– Немного великовато, но не дурно, – сказал он, когда я вышла, выпуская клубы дыма и скользя прищуренным медленным взглядом по мне, как по табурету бесчувственному.
– Вы забыли причесаться, – напомнил он.
Я деревянной походкой подошла к зеркалу и тщательно причесалась. Он в это время стоял рядом, с любопытством наблюдая за мной, потом открыл дверь, приглашая меня.
Я старалась держать дистанцию, чтобы быть подальше от него и в то же время не спровоцировать этого негодяя.
Мы прошли главную аллею из конца в конец, затем свернули на боковую и еще на одну, и все молча. Он, казалось, забыл о моем присутствии, шагая медленной, размеренной походкой. Наконец мы вернулись.
– Я оставлю вас, но вечером жду к ужину, и не забудьте переодеться, милая леди. Все необходимое вам принесут, я предпочитаю хорошо одетых женщин.
Пока он поднимался по лестнице, я с таким чувством смотрела ему в след, что он непременно должен был бы рассеяться-изничтожиться в прах и пыль, но, увы, он благополучно достиг двери, ни разу не споткнувшись.
Мне ничего не оставалось, как повернуться на каблуках и идти, почти бежать куда глаза глядят. Остановилась я у небольшого пруда. Берега его сплошь заросли высокой травой, но мне удалось найти проход и забраться на толстый поваленный ствол.
Вода была как зеркало, в ней безмятежно отражались густые кроны деревьев, высокое небо, медленно плывущие облака и мое перевернутое заплаканное лицо, которое все же постепенно успокаивалось.
Солнце отодвинуло тень, скрывающую меня от его безжалостных лучей, и, спасаясь, я скользнула в воду прямо в платье. Вода своей прохладной ласковостью совсем успокоила меня.
– Ну что ж, мистер, посмотрим, кто кого! Я принимаю правила вашей игры, в которой, в конечном счете, вы проиграете. А Стив выдержит, он сильный. Я вернусь к нему. И мы забудем этот кошмар.
Решение было принято.
Я старалась сохранить пришедшую ко мне бодрую ясность духа, не давая сомнениям и страхам опять загнать меня в угол. Я уже позволила Алиссии помочь мне уложить волосы, надеть великолепное вечернее платье и застегнуть большой ценности изумрудное колье.
От возбуждения и отваги меня немного лихорадило. Я вздохнула и шагнула в залитую светом большую залу.
Чудовище в этот раз обернулось сразу и на минуту удивленно застыло, но вот по губам его скользнула обычная язвительная усмешечка, он подошел ко мне и рассыпался в комплиментах:
– Должен сказать, что вы потрясающе хороши сейчас, никогда не видел такой красавицы. Что за дивные глаза! Вот только губы, если бы они были не так упрямо и решительно сжаты, я мог бы поздравить себя, но всему свое время. Садитесь, дорогая! Выпейте немного, это поможет вам расслабиться.
Я глотнула и, конечно, подавилась. Растяпа! Кашель задушил меня. Лицо сделалось красным как кумач, а на глазах выступили слезы от ярости и унижения. Еще этот тип наклонился и хлопает по спине. Чтоб тебе провалиться вместе с твоей нарочито сочувственной физиономией и любезно протянутой салфеткой.
Я кое-как оправилась, выпрямилась и покосилась на его руку, которая что-то не спешила убираться с моего голого плеча.
– Простите, забыл, – сказал он, поправляясь. Остальное время он меня потчевал сведениями о тонкостях букетов разных вин, он был знатоком.
Я же старательно пережевывала пищу, осторожно пила, глотала и молчала. Когда он неожиданно умолкал, а это у него случалось время от времени, я вскидывала на него глаза, он несколько секунд всматривался в них, потом отводил свои и продолжал с прежним пылом. По окончании он сказал:
– Я не хочу сегодня так просто отпускать вас. Идемте.
И он повел меня в зеленую гостиную.
– Вы любите Равеля? – спросил он, поворачиваясь ко мне.
Я не успела ничего ответить, он усадил меня на диван в стиле ампир, а сам сел за фортепьяно. Играл он здорово, ничего не скажешь, – как профессионал, притом талантливый.
Когда последний чистый звук аккорда растаял в тишине, он встал и подошел ко мне.
– А вы, оказывается, чувствуете музыку, милая леди. Не хотите потанцевать? Нет? Браво! После этого не танцуют. Танцевать мы будем завтра, вам придется потерпеть, а сегодня я вас больше не задерживаю.
