— Надеюсь, что вам не только из-за нас пришлось прийти на службу в воскресенье.
Вэллат будто не расслышал дружелюбной реплики. Коротышка из ДСТ был в его глазах не более чем посредником, получающим приказы от кого-то повыше рангом, как он сам получал приказы от президента. Если бы ему стало известно, что этот самый посредник только что ознакомился со всей его подноготной, которую многие годы копили в папке секретные службы, и ему бы передали слова Вавра насчет верхних эшелонов власти — на них, мол, давно следует посмотреть свежим взглядом, — то, без сомнения, он отнесся бы к Бауму несколько серьезнее. А уж если бы он узнал, что его досье содержит мельчайшие подробности одной его юношеской любовной истории, отнюдь не с девушкой, а с на редкость красивым мальчиком, тогда, возможно, лед бы растаял и Вэллат перестал бы демонстрировать глубочайшее чувство собственного достоинства. Что касается Баума, то он не придавал значения такого рода мелким уколам. Папка содержала исчерпывающие сведения о семейной жизни Вэллата и кое-каких его интрижках на стороне, но столь ярких эпизодов в ней больше не отмечалось. Тем не менее, подумал Баум, трудно тебе было бы, приятель, сохранять величественный вид, если бы ты знал, что собеседнику твой самый тайный грех известен, а ты его секретов не ведаешь.
— Я получил то, что вас интересует, — произнес Вэллат, открывая средний ящик стола. Он вынул целлофановую папку, в которой лежало несколько листков бумаги. Верхний он протянул Бауму.
— Это состав комитета обороны. Крестиком я пометил тех, кто присутствовал на июньском совещании. Этого достаточно?
— Вполне. Я вижу, вы указали должность каждого и его функции. Это очень полезно.
— Вот даты двух последних встреч и предполагаемая дата следующей, а также, как видите, адреса. С тех пор как нынешний премьер-министр занимает этот пост, они проходят на улице Матиньон. — Он протянул второй листок.
— Так встречи проходят не в президентском дворце?
— Только если сам президент присутствует — это бывает не всегда.
Он протянул через стол еще один листок.
— Здесь все, что вы хотели знать о протоколах. Только двое ведут записи: секретарь министра обороны и я. Если президент сочтет официальный протокол недостаточным, он может прибегнуть к моим записям. Они не перепечатываются, а просто хранятся в моем личном сейфе. Протоколы секретаря министра обороны размножаются: с текста снимается восемь фотокопий — по числу постоянных членов комитета. Но только четверо из них получают протоколы, в которых записаны принятые решения.
— Это почему же?
— Потому что это наиболее важные сведения, их следует знать лишь этим четверым.
— А куда деваются рукописные тексты вашего коллеги?
— Не знаю. Могу спросить.
— Пожалуй, не надо, — сказал Баум.
— Каждый из тех, кто получает протоколы, должен их прочесть, подписать и вернуть секретарю министра. Там их подшивают и хранят в сейфе. Единственное исключение — экземпляр, предназначенный для президента. Его я храню здесь. — Он показал на квадратный сейф в углу комнаты.
— Если бы вам кто-нибудь сказал, господин Вэллат, что протоколы оказались совсем в другом месте, очень бы вас это удивило?
Длинное аскетичное лицо не выразило никакого интереса. Бауму подумалось, что долгие годы наблюдения за жизнью высших политических кругов и за скрипучим ходом колес в государственном механизме отучили его собеседника от проявления каких бы то ни было чувств — разве что легкого неудовольствия.
— Это вполне возможно, не вижу особых причин для удивления. Когда документы циркулируют в правительственных кругах подобным образом, всегда есть риск. Но это было бы серьезным нарушением порядка.
— А если бы речь зашла именно о вашем экземпляре, о том, за который отвечаете вы?
— Это абсолютно невозможно, — произнес Вэллат спокойно, без волнения. Самоуверенность служила ему надежной защитой.
— Понимаю. Что же касается других копий… Это возможно, стало быть?
— Не так уж невозможно.
— По вашему мнению, который из экземпляров скорее всего мог бы… — Баум намеренно не закончил фразу.
— У меня нет такого мнения, сударь.
— На каждой копии проставляется имя или инициалы лица, которому она предназначена, так?
