А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И ресницы у него тоже слиплись от воды — заметила Валя.
— Через этот? Ты спятил…
Они нырнули обратно и гребли как сумасшедшие, борясь с течением. Потом долго шли по берегу.
— Вы где? — с упреком произнесла Лида. — Мы тут пиво уже открыли, между прочим…
— Дайте, дайте, очень пить хочется… Валя отхлебнула из горлышка, но разочарование моментально настигло ее.
— Гадость какая… Нет, все-таки я не люблю пиво.
— Не любишь, так отдай, — взял у нее из рук бутылку Иван, сделал несколько глотков и передал Илье.
— Ты просто не понимаешь, — сказала Лида. — Хотя я, если честно, тоже вкус пива не очень понимаю…
— В нем, наверное, сахара не хватает, — Валя вдруг отняла бутылку у Ильи, отпила глоток и кивнула: — Да, точно, сахара не хватает!
Тот посмотрел на нее странным, тяжелым взглядом и произнес:
— Тогда оно будет похоже на квас…
Валя подошла к реке, зашлепала по мелководью — долго на одном месте ей не сиделось, словно внутри у нее работал моторчик, который толкал ее, заставлял что-то делать, двигаться…
— Знаете, у меня такой чудной дед… — вдруг засмеялась она. — Вместо колыбельной в детстве он пел мне одну песню… Очень древнюю, которую древние египтяне пели, еще во времена фараонов! Про ихнюю египетскую речку…
— Спой! — загорелась Лида. — Я обожаю про фараонов… Помните, есть такой польский фильм… Там еще Барбара Брыльска играет.
— Спой, светик, не стыдись, — снисходительно произнес Илья.
— Да пожалуйста! — великодушно воскликнула Валя и затянула низким протяжным голосом, молитвенно раскинув руки. Солнце светило у нее прямо над головой, превратившись в огненный нимб. — «Слава тебе, Нил… Слава тебе, Нил, да продлятся твои дни бесконечно! Ты пришел в эту землю, явился, чтобы оживить Египет… Ты орошаешь поля, которые создал Ра, чтобы дать жизнь каждой лозе, ты поишь пустыню и сушь, ведь это твоя роса падает с неба… Ты любишь землю, ты даруешь процветание…» Ну и так далее.
— Здорово, — серьезно произнес Иван. — Только почему-то рифмы нет. Наверное, ее еще не изобрели тогда.
— У меня только один вопрос, — прокашлялся Илья. — Уважаемая Валентина, на каком языке твой дедушка пел эту песню — неужели на египетском?
Валины ноги несли ее прямо к станции. «Я сама иду к нему… Надо же, я сама иду к нему! — размышляла она, оценивая свой поступок со стороны. — Я совсем спятила — никакой гордости!»
Но она уже ничего не могла с собой поделать. И успокаивала себя тем, что, возможно, не найдет его дом.
На ней было светло-желтое любимое платье до колен, простое и очень изящное — то, которое Лида считала единственной приличной вещью в гардеробе подруги. Волосы Валя тщательно вымыла и даже накрутила концы щипцами. Она шла, чувствуя себя чистой, воздушной, красивой, и в конце концов ей даже стало казаться, что совсем не грех показать себя в таком виде Ивану. «Вообще-то, я могу соврать, что шла к станции по делу и встретила его совершенно случайно!»
На узкой улице, ведущей к станции, было пусто, один раз только проехала ватага мальчишек лет десяти на велосипедах — с гиканьем и криком, обдав ее облаком пыли. Валя отряхнула платье и погрозила им вслед кулаком, но мальчишек уже и след простыл.
Ивана она нашла на редкость легко и быстро — он валялся в гамаке в одном из заросших кустами смородины двориков и читал какую-то книгу.
— Доброе утро, — сказала Валя, положив руки на забор. — Что читаем?
— Ой, это ты… — Иван от неожиданности чуть не вывалился из гамака — вероятно, до того он пребывал в настолько отрешенном состоянии, что никак не ожидал чьего-то появления. — Да так, ерунда…
— А я вот мимо случайно шла и вдруг вижу — ты.
— Шикарная у тебя шевелюра.
— Что это? Ну, в общем, ничего особенного… — Валя ухватилась за прядь своих волос и зачем-то дернула ее, словно проверяя на прочность. «Похоже, я слишком явно вырядилась, как будто на свидание!» — с запоздалым раскаянием подумала она.
— Хочешь зайти?
— Зайти? — совсем растерялась она. — Зачем?
— Ну если ты по делу и торопишься, то тогда конечно…
— Я никуда не тороплюсь! — спохватилась Валя. — Пожалуй, на минутку-то я вполне могу зайти… Посмотрю на твой гамак. Я бы тоже от такого не отказалась — повесила бы у себя позади дома и валялась там целыми днями!