Я уже была на полпути, когда он сказал:
– Постойте! Я еще раз хочу взглянуть на вас, вот так, а теперь уходите.
«Нет, он все-таки очень странный», – думала я, вынимая шпильки из волос: «Такой злодей и артист. Противоестественное сочетание. Что за выражение у него было, когда он играл?! Жаль, бумаги не оказалось под рукой. Но здесь где-то был клочок, вот он».
Я набросала по памяти. Кажется, получилось. Засунула карандаш за ухо, удовлетворенно полюбовалась своей работой, потянулась, соскочила со стула, на котором стояла на коленях, и остолбенела, потому что обнаружила оригинал изображения у себя за спиной.
– Как вы так тихо? Я не слышала.
– Ну, это один из моих многочисленных талантов. Мне захотелось продлить удовольствие и еще раз увидеться с вами.
– Увиделись? – спросила я, независимо отбрасывая пряди с лица.
– Да. Не хотите ли прогуляться? Смотрите, какой замечательный вечер.
– Мне, конечно, нельзя отказаться?
– Конечно, нельзя. А я у вас неплохо получился. Я не знал, что вы художница. Вы, наверно, скучаете без работы? Завтра у вас будет все необходимое, а сейчас прошу вас.
Мы вышли. Вечер был, действительно, прекрасный – свежий и тихий. Сумерки быстро сгущались, вскоре мое платье сделалось неразличимым, и только ослепительно белая рубашка моего спутника одна еще белела в темноте.
– Кажется, пора возвращаться? – вздохнул он.
Мы повернули. Он проводил меня до двери моей комнаты, постоял немного, коротко и остро взглянул мне в глаза, потом, совсем не стесняясь, на мою не очень закрытую грудь, поклонился и удалился.
Слава богу, сдержалась и не залепила ему пощечину, а ведь он нарочно напрашивался, подлец, чтобы повод был. Надеюсь, больше не явится.
С опаской посматривая на дверь, я быстро разделась и юркнула в постель, не зажигая свет.
Внизу заурчал мотор, и тотчас шины зашуршали по гравию. Кто-то уехал, счастливец!
Утром следующего дня Алиссия сказала, что хозяин отбыл вчера. Я обрадовалась, потому что уже устала от его общества и была не прочь опять его лишиться, хотя бы на несколько дней. Я даже стала напевать свою любимую и строить планы на день, который собиралась провести с пользой, в изучении местности. Эти знания могли мне пригодиться. Говорят же, что не бывает безвыходных ситуаций.
Я нахлобучила шляпу и выбежала из дверей. Итак, выберем сегодня северо-запад. Эта сторона света оказалась труднопроходимой, но я проявила настойчивость, и мне показалось, что продвинулась черт знает как далеко.
Интересно, следит кто-нибудь за мной или нет? Я резко повернулась, но ничего подозрительного не заметила, ни один лист не шелохнулся.
Хорошо! Однако передохнем. И я с удовольствием растянулась в спасительной тени.
Летящие облака всю жизнь чрезвычайно занимали мое воображение. Я любила смотреть на них, особенно вот так, когда никого вокруг, кроме запутавшегося высоко в ветвях ветра, тягучего жаркого марева и шмелей, натужно жужжащих от цветка к цветку. Я проследила за слоном, потом за головой учителя истории, потом за парусами бригантины, затем не знаю, что бы это могло быть, потом за обрывом с самоубийцей на нем, на старушке глаза мои стали слипаться и скоро совсем закрылись.
И как всегда (это, кажется, становится дурной традицией), проснувшись, увидела мистера Корсана. Он сидел рядом и, судя по всему, устроился удобно и давно. Шляпа его была сдвинута на лоб, одна рука свободно покоилась на согнутом колене, другая придерживала травину, которую он покусывал, не спуская с меня изучающего взгляда.
– Жаль, что я не художник. Вы сейчас были очень живописны – спящая красавица среди буйств земных красок.
Я поспешно села, собрала рассыпавшиеся волосы и заправила их под шляпу. Затем встала и настороженно посмотрела на него.
– Куда вы спешите, милая леди? Садитесь! Суета мира теперь не для нас с вами.
Пришлось чинно присесть на торчащий рядом пенек.
– О чем вы думаете сейчас? – спросил он.
Я пожала плечами. Мысли кое-какие бродили у меня в голове, но не было твердой уверенности, стоит ли их сообщать ему.
– Почему бы вам не спросить меня, за что я решил покарать вашего мужа?
– Считайте, что спросила.
