Когда после разговора о музыке венгерского композитора Бар-тока возникла небольшая пауза, она спросила:
— Во сколько мне прийти к вам завтра утром?
— Прийти ко мне? — ледяным тоном повторил хозяин дома.
— Возможно, вы желаете, чтобы я вам завтра попозировала? — она выбрала тон не намного теплее.
— Попозировала? — опять переспросил он. Элла вздрогнула: он прекрасно понимает по-английски, уж я-то знаю!
— Вы сказали, — пояснила она как можно более спокойно, — что чем раньше мы начнем, тем раньше закончим.
— У вас есть неотложные дела в Англии? — жестко спросил художник, и его прежняя вежливость окончательно улетучилась. — Возможно, какой-нибудь друг? — внезапно рявкнул он.
Потрясенная переменой его настроения, его неожиданной атакой, Элла вспыхнула, подумав, что ее друзья вряд ли позволили бы себе подобное.
— У меня много друзей, — сказала она, помолчав. — Некоторые из них — мужчины. Но среди них нет того, которого бы я… — Она остановилась, поняв по выражению его лица, что он вовсе не ожидал от нее такого обстоятельного ответа.
Золтан Фазекаш задал следующий вопрос в несколько другом ключе, но все на ту же тему:
— Вы беспокоитесь о своей карьере, у вас работа, которую вы не можете надолго оставить?
— Я не работаю, — ответила она. — Мой отец… — И она снова замолчала, поняв, что ему вряд ли интересен тот факт, что отец запрещает ей работать. Однако она была не готова к его ледяному замечанию:
— В Венгрии люди работают на двух, трех, а иногда и четырех работах.
И Элла поняла, что Золтан Фазекаш считает ее не только ленивой, но и донельзя избалованной. Но объяснять ему, что это не так, было ниже ее достоинства.
— Похвально, — отрезала она и гордо подняла голову.
Несколько долгих минут ледяные серые глаза знаменитого художника научали ее, затем он равнодушно произнес::
— Мои извинения. Возможно, вы хотели сообщить, что занимаетесь домашней работой в имении вашего отца?
Наверно, он так решил потому, что Фрида застала ее с утюгом в руках…
— Моя мать прекрасно справляется с ведением хозяйства. Кроме того, у нас, как и у вас, есть экономка.
Элла взглянула на него, стараясь понять, какое впечатление произвел ее ответ, но лицо у него было непроницаемое. Закончив трапезу, художник резко встал.
— Вы меня извините? У меня на вечер назначена встреча.
— Конечно, — ответила она гордо. Она скорее согласится увидеть его в аду, нежели напомнить, что она его гостья. — Пожалуй, я сегодня лягу пораньше, — пробормотала она, когда он направился к двери.
Есть над чем посмеяться, сказала себе Элла, когда он вышел. У нее уже не было желания докапываться, почему он так настроен против нее. Она теперь точно знала причину.
Он составил себе представление о ней, когда ее отец сказал, что она сможет позировать в любое время, что она не самый большой труженик в мире. И Золтан, живущий в стране, где люди работают даже на четырех работах, решил, что она отъявленная бездельница, и невзлюбил ее за это.
Весь вечер Элла размышляла и, наконец, пришла к выводу, что ее не должно особенно беспокоить мнение Золтана Фазекаша. Кто он такой, чтобы презирать других людей, да еще и оставлять свою гостью в первый же вечер одну?
Однако тут же возразила себе: я не могу называться гостьей, потому что он никогда меня раньше не видел и вряд ли хотел видеть в своем доме.
«У меня на вечер назначена встреча»! — передразнила она и раздраженно ударила кулаком по подушке. Разумеется, с какой-нибудь женщиной. А утром его подруга заметит под глазами у себя тени после бессонной ночи, уже с грустью подумала Элла.
Так и не дочитав роман, который брала с собой в дорогу, она легла и закрыла глаза. Почему ей так неприятна мысль о том, что Золтан Фазекаш проводит время с какой-то женщиной? Вот чепуха!
Глава ТРЕТЬЯ
Наутро все воспринималось совсем по-другому. Встав, как обычно, рано, Элла решила, что Золтан Фазекаш наверняка еще спит, поскольку провел бурную ночь.
Ну и пусть ходит на тысячи свиданий с тысячами подруг! Это меня не волнует. Я, слава Богу, почти незнакома с ним. И если я ему неприятна, мне все равно.
