На меня ответно немигающими желтыми глазами смотрели кошки. Круглые мордочки с толстыми щечками. Манулы. И там, дальше, мне рассказывали, должен быть еще толстый хвост. Только не разглядеть. Я заглянул в каждый ящик. Все живые, не вялые. Ничего с ними до утра не случится. Потушил свет и запер дверь ветпункта. У метро распили с водителем бутылку портвейна. И - до завтра! Утром я зашел в дирекцию за документами. - Здравствуй! - приветствовал я своего начальника отдела (мы давно вместе работали и были на "ты").- Ну как там манулы, живы? - Еще как живы! Драться лезут,- ответил тот, поглаживая гладко выбритый подбородок.- Мне сейчас из секции звонили: девочке-лаборантке, которая их пересаживала, всю руку исцарапали, до крови. Я улыбнулся: - А так бы мне. Кто бы сейчас с обезьянами поехал? - Тоже верно,- ответил начальник, склоняясь над бумагами. На том мы и расстались. А через пару месяцев я услышал от него совсем иное. - Манулы-то, оказывается, кошачьим СПИДом инфицированы,- сказал начальник отдела. - А что это такое? - Да то же, что и человеческий. Бьет по иммунной системе. Неизлечим. Говорил я нашим - не надо! Манулы все дикие, из природы, кто знает, какой пакости нахватались? Так нет: "Редкие животные, украсят зоопарк". А теперь им ничего, а мне отвечать. - За что? - А ты не в курсе? Девочка, которую манулы исцарапали, тоже заразилась. - Это точно? - Точно,- уныло кивнул начальник.- Мы для проверки в Англию образцы крови посылали - и манулов, и девочки. Вчера факс получили: у всех кошачий СПИД. Что делать, не знаю,- говорил он, не глядя на меня, куда-то в сторону смотрел. В кабинет зашла его заместитель - низенькая полная женщина в очках. Начальник, потирая лысину, повернулся ко мне: - У тебя все? Через несколько минут, уже у вольеры с овцебыками, я вспомнил про письмо на таможню. Надо его подписать. Я вернулся, но не стал заходить - сквозь приоткрытую дверь кабинета донеслось мое имя. Прислушался. - Несовершеннолетняя, семнадцать лет! - сокрушался начальник отдела. - Да,- вздохнула заместитель,- такая молодая... - Не молодая, а несовершеннолетняя!- перебил ее начальник.- И я же отвечаю! Если бы кто-то другой! Взрослый.- И тут он назвал меня.- Даже если бы заразился, считалось бы как производственная травма. Инвалидность бы потом оформили. Просили же его: пересади манулов! Отказался. А за несовершеннолетнюю меня же под суд отдадут! Я отступил от двери. Ну и ну! Многое я повидал в зоопарке, но это было что-то новое. Потом были поездки с леопардами, потом поездка за змеями, а за ними еще и еще поездки. Хмурые таможенники, крокодильчики, разбегающиеся из ящика, который меня заставили вскрыть: "Не даешь рентгеном просвечивать? Вскрывай!" Кладовщица, которая ни за что не хотела принимать на самолет белого медведя - перегруз тридцать килограммов. "Ну что мне от медведя отрезать эти тридцать килограммов!" - кричал я. И в ходе дальнейшего разговора откровенное: "Сколько дашь?" "Ну, нет у меня денег вам заплатить - мы бюджетная организация,- ну, нет!" История с манулами забылась. Почти забылась. Червячок остался: как там эта девочка? Вместо меня ведь... Давил в себе это. Я-то причем? Проскочил - и слава богу. А червячок оставался... Через год я не выдержал и решил зайти в секцию, где работала заболевшая девушка. - Она у нас не работает, уволилась. - Давно? - Давно, нас еще здесь не было,- отвечали мне две женщины в синих матерчатых комбинезонах и резиновых сапогах, готовившие корма для животных. - А остался кто-нибудь, кто с ней работал? - Наверно, наш зоотехник, но она в декретном отпуске. Я пошел в дирекцию, к начальнику отдела. - Какая девочка? - удивился тот. - Ну которая кошачьим СПИДом заразилась. Сам же мне рассказывал! - Не помню,- отвечал он, пожимая плечами.- За этот год столько всего приключилось, что и не упомнишь.- Начальник с недоуменной улыбкой смотрел на меня. И взгляд у него был прямой и открытый. Почти по Горькому: а была ли девочка? "Наверно, не была",- решил я. И поехал в аэропорт... Вскоре зоопарк сделал манула своей эмблемой. Теперь на всех официальных бумагах зоопарка, на рукавах курток сотрудников можно увидеть его изображение. Символ зоопарка.