– А надо ли вам знать, милая леди? Эта история совсем не украсит вашего мужа, из-за которого вы решили сражаться со мной не на жизнь, а на смерть.
– Все равно, я хочу знать.
– Ну что ж, тогда слушайте. Я не всегда был чудовищем. Когда-то давным-давно я был обыкновенным юнцом, полным надежд и красивых иллюзий. Во что только я не верил. Страшно подумать! Даже в мировую гармонию! Этот вздор поселился во мне благодаря моим родителям, которые делали все от них зависящее, чтобы реальный мир не был допущен за порог нашего дома, а я выпущен за него. Частные преподаватели вполне справились с поставленной перед ними задачей – образовали меня по своим предметам, не привнеся никакой скверны в юную душу. И вот такая-то овца отправилась завершать образование в Йельский университет, где и попалась Стиву Гордону. В нем было все, чего в то время так или иначе не хватало мне: уверенность в себе, настойчивость, знание жизни, умение манипулировать людьми и событиями и кроме того – блестящая способность в мгновение ока превращать белое в черное и наоборот, в зависимости от минутной прихоти и трезвого расчета. Естественно, он сделался моим кумиром и другом. Незаметно, но быстро я менялся. Я предался всем порокам, с которыми, по мнению Стива, должен свести короткое знакомство всякий сильный человек, чтобы нарастить мускулы, способные противостоять нокаутирующим ударам реальной действительности. Я стал циником во всем, кроме отношений со Стивом, с родными и со своей девушкой. Да, как ни странно, тогда я еще мог любить пылко и романтично. И девушка, казалось, стоила того. Причем главное, что меня привлекало в ней, – это ее наивная доброта, доверчивость и кротость, редчайшие качества в наши дни. Я был восторженным и болтливым влюбленным, а Стив снисходителен ко мне. Близились последние каникулы перед выпуском, Стив не очень хотел, но я уговорил его поехать на это время ко мне домой.
Родители, которые давно не видели единственное чадо, были, конечно, рады и не мешали нам весело проводить время: мне, Стиву, Сессилии и еще человекам трем-четырем из нашей компании. Это были самые счастливые дни моей жизни. Еще бы: впереди маячила долгая безоблачная жизнь и любимая девушка в придачу. Но все кончается, и скорее всего – счастье.
Мы уехали в Штаты. Через три месяца я получил страшную телеграмму: «Сессилия умерла. Похороны состоятся через два дня». Я отказывался верить. Этого не могло быть! Я любил Сессилию! Она не могла меня оставить, она ничем не болела. Это какая-то злая шутка! Недоразумение!
Но, увы! Это была правда. И какая! Сессилия скончалась от заражения крови, которое получила во время неудачной операции по извлечению плода тайной страсти. И не я был его виновником, я еще не имел с ней физической близости, потому что до смешного боготворил ее. Так кто же? Чтобы выяснить это, я стащил ее дневник, который она вела с завидной аккуратностью, и не сразу решился открыть его, как будто предчувствуя разгадку.
В отличие от меня Стив был напорист, а она… Ну да бог с ней! В первый же вечер он получил то, о чем я не смел подумать. Они встречались каждый вечер, все время каникул. А я-то, дурак, думал, что он ездит к Дороти, и даже благословлял его на подвиги. Как он, наверно, потешался!
Рассудок мой омрачался от дикой ярости, как подумаю об этом и о том, как она с невинным видом подставляла мне свою розовую щечку, чтобы через пару часов встретиться с ним.
Стив все понял, когда увидел меня. Он рассмеялся и сказал, что ему давно надоели мои россказни о добродетельной Сессилии, и он решил проверить, так ли это на самом деле, но она оказалась как все, обыкновенной уступчивой девкой и ничего более. Так что не стоит особенно убиваться. У него есть на примете пара девочек получше, он может уступить любую по дружбе. Потом он добавил несколько непристойностей о ней и хотел развить эту тему как следует, но я уже дошел и двинул его правой. Он увернулся и посоветовал мне подобрать сопли и продолжать пережевывать их где-нибудь в другом месте, горюя о своей потаскушке.
Не помня себя от бешенства, я бросился на него, но он был хладнокровен и отделал меня по всем правилам, жестоко и методично.
Пришел в себя я от холода на каком-то пустыре. Ночь ясная, звезды с тарелку, а вставать надо, несмотря на то, что в черепке взрывается не один десяток гранат при малейшем движении.