Правда, ее задевало, что он считает ее ленивой, своенравной девицей, проводящей жизнь в сплошных развлечениях. Но она не собиралась ему объяснять, что все дни, а иногда и долгие вечера помогает своей неутомимой матушке, иногда даже замещает ее.
Думая, что никого не встретит, — во всяком случае, Золтана Фазекаша, поскольку он наверняка поздно ложится и не может встать рано, — Элла вышла из комнаты и тихо сбежала по лестнице. Она не отдавала себе отчета в том, что хозяин дома занимает все ее мысли сегодня утром, так же как и прошлой ночью. Она уже положила пальцы на ручку двери, ведущей в гостиную, когда со стороны кухни появилась Фрида с кофейником.
— Jo reggelt, — сказала экономка.
— Ё регедьт, — повторила Элла и, когда улыбнулась в ответ, перевела про себя: значит, это «доброе утро». Экономка указала на кофейник.
— Спасибо… э… кёсёнём, — поправилась Элла и последовала за Фридой.
Оказалось, что Золтан Фазекаш вовсе не спит мертвым сном, а сидит за столом и завтракает.
— Доброе утро, Арабелла, — вежливо произнес он, поднявшись. Его глаза изучали ее лицо, ее прекрасную кожу, и он не сел, пока она не заняла место напротив него.
— Доброе утро, — ответила Элла и стала слушать, как Фрида и ее хозяин обмениваются короткими замечаниями.
— Фрида хотела бы знать ваши пожелания относительно завтрака.
После двух обильных трапез накануне Элла собиралась выпить только чашечку кофе. Однако Фрида была так любезна, что не хотелось ее расстраивать.
— Дома я ем на завтрак тост и мармелад, — ответила она, посылая дружеский взгляд экономке, пока Золтан Фазекаш переводил.
— Toszt, — повторила Фрида и, обменявшись улыбками с гостьей, вышла.
— Вы хорошо спали? — поинтересовался художник.
— Как младенец. Послушный младенец, — уточнила она и взглянула на него, надеясь, что он не заметит теней, появившихся у нее под глазами этим утром.
Ей показалось, что он едва сдерживается, чтобы не улыбнуться, однако поводов для смеха не было. Золтан взял кофейник и налил кофе в ее чашку.
— Спасибо, — машинально пробормотала она, мысли ее были заняты совсем другим. — Мистер Фазекаш, — начала она, — могу я…
— Пожалуйста, называйте меня Золтаном, — вставил он.
— Э… Золтан, — поправилась она, с удовольствием произнося его имя, и забыла, о чем хотела спросить.
Пока она вспоминала, в комнату вбежала Фрида с тостом на маленьком фарфоровом блюдце и вазочкой мармелада, и Элле пришлось отложить разговор. Поскольку она не торопилась возвращаться в «Торнелоу Холл», надо было еще некоторое время погостить в этом доме, то значит, заняться чем-нибудь. Так неприятно сидеть на одном месте и бездельничать! Однако Золтан Фазекаш явно не собирался, сегодня же начать писать ее портрет.
Как только экономка вышла, Элла задала свой вопрос. Учтя, что упоминанием о портрете испортила их беседу накануне вечером, Элла решила прибегнуть к хитрости.
— Мне бы хотелось что-нибудь изменить, — сказала она и откусила кусочек тоста.
Напряженное молчание, исходившее от собеседника, заставило ее посмотреть, как он отреагировал на вопрос. Холодные оценивающие серые глаза осмотрели ее пышную белую блузку, заправленную в прекрасно сшитые брюки с поясом на талии.
Изучение закончилось, и он проговорил:
— Вы и так выглядите очень респектабельно, Арабелла.
Он нарочно сделал вид, что ничего не понял, она была в этом уверена, и с трудом сдержала раздражение.
— Остальных девушек из семьи Торнелоу писали в бальных платьях, — сообщила она как можно более спокойным тоном. — Думаю, что мой отец настроен именно на это.
Однако отец вынужден будет согласиться, если, пользуясь своим правом художника, Золтан Фазекаш захочет писать ее в белой блузке и брюках. Вот будет забавно, если такой портрет окажется рядом с помпезными изображениями дам, одетых в шелк и бархат!
И вдруг Золтан Фазекаш поинтересовался:
— У вас есть с собой бальное платье?
