Теплый, томный летний вечер. Поле, заросшее травой, в которой пестрят маргаритки, но нет опасности наткнуться на коровью лепешку или остатки чьего-нибудь пикника, а рядом с ней Сами-знаете-кто. Они только что открыли вторую бутылку «Моэ-э-Шандон» – желательно розового, – и она лежит на спине в траве. Он лежит рядом с ней, приподнявшись на локте, и, пощекотав ей подбородок лютиком, кормит ее клубникой. Они смеются, потом не спеша, как в замедленной съемке, поедание клубники переходит в нечто большее…
Ей даже стало жарко от этих мыслей, и она вздрогнула от наслаждения.
– Что случилось? – озабоченно спросил он.
– Ничего.
– Но вы вздрогнули.
Проклятие! Неужели он все-таки наблюдает за ней, прикрывшись своими темными очками?
– Я просто подумала кое о чем.
– О чем?
Ты явно не обладаешь телепатией, иначе не стал бы спрашивать.
– О скорпионах, – сказала она первое, что пришло в голову. – Однажды в Греции я обнаружила скорпиона, когда принимала душ. Надеюсь, здесь они не водятся?
– Конечно, водятся. Скорпионы, змеи, верблюжьи пауки. Верблюжьи пауки размером с блюдце. Они выходят охотиться по ночам, заползают на свою жертву, вводят анестезирующую жидкость, а потом ужинают, откусывая по кусочку. Но в пятизвездочном отеле их едва ли можно обнаружить в душе.
– И на том спасибо, – сказала Клодия, снова вздрогнув, но уже по другой причине.
Если подумать, то обнаружить огромного паука в своем душе – прекрасный предлог для того, чтобы изобразить из себя беспомощную испуганную глупышку. Однажды она уже прибегала к подобной тактике: вбежала, едва прикрывшись купальным полотенцем, к одному мужчине категории IV, занимавшему номер через две двери от нее, и изобразила истерику. Только его не оказалось в это время дома, а его сосед категории II, объяснив, что Чейз находится в баре, предложил ей взамен свои услуги.
– Видно, так мне на роду написано. Вот я здесь рядом с мужчиной категории IV, которому все, кто был у меня до сих пор, и в подметки не годятся, а он ведет себя так, словно я пользуюсь неподходящим дезодорантом.
– А что, черт возьми, ты ожидала? Ведь ты сама его отпугнула.
– На меня нашло временное помрачение рассудка.
Однако после разговора о скорпионах он, судя по всему, решил несколько сократить ширину разделявшей их «нейтральной полосы».
Теперь ее обоняние улавливало теплый запах мужского тела и лосьона после бритья, и трепет овладел ею с новой силой.
Было очень соблазнительно притвориться, что закружилась голова или что она нечаянно споткнулась о камень, и создать условия для захватывающего соприкосновения тел.
– Даже не думай об этом. Он сразу же раскусит твои хитрости. И его доченька тоже. Тебе не удастся снова провести ее.
– Какое мне дело до того, что она подумает? Она вечно всем недовольна и просто несносна.
Аннушка шла далеко впереди и ни на что вокруг, кроме разве тропинки под ногами, не смотрела. Всем своим видом она говорила: «Мне все до смерти надоело. Не пора ли нам ехать?»
– Не следовало брать ее в поездку, – тихо сказал Гай, как будто прочитав ее мысли. – Пусть бы изнывала от скуки в отеле.
– На самом деле вы так не думаете.
– Это еще почему?
– Мне показалось, что вы затеяли эту поездку, чтобы показать ей страну.
В сандалию ей попал камешек. Она остановилась и, стоя на одной ноге, стала вытряхивать его.
В этот момент он нарушил границу «нейтральной полосы». Пока она вытряхивала камешек, подпрыгивая на одной ноге, он, чтобы поддержать, взял ее под локоть, хотя в этом не было никакой необходимости.
– А что, если я затеял эту поездку с совсем другой целью? – В голосе его появилась хрипотца, и если до этого Клодия не нуждалась в поддержке, то сейчас она ей явно потребовалась. Она вдруг поняла, что причиной его напряжения были не только натянутые отношения с дочерью.
– Вы согласились бы поехать вдвоем со мной? – очень тихо спросил он.
Боже мой, неужели я забыла свой здравый смысл в аэропорту Хитроу?
Оба они были похожи на две плотно закрытые крышками кастрюли, в которых что-то долго варилось, а теперь кто-то разом снял с них крышки. Вырвавшийся жар чуть не сбил ее с ног, и она была не готова к этому. Разве можно разговаривать на эту тему сейчас, здесь, когда его дочь может в любой момент оглянуться?