Вахтер Роман
В воскресенье я дежурил в дирекции. Никаких особых обязанностей, только на звонки отвечай. А звонки были дурацкими. Какой-то чудак хотел поскорее заполучить для музея скелет недавно павшего слона. "Да подождите немного, директор подойдет, с ним и поговорите". "Нет, я по опыту знаю: скелет ждать не будет",- печально произнес говоривший и повесил трубку. Бесцеремонные телевизионщики пытались вызнать у меня домашний телефон пресс-секретаря зоопарка, утверждая, что знают ее с детства, и тут же спрашивали: "Кстати, как ее зовут?" Наглый народ! Хотя среди журналисток встречаются симпатичные. Как та, с телевидения, что все допытывалась у меня (во время очередного дежурства): "А правда, что ваш директор в молодости работал таксистом?" Девушка собирала компромат на директора зоопарка. У него появились враги, когда он собрался баллотироваться в депутаты. "Нет, таксистом наш директор не работал,- ответил я.- А вот швейцаром в ресторане - да, был". Подробности заинтересовавшейся журналистке я обещал рассказать при личной встрече. Завтра, в кафе. Так и не узнал, пришла ли девушка на встречу, потому что я - не пришел. Из Китая прилетели тигры, и мне пришлось ехать в аэропорт встречать их. От воспоминаний меня оторвал новый звонок. Детские голоса, перебивая друг друга: "Позовите Мишу". "Какого Мишу?" - не понял я. Смех: "Как какого? Косолапого". Я: "Приходите в зоопарк. Я вам медведя покормить дам. Из ручек". Вышел в коридор. Подальше от телефона. Взгляду не на чем остановиться. Голые стены. Единственное их украшение - знакомый до одури план нового, будущего зоопарка. На нем штрихами и пунктирами нанесены вольеры и клетки, сплошным зеленым - парковые участки. Тоска зеленая. Внизу хлопнула дверь, послышались тяжелые шаги на лестнице, и в коридоре появился грузный пожилой мужчина, одетый в черное потертое пальто. "Роман, работает вахтером",- вспомнил я. Часто видел его, когда привозил животных в зоопарк. Наш грузовик останавливался у запертых ворот, водитель гудел, и из зелененького домика у проходной появлялся Роман, спускался по ступенькам с высокого крыльца и открывал нам ворота. А потом закрывал их за нами. - Здравствуй, Роман! - Здравствуй!- ответил тот, переводя дыхание. Видно, запыхался, поднимаясь по лестнице.- Директор у себя? - Его пока нет, но есть заместитель. - Пойду к нему. - А что случилось? - Жаловаться буду. Охранник наш лезет и лезет. Покоя нет. - Пристает? Роман улыбнулся: - Думаешь, с этим?- Он сделал руками движение, будто кого-то на что-то насаживал. - Нет, что ты! Разве не знаешь, директор запретил нашим гомосексуалистам этим в зоопарке заниматься. На работе - ни-ни! Слово с них взял. - А на что жаловаться хочешь? - Издевается он! Еду из дома принесу - спрячет ее. На табурет присяду столкнуть норовит. И все с подковырками. Хочу, чтобы директор ему сказал: "Романа не обижай!" Директора, говоришь, нет? Ну, пусть заместитель.- И он, тяжело дыша, пошел дальше по коридору. Вскоре я вспомнил эту встречу. - Романа, вахтера нашего, знаешь?