Ее энтузиазм стал медленно угасать: придется оставить идею позировать в брюках.
— Я его покупала не для портрета, я хотела пойти на бал сегодня вечером.
Он склонил голову набок и спросил:
— Сегодня состоится бал?
— Нет… Я… — Она запнулась, почему-то чувствуя себя виноватой. — Вместо того чтобы пойти на бал, я приехала сюда, — ответила она обреченным тоном и почувствовала, что художник еще более тщательно изучает ее.
— Вы пытались от чего-то скрыться? — прямо спросил он.
— Нет, нет! — страстно запротестовала она.
— И все же вы не хотите, чтобы ваш портрет был написан?
Господи, какой он проницательный! Я и подумать не могла о том, чтобы хоть как-то намекнуть на это, а он уже все понял. Представляю, какие невероятные усилия приложил отец, чтобы уговорить такого известного художника писать мой портрет. Если я вернусь домой и заявлю, что Золтан Фазекаш отказался работать, потому что мне не хочется позировать, отец просто оторвет мне голову!
Элла посмотрела на художника, думая, как бы половчее выкрутиться. Однако когда заглянула в его внимательные серые глаза, то поняла, что у нее ничего не получится. И внезапно нашла честное решение:
— Это желание моего отца.
Золтан Фазекаш продолжал ее внимательно разглядывать, затем гордо откинулся в своем кресле и как бы между прочим заметил:
— Забудьте о бальном платье, я не собираюсь сегодня работать над вашим портретом.
— Не собираетесь?.. — Она замолчала в изумлении. — У меня нет времени, чтобы… — Голос ее оборвался, когда она увидела, что глаза художника зажглись гневом.
— Чем это вы так заняты? — взорвался он. Золтан Фазекаш, человек потрясающего таланта, не очень-то доволен ее поведением, она это прекрасно видела. — Из того, что вы рассказывали, я заключаю, что у вас нет ни работы, ни личной жизни, из-за которых стоило бы торопиться с возвращением домой!
— У меня множество дел, — с едва заметным под маской вежливости гневом начала она, удивляясь, как это ее угораздило попасть в руки еще одного тирана. Он даже звал ее, как и отец, Арабеллой. Однако больше она ничего не успела сказать.
— Ваша жизнь полна мелкой суеты, и вы ничего не знаете о том, как приходится работать другим людям! — прервал ее художник.
Мелкая суета?! Если бы он только знал, какую мне иногда приходится выполнять тяжелую работу! Но Бог с ним, главное — я теперь знаю, что у него полно важной работы на сегодня и он не будет заниматься портретом.
— Что ж, прекрасно! — Она вскочила, ее огромные синие глаза метали искры. — Позвоните мне, когда у вас найдется для меня время!
— Вы возвращаетесь в Англию? — художник тоже поднялся.
Да! — готова была уже вскричать девушка. Но заколебалась и почувствовала, что ее неуверенность сразу же обернулась против нее.
— Ваши родители, — быстро воспользовался он ее минутной слабостью, — особенно ваш отец очень рад будет вашему появлению. Рад тому, что вы уклонились от исполнения своего долга перед семьей.
— Что вы имеете в виду? — воскликнула она.
— Что я имею в виду? — равнодушно переспросил Золтан Фазекаш. — Насколько я понимаю, в этом году вам исполняется двадцать два.
Элла насторожилась. Вполне естественно, что художник задал несколько вопросов моему отцу относительно заказа, однако отец, кажется, сказал ему слишком много.
Она пожала плечами и спокойно ответила:
— Я могу еще раз приехать в этом году.
— Конечно, можете, — согласился он и добавил елейным голосом: — Если я приглашу вас.
— Вы хотите сказать, что, если я уеду сейчас, отец может забыть о вашем обещании писать мой портрет? — спросила она вызывающе.
— Я был прав, — ответил он е иронией. — Вы умная женщина.
— Господи, упаси меня от темпераментных художников! — фыркнула сияя и, не в состоянии больше продолжать завтрак, с грацией пантеры обогнула свой стул и вылетела из комнаты.
Пересекая холл, Элла слышала его смех, являвшийся лишним доказательством того, что ему все равно, сыта она или нет. Самонадеянный тиран! Сама не желая того, она просто позабавила этого нахала.
Через полчаса, надев тонкий свитер и жакет, Элла вышла из дома. Она чувствовала себя очень неуверенно и, боясь еще раз встретиться с Золтаном Фазекашем, решила, что прогулка не помешает.