– Гай, ради Бога… – сказала она дрожащим голосом.
– Что – ради Бога?
Ради Бога, отпусти меня, пока у меня не подкосились ноги.
– Ради Бога, я могу стоять без посторонней помощи.
Она стряхнула с себя его руку и дрожащими пальцами водворила сандалию на место.
– Зачем, черт возьми, ты это сделала? Разве не тебе последние полчаса до смерти хотелось испытать дрожь от этого волшебного прикосновения?
– Да, но я не предполагала, что такое произойдет. Особенно здесь…
Она бросила виноватый взгляд на мелькавшую в двадцати ярдах впереди красную майку.
Хрипотца в его голосе усилилась.
– Ну так как? Вы согласились бы?
Черт побери! Что я должна делать? Заглянуть ему в глаза и пролепетать: «Да! О да!» – точно в сцене из какого-то сентиментального старого фильма?
– Я не думаю, что было бы правильно оставить ее в полном одиночестве, – сказала она, пытаясь унять дрожь в голосе.
– Она сама не хотела ехать.
Это не имеет значения. Девочка, конечно, не подарок, но она во многом запуталась и поэтому несчастна. Оставлять ее одну – не решение вопроса.
– Она подумала бы, что не нужна нам.
Не успела она сказать это, как тут же пожалела, что сказала. Ей не хотелось, чтобы ее иллюзии рассеялись каким-нибудь ответом вроде: «Мне совершенно безразлично, что она подумает». Она поспешила предупредить его ответ одним из своих глупых вопросов в качестве отвлекающего маневра.
– Хотите мятный леденец? – бодрым голосом спросила она, запуская руку в сумочку. – У меня были и фруктовые, но я их все съела.
На какое-то мгновение ситуация напомнила ей недавнюю сцену на пляже, когда она отпустила глупейшее замечание относительно фильма «Челюсти». Напряжение покидало его, как пар из открытой кастрюли. Он с недоумением смотрел на нее, словно пытаясь спросить: «Зачем вы это делаете?»
Она отогнула фольгу с упаковки мятных леденцов, но пачка открылась недостаточно широко, и, пока они пытались совместными усилиями открыть ее, их пальцы соприкоснулись.
Господи, помоги мне. Наверное, для меня дело приняло серьезный оборот, если я даже конфетами не могу угостить его без трепета.
Он не спеша взял леденец, и она порадовалась тому, что на ней надеты темные очки. Это ставни на окнах души. Которые по крайней мере скрывают расширение зрачков.
Не дав ему продолжить разговор, она торопливо пошла вперед.
Дорожка свернула налево вдоль стены из саманного кирпича, и, когда Клодия завернула за угол, ее ждала еще одна неожиданность. Она увидела совсем другую Аннушку. В кои-то веки она выглядела как любая нормальная девочка, которая радуется простым радостям жизни.
Пока Клодия за ней наблюдала, ее нагнал Гай.
– El hamdulillah, – холодно произнес он. – Сегодня она второй раз проявляет к чему-то интерес. Сначала это были серебряные пояса, а теперь осел.
К дереву был привязан старый сонный осел, и Аннушка гладила его голову.
– Может быть, она бы меня больше любила, будь у меня четыре ноги и хвост, – продолжал Гай.
В его насмешливом тоне она уловила отголосок того, что он сказал в бассейне, и сердце у нее защемило. По крайней мере ей показалось, что это было сердце. Что бы это ни было, она почувствовала отклик в «органе вожделения». Может быть, эти органы каким-то образом связаны друг с другом?
– Большинство девочек в этом возрасте любят животных, – сказала Клодия, пытаясь придать голосу ободряющую нотку. – Более того, большинство из них относятся к людям старше двадцати пяти лет как к особям другого вида. Жаль, что у нас нет с собой морковки. Интересно, понравится ли ему мятный леденец.
Она подошла к Аннушке и протянула ей пакетик с леденцами.
– Угости его конфеткой. Лошади, например, обожают мятные леденцы. Думаю, что осел тоже не будет возражать.
Ослу мятные леденцы очень понравились. Он с наслаждением хрустел леденцом, шумно причмокивал, а потом требовательно тыкался носом в ладонь Аннушки в надежде получить ещё. Не прошло и двух минут, как леденцы были съедены.
Когда они пошли дальше, Клодия умышленно держалась рядом с Аннушкой. Ей даже удалось немного поговорить об ослах и рассказать о заповеднике, где она за определенную плату «усыновила» одного ослика. Гай нагнал их.