- спросил меня маленький лысоватый водитель во время очередной поездки в аэропорт за животными. - Знаю, видел недавно. - Ну удивил он меня! Встречает у проходной и просит: "Можно я у тебя дома двадцать третьего февраля посижу?" Я сначала подумал: отметить со мной хочет? Так он непьющий. Ни капли. Стал спрашивать: что такое? Роман сначала отмалчивался, а потом рассказал, что на днях он в дирекцию ходил... - В воскресенье,- подсказал я. - Наверно. И там заместитель директора предупредил его: "Двадцать третьего февраля будьте, Роман, осторожней - в Москву приезжают семьсот тысяч боевиков "Памяти". Будут устраивать еврейские погромы". Роман-то у нас еврей. Вот он у меня и решил спасаться. "Я тебе совсем не помешаю,- просит,посижу где-нибудь в уголке, книжку почитаю". "Приходи,- говорю,- только зря опасаешься, вздор тебе какой-то сказали, никто вас, евреев, бить не собирается". Уж у меня какие только знакомые ни есть, ну ни от кого я этого не слышал, чтобы идти и громить! А тот все свое: "Ну, можно я у тебя посижу?" "Приходи, сиди, я же не отказываю. Только, если так боишься, уезжать тебе надо. Родственники-то, наверно, есть за границей?" Головой кивает: брат у него в Америке. "Вот и езжай к нему". "Не могу,- отвечает,- я слово директору дал. Он меня похоронить обещал". "Не понял?!" Оказывается, когда Роман пришел на работу устраиваться, директор его спросил: "Уезжать из страны не собираешься?" Это еще до перестройки было. "Да нет, пока не собираюсь". "Пока - не годится,- говорит директор.- За тебя с меня спросят. Или обещаешь, что не уедешь, или не работаешь. Или слово, или работа". Роман: "Но я же здесь совсем один остаюсь. Похоронить некому будет!" Директор ему и говорит: "Не бойся. Умрешь - похороню". Тогда Роман и пообещал: "Не уеду". Слово дал. "Чудак ты,- говорю Роману,- это же когда было? При советской власти. Сейчас директора твое слово не колышет. Да если бы у меня брат в Америке был - я бы и секунды не думал. Езжай!" А Роман все свое: "Нет-нет, я слово дал!" - Ну и что, приходил он к тебе на двадцать третье?- спросил я. - Пришел. Действительно, с книжкой. "Я посижу?" "Сиди сколько хочешь". "Нет-нет, я до вечера только". "Чай попьешь?" Отказывается: "Зачем на меня тратиться?" Да чем тратиться? Чаем? Еле заставил стакан чая выпить. А пока он у меня был, я его спросил: "Имя-то у тебя почему такое? Вроде у евреев Романов не бывает". Оказывается, и не Роман он вовсе, а Абрам. По-новому его на работе называть стали: "Давай мы тебя Романом звать будем! Нам привычнее..." Он и не отказался: Роман - безопаснее. Так весь день у меня и просидел. С книжкой. А вечером поднялся и уходить собирается. "Странный ты,- говорю,- вечером же еще опасней ходить. Оставайся ночевать, раз уж так". Отказался: "Я боюсь надолго квартиру одну оставлять". И ушел. Ой, чудной! В последний раз я услышал о Романе через полгода. Водитель автобуса, на котором мы везли в зоопарк снежных барсов, сказал: - А я вчера ездил Романа хоронить, вахтером у нас работал. - Его убили?!- вырвалось у меня. - Романа? Что ты! Своей смертью умер. С сердцем у него плохо было. Директор похороны оплатил. И мой автобус дал, на кладбище отвезти. "Я обещал",говорит. - Так, значит, своей смертью умер?- переспросил я водителя. - Ну да, конечно. Но я только покачал головой. Я-то знал, что Романа убили. Его убили приехавшие в Москву семьсот тысяч боевиков.
О любви к животным
За стеклом террариума, свернувшись кольцами, спит гигантская змея. Анаконда. Возле нее сидит кролик. Он дрожит. Бежать ему некуда, вокруг стекло. В террариуме жарко, очень жарко, а кролик дрожит. Я видел этого кролика своими глазами, когда зашел в герпетологию (змеюшник).
