Ей казалось, что, когда она одна с Лукасом, можно забыть обо всем и просто наслаждаться его обществом. Даже не надо беспокоиться о том, куда идут их отношения, — пусть они вообще стоят на месте. Ей было достаточно находиться рядом с ним. Но при Эдвине Жермена чувствовала себя неестественно, неловко, как будто нужно следить за каждым словом. Как будто в любую секунду Эдвина может все испортить.
Жермена раздумывала, кажется ли ей, или Лукас на самом деле смотрит в ее сторону вес чаще и чаще? Как если бы ему было трудно оторвать от нее взгляд.
Воображение! — насмехалось ее переполненное любовью сердце. Правда, Эдвина все видела, и любому, кто знал ее так же хорошо, как Жермена, было бы ясно, что старшая из сестер терпит фиаско.
После кофе все вернулись в гостиную.
— Не хочешь чего-нибудь выпить? — спросил Лукас Эдвину.
Та изобразила, будто не знает, что ей выбрать, и поэтому подошла к бару вместе с Лукасом. Эш тут же сел рядом с Жерменой.
— У меня не было возможности поговорить с тобой наедине.
— Доволен, как прошло Рождество? — улыбнулась она, хотя ее настроение упало, потому что Эдвина с увлечением прислушивалась к словам Лукаса.
— Мы можем остаться друзьями, Жермена? — задал Эш свой вопрос вместо того, чтобы ответить ей.
Жермена внимательно посмотрела на него.
— Ты так говоришь, как будто это важно для тебя, — заметила она.
Эш серьезно посмотрел на нее.
— В действительности так и есть. Хотя я не стал бы винить тебя, если бы, после того как я обошелся с тобой, ты бы меня отшила.
— Что было, то прошло, — снова улыбнулась Жермена. Она не питала к Эшу зла и на самом деле могла остаться с ним в хороших отношениях, поэтому искренне согласилась: — Друзья.
Хотела протянуть ему руку, но Эш расплылся в улыбке и поцеловал ее — в знак дружбы.
— Не позавтракаешь со мной как-нибудь на следующей неделе? — предложил он, но ответа не получил, потому что рядом с ними оказался Лукас.
— А что ты выпьешь, Жермена? — резко вмешался он, и его голос прозвучал весьма агрессивно.
Если Лукас спрашивает ее таким тоном, то она лучше умрет от жажды.
— Спасибо, ничего, — вежливо ответила Жермена, поднимаясь. — Если никто не возражает, я пойду спать.
— Ты уверена? — вскинул брови Эш.
— Уверена, — улыбнулась она.
— У меня нет носового платка, я поднимусь за ним наверх, — заверещала Эдвина и вышла с Жерменой в холл. — Развлекаешься? — спросила она, когда они стали подниматься по лестнице. На этот раз она, кажется, пребывала в хорошем расположении духа.
В Жермене зашевелились подозрения. Весь вечер ее сестра бросала ей тайком недовольные взгляды. И вдруг, когда рядом нет свидетелей, она решила облагодетельствовать ее и показать свою радужную сторону?
— Что так развеселило тебя? — поинтересовалась Жермена.
— Разве не чудесно? — вздохнула Эдвина. — Лукас предложил мне оставаться в «Хайфилде», сколько я захочу. — Эдвина, с трудом сдерживая себя и улыбаясь хитрой улыбкой Жермене, добавила: — Разве это не прогресс?
К счастью, они уже дошли до верхнего этажа. Эдвина, подмигнув сестре, направилась к своей комнате.
Жермена чувствовала, что готова расплакаться, но она не станет этого делать! Ах, как она сожалела, что приехала! Катание на санках в снегу, смех, поцелуи Лукаса в тот день — вдруг все это показалось таким далеким. Его поведение по отношению к ней минуту назад — холодное и агрессивное — было огромным контрастом.
Сначала он очаровывал ее, а потом переключился на Эдвину! Жермена все больше распалялась. Что он возомнил о себе, чтобы так играть ее чувствами? Конечно, Лукас не знает о ее чувствах. Да она и не особенно хотела, чтобы он знал. Но все же Лукас, вероятно, догадывается, что хоть немного нравится ей — иначе почему она согласилась приехать сюда сегодня?
Жермена обнаружила, что не может все время злиться на Лукаса, ее гнев так же быстро улетучился, как и возник. Но, снова ощутив беспокойство, она в четвертый раз за день приняла душ, раздумывая, правду ли сказала Эдвина?
Факт заключался в том, что ее сестра, казалось, обдумывала каждое слово, которое Лукас произносил у бара. Но Эдвина все и всегда видит в выгодном ей свете. А если так, могла ли она из чего-то незначительного, сказанного Лукасом, вытянуть маленькую ниточку и сплести еще более изощренную выдумку?