Когда она оказалась на улице этого фешенебельного района, ее раздражение было все еще очень велико.
Не нужно обладать особым умом, чтобы понять: Золтан Фазекаш с его профессиональной репутацией, не говоря уже о материальном положении, не нуждается в выполнении заказа семьи Торнелоу. Он просто чудом согласился на уговоры, а сейчас хочет, чтобы я была под рукой, и как только он закончит очередную работу, то сразу приступит к портрету. Это совершенно очевидно: или остаюсь здесь и жду, или могу забыть о портрете.
Странно: несмотря на нежелание позировать, домой возвращаться ей тоже не хотелось. Но что еще более странно — казалось, ее удерживает здесь не только гаев отца и разразившийся дома скандал. Так что же? Она постаралась ответить себе максимально честно: я не могу сейчас уехать из Венгрии, так как знаю, что отец просто-напросто убьет меня, если я вернусь, и уничтожит тем самым последнюю надежду на то, что Золтан напишет мой портрет…
Внезапно ей пришло в голову, что пора бы поинтересоваться страной, где она еще ни разу не была, и осмотреть хотя бы некоторые местные достопримечательности.
Едва она подумала об этом, невдалеке появилось такси. Это была удача. Элла подняла руку, и машина остановилась.
— Не могли бы вы подвезти меня… э… к вашей главной площади? — спросила она медленно, моля Бога, чтобы шофер хоть чуть-чуть понимал по-английски.
И Бог удовлетворил ее просьбу.
— Вы хотите посетить магазины?
— Нет… памятники.
Скоро они очутились в центре города, и водитель объявил:
— Площадь Героев. Хотите, чтобы я подождал?
— Нет, спасибо, все в порядке, — сказала Элла и расплатилась с ним. Затем она долго гуляла по площади, разглядывая грандиозную колоннаду, пока не подошла к самому впечатляющему монументу со статуей Архангела Гавриила.
Она была потрясена этим памятником. Разглядев семь статуй, расположенных в основании композиции, вдруг совсем рядом услышала голос экскурсовода, объяснявшего по-английски:
— Перед вами Арпад, окруженный шестью другими венгерскими вождями.
И мысли Эллы вновь вернулись к Золтану Фазекашу: это, должно быть, те самые семь вождей, о которых он говорил прошлым вечером, угощая ее национальным венгерским блюдом!
С этого момента Эллу не покидали мысли о Золтане Фазекаше. Даже тогда, когда она нашла книжный магазин и купила себе англо-венгерский разговорник. В полдень голод загнал ее в какой-то ресторан, и она пожалела, что рядом нет Золтана, который помог бы ей сориентироваться в меню. Она поняла, что выбрала не тот ресторан, в котором надо впервые попробовать венгерский гуляш. Ей не понравилось, но все же она заморила червячка и, выйдя на улицу, снова поймала такси.
То, что Элла не хотела позировать для портрета, вовсе не означало, что она равнодушна к искусству. Два незабываемых часа она провела в Венгерской национальной галерее, занимавшей часть территории Королевского дворца. Элла с удовольствием прошла по залам, заполненным скульптурами и картинами. К сожалению, среди портретов и пейзажей она не встретила ни одной таблички с именем знакомого ей художника.
И вскоре поняла почему: самые новые полотна относились к 1945 году, а Золтан тогда еще даже не родился!
Элла взглянула на часы и удивилась, что уже пять. Господи, как же быстро прошел день! Ее уже мучила совесть: ведь я не предупредила Фриду, и та наверняка ждала меня к ланчу. Я не думала, что вернусь так поздно… Зато теперь у нее был разговорник и она могла вести более или менее полноценную беседу.
Без всяких проблем Элла поймала такси и понеслась к своему временному дому. Сидя на заднем сиденье, она любовалась красотой города.
Дверь ей открыла Фрида, и девушка произнесла заранее выученное по разговорнику извинение:
— Бочанат, Фрида. — (Экономка с удивлением воззрилась на нее.) — Бочанат — эбед, — уточнила Элла, сделав ударение на слове «эбед».
— А! — обрадовалась Фрида и заулыбалась.
Времени осталось только принять душ и одеться к обеду, подумала она, войдя к себе в комнату. Конечно, если «вачора» сегодня снова будет в восемь.