Вот кольца начинают шевелиться. Скоро змея проснется. Она обовьется вокруг кролика и медленно его задушит. Медленно - чтобы не поломать кролику кости, их острые края могут поранить змее кишечник. Задушит и заглотнет. Время от времени снаружи к стеклу приближались внимательные глаза зоопарковцев-герпетологов: как там дела? Кролик все так же сидел спиной к змее, не поворачивался. (Если не видишь - ее нет?) И дрожал. Герпетологи бросили кролика живым на съедение анаконде вовсе не потому, что они садисты. Просто ни у кого из них не поднялась рука убить живое существо.
После герпетологии я пошел к себе. Длинная кишка коридора, по бокам комнаты сотрудников. В одной из них собрался народ: пьют чай и слушают рассказы Сашки-сторожила. Его в этот день потянуло на воспоминания. Я налил себе чая и присоединился к слушателям. - Вон баба Даша идет,- говорил Сашка, кивая на улицу. Снаружи мимо нашего окна прошла седая женщина с крупной фигурой и по-мужски широкими плечами.Если она какое животное невзлюбила - ему не жить,- продолжал Сашка.- Это всем известно. Помню, в зоопарке чернобурых лисиц разводили, и одна лисица бабе Даше руку прокусила, когда та корма раздавала. Ругаться не стала, даже посмеялась: сама, мол, виновата - руку ей подставила. А через неделю после того случая, смотрю (я тогда в секции задержался), баба Даша тихо так по проходу между клеток крадется. А клетки тесные, узкие были, и у животных хвосты наружу высовывались. Подкралась она к той самой лисице и сзади изо всех сил ее за хвост дергает. Та визжать, на прутья кидаться... А баба Даша ветеринаров вызывает: "Видите? Взбесилась". Ну, лисицу тут же и усыпили. С бабой Дашей не связывайся - ее с маслом не съешь. Раз проверку затеяли как она птиц кормит, не таскает ли себе корма? В ее отсутствие в клетки с птицами зашли: сколько там кормов? Баба Даша, как узнала, в тот же вечер в зоопарк пришла и двум птицам, редким, ноги переломала. И тут же директору домой звонит: "У меня птиц покалечили!" "Кто?!" "А те, кто проверял". Так ту женщину, что проверять ходила, из зоопарка уволили: животных покалечила! Еще случай был,- вспоминал Сашка,- оленя бухарского кормили... Только спал он все. Корма принесут, а он спит. Три дня корма носили и воду меняли, а он спит себе и спит. Крепко так. Так он и лежал, пока посетители в дирекцию не пришли: что это у вас так от бухарского оленя воняет? "Так он спит!" А еще помню,- продолжал наш рассказчик,- северных оленей в зоопарк привезли. С ними все в порядке было, никто не болеет, не дохнет - только вот не размножаются. Их и кормили усиленно, и витамины с микроэлементами в рацион добавляли - не размножаются никак! Четыре года в зоопарке, а приплода нет. В дирекции головы ломают: может, еще какие витамины им добавить? Оказалось, все олени - самки. Четыре года размножали.
После чаепития я зашел в орнитологию: нужно было увидеть зоотехника. В кормовой молоденькая девушка убивала крыс. Брала их за длинный розовый хвост и с размаху била головой о цементный пол. Одну за другой. "Хрясь. Хрясь",раздавалось после ее ударов. Если после первого удара крыса еще жила, шевелилась, девушка еще раз с силой била ее головой об пол. Крысе нельзя было оставаться живой - орлы пугались. (Крысы шли им на корм.) При виде живой крысы орлы шарахались от нее, испуганно хлопая крыльями, разлетались в разные стороны, натыкались на решетку или верхнюю сетку вольеры. Бились в истерике. И наносили себе серьезные повреждения: ломали крылья, разбивали клювы. Орлы родились и выросли в неволе, в зоопарке. В зоопарке и умрут. Инкубаторские они. И очень боятся живых крыс.