Жермена вспомнила, как Лукас обнял и поцеловал ее, когда она раньше выходила из комнаты. Вспомнила также тс моменты за обедом, когда он посматривал на нее и, казалось, радовался ее присутствию.
Она лежала в ночной рубашке в кровати и спрашивала себя, стоит ли ей доверять своей интуиции. Ведь недаром что-то подсказывало ей, что она все же нравится Лукасу.
Стоп! Не так давно она поверила его брату Эшу. Жермена спустилась на землю. Чудесно! Осознав, что она, вероятно, просто дубина и что братья Тэвинор просто флиртовали и развлекались, используя ее, она уже была готова выскочить из кровати, одеться и тут же убраться отсюда.
В этот момент в дверь легонько постучали. Жермена посмотрела на часы — было еще сравнительно рано, около половины одиннадцатого. Подумав, что вряд ли кто-нибудь еще ушел спать вечером в День подарков, она встала с кровати. Быстро завязав на ходу поясок халата, подошла к двери. Это не могла быть Эдвина: та не стала бы стучать, а сразу бы вошла. А если это один из Тэвиноров, что ж, она готова встретить его достойно.
Жермена сердито распахнула дверь — и ее странное сердце задрожало. Ну за какие грехи она вынуждена стоять и терпеть, как он разглядывает ее?
— Знаю, что расстроил тебя, — тихо сказал Лукас.
— Подумаешь! — небрежно выдохнула она.
Лукас, улыбаясь, заглянул в ее мятежные фиалковые глаза.
— Как говорила моя старая няня, нельзя ложиться спать, не помирившись.
— Мы не ссорились! — напомнила ему Жермена. Она не желала видеть его улыбку; это расслабляло ее.
— Не хочешь, чтобы я извинился? — спросил он, и она еще больше расслабилась.
— Не стоит об этом говорить, — упрямо повторила Жермена и уже собралась закрыть дверь, как Лукас резко напомнил ей:
— Ты поцеловала моего брата!
— Когда? — испугалась она.
— Совсем недавно — в гостиной.
Она уставилась на него. Он стал агрессивен и холоден к ней — из-за этого поцелуя?
— Не я поцеловала его, а он меня.
— Уж не собираешься ли ты пойти с ним позавтракать на следующей неделе?
Жермену вдруг поразила невероятная мысль.
— Неужели ты… — она едва осмелилась вымолвить следующее слово, — ревнуешь?
— Я? — усмехнулся Лукас. — Только из-за того, что мой брат сидел и болтал с тобою, из-за того, что он поцеловал тебя?
Он действительно ревновал! Сердце Жермены громко застучало, а вся злость растаяла.
— Он… Эш… хочет, чтобы мы были друзьями, — проговорила Жермена. Испытав на себе муки ревности, она не хотела причинять боль человеку, которого любила.
— Вот как! — воскликнул Лукас, как будто это все объясняло.
Нет, подумала девушка, не может быть и речи о том, что Лукас может ревновать ее. Ей стало неловко.
— Тогда спокойной ночи, — пожелала она ему и снова собралась закрыть дверь, но его слова остановили ее.
— А ты не хочешь увидеть свой рождественский подарок? — спросил Лукас. Потом наклонился к той стороне двери, которая была ей не видна, и поднял прямоугольный плоский сверток. — Счастливого Рождества, Жермена, — нежно пожелал он ей и протянул завернутый в золотую бумагу сверток.
— Ах, Лукас! — запричитала Жермена. — Я ничего тебе не приготовила!
— Не огорчайся. Тебе понравится мой подарок.
— Можно развернуть?
Лукас кивнул, и в его серых глазах зажегся теплый свет. Жермене пришлось отвернуться от него. Она не хотела, чтобы он заглянул ей в глаза и увидел ее душу. Девушка вошла в комнату, теребя пальцами золоченую обертку. Сняла первый слой и увидела, что подарок завернут в еще одну защитную обертку. А когда сняла и эту, издала возглас настоящего изумления.
— Лукас! — вскрикнула Жермена и устремила на него сверкающий взор. — Ты… — выдохнула она, но так и не могла найти слов.
Он продвинулся внутрь комнаты и закрыл дверь.
— Тебе нравится?
По ее виду Лукас понял, что «нравится» — слабо сказано. Жермена перевела фиалковые глаза с него на картину, которую он ей подарил.
— Это «Мальчик с тележкой!», — сообщила она ему то, что он и без нее прекрасно знал. — Мы видели ее на той художественной выставке… — Ее голос замер. — Я не могу принять этого! — вдруг воскликнула она.
— Она тебе не нравится?