— Вон калитка…
Валя пошла совсем в другую сторону. Иван крикнул, что она не туда идет, и она повернула обратно и опять проскочила мимо калитки. Так и бегала туда-сюда, и вдруг ей стало неудержимо смешно. Она остановилась и принялась хохотать, закрыв лицо руками.
— Тебя как маленькую надо за ручку… — засмеялся тоже Иван и вышел ей навстречу. — Ну идем, детский сад.
— Ты как Лидка, она тоже меня детским садом обзывает… — захохотала она, закрывая лицо руками, поскольку умудрилась влететь в смородиновый куст. — Ой, волосы!
Волосы зацепились за ветки.
— Не шевелись, а то еще больше запутаешься, — Иван сосредоточенно принялся отцеплять пряди ее волос от веток. — Вот, еще одна… нет, стой — еще сзади!
Наконец он освободил Валю от плена смородинового куста.
— Какой классный гамак… — она опустилась на сетку и слегка раскачалась.
— Кстати, был приобретен в «Детском мире», — сказал он, с улыбкой глядя на нее. — У тебя листья в волосах застряли, дай я вытащу…
Вблизи от него пахло нагретой от солнца тканью — так пахнет, когда гладишь что-то утюгом, — и земляничным мылом.
— Садись рядом — места вполне хватит, — простодушно сказала Валя, глядя на него снизу вверх.
Он сел — заскрипела веревка, обтирая березы, к которым был привязан гамак, — и неожиданно оказался совсем близко.
— Отодвинься, жарко же! — уперлась Валя в него коленями и руками.
— Я не могу, — растерянно произнес Иван, неудержимо сползая к центру. — Честное слово, я не нарочно.
Черт, что это у меня там за спиной… — пыхтя, Валя вытащила из-под себя книжку. — О-о, «Русский язык» Розенталя… Так вот что мы читаем! Ну как, интересно?
— Очень! — с отвращением произнес он. — Совершенно не знаю правил, оказывается. «Жи-ши», «не» с причастиями… Мозги можно сломать!
— Поди, двоечник, да? — подмигнула Валя.
— Нет, пишу без ошибок, у меня, что называется, врожденная грамотность, но правил не знаю!
— А надо ли их знать?
— Надо… Еще много чего надо.
Откинувшись назад, они лежали в гамаке и смотрели в синее небо и на ветви деревьев, нависавшие сверху.
— Мать хочет к Гурову пойти. Он, оказывается, нам родственник, правда, очень дальний — седьмая вода на киселе, но все же…
— Кто такой Гуров? — меланхолично спросила Валя, ощущая левым боком тепло, идущее от Ивана. «Валя и Ваня. Ваня и Валя…»
— Филипп Аскольдович Гуров, известный московский адвокат.
— Ого!
— Мать хочет, чтобы я на юридический пошел, а Гуров бы мне поступить помог. У него связи везде…
— Ты тоже собираешься стать адвокатом? — оживилась Валя. — Очень круто! Ты молодец, заранее готовишься… А я еще не знаю, кем хочу стать.
— Я в армию не хочу.
— Правильно. Там дедовщина и… вообще, очень плохо… Читал в «Юности» «Сто дней до приказа»?
— Не в дедовщине даже дело, — грустно произнес Иван. — Жизнь такая тяжелая, безработица, инфляция… Прямо как на загнивающем Западе!
Зато свобода… Эйфория! Гласность, перестройка, ускорение, плюрализм… Хотя ты прав — хочется иногда и красной икры покушать, — сказала Валя серьезно, а потом не выдержала, опять расхохоталась. Чего уж ей так было смешно — она и сама не знала.
— Кстати, у Гурова тут недалеко загородный дом.
— Где? — с любопытством спросила Валя.
— На той стороне Иволги. Дом с розовыми колоннами — бывший особняк какого-то там купца из прошлого века.
— Я знаю этот дом! — с изумлением произнесла Валя. — Нехилый домишко… Так это дом Гурова?
— Ага… Я же сказал — он известный московский адвокат. Он еще собирается участок прикупить, но чуть дальше, где-нибудь у Марьина пруда…
Они молчали некоторое время, едва покачиваясь в гамаке, а потом Валя произнесла тихо:
— Ты тоже будешь известным и богатым, и у тебя будет большой дом с колоннами…
— У меня уже есть дом. Без колонн, правда, но я вполне им доволен, — ответил Иван серьезно.
— Наш Ванечка будет адвокатом… — по слогам пробормотала Валя. — Наш Ванечка будет адвокатом…
Он вдруг взял ее руку и положил себе на лицо.
Первым порывом Вали было убрать руку, но она сдержалась и не сделала этого. Иван тихо дышал ей в ладонь, и она чувствовала его губы — мягкие, теплые, они чуть-чуть шевелились, словно он шептал чего-то. «О господи…» — подумала она и закрыла глаза. Сердце у нее забилось, как сумасшедшее, — наверное, на всю округу было слышно.