Так уж случилось, что в этот день мне пришлось услышать еще одну историю. От знакомой, которую я встретил в дирекции. "Я в карантине зоопарка тогда работала. Там каких только животных не было. Многие совсем больные. Таких усыпляли. А мне их так жалко было! Я всегда врачей просила: "Ну давайте пока не будем, давайте подождем!" Ну у нас-то врагов животных нет, всем жалко. А тут еще я... Шприц откладывают: "Ладно, подождем". До моих выходных. Я после выходных приду, а половины животных уже нет. А еще у нас был врач - решил животных током убивать. Чтобы на инъекциях сэкономить. На морской свинке испытывал: прикрутил ее за две лапки к электродам и пустил ток. А она живая. Он напряжение увеличил - все равно. Еще увеличил - живая! Вертится, визжит, одну лапку вырвала... Никак у него не получалось. Я не выдержала, убежала, чтобы не смотреть. Уж и не знаю, как он ее убил". Встречи
- Пока не опохмелюсь - не поеду. Башка раскалывается,- сказал водитель. И лицо у него было все в царапинах: он вчера жену скалкой избил (валиком для белья), а она ему лицо исцарапала. - Что, совсем ехать не можешь?- спросил я. - Не-а. Видишь, руки дрожат? Не знаю, как сюда и доехал. Мы стояли на платформе Ленинградского вокзала. Встречали занненских коз из Финляндии. - Что ж,- сказал я,- пошли искать. И мы двинулись вдоль длинного хельсинкского состава. Может, у проводников что осталось? У проводников мы ничего не нашли, только зря время потеряли. Пришлось возвращаться в здание вокзала, и там, возле коммерческого киоска, водитель похмелился стаканом водки. После этого мы вернулись к ожидавшим нас на платформе козам. Животные с очень красивой белоснежной шерстью были упакованы в двух ящиках-клетках. Погрузили их в машину и поехали в зоопарк. Я поначалу с тревогой поглядывал на водителя, но тот после выпитого стакана чувствовал себя превосходно, глаза заблестели, на исцарапанном лице появилась улыбка, и руки уверенно лежали на баранке. Видно, дрожь прошла. Начисто. На въезде в зоопарк, у комендатуры, нас встретил директор. - Почему так долго задержались? Я уже волноваться начал. - Поезд опоздал,- соврал я. Водитель подогнал грузовик к ветпункту и ушел, сказав мне: - Знакомая у меня здесь. Пойду ее за сиськи подергаю. После разгрузки коз я пошел в дирекцию. Около вольер с журавлями встретил высокую худую женщину с узким, длинным лицом. На ней - черный рабочий халат. За его подол держались двое ребятишек. "Здравствуй, Элла!" "Здравствуй!" откликнулась она. Элла - умственно отсталая.
1 2 3
Вахтер Роман
В воскресенье я дежурил в дирекции. Никаких особых обязанностей, только на звонки отвечай. А звонки были дурацкими. Какой-то чудак хотел поскорее заполучить для музея скелет недавно павшего слона. "Да подождите немного, директор подойдет, с ним и поговорите". "Нет, я по опыту знаю: скелет ждать не будет",- печально произнес говоривший и повесил трубку. Бесцеремонные телевизионщики пытались вызнать у меня домашний телефон пресс-секретаря зоопарка, утверждая, что знают ее с детства, и тут же спрашивали: "Кстати, как ее зовут?" Наглый народ! Хотя среди журналисток встречаются симпатичные. Как та, с телевидения, что все допытывалась у меня (во время очередного дежурства): "А правда, что ваш директор в молодости работал таксистом?" Девушка собирала компромат на директора зоопарка. У него появились враги, когда он собрался баллотироваться в депутаты. "Нет, таксистом наш директор не работал,- ответил я.