— Ах, Лукас, ты же знаешь, что она мне очень нравится. Это самый замечательный рождественский подарок, который я когда-нибудь получала, — честно ответила она, а потом добавила хриплым голосом: — Но она, должно быть, дорогая, и я не могу…
— Можешь, моя прекрасная девочка, можешь, — мягко перебил ее Лукас, — Доставь мне удовольствие увидеть, как ты наслаждаешься своей картиной.
Глаза Жермены стали мечтательными. Это прозвучало так сокровенно. Как будто каждый раз, глядя на картину, Лукас вспоминал о ней, о Жермене.
— Честно говоря, она не такая уж дорогая, — продолжал уверять ее Лукас. И, нанося сокрушительный удар, добавил: — Ты должна знать, милая Жермена, что я просто не мог допустить, чтобы ее купил кто-нибудь другой.
— Ах, Лукас! — дрожа, воскликнула она.
— Уж не собираешься ли ты заплакать? — спросил он с искренним беспокойством.
Жермена рассмеялась:
— Я собираюсь расцеловать тебя!
— Из двух предположений это мне больше подходит, — улыбнулся Лукас и протянул к ней руки.
Задрожав всем телом, она шагнула к Лукасу. Ощущение его губ стало тем бальзамом, который был нужен ей, чтобы забыть о прежних горестях. В его объятиях все ее беспокойство исчезло.
За первым поцелуем последовал второй, третий… Лукас прижимал Жермену к своей груди, но ей хотелось быть еще ближе к нему. Она чувствовала жар его тела через тонкую ткань халата, чувствовала его руки у себя на талии, на изгибах спины, на ягодицах.
— Лукас! — прошептала она, и ее тело пронзил доселе неиспытанный ею восторг.
Лукас отстранился, чтобы заглянуть в раскрасневшееся лицо Жермены. Его серые глаза искрились от желания.
— Остановиться? — гортанно спросил он.
Жермена с трудом сглотнула. Она не хотела останавливаться. Хотела получить еще больше поцелуев, еще больше прикосновений.
— А… нужно?
— Любимая! — выдохнул он.
У Жермены подпрыгнуло сердце. Она знала, что готова пойти за ним, куда бы он ни повел. Улыбнулась, взглянув на него, и поцеловала. Лукас поднял ее, понес к кровати и нежно опустил на нее. Жермена закрыла глаза и почувствовала, как дрогнула кровать, когда Лукас лег рядом с нею. Снова открыв глаза, Жермена увидела, что он сбросил пиджак. Лукас обнял ее, и они прильнули друг к другу. Это было блаженство, настоящее блаженство — быть рядом, ощущать жар его тела.
Они целовались снова и снова. Его ищущие руки нежно продвигались к ее груди, но внезапно Лукас замер, услышав неровное дыхание Жермены.
— Ты боишься, славная моя? — спросил он.
— Нет, — прошептала Жермена. — Нет, — повторила она, опасаясь, что он не услышал в первый раз и сейчас уйдет. — Просто, думаю, мне немного… неловко.
Мягко и нежно Лукас прикоснулся губами к ее губам.
— Любимая! — Медленно, чтобы не торопить то важное, что происходит с ней, руки Лукаса подобрались к поясу ее халата. — Можно? — Он вес еще давал ей время отступить.
— Да, — ответила она, позволяя ему осторожно снять с себя халат.
Ночная рубашка задралась, и у Жермены запылало лицо, когда она почувствовала руку Лукаса на своем обнаженном бедре.
— Лукас! — дрожа, прошептала она.
Его рука замерла, но в чутких серых глазах были лишь нежность и понимание.
— Ты еще не совсем уверена? — спросил он, глядя в ее прекрасные фиалковые глаза и на залитое краской лицо.
— Уверена, — проговорила она как можно тверже. — Просто… все это… так ново…
— Знаю, любимая, — откликнулся он. — Все будет хорошо. Доверься мне.
Жермена с чувством поцеловала Лукаса и больше нисколько не возражала, когда его замершая рука снова двинулась под рубашкой и, поразив ее восторгом своего прикосновения, теплая и ищущая, прошлась по животу и поднялась выше, чтобы обхватить полушарие ее груди.
— Ах! — выдохнула Жермена.
— Ты не боишься?
— С тобой — нет, — смущенно ответила она.
— Любимая! — ликуя, воскликнул Лукас.
Когда он осторожно снял с нее ночную рубашку — последнюю прикрывающую наготу одежду, — Жермена испытала не только естественное смущение, но и настоящий восторг.
— Ты прекрасна, любовь моя, — хрипло пробормотал Лукас, залюбовавшись ее грудью с розовыми сосками.