— Так, и что же я вижу? — раздался рядом насмешливый голос.
— Ой… — испугалась Валя и стремительно села. Напротив стоял Илья. — Это ты? Ты меня прямо напугал!
— Стучаться надо было! — с досадой произнес Иван.
— Я постучал, — важно ответил Илья, упершись спиной в одну из берез. — Правда, вы не слышали.
— Ладно, проехали! — махнула рукой Валя. — Мы просто отдыхали!
— Ага… — загадочно ухмыльнулся Илья. — Сиеста…
— Что?
— Я говорю — сиеста! — повторил он громко, словно для глухой. — Послеполуденный сон.
— Тебе чего? — недовольно спросил Иван.
— Мне ничего, я просто так зашел. Дай, думаю, проведаю товарища… Хорошо выгладишь сегодня, Валентина. Платьице такое миленькое, желтенького цвета.
— Мерси, — сердито ответила она.
— Ты что, обиделась на меня? — Илья сел на корточки рядом с гамаком, приподнял ее голову за подбородок — тем жестом, с каким обычно взрослые заглядывают в лица детям.
— Глупости какие! За что? — Она отвела его руку. «Как странно он смотрит на меня, — подумала Валя. — Как на дурочку… Я его раздражаю». — Ладно, мне пора.
Она выпрыгнула из гамака и снова зацепилась за что-то волосами.
— Опять? — засмеялся Иван, приходя ей на помощь. — Вот, теперь все в порядке… Валя, ты торопишься?
— Да.
— Я провожу?
— Нет, я еще не успела забыть, где тут калитка… Она ушла — с каким-то облегчением оставив это место, хотя дело было не в месте. Илья. Дело, наверное, было в нем…
Когда калитка хлопнула за ее спиной, Илья сказал лениво:
— Я тебя не понимаю, Тарасов…
— Чего ты не понимаешь, Деев? — нахмурился Иван.
— Она же дурочка.
— Она не дурочка. И вообще, какое это имеет значение…
— А-а, я понял! Если у тебя какие-то определенные цели — и я догадываюсь, какие именно, — то не имеет никакого значения, дурочка она или нет…
— Ты сам дурак, — огрызнулся Иван. — Нет у меня никаких целей. Пошли к станции.
— Ладно, пошли…
Они побрели по пыльной улице.
— А чего ты там хочешь, на станции? — хмуро спросил Илья, засунув руки в карманы джинсов.
— Мороженого купить, — пожал тот плечами.
— Э-э, да ты у нас совсем маленький! Мороженого…
Их обогнала группа людей — какие-то дачники спешили к станции. Среди них была девушка лет двадцати в мини-юбке, с прической а-ля диско и огромными пластмассовыми сережками, которые лихо болтались у нее в ушах.
— Ничего так… — пробормотал Илья, глядя на ноги девицы. — Я ее хочу.
— А я мороженого хочу, — с вызовом произнес Иван.
— А я ее хочу. Я хочу ее…
Впереди застучала колесами электричка, подходя к перрону, и дачники, в том числе и девица в мини, с визгом побежали к ней, боясь опоздать.
— Билеты, билеты надо купить! — закричал кто-то из них.
— Да черт с ними… Следующая только через сорок минут!
— Он мне не нравится, — с отвращением произнесла Валя. — Он такой… какой-то вредный!
— Илья? Да бог с тобой, Пирогова! — возмутилась Лида. — Ты ошибаешься. Он не вредный. Он просто взрослый человек… Не забывай — ему уже девятнадцать!
— Что ж, если он такой взрослый, ко всем другим можно относиться так… так снисходительно-иронично? Знаешь, мне показалось, что он буквально выгнал меня.
— Как это? — с недоумением спросила Лида. — Он тебе что, прямо так и сказал — уходи отсюда, Пирогова, у нас с Ванькой мужской разговор?
Валя покачала головой:
— Нет, все по-другому. Он ничего такого не говорил… Но я чувствовала, как он хочет, чтобы я поскорее ушла.
— Это очень субъективное умозаключение, — наморщив лоб, снисходительно произнесла Лида.
— И почему ты его называешь Ванькой? — вдруг рассердилась Валя. — Никакой он не Ванька, он Ванечка. Или Ваня. Или просто Иван…
— Ванечка!.. — фыркнула Лида и захохотала. — Нет, вы подходите друг другу, это точно! Ванька и Валька!
— Тебе что, и мое имя не нравится? — насупилась Валя.
— Да как сказать… В общем, оно тоже звучит как-то по-простонародному. Валентина… У нас техничку в школе так зовут. И еще старуху так одну зовут, которая нам молоко приносит, — баба Валя… Да, вспомнила — библиотекаршу в Москве тоже зовут Валентиной. Валентина Лаврентьевна… Бр-р!