- А вот швейцаром в ресторане - да, был". Подробности заинтересовавшейся журналистке я обещал рассказать при личной встрече. Завтра, в кафе. Так и не узнал, пришла ли девушка на встречу, потому что я - не пришел. Из Китая прилетели тигры, и мне пришлось ехать в аэропорт встречать их. От воспоминаний меня оторвал новый звонок. Детские голоса, перебивая друг друга: "Позовите Мишу". "Какого Мишу?" - не понял я. Смех: "Как какого? Косолапого". Я: "Приходите в зоопарк. Я вам медведя покормить дам. Из ручек". Вышел в коридор. Подальше от телефона. Взгляду не на чем остановиться. Голые стены. Единственное их украшение - знакомый до одури план нового, будущего зоопарка. На нем штрихами и пунктирами нанесены вольеры и клетки, сплошным зеленым - парковые участки. Тоска зеленая. Внизу хлопнула дверь, послышались тяжелые шаги на лестнице, и в коридоре появился грузный пожилой мужчина, одетый в черное потертое пальто. "Роман, работает вахтером",- вспомнил я. Часто видел его, когда привозил животных в зоопарк. Наш грузовик останавливался у запертых ворот, водитель гудел, и из зелененького домика у проходной появлялся Роман, спускался по ступенькам с высокого крыльца и открывал нам ворота. А потом закрывал их за нами. - Здравствуй, Роман! - Здравствуй!- ответил тот, переводя дыхание. Видно, запыхался, поднимаясь по лестнице.- Директор у себя? - Его пока нет, но есть заместитель. - Пойду к нему. - А что случилось? - Жаловаться буду. Охранник наш лезет и лезет. Покоя нет. - Пристает? Роман улыбнулся: - Думаешь, с этим?- Он сделал руками движение, будто кого-то на что-то насаживал. - Нет, что ты! Разве не знаешь, директор запретил нашим гомосексуалистам этим в зоопарке заниматься. На работе - ни-ни! Слово с них взял. - А на что жаловаться хочешь? - Издевается он! Еду из дома принесу - спрячет ее. На табурет присяду столкнуть норовит. И все с подковырками. Хочу, чтобы директор ему сказал: "Романа не обижай!" Директора, говоришь, нет? Ну, пусть заместитель.- И он, тяжело дыша, пошел дальше по коридору. Вскоре я вспомнил эту встречу. - Романа, вахтера нашего, знаешь?- спросил меня маленький лысоватый водитель во время очередной поездки в аэропорт за животными. - Знаю, видел недавно. - Ну удивил он меня! Встречает у проходной и просит: "Можно я у тебя дома двадцать третьего февраля посижу?" Я сначала подумал: отметить со мной хочет? Так он непьющий. Ни капли. Стал спрашивать: что такое? Роман сначала отмалчивался, а потом рассказал, что на днях он в дирекцию ходил... - В воскресенье,- подсказал я. - Наверно. И там заместитель директора предупредил его: "Двадцать третьего февраля будьте, Роман, осторожней - в Москву приезжают семьсот тысяч боевиков "Памяти". Будут устраивать еврейские погромы". Роман-то у нас еврей. Вот он у меня и решил спасаться. "Я тебе совсем не помешаю,- просит,посижу где-нибудь в уголке, книжку почитаю". "Приходи,- говорю,- только зря опасаешься, вздор тебе какой-то сказали, никто вас, евреев, бить не собирается". Уж у меня какие только знакомые ни есть, ну ни от кого я этого не слышал, чтобы идти и громить! А тот все свое: "Ну, можно я у тебя посижу?" "Приходи, сиди, я же не отказываю. Только, если так боишься, уезжать тебе надо. Родственники-то, наверно, есть за границей?" Головой кивает: брат у него в Америке. "Вот и езжай к нему". "Не могу,- отвечает,- я слово директору дал. Он меня похоронить обещал". "Не понял?!" Оказывается, когда Роман пришел на работу устраиваться, директор его спросил: "Уезжать из страны не собираешься?" Это еще до перестройки было. "Да нет, пока не собираюсь". "Пока - не годится,- говорит директор.- За тебя с меня спросят. Или обещаешь, что не уедешь, или не работаешь. Или слово, или работа". Роман: "Но я же здесь совсем один остаюсь. Похоронить некому будет!" Директор ему и говорит: "Не бойся. Умрешь - похороню". Тогда Роман и пообещал: "Не уеду". Слово дал. "Чудак ты,- говорю Роману,- это же когда было? При советской власти. Сейчас директора твое слово не колышет. Да если бы у меня брат в Америке был - я бы и секунды не думал. Езжай!" А Роман все свое: "Нет-нет, я слово дал!" - Ну и что, приходил он к тебе на двадцать третье?- спросил я. - Пришел. Действительно, с книжкой. "Я посижу?" "Сиди сколько хочешь". "Нет-нет, я до вечера только". "Чай попьешь?" Отказывается: "Зачем на меня тратиться?" Да чем тратиться? Чаем? Еле заставил стакан чая выпить. А пока он у меня был, я его спросил: "Имя-то у тебя почему такое? Вроде у евреев Романов не бывает". Оказывается, и не Роман он вовсе, а Абрам. По-новому его на работе называть стали: "Давай мы тебя Романом звать будем! Нам привычнее..." Он и не отказался: Роман - безопаснее. Так весь день у меня и просидел. С книжкой. А вечером поднялся и уходить собирается. "Странный ты,- говорю,- вечером же еще опасней ходить. Оставайся ночевать, раз уж так". Отказался: "Я боюсь надолго квартиру одну оставлять". И ушел. Ой, чудной! В последний раз я услышал о Романе через полгода. Водитель автобуса, на котором мы везли в зоопарк снежных барсов, сказал: - А я вчера ездил Романа хоронить, вахтером у нас работал. - Его убили?!- вырвалось у меня. - Романа? Что ты! Своей смертью умер. С сердцем у него плохо было. Директор похороны оплатил. И мой автобус дал, на кладбище отвезти. "Я обещал",говорит. - Так, значит, своей смертью умер?- переспросил я водителя. - Ну да, конечно. Но я только покачал головой. Я-то знал, что Романа убили. Его убили приехавшие в Москву семьсот тысяч боевиков.
О любви к животным
За стеклом террариума, свернувшись кольцами, спит гигантская змея. Анаконда. Возле нее сидит кролик. Он дрожит. Бежать ему некуда, вокруг стекло. В террариуме жарко, очень жарко, а кролик дрожит. Я видел этого кролика своими глазами, когда зашел в герпетологию (змеюшник).
Вот кольца начинают шевелиться. Скоро змея проснется. Она обовьется вокруг кролика и медленно его задушит. Медленно - чтобы не поломать кролику кости, их острые края могут поранить змее кишечник. Задушит и заглотнет. Время от времени снаружи к стеклу приближались внимательные глаза зоопарковцев-герпетологов: как там дела? Кролик все так же сидел спиной к змее, не поворачивался. (Если не видишь - ее нет?) И дрожал. Герпетологи бросили кролика живым на съедение анаконде вовсе не потому, что они садисты. Просто ни у кого из них не поднялась рука убить живое существо.
После герпетологии я пошел к себе. Длинная кишка коридора, по бокам комнаты сотрудников. В одной из них собрался народ: пьют чай и слушают рассказы Сашки-сторожила. Его в этот день потянуло на воспоминания. Я налил себе чая и присоединился к слушателям. - Вон баба Даша идет,- говорил Сашка, кивая на улицу. Снаружи мимо нашего окна прошла седая женщина с крупной фигурой и по-мужски широкими плечами.Если она какое животное невзлюбила - ему не жить,- продолжал Сашка.- Это всем известно. Помню, в зоопарке чернобурых лисиц разводили, и одна лисица бабе Даше руку прокусила, когда та корма раздавала. Ругаться не стала, даже посмеялась: сама, мол, виновата - руку ей подставила. А через неделю после того случая, смотрю (я тогда в секции задержался), баба Даша тихо так по проходу между клеток крадется. А клетки тесные, узкие были, и у животных хвосты наружу высовывались. Подкралась она к той самой лисице и сзади изо всех сил ее за хвост дергает. Та визжать, на прутья кидаться... А баба Даша ветеринаров вызывает: "Видите? Взбесилась". Ну, лисицу тут же и усыпили. С бабой Дашей не связывайся - ее с маслом не съешь. Раз проверку затеяли как она птиц кормит, не таскает ли себе корма? В ее отсутствие в клетки с птицами зашли: сколько там кормов? Баба Даша, как узнала, в тот же вечер в зоопарк пришла и двум птицам, редким, ноги переломала. И тут же директору домой звонит: "У меня птиц покалечили!" "Кто?!" "А те, кто проверял". Так ту женщину, что проверять ходила, из зоопарка уволили: животных покалечила! Еще случай был,- вспоминал Сашка,- оленя бухарского кормили... Только спал он все. Корма принесут, а он спит. Три дня корма носили и воду меняли, а он спит себе и спит. Крепко так. Так он и лежал, пока посетители в дирекцию не пришли: что это у вас так от бухарского оленя воняет? "Так он спит!" А еще помню,- продолжал наш рассказчик,- северных оленей в зоопарк привезли. С ними все в порядке было, никто не болеет, не дохнет - только вот не размножаются. Их и кормили усиленно, и витамины с микроэлементами в рацион добавляли - не размножаются никак! Четыре года в зоопарке, а приплода нет. В дирекции головы ломают: может, еще какие витамины им добавить? Оказалось, все олени - самки. Четыре года размножали.
После чаепития я зашел в орнитологию: нужно было увидеть зоотехника. В кормовой молоденькая девушка убивала крыс. Брала их за длинный розовый хвост и с размаху била головой о цементный пол. Одну за другой. "Хрясь. Хрясь",раздавалось после ее ударов. Если после первого удара крыса еще жила, шевелилась, девушка еще раз с силой била ее головой об пол. Крысе нельзя было оставаться живой - орлы пугались. (Крысы шли им на корм.) При виде живой крысы орлы шарахались от нее, испуганно хлопая крыльями, разлетались в разные стороны, натыкались на решетку или верхнюю сетку вольеры. Бились в истерике. И наносили себе серьезные повреждения: ломали крылья, разбивали клювы. Орлы родились и выросли в неволе, в зоопарке. В зоопарке и умрут. Инкубаторские они. И очень боятся живых крыс.
Так уж случилось, что в этот день мне пришлось услышать еще одну историю. От знакомой, которую я встретил в дирекции. "Я в карантине зоопарка тогда работала. Там каких только животных не было. Многие совсем больные. Таких усыпляли. А мне их так жалко было! Я всегда врачей просила: "Ну давайте пока не будем, давайте подождем!" Ну у нас-то врагов животных нет, всем жалко. А тут еще я... Шприц откладывают: "Ладно, подождем". До моих выходных. Я после выходных приду, а половины животных уже нет. А еще у нас был врач - решил животных током убивать. Чтобы на инъекциях сэкономить. На морской свинке испытывал: прикрутил ее за две лапки к электродам и пустил ток. А она живая. Он напряжение увеличил - все равно. Еще увеличил - живая! Вертится, визжит, одну лапку вырвала... Никак у него не получалось. Я не выдержала, убежала, чтобы не смотреть. Уж и не знаю, как он ее убил". Встречи
- Пока не опохмелюсь - не поеду. Башка раскалывается,- сказал водитель. И лицо у него было все в царапинах: он вчера жену скалкой избил (валиком для белья), а она ему лицо исцарапала. - Что, совсем ехать не можешь?- спросил я. - Не-а. Видишь, руки дрожат? Не знаю, как сюда и доехал. Мы стояли на платформе Ленинградского вокзала. Встречали занненских коз из Финляндии. - Что ж,- сказал я,- пошли искать. И мы двинулись вдоль длинного хельсинкского состава. Может, у проводников что осталось? У проводников мы ничего не нашли, только зря время потеряли. Пришлось возвращаться в здание вокзала, и там, возле коммерческого киоска, водитель похмелился стаканом водки. После этого мы вернулись к ожидавшим нас на платформе козам. Животные с очень красивой белоснежной шерстью были упакованы в двух ящиках-клетках. Погрузили их в машину и поехали в зоопарк. Я поначалу с тревогой поглядывал на водителя, но тот после выпитого стакана чувствовал себя превосходно, глаза заблестели, на исцарапанном лице появилась улыбка, и руки уверенно лежали на баранке. Видно, дрожь прошла. Начисто. На въезде в зоопарк, у комендатуры, нас встретил директор. - Почему так долго задержались? Я уже волноваться начал. - Поезд опоздал,- соврал я. Водитель подогнал грузовик к ветпункту и ушел, сказав мне: - Знакомая у меня здесь. Пойду ее за сиськи подергаю. После разгрузки коз я пошел в дирекцию. Около вольер с журавлями встретил высокую худую женщину с узким, длинным лицом. На ней - черный рабочий халат. За его подол держались двое ребятишек. "Здравствуй, Элла!" "Здравствуй!" откликнулась она. Элла - умственно отсталая.
1 2 3