– Здесь, пожалуй, больше нечего смотреть. Может быть, сходим в крепость?
Аннушка в ответ пожала плечами, словно хотела сказать: «Ну, если это обязательно, то придется подчиниться».
Они пошли дальше, мимо домиков из саманного кирпича, рядом с которыми стояли улыбающиеся ребятишки и приветственно махали им руками. Мальчишки были одеты, как и их отцы, в короткие пыльные рубахи, девочки, как и их матери, носили яркие цветастые платья поверх шаровар, а их лица до глаз закрывали душные чадры.
По узким каменным каналам текла вода, то исчезая под землей, то снова появляясь на поверхности. Там, где была тень, вдоль каменного русла росла какая-то зелень.
– Это адиантум! – воскликнула Клодия, наклоняясь, чтобы как следует рассмотреть растения. – Всякий раз, когда я покупаю адиантум, он вянет, не продержавшись и недели.
В прозрачной проточной воде резвились рыбки.
– Посмотри, Аннушка, сколько здесь плавает рыбешек.
– Это рыба фаладж, – сказал Гай. – И каналы называются фаладжи. Их соорудили персы около тысячи лет назад.
Не дослушав его, Аннушка пошла дальше.
– Вы видели? – раздраженно сказал он, глядя ей вслед. – Стоит мне упомянуть страшное слово «история», как она убегает. – Он заметил, как Клодия нахмурилась.
Приложив ко рту руки рупором, он крикнул:
– Аннушка! Мы идем в крепость.
Она оглянулась со страдальческим выражением лица.
– Надеюсь, мы не будем бродить там целую вечность, потому что я действительно…
– Хорошо, будь по-твоему, – сказал Гай, у которого, видимо, лопнуло терпение. – Мы туда не пойдем.
Она сделала вид, что обиделась.
– Не надо на меня злиться. Я ведь не сказала…
– Я сказал, что мы туда не пойдем. Я не хочу тянуть тебя туда, как на казнь, не хочу, чтобы ты без конца жаловалась, что тебе скучно, что там вонючая дыра, потому что не сомневаюсь, что именно это ты будешь делать.
Лицо Аннушки замкнулось, словно она снова натянула маску. Не говоря ни слова, девушка повернулась и отошла в сторону. Клодия в отчаянии переводила взгляд с одного на другую.
– Гай, разве обязательно было это говорить?
– А почему бы не сказать? – резко спросил он. – Это правда. Она испортила весь день.
– Мне она день не испортила.
– Прошу вас, не пытайтесь сглаживать острые углы. – Они в молчании возвратились к машине.
Аннушка ждала их, стоя около задней дверцы, но не сказала ни слова.
В сложившихся обстоятельствах Клодия не стала предлагать ей сесть на переднее сиденье.
Когда они уселись, Гай обернулся к дочери.
– Пристегнись ремнем безопасности.
– Я не смогу лечь, если пристегнусь.
– В таком случае не ложись! – рявкнул он.
– Ладно, не рви на себе волосы. К твоему сведению, стресс очень плохо отражается на потенции пожилых мужчин.
Он ничего не ответил, но в этом не было необходимости. Закрывая машину, он не то чтобы сильно, но сильнее, чем обычно, хлопнул дверцей. Он не то чтобы выехал со стоянки, как маньяк, дорвавшийся до руля, но действовал при этом достаточно агрессивно, так что у Клодии не осталось сомнений относительно его состояния.
Тут речь шла уже не о кипящих кастрюлях. Он был похож на вулкан, который может в любой момент начать извергаться.
Глава 11
В сложившихся обстоятельствах это ее ни капельки не удивило.
Целый день рядом с ним в машине находились два источника напряжения. Один располагался сзади, и ему хотелось придушить его собственными руками. Что касается другого…
– Как зовут твоего кота?
Услышав нормальный вопрос от Аннушки, она вздрогнула от удивления.
– Пока он был котеночком, его звали Пусси. Когда он подрос, стал называться Пусс. Потом его кастрировали, и он начал толстеть. Его стали называть Портли Пусс. А теперь этого толстяка зовут просто Портли.
– Надеюсь, с ним все в порядке, – сказала Аннушка.
– Спасибо. – Она оглянулась через плечо и улыбнулась. – Я тоже надеюсь. – Ей не терпелось добраться до отеля и позвонить Кейт.
Некоторое время спустя она снова оглянулась через плечо и увидела, что Аннушка заснула. В машине надолго воцарилось молчание.