— Ты не любишь библиотекарей?
Библиотекарь! — с презрением воскликнула Лида. — Вот уж последнее дело, каким бы я стала в жизни заниматься! По-моему, это ужасно — всю жизнь выдавать кому-то книги. Запах книжной пыли, формуляры всякие… «В отделе юношеской литературы этого издания нет, идите в читальный зал»; «Ах, вы забыли вернуть справочник юного натуралиста, верните его в десятидневный срок!»…
У Вали было отчетливое ощущение того, что они с Лидой сейчас поссорятся. Они редко ссорились, тем более что в Москве им не каждый день приходилось встречаться — жили-то в разных местах, двадцать минут на троллейбусе или две остановки на метро.
— Лаптий, немедленно прекрати! — грозно произнесла Валя.
— А что, что тебе не нравится? Правда? Да, я не стала врать, я честно сказала, что твое имя кажется мне простонародным, ну и что такого? Я должна была сказать — «ах, Валечка, у тебя самое замечательное имя на свете, я им даже хочу назвать свою любимую морскую свинку»?
Углы губ у Вали дрогнули — ей вдруг ужасно захотелось рассмеяться, но она должна была показать Лиде, что не намерена спускать обид. Она еще сильнее свела брови.
— А, ты мечтаешь стать библиотекаршей, наверное! — воскликнула Лида, словно на нее снизошла догадка. — О, прости, прости! Я и не знала, что так грубо отозвалась о твоей мечте…
— Ничего я не мечтаю, — Валя быстро закрыла ей рот рукой. — И вообще, прекрати, в последний раз предупреждаю. Я знаю, чего ты на меня взъелась…
— Чего? — с любопытством спросила Лида, отпихнув ее руку. — Чего же?
— Я просто Илюшеньку твоего осмелилась критиковать… Он тебе очень нравится, да?
Лида замолчала и закрыла на несколько мгновений глаза. Лицо у нее при этом стало очень серьезное, даже печальное. Из-под светлых ресниц выкатилась слезинка. Валя знала, что ее подруга склонна к слезам и по любому поводу готова плакать и даже рыдать, но сейчас эта слезинка произвела на нее ошеломляющее впечатление.
— Ты его так любишь, да? — с изумлением переспросила Валя. — Господи, Лаптий, ты его так любишь?!
— Ага, — сказала Лида и громко хлюпнула носом. — Я о нем все время думаю. Даже когда сплю! Как ты считаешь, я ему нравлюсь?
— Конечно! — горячо воскликнула Валя. — Ты ему очень даже нравишься!
— А почему он мне свиданий не назначает? — совершенно другим, сварливым тоном произнесла Лида. — И вообще… Мне иногда кажется, что он меня просто как друга воспринимает, и все.
— Ну не все сразу! — великодушно сказала Валя. — Быстро только кошки родятся…
— А если он… ну, это… А если он захочет, чтобы мы занимались любовью? — прошептала Лида. — Пирогова, что мне тогда делать? Я же не смогу ему отказать, не смогу, не смогу…
— Ну я не знаю, — честно произнесла Валя. — Вообще, мне кажется, это рано. И лучше это делать после замужества.
— Какая же ты дикая! Прямо как неандерталец! — с восторгом и злостью воскликнула Лида — она не могла говорить спокойно, ее слишком волновала затронутая тема. — Я тебе знаешь, что скажу…
— Что?
— Что мы с тобой, наверное, последние девственницы на свете! Ты посмотри, что вокруг творится… Нам уже шестнадцать лет, а мы… Джульетта в четырнадцать лет была замужем за Ромео.
Так то времена были другие! — возразила Валя. — Тогда люди жили лет до тридцати, максимум сорока.
— Что, правда?! — поразилась Лида.
— Я сама в одной книжке читала! Тогда были страшная грязь и антисанитария… Если вовремя не женишься, то все, поезд ушел — или чума тебя подкосит, или холера.
— Нет, но все равно, — упрямо произнесла Лида. — Нам шестнадцать. Джульетта уже два года как была в гробу, а мы…
— И что ж теперь, на первого встречного бросаться?
— Нет, но… И вообще, Илья не первый встречный, я его люблю.
— Если это будет, то должно быть красиво, — вдруг задумчиво произнесла Валя. — Просто так заниматься сексом — скучно, я так думаю.
— А ты? — с жадным любопытством спросила Лида. — Тебе ведь тоже Ваня нравится, да?
— Да, — кивнула Валя. И вдруг вспомнила, как тот вызволял ее из куста смородины, как они потом лежали рядом в гамаке, как он положил ее руку на свое лицо. — Говорят, что человек только один раз в своей жизни может по-настоящему любить.
1 2 3 4 5 6