Жермена ощутила еще большее блаженство, когда он снова склонился к ней. В то время, как рукой Лукас ласкал ее правую грудь, левую он ласкал губами, доводя неискушенную девушку до полного изнеможения.
Потом они опять целовались, объятия сменялись ласками… И вдруг, словно вынырнув из своего блаженного забытья, Жермена увидела, что Лукас снял одежду и лежит рядом полностью обнаженный.
— Лукас! — слабо вскрикнула она, инстинктивно отодвигаясь.
— Ты шокирована?
— Нет, нет. Я… — Она не знала, как ей поступать и что говорить. — Помоги мне!
— Ты хочешь заняться со мною любовью, маленькая моя?
— Д-да, — ответила она тоненьким голоском.
— Но тебе что-то мешает?
— Нет, ничего. — Сглотнула, Жермена попросила: — Поцелуи меня, пожалуйста!
— Любовь моя, — пробормотал Лукас и склонился, чтобы поцеловать ее. Их тела снова соприкоснулись. Жермена прижалась к нему; физическое ощущение его тела рядом с ее собственным горячим телом требовало мгновения, чтобы привыкнуть. Школьные уроки биологии так и не подготовили ее к тому моменту, когда так близко ощущаешь мужчину.
— Лукас, — прошептала она его имя.
Но тут где-то хлопнула дверь. Это было настолько неуместно в момент глубокой и чувственной любви, что Жермена подскочила. И сразу же Лукас принял решение. Он быстро сел, отодвинувшись от нее. Пока она силилась понять, что происходит, Лукас начал торопливо натягивать нижнее белье и брюки — так торопливо, как будто боялся передумать.
— Что? — спросила, тоже садясь, Жермена.
— Это неправильно, любовь моя, — заключил Лукас; его взгляд скользнул по ее груди, но он быстро отвел его.
— Неправильно?
У Лукаса на щеке задергалась жилка.
— Мне казалось… Я думал, мы… Но здесь слишком людно. Нам надо быть где-нибудь совсем одним, где я смогу… — Он осекся и стал взглядом искать ее глаза. — Ты любишь меня?
Жермена хотела сказать, что обожает его, но тут до нее дошло, что она лежит перед ним совершенно обнаженная, и ею овладело смущение.
— Идея была не очень хорошая, — признал Лукас с кривой ухмылкой. И, крепко держа ее за руки, продолжил: — Находиться рядом с тобой и вести светские беседы — невыносимо. Я не могу даже трезво мыслить. — Решительно встав, он подошел к двери. — Если я тебе небезразличен, любовь моя, встретимся завтра, но не в этой комнате… — Он помолчал, потом улыбнулся: — Буду ждать тебя у нашей скамейки. Ты знаешь, что я имею в виду?
— У мостика, у ручья?
— Ровно в девять, — назначил Лукас, но потом передумал: — Нет, я не могу ждать так долго. В восемь тридцать?
— В половине девятого, — согласилась Жермена.
— О, моя дорогая, — застонал Лукас, как будто заключил из ее согласия, что она действительно любит его. — Ты просто необыкновенная!
И с этими словами он быстро вышел из комнаты.
Глава ДЕВЯТАЯ
В ту ночь Жермена почти не спала. Но даже и без сна ей казалось, что она грезит. «Наша скамейка», — сказал Лукас. Их скамейка. Если ей это снится, то это чудесный, изумительный сон.
Снова и снова вспоминала она ласковые слова, которыми он называл ее. Неужели она — его дорогая, любимая, милая девочка? Ах, как ей хотелось быть таковой.
Жермена старалась мыслить логически, не верить тому, чему хотела верить. Конечно, она очень мало знает о любовных играх, но разве мужчины не способны сказать что угодно в пылу страсти? Однако ей не хотелось слушать доводы логики. Лукас, несомненно, желал ее, но был очень искренним. Кроме того, она инстинктивно понимала, что, даже если бы плотское желание и взяло над ним верх, он никогда не сказал бы того, чего не чувствовал.
Если Лукас называл Жермену ласковыми именами или спрашивал, любит ли она его, значит, он в свою очередь тоже любит ее. Зачем же тогда Лукас захотел встретиться с ней вне дома?
«Здесь слишком людно», — сказал он. Следовательно, Лукас хочет поговорить с ней наедине, без свидетелей. Поговорить? А может, заняться любовью? Жермена улыбнулась при этой мысли. Вряд ли Лукас будет в любовном настроении, сидя на холодной скамейке и окруженный сугробами.
Дальше голова отказывалась думать, размышлять, надеяться.
У Жермены все дрожало внутри, и она больше не могла оставаться в постели. К семи часам она давно была уже на ногах. Приняла душ, оделась, нанесла легкую косметику, но до встречи с Лукасом оставалось еще полтора часа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15