И то верно, Чугунов был давним идейным националистом. Еще со времен своей работы в Средней Азии и, особенно, на Кавказе, после которой он не считал тамошних жителей за людей.
И все же он сомневался. Конец этим сомнениям положил его молодой друг по Русскому Сопротивлению (как называли сами себя сторонники определенных взглядов, которым до нормального сопротивления было еще ой как далеко). Этот молодой человек как-то встретил Чугунова и спросил:
– А, правда, что вы будете участвовать в выборах.
– Нет, что ты. Я же не идиот.
– Но вам все-таки предложили?
– Вот чертова тусовка. Все становится известно всем мгновенно. Ну, предложили. Только я не жажду.
– Мы вам поможем.
– Бесплатно? – скептически рассмеялся Чугунов.
– За самый мелкий прайс, – ответил его собеседник. – Соглашайтесь. Так хочется поработать на нормального человека.
– Черт с вами со всеми, – махнул рукой Чугунов.
И кампания началась.
Разумеется, она велась трудно, на пределе сил и средств. Но и сам Чугунов и его неожиданно многочисленные добровольные помощники по ходу дела находили массу неожиданных оригинальных приемов политической борьбы. Компенсируя умом, смекалкой и готовностью к риску вопиющй недостаток средств.
Одним из таких приемов было использование агитационного автобуса. Вроде бы «для поддержки пикетов». Но музыка и записи выступлений Чугунова делали этот автобус по эффективности равным митингу. Вернее целой серии митингов. Разрешения на которые, будь они формально заявленными, Чугунов никогда бы не получил.
И вот теперь кампания подходила к концу. Он трясся в трамвае и вспоминал ее отдельные перипетии, которые напоминали ему лучшие образцы мировой сатиры. Типа: «Первый силач был одноруким, первый стрелок не имел трех пальцев, а первый шулер имел вид канонизированного святого…». Откуда это? Кажется из Брет Гарта.
Но даже этот певец золотоискательского беспредела первых лет освоения Калифорнии в современной России был бы изумлен и смущен. Подумаешь, беспалый стрелок!
А еврей Жириновский в качестве… главного русского националиста? Это вам почище беспалого стрелка. Да что забираться в такие выси.
«Главным русским националистом» в этой, в масштабах страны, скромной, кампании, в которой участвовал сейчас Чугунов, был откровенный кавказец. Слушать из его уст антикавказские лозунги было если не противно, то откровенно смешно.
Однако еще смешнее стало Чугунову после разговора с этим деятелем. Дело в том, что соперники явно не воспринимали Чугунова всерьез. Слишком мал был бюджет его кампании. Да и вел он себя достаточно просто, не сказать наивно. Однако интеллект и доброжелательность Петра Петровича подкупали собеседников и располагали если не к доброжелательности, то к откровенности.
Вот таким образом и разоткровенничался как-то после прямого эфира в Останкино и этот «кавказский русский националист», Георгий Агуев.
– Ты знаешь, – сказал он Чугунову. – Они довольно скоро перешли на «ты». – Вообще то я не Георгий, а Гиви. Мать грузинка, отец осетин. Здесь я кошу под кубанского казака – ха-ха-ха, – рассмеялся он.
«Чего он так разоткровенничался», – подумал Чугунов. «Наверное, я действительно произвожу впечатление юродивого. Или… святого. Или человек без больших денег в нашей сгнившей Россиянии автоматически не считается серьезным соперником. А кампания утомительная. Надо же кому-то исповедаться».
Тут весьма кстати запищал мобильный телефон.
«Недотепа, чучундра вредная, противная чугунная тумба. Почему не отвечаешь на мои смс-ки? Добрый вечер, люблю, целую, помню. Желаю удачи».
«Вот, у меня есть Она. И ее наличие в моей жизни помогает мне переносить трудности и мечтать. Мне не надо истерически исповедоваться ни перед кем. Я обниму ее и посмотрю в ее глаза. Такие нежные, такие голубые, и душа сразу успокоится. А ему, бедному Гиви, некому и слова сказать. Жена, как он сам говорил иностранка. Вот он и плачется мне в жилетку. Да, да, плачется. Ведь это не бравада, а скорее истерика. Впрочем, возможно он просто хочет в завуалированной форме прозондировать возможность сотрудничать со мной. Но, тогда в чем?».
– Подвезти? – прервал его мысли Гиви, распахивая дверцу «Мерседеса».
– До метро ВДНХ, если не трудно.