Молчание становилось все более и более напряженным, и Клодия подумала, что Гай, возможно, обиделся из-за того, что она на сей раз не поддалась воздействию его одурманивающей тактики.
Наконец он искоса взглянул на нее.
– Ваши волосы сегодня ни разу не упали на лицо. Что вы с ними сделали? Приклеили «суперцементом»?
Резкий, отрывистый тон вопроса вызвал ответ в том же духе.
– Вы почти угадали. Я вылила на них полбаллона лака для волос.
– Мне, пожалуй, больше нравилось, когда эта прядь падала на лицо.
Такое типично мужское своенравие немедленно заставило ее ощетиниться.
– Я сделала это не ради вас. Меня эта прядь безумно раздражала. Да и вы, как мне показалось, жаловались, что она вас сводит с ума.
– Так оно и было. Вы без конца закидывали ее назад, словно на какой-то дурацкой рекламе шампуня.
О Господи, он со мной уже совсем не церемонится.
– В таком случае вам следовало бы обрадоваться, что я ее наконец приклеила на место, – неожиданно сказала она, – чтобы вы не обезумели от раздражения еще больше, чем сейчас. Судя по тому, как вы вели машину, вполне можно было ожидать, что до места мы доберемся в мешках для перевозки трупов.
– В том, как я веду машину, нет ничего такого, что составляло бы угрозу для жизни, а если сегодня я нахожусь в состоянии временного помешательства, то причина этого вам хорошо известна.
– Конечно, известна. И она спит. Не могли бы вы немного убавить мощность кондиционера? Мне стало холодно.
Он нажал кнопку переключателя, и поток холодного воздуха заметно убавился.
– Я имею в виду не ее. И если вы снова начнете угощать меня леденцами, – добавил он, увидев, что она демонстративно отвернулась и смотрит в окно, – то я за свои действия не отвечаю.
– У меня больше нет леденцов. Их скормили ослу. – Она почти услышала гул приближающегося извержения.
– Вы действительно хотите меня завести?
Она понимала, что игра принимает опасный оборот. Разговор стал походить на финты на футбольном поле: этакие словесные обманные движения и ложные выпады. Если бы они находились не в машине, он сказал бы, наверное, что она ведет нечестную игру и что ее губы, вместо того чтобы высказывать всякие дурацкие замечания, могли бы найти совсем другое применение. Все это лишь усугубляло и без того напряженную обстановку. Правда, это на некоторое время отвлекло ее мысли от бедного Портли.
– Если бы я действительно пыталась завести вас, вы бы узнали об этом первым.
– На вашем месте я не стал бы пытаться. Можете нарваться на большую неожиданность.
– Это угроза или обещание?
Осторожнее, Клодия. Постарайся, чтобы тебя не заносило.
Гай искоса взглянул на нее.
– Может быть, было бы лучше оставить вас заниматься киссограммами под бдительным оком вашего кузена?
– Я начинаю сожалеть о том, что вы этого не сделали. По сравнению с тем, что происходит сейчас, это было бы детской забавой. И, прошу вас, следите за дорогой.
Гай презрительно фыркнул.
– Вы бы все равно не выиграли пари.
– Это вы так думаете.
– Вы даже отдаленно не напоминаете девушку из килограммы. Вы выглядите как бывшая ученица монастырской школы, нарядившаяся в шелковую как-ее-там-называют и старающаяся быть соблазнительной.
Если он старается завести ее, было бы стыдно его разочаровывать.
– Извините, – произнесла она, притворно обиженным тоном. – Этот костюм, прежде чем выходить в нем на вызовы, я проверяла на приятеле Кейт. И одном его друге. Оба они в один голос заверили меня, что я в нем достаточно соблазнительна, чтобы исполнять роль первосортной французской девки. Если добавить чуть больше соблазна, меня могли бы арестовать.
– Перед кем еще вы демонстрировали свой костюм? – насмешливо спросил он. – Не перед тем ли дебилом-попрошайкой, который живет этажом выше?
– Нет, тот костюм я ему не показывала. Но вот другой, для предыдущей киссограммы… Он зашел, чтобы занять немного стирального порошка, ну я его и спросила, что он думает о костюме Джейн из джунглей.
Она понимала, что Гай не верит ни единому слову, но не могла удержаться от искушения подразнить его.
– К вашему сведению, эта шелковая рубашечка на бретелях, в которой я пришла на ваш день рождения, стоит бешеных денег.
– Значит, вы зря потратили свои деньги. Я предпочел бы черный цвет.
– Денег я зря не тратила, потому что рубашечка принадлежала Кейт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37