Но я все-таки поднялся и дотащился до первой попавшей забегаловки. Она была грязна и отвратительна, но завсегдатаев толпилось достаточно много. Я направился к стойке и случайно, меня сильно шатало, толкнул одного парня, он был уже на взводе и попытался в отместку достать правой, но меня в этот момент повело в другую сторону, и он промахнулся; раздосадованный своей неудачей, он удлинил руку на величину лезвия ножа. К этому моменту в голове у меня прояснилось, а на душе – наоборот. Этот парень стал олицетворением всех моих несчастий. Я не с ним дрался, а со Стивом и судьбой. Схватка была короткой. И его же рукой я всадил нож ему по самую рукоятку.
Он умер еще до приезда полиции. Я не пытался бежать. Я с тупым ужасом следил, как необычайно обильно и долго льется кровь. Никогда бы не подумал, что ее так много. Как у него закатываются глаза и останавливается дыхание, как внезапная дрожь пробегает по его телу и наступает смерть.
У меня были самые лучшие адвокаты, которые выхлопотали мне десять лет.
Вы знаете, в тюрьмах сидит мало сынков миллионеров. Наверно, поэтому их там особенно не жалуют. Мне это сразу дали понять. Свое украшение я получил там, когда доказывал, что не такой уж я сынок, как кажется. Короче, для ада на том свете я вполне подготовлен, меня уже вряд ли чем удивишь.
Когда я вышел пять лет назад, то был несказанно обрадован, что Стив Гордон жив, здоров и процветает. Я-то грешным делом боялся, как бы с ним чего не случилось, пока я загораю. Но хоть в этом мне повезло. А дальше, дальше вы знаете…
Он надолго замолчал, пережидая, пока прошлое отпустит его.
– Вам еще на захотелось помочь восторжествовать справедливости?
– Если она восторжествует, как вы ее задумали, тогда вы совсем пропадете.
– Это казуистика! – раздраженно воскликнул он. – Вы просто не хотите, вы любите его, хотя убей меня бог, не знаю за что. Но у нас будет еще время. Я начинаю привыкать к вам, ваше общество совсем не тяготит меня, вы необычны, Стив всегда понимал толк в женщинах, но любая женщина – всего лишь женщина, милая леди. Идемте домой, я кое-что привез для вас.
Он легко поднялся. Я тоже встала и пошла за ним.
Я шла и смотрела на него. И мне вдруг стало пронзительно жалко этого несчастливого человека и… и… Стива. Я сразу поверила в эту ужасную историю. Стив, конечно, виновен, и… не виновен! Это все дьявольские гримасы судьбы.
Корсан, наверно, что-то почувствовал и обернулся. Наши глаза встретились, и целая гамма чувств мелькнула в его глазах: удивление, растерянность, гнев, который прикрыл его всегдашний насмешливый прищур.
Он шагнул ко мне и нарочно больно поцеловал.
– Вот так гораздо лучше, теперь вы сердитесь и не жалеете меня. Запомните. Я не выношу этого. С чего вы взяли, что меня нужно жалеть? За пять лет я успел многое наверстать, например, по количеству женщин я вряд ли уступаю Стиву. Сейчас мне тридцать семь – прекрасный возраст. Я очень богат, не сегодня-завтра женюсь на какой-нибудь юной красавице, у меня будут дети, и, наконец, у меня есть вы, и я могу сделать с вами все, что захочу. Я уже отнял у вас мужа, сына, свободу, осталась одна честь, но и ее я заберу в конце концов. Про Стива не говорю: он – конченый человек. Вы не можете жалеть такое чудовище.
Он еще с минуту придирчиво изучал выражение моихглаз, но что-то в них все равно его не устраивало. Он с досадой отвернулся и пошел прочь, пытаясь взять себя в руки.
Ему это удалось, когда мы вошли в комнату, которую он мне предназначил под мастерскую.
Я была рада и не скрывала это, так как слишком давно не держала в руках кисти. Я хотела поблагодарить его, но он уже вышел, и я не стала его догонять, потому что если поспешу, то еще смогу захватить те пятна теней у пруда. Не мешкая, я схватила все, что нужно, и пулей выскочила из дверей: я боялась, что солнце уйдет.
Я успела, но ничего не получилось. Ну не выходили у меня эта таинственность и зловещая бездонность! Хоть ты тресни. Может, кобальта добавить? Да, уже лучше. Но вот здесь… здесь, явно чего-то не хватает. А если туман напустить и девушку в белом поставить? Она судорожно ухватится обеими руками за эти стволы, волосы ее повиснут и станут тянуть, тянуть страдалицу в глубину омута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23