В семь тридцать Элла уже стояла у дверей своей комнаты в коротком платье бледно-лимонного цвета. Она подозревала, что в субботний вечер у хозяина дома наверняка другие планы, нежели обедать в ее компании. Тем более после их утренней перепалки. Конечно, Золтан Фазекаш оскорблен: не каждый день ему встречаются люди, не желающие, чтобы он писал их портрет.
Однако, покидая свою комнату, она решила, что будет права, если все же поговорит с ним о начале работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
— Во сколько мне прийти к вам завтра утром?
— Прийти ко мне? — ледяным тоном повторил хозяин дома.
— Возможно, вы желаете, чтобы я вам завтра попозировала? — она выбрала тон не намного теплее.
— Попозировала? — опять переспросил он. Элла вздрогнула: он прекрасно понимает по-английски, уж я-то знаю!
— Вы сказали, — пояснила она как можно более спокойно, — что чем раньше мы начнем, тем раньше закончим.
— У вас есть неотложные дела в Англии? — жестко спросил художник, и его прежняя вежливость окончательно улетучилась. — Возможно, какой-нибудь друг? — внезапно рявкнул он.
Потрясенная переменой его настроения, его неожиданной атакой, Элла вспыхнула, подумав, что ее друзья вряд ли позволили бы себе подобное.
— У меня много друзей, — сказала она, помолчав. — Некоторые из них — мужчины. Но среди них нет того, которого бы я… — Она остановилась, поняв по выражению его лица, что он вовсе не ожидал от нее такого обстоятельного ответа.
Золтан Фазекаш задал следующий вопрос в несколько другом ключе, но все на ту же тему:
— Вы беспокоитесь о своей карьере, у вас работа, которую вы не можете надолго оставить?
— Я не работаю, — ответила она. — Мой отец… — И она снова замолчала, поняв, что ему вряд ли интересен тот факт, что отец запрещает ей работать. Однако она была не готова к его ледяному замечанию:
— В Венгрии люди работают на двух, трех, а иногда и четырех работах.
И Элла поняла, что Золтан Фазекаш считает ее не только ленивой, но и донельзя избалованной. Но объяснять ему, что это не так, было ниже ее достоинства.
— Похвально, — отрезала она и гордо подняла голову.
Несколько долгих минут ледяные серые глаза знаменитого художника научали ее, затем он равнодушно произнес::
— Мои извинения. Возможно, вы хотели сообщить, что занимаетесь домашней работой в имении вашего отца?
Наверно, он так решил потому, что Фрида застала ее с утюгом в руках…
— Моя мать прекрасно справляется с ведением хозяйства. Кроме того, у нас, как и у вас, есть экономка.
Элла взглянула на него, стараясь понять, какое впечатление произвел ее ответ, но лицо у него было непроницаемое. Закончив трапезу, художник резко встал.
— Вы меня извините? У меня на вечер назначена встреча.
— Конечно, — ответила она гордо. Она скорее согласится увидеть его в аду, нежели напомнить, что она его гостья. — Пожалуй, я сегодня лягу пораньше, — пробормотала она, когда он направился к двери.
Есть над чем посмеяться, сказала себе Элла, когда он вышел. У нее уже не было желания докапываться, почему он так настроен против нее. Она теперь точно знала причину.
Он составил себе представление о ней, когда ее отец сказал, что она сможет позировать в любое время, что она не самый большой труженик в мире. И Золтан, живущий в стране, где люди работают даже на четырех работах, решил, что она отъявленная бездельница, и невзлюбил ее за это.
Весь вечер Элла размышляла и, наконец, пришла к выводу, что ее не должно особенно беспокоить мнение Золтана Фазекаша. Кто он такой, чтобы презирать других людей, да еще и оставлять свою гостью в первый же вечер одну?
Однако тут же возразила себе: я не могу называться гостьей, потому что он никогда меня раньше не видел и вряд ли хотел видеть в своем доме.
«У меня на вечер назначена встреча»! — передразнила она и раздраженно ударила кулаком по подушке. Разумеется, с какой-нибудь женщиной. А утром его подруга заметит под глазами у себя тени после бессонной ночи, уже с грустью подумала Элла.
Так и не дочитав роман, который брала с собой в дорогу, она легла и закрыла глаза. Почему ей так неприятна мысль о том, что Золтан Фазекаш проводит время с какой-то женщиной? Вот чепуха!