— Только инициалы. В особом квадратике на первой странице. Например, АП/МО означает Амбруаз Пеллерен министр обороны. Ниже — имя того, кто скомпоновал и отпечатал протокол. Видите, на каждой копии есть ссылки на двух лиц: первые на всех копиях разные, а вторые одинаковы. Из чего вы можете заключить, что первые впечатываются отдельно в каждый экземпляр.
— Не могли бы вы показать мне это на том экземпляре, что хранится у вас?
— Меня не уполномочили показывать вам государственные документы.
— Ну что ж! — Баум просмотрел записи, остановился на списке членов комитета. — Я вижу, что на июньской встрече присутствовали премьер-министр, министры обороны, финансов и внутренних дел, начальник генерального штаба, еще один генерал, секретарь из министерства обороны и вы. Это обычный состав?
— Обычно бывает человек десять — двенадцать. В этом списке восемь. Остальных вызывают в комнату, когда обсуждаются определенные темы. Но в июне никого таким образом не вызывали.
— Почему?
— В соответствии с повесткой дня. Я не имею полномочий затрагивать эту тему.
Президент правду сказал: не тот это человек, чтобы вести беседу без специального на то указания. Для Баума сейчас это значения не имело: он и так знал, что обсуждалось в июне. Никаких дополнительных сведений собравшимся не потребовалось, поскольку заседание целиком было посвящено отношению с силами НАТО и ядерной политике НАТО, — следующее совещание под председательством самого президента должно было выработать основную линию. Соблазнительный кусочек для передачи Советам, если кто-то из присутствующих жаждет получить звание полковника КГБ и дачу в окрестностях Москвы.
Но сумка мотоциклиста заключала в себе нечто большее.
— Мне известно, что комитет обсуждал замену генерала Лапуанта на посту начальника генерального штаба и что к протоколам был приложен перечень четырех возможных кандидатов с характеристиками на каждого.
С тонких губ Вэллата слетело только одно слово:
— Верно.
— И эти две странички были розданы членам кабинета тем же манером?
— Да.
Теперь Баум узнал все, что требовалось.
— Благодарю вас, сударь, — сказал он, вставая и протягивая собеседнику свою толстую руку. Вэллат, тоже поднявшись, обменялся с ним коротким рукопожатием и слегка поклонился.
— Если еще что-нибудь, что я могу и вправе… — Он произнес это без энтузиазма.
Спускаясь по широкой лестнице Елисейского дворца, Баум обратился мыслями к трагедии, о которой шумела пресса, — к взрывам на Конкорд и на аллее Альберта Первого. Мнение было единодушным: дело рук «Красных бригад». Однако пока ни одна из известных ультралевых организаций не взяла на себя ответственность. Никто не обратил внимания на звонок в редакцию «Авроры» от представителей некоей группы «Вернемся в 68-й», поскольку никто о ней прежде не слышал. Была и еще версия, вытекающая из того, что в здании, которое было уничтожено взрывом, располагался штаб федерации «Железо и сталь», а эта федерация последние полгода вела жестокую тяжбу с профсоюзом по поводу заработной платы и дополнительных льгот для работающих на ее предприятиях.
— Думать надо о том, что меня касается, и о том, что следует делать, а не о том, что я сам вообразил, — сказал себе Баум.
Пока он пересекал двор, ворота открылись и влетел сверкающий, черный, повышенной мощности «ситроен» премьер-министра в сопровождении четырех мотоциклистов. «Знал бы ты, — подумал Баум, глядя, как премьер-министр выходит и поднимается по ступеням, — знал бы ты, голубчик, что и ты сам и все правительство сидите на бочке с порохом, которая того и гляди взорвется под вашими задами, если только бедный старый Альфред Баум сделает хоть один ложный шаг».
В тот же день, чуть позже, Жорж Вавр сидел в весьма импозантном кабинете министра обороны. В некотором смысле это была вылазка на вражескую территорию, поскольку министерство обороны занималось всеми военными вопросами. Сотрудники департамента безопасности министерства внутренних дел — по сути своей контрразведчики — с великой ревностью относились к знаменитому «второму бюро» в составе министерства обороны, ответственному, согласно своему статусу, за военную разведку, но часто сующему нос в дела контрразведки, которые его касаться не должны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26