– Конечно, не трудно. Знаешь, я собственно, понял, что ты в этнополитических проблемах современной России знаток…
– Гиви, не преувеличивай. Но кое-что действительно понимаю. А главное, знаю предысторию почти всех раскрученных на этой ниве политиков и партий…
– Да, да, это мне и нужно. Так вот, я собственно, хотел, как деловой человек, пояснить свой интерес.
«Ого, у него оказывается деловой интерес к этому балагану. Впрочем, а разве у меня не деловой? Да, это не демонстрации начала 1990-х, не оборона Белого Дома в 1993-ем, не войны Русского легиона в Сербии, Южной Осетии и Приднестровье. Да, было время. Ладно, и было и еще будет. Хватит самопожирания».
– Собственно, у меня был большой бизнес на Кипре и в Греции. Но… по не зависящим от меня причинам я был вынужден его бросить и вернуться в Россию. Дурак может подумать, что если у меня 12 иномарок, то я богат. Сам понимаешь, для начала своего большого дела это мелочи…
– Понимаю, – сказал Петр.
– Итак, хороший бизнес в одном месте потерял, а в другом, то есть здесь, развернуть не могу. Среднему же бизнесмену в России сейчас не жизнь. Но я свежим взглядом увидел золотое дно в политике…
– Гиви, говорю как профессионал, – прервал его Петр. – Нет сейчас в России никакой политики. Есть фарс. Ничего ты здесь не поймаешь…
– Да, фарс. Но я и не ловлю мелочь. Пойми, я здесь не был 8 лет. Я бизнесмен. И свежим взглядом оцениваю ситуацию. Скоро все это рухнет.
«Ни х…я себе, лояльный поклонник президента, как он себя везде позиционирует. Да, – злорадно подумал Петр, мысленно обращаясь к президенту. – Вот такие твои поклоннички и стороннички. Предадут и в спину нож засадят. Хотя, так тебе и надо. Это русские Боги мстят за Рохлина, за всех наших…»
– И вот тогда, – продолжал Гиви, – самой востребованной идеей окажется русский национализм. Следующий режим в России будет режим русских национал-радикалов. Потому то я сейчас такой оголтелый русский националист. Надо застолбиться на этом поле.
– Но ты же везде говоришь, что поклонник президента. Как это совместить с твоим национализмом. Ведь он сказал, что «Россия для русских» лозунг идиотский и провокаторский.
Гиви лукаво повел своими выпуклыми кавказскими глазами.
– Ва, кто здесь способен мыслить логично. Разве что ты.
– Спасибо за комплимент. Но я не понимаю, как ты собираешься конвертировать свои нынешние политические инициативы в захват власти и собственности в процессе будущей русской национальной революции?
– Откровенно говоря, не знаю. Именно поэтому мне интересен ты, как знаток ситуации. Хотя… об этом попозже. Но шкурой чувствую, что застолбиться надо. Кстати, заметил, что в этой кампании фактически нет тех, кто бы оппонировал русскому радикальному национализму? Даже либеральный яблочник говорит о русских национальных интересах. Не российских, заметь, а русских.
– Да, тебе не откажешь в наблюдательности. Это ты верно подметил. Верно и тонко.
Гиви самодовольно улыбнулся.
– Вот и я говорю. Только дурак не понимает, куда дует ветер. Так что, извини, в этих дебатах я был в национальном вопросе даже радикальнее тебя.
– Гиви, не хочу тебя обидеть, но, согласись, тебе… э-э-э… трудно, косить под русского э-э-э… национал-радикала.
– Ошибаешься да-а-а-рагой, – у Гиви даже прорезался кавказский акцент. – А Жирику с его еврейской внешностью, что легче было?
– Но, Гиви, это уже, как говорят в народе, засранная тропинка. Второй раз по ней не пройти. Только измараешься.
– А я рядышком, рядышком, – засмеялся Гиви. – Кстати, метро ВДНХ мы давно проехали.
– Тогда, я выйду около «Проспекта мира». Мы ведь где-то рядом?
– Да, почти рядом.
– Ну, пока.
– Пока.
Больше они не виделись. Но этот фактически незаконченный разговор запал в душу Петра Петровича. Значит, свежим взглядом видно, что то, чем он занимается… занимался, – поправил он себя, – в политике есть весьма перспективное дело? Именно здесь можно на пятак выиграть горсть рублей. Что ж. Посмотрим, посмотрим.
Дела в префектуре были решены почти мгновенно. Петр приехал, застав возмущенного Грушницкого, который тряс папкой с образцами его агитационных материалов.
– Да вот же они, вот, на видном месте лежали! – орал он.
– Похоже, мое присутствие уже не обязательно, – тонко улыбнулся Петр.
– Извините, Петр Петрович, – немного смущенно проговорила Валентина Сергеевна.
– Что вы, пустое, – великодушно махнул рукой Чугунов. – Ну, я пошел, если больше вопросов ко мне нет.
– Да, да, конечно.
Петр вышел на улицу. Мороз крепчал. Господи, только начало декабря, а рожа уже трескается от холодрыги, – подумал Чугунов. Все в мире наперекосяк. И эта дурацкая кампания тоже.
Ну, бодаются ставленник «Единой России» и либералов, в лице яблочника. Ну, ЛДПР примазалось. Но остальным то чего надо? Ведь все равно подсчет голосов будет электронным, а значит сфальсифицированным совершенно произвольным образом.
Тогда надо или политически атаковать фальсификаторов, зарабатывая дополнительный политический капитал, или иметь некий другой интерес во всей этой кампании. Вот дорогой Гиви его прямо обозначил. Впрочем, а чем он сам лучше? Ведь правы спонсоры. Он потратил за все про все меньше десяти тысяч долларов. Да за такие деньги никакой мало-мальски приличной коммерческой рекламы не купишь.
А в рамках этой кампании засветился на экранах и на радио. Не так много, но все же.
Эти рассуждения вдруг вызвали у него сильное раздражение. Да, как бы резко отбрил он такого вот типа, если бы услышал подобные слова от него в начале 1990-х, когда готов был гореть и жертвовать.
Но, разве только в рекламе литературного проекта дело? А сегодняшняя драка. Мы подарили этому русскому молодняку радость победного боя. Да ради одного этого момента стоило терпеть все эти бюрократические издевательства, стоило участвовать в этом фарсе.
А потом, чем черт не шутит, может из этой кампании что-то путное и выльется. Разумеется, не победа. На выборах, – уточнил он про себя. Но разве на них заканчивается жизнь. Нет, победа будет за нами!
Ныряя в очередное метро, он заметил рекламу на стене. Два милых тигренка кувыркались на зеленой траве. Боже, какая я свинья. Не послал своему Тигрясику (так он звал Ее) ни одной смс-ки.
Чугунов вынул мобильник.
«Люблю, жду встречи, весь в делах и боях».
Не успел он получить подтверждение доставки, как телефон запищал.
«Тигрик в этот день еще раз напоминает тебе о своей любви, ждет тебя, постоянно думает о тебе, просит нашего Бога о твоем счастье».
Ха, они опять послали друг другу смс-ки одновременно! Вот что значит любовь.
«Мы снова одновременно!», – послал он следующую смс. И получил ответ.
«По-моему мы одно целое. Или дураки, у которых сходятся мысли.
Но я счастлива, потому что люблю и любима. Твою роль в моей жизни нельзя измерить никакими международными единицами. Она настолько велика, что мне не по себе. Люблю искренне, нежно, со слезами на глазах».
Чугунова как будто обдала волна теплого воздуха, насыщенного ароматами незнакомых деревьев и трав. Боже, как она помогала ему в эти нелегкие дни. Он вспомнил самый трудный момент кампании. Когда его пытались снять с дистанции. Придирка была совершенно ничтожная. Мало того, это маленькое нарушение было практически у всех кандидатов. Но вот придрались только к «избранным».
Его спасло тогда только стечение обстоятельств. Комиссия завязла в разборках с более влиятельными его конкурентами. А потом оказалось, что у него-то как раз никакого нарушения и не было. Нужную бумажку он в комиссию сдал. Но ему ее вернули, сказав, что она потребуется позже.
Бардак.
Но, слава Богу, комиссия проявила порядочность и доброжелательность. И то сказать, кому он «бедный и убогий» мешал.
Однако нервов он потратил немало и впал в глубочайшую депрессию. И это было отнюдь не проявление капризности. Выстраивалась весьма неприятная для Чугунова цепочка событий – досрочное завершение его кампании – разочарование спонсоров – свертывание литературного проекта и…
И «возникновение проблем жизнеобеспечения», как шутил он про себя. Ибо наука перестала приносить деньги, журналистика тоже. Вернуться к преподаванию? Во-первых, оно тоже обеспечивает довольно убого. А во-вторых, Чугунов, хоть и был профессором, преподавание откровенно не любил.
Так что можно было заполучить немало проблем, как говориться в детском стишке «оттого, что в кузнице не было гвоздя».
Он тогда написал Ей отчаянную смс-ку, где по глупости брякнул о своем «нежелании жить». И получил ответ.
«Ты будешь со мной в любом ракурсе до 100 лет. Ты меня со своим пессима достал. Ша базар. Или я тебя трахну так, что будешь молить о пощаде».
Как верно она сменила тон. Тогда он рассмеялся от души. Ему стало легко и светло на сердце. И, вот ведь совпадение, именно в эту минуту его вызвали в комиссию, где все претензии к нему были сняты, и в торжественной обстановке вручено удостоверение кандидата в депутаты.
Вот потом и говори, что Бога нет! Есть, разумеется. Но обращаются к Нему не дебильными молитвами в казенных церквах, а любящими сердцами. И Бог помогает влюбленным!
Именно влюбленным, – подумал он. Ибо нельзя заменять любовь ее суррогатами. Вот за это Бог может и наказать. Его, во всяком случае, наказал. Той коммуналкой, где он сейчас жил.
Другому эта коммуналка могла показаться весьма приличной. Так называемый «сталинский дом» возле метро «Сокол». Приличная квартира. Один сосед. Одинокий неразговорчивый пожилой мужчина.
Но, согласитесь, такое жилье отнюдь не пристало доктору наук, бывшему генеральному директору НПО. Как часто, выходя на улицу зимним, или осенним утром он весьма к месту вспоминал стихи одного своего армейского друга
Я мечтал о дальних землях и странах
О морях и островах неизвестных.
Я мечтал когда-то стать капитаном
И прославиться в легендах и песнях.
Выходил из ситуаций опасных,
Вырывался из тисков океана.
В кабаках, слов не тратя напрасно,
Ром и водку разливал по стаканам.
Я мечтал когда-то стать полководцем.
О сраженьях и атаках жестоких.
Потускневшее сквозь дым светит солнце.
О походах и прорывах глубоких.
Мы над картами сидели ночами.
Там вдали метался отблеск пожаров.
Совещались и считали часами
Направления главнейших ударов.
А теперь я на автобусе грязном
Тороплюсь на работу. Светает.
И не спросят у меня моих мнений.
Ну а мне чего-то так не хватает.
Я зайду в свою квартиру пустую.
Ромом с водкою наполню стаканы.
Море жизни! Пью за душу морскую,
Захлебнувшегося в нем капитана.
Я мечтал о дальних землях и странах.
О морях и островах неизвестных.
Я мечтал когда-то стать капитаном.
Но в объятиях земля держит тесных
Да, только рома с водкой не хватало Чугунову сейчас. Впрочем, он редко бывал в этом своем московском жилище, проводя основную часть своего времени в своем загородном доме за пределами Московской области. Куда он сейчас так страстно стремился, с нетерпением ожидая окончания выборной кампании.
Глава 3. Последний день
Обстановка кабинета влиятельного деятеля Администрации президента России была кричаще шикарной. Дорогая офисная мебель, персидский ковер, стоимость которого превышала стоимость скромного магазина на окраине Москвы. Компьютер, с самым современным огромным плоским экраном.
Это было обиталище лопающегося от денег деятеля, в свою очередь принадлежавшего к лопающейся от денег корпорации. Корпорации российских чиновников, которая не нашла шальным нефтедолларам лучшего применения, кроме обеспечения себя, любименьких. Как говориться и дома и на работе.
Да еще и полицаев, охраняющих их, таких наглых и богатеньких от народного гнева. Впрочем, этот страх был ложным. Народ в России не был способен ни на что, кроме как тупо вымирать у экранов телевизоров. Это вроде бы знали все наверху. Знали, но не верили. Ибо в глубине души прекрасно осознавали тяжесть своих преступлений и были не готовы допустить, что такие подлости и гнусности в итоге окажутся безнаказанными. Тем более, что события в соседних странах все больше подтверждали их опасения.
Хозяин кабинета, бледный, относительно молодой человек был черноволос. У него были глубокие темные глаза, надо сказать, подвижные и умные. Однако все лицо его выражало некую глубочайшую усталость. А при внимательном взгляде эта усталость однозначно можно было охарактеризовать как порочную.
Именно так описывалась внешность циничных злодеев, уставших от «подлостей и разврата» в классических произведениях позапрошлого века. Ибо усталость безнаказанного подлеца коренным образом отличается от усталости творца, завершившего научный или литературный труд, усталости шахтера или буровика после трудной смены, усталости солдата, выигравшего трудный бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27