Глава ТРЕТЬЯ
Наутро все воспринималось совсем по-другому. Встав, как обычно, рано, Элла решила, что Золтан Фазекаш наверняка еще спит, поскольку провел бурную ночь.
Ну и пусть ходит на тысячи свиданий с тысячами подруг! Это меня не волнует. Я, слава Богу, почти незнакома с ним. И если я ему неприятна, мне все равно.
Правда, ее задевало, что он считает ее ленивой, своенравной девицей, проводящей жизнь в сплошных развлечениях. Но она не собиралась ему объяснять, что все дни, а иногда и долгие вечера помогает своей неутомимой матушке, иногда даже замещает ее.
Думая, что никого не встретит, — во всяком случае, Золтана Фазекаша, поскольку он наверняка поздно ложится и не может встать рано, — Элла вышла из комнаты и тихо сбежала по лестнице. Она не отдавала себе отчета в том, что хозяин дома занимает все ее мысли сегодня утром, так же как и прошлой ночью. Она уже положила пальцы на ручку двери, ведущей в гостиную, когда со стороны кухни появилась Фрида с кофейником.
— Jo reggelt, — сказала экономка.
— Ё регедьт, — повторила Элла и, когда улыбнулась в ответ, перевела про себя: значит, это «доброе утро». Экономка указала на кофейник.
— Спасибо… э… кёсёнём, — поправилась Элла и последовала за Фридой.
Оказалось, что Золтан Фазекаш вовсе не спит мертвым сном, а сидит за столом и завтракает.
— Доброе утро, Арабелла, — вежливо произнес он, поднявшись. Его глаза изучали ее лицо, ее прекрасную кожу, и он не сел, пока она не заняла место напротив него.
— Доброе утро, — ответила Элла и стала слушать, как Фрида и ее хозяин обмениваются короткими замечаниями.
— Фрида хотела бы знать ваши пожелания относительно завтрака.
После двух обильных трапез накануне Элла собиралась выпить только чашечку кофе. Однако Фрида была так любезна, что не хотелось ее расстраивать.
— Дома я ем на завтрак тост и мармелад, — ответила она, посылая дружеский взгляд экономке, пока Золтан Фазекаш переводил.
— Toszt, — повторила Фрида и, обменявшись улыбками с гостьей, вышла.
— Вы хорошо спали? — поинтересовался художник.
— Как младенец. Послушный младенец, — уточнила она и взглянула на него, надеясь, что он не заметит теней, появившихся у нее под глазами этим утром.
Ей показалось, что он едва сдерживается, чтобы не улыбнуться, однако поводов для смеха не было. Золтан взял кофейник и налил кофе в ее чашку.
— Спасибо, — машинально пробормотала она, мысли ее были заняты совсем другим. — Мистер Фазекаш, — начала она, — могу я…
— Пожалуйста, называйте меня Золтаном, — вставил он.
— Э… Золтан, — поправилась она, с удовольствием произнося его имя, и забыла, о чем хотела спросить.
Пока она вспоминала, в комнату вбежала Фрида с тостом на маленьком фарфоровом блюдце и вазочкой мармелада, и Элле пришлось отложить разговор. Поскольку она не торопилась возвращаться в «Торнелоу Холл», надо было еще некоторое время погостить в этом доме, то значит, заняться чем-нибудь. Так неприятно сидеть на одном месте и бездельничать! Однако Золтан Фазекаш явно не собирался, сегодня же начать писать ее портрет.
Как только экономка вышла, Элла задала свой вопрос. Учтя, что упоминанием о портрете испортила их беседу накануне вечером, Элла решила прибегнуть к хитрости.
— Мне бы хотелось что-нибудь изменить, — сказала она и откусила кусочек тоста.
Напряженное молчание, исходившее от собеседника, заставило ее посмотреть, как он отреагировал на вопрос. Холодные оценивающие серые глаза осмотрели ее пышную белую блузку, заправленную в прекрасно сшитые брюки с поясом на талии.
Изучение закончилось, и он проговорил:
— Вы и так выглядите очень респектабельно, Арабелла.
Он нарочно сделал вид, что ничего не понял, она была в этом уверена, и с трудом сдержала раздражение.
— Остальных девушек из семьи Торнелоу писали в бальных платьях, — сообщила она как можно более спокойным тоном. — Думаю, что мой отец настроен именно на это.
Однако отец вынужден будет согласиться, если, пользуясь своим правом художника, Золтан Фазекаш захочет писать ее в белой блузке и брюках. Вот будет забавно, если такой портрет окажется рядом с помпезными изображениями дам, одетых в шелк и бархат!
И вдруг Золтан Фазекаш поинтересовался:
— У вас есть с собой бальное платье?
Ее энтузиазм стал медленно угасать: придется оставить идею позировать в брюках.
— Я его покупала не для портрета, я хотела пойти на бал сегодня вечером.
Он склонил голову набок и спросил:
— Сегодня состоится бал?
— Нет… Я… — Она запнулась, почему-то чувствуя себя виноватой. — Вместо того чтобы пойти на бал, я приехала сюда, — ответила она обреченным тоном и почувствовала, что художник еще более тщательно изучает ее.
— Вы пытались от чего-то скрыться? — прямо спросил он.
— Нет, нет! — страстно запротестовала она.
— И все же вы не хотите, чтобы ваш портрет был написан?
Господи, какой он проницательный! Я и подумать не могла о том, чтобы хоть как-то намекнуть на это, а он уже все понял. Представляю, какие невероятные усилия приложил отец, чтобы уговорить такого известного художника писать мой портрет. Если я вернусь домой и заявлю, что Золтан Фазекаш отказался работать, потому что мне не хочется позировать, отец просто оторвет мне голову!
Элла посмотрела на художника, думая, как бы половчее выкрутиться. Однако когда заглянула в его внимательные серые глаза, то поняла, что у нее ничего не получится. И внезапно нашла честное решение:
— Это желание моего отца.
Золтан Фазекаш продолжал ее внимательно разглядывать, затем гордо откинулся в своем кресле и как бы между прочим заметил:
— Забудьте о бальном платье, я не собираюсь сегодня работать над вашим портретом.
— Не собираетесь?.. — Она замолчала в изумлении. — У меня нет времени, чтобы… — Голос ее оборвался, когда она увидела, что глаза художника зажглись гневом.
— Чем это вы так заняты? — взорвался он. Золтан Фазекаш, человек потрясающего таланта, не очень-то доволен ее поведением, она это прекрасно видела. — Из того, что вы рассказывали, я заключаю, что у вас нет ни работы, ни личной жизни, из-за которых стоило бы торопиться с возвращением домой!
— У меня множество дел, — с едва заметным под маской вежливости гневом начала она, удивляясь, как это ее угораздило попасть в руки еще одного тирана. Он даже звал ее, как и отец, Арабеллой. Однако больше она ничего не успела сказать.
— Ваша жизнь полна мелкой суеты, и вы ничего не знаете о том, как приходится работать другим людям! — прервал ее художник.
Мелкая суета?! Если бы он только знал, какую мне иногда приходится выполнять тяжелую работу! Но Бог с ним, главное — я теперь знаю, что у него полно важной работы на сегодня и он не будет заниматься портретом.
— Что ж, прекрасно! — Она вскочила, ее огромные синие глаза метали искры. — Позвоните мне, когда у вас найдется для меня время!
— Вы возвращаетесь в Англию? — художник тоже поднялся.
Да! — готова была уже вскричать девушка. Но заколебалась и почувствовала, что ее неуверенность сразу же обернулась против нее.
— Ваши родители, — быстро воспользовался он ее минутной слабостью, — особенно ваш отец очень рад будет вашему появлению. Рад тому, что вы уклонились от исполнения своего долга перед семьей.
— Что вы имеете в виду? — воскликнула она.
— Что я имею в виду? — равнодушно переспросил Золтан Фазекаш. — Насколько я понимаю, в этом году вам исполняется двадцать два.
Элла насторожилась. Вполне естественно, что художник задал несколько вопросов моему отцу относительно заказа, однако отец, кажется, сказал ему слишком много.
Она пожала плечами и спокойно ответила:
— Я могу еще раз приехать в этом году.
— Конечно, можете, — согласился он и добавил елейным голосом: — Если я приглашу вас.
— Вы хотите сказать, что, если я уеду сейчас, отец может забыть о вашем обещании писать мой портрет? — спросила она вызывающе.
— Я был прав, — ответил он е иронией. — Вы умная женщина.
— Господи, упаси меня от темпераментных художников! — фыркнула сияя и, не в состоянии больше продолжать завтрак, с грацией пантеры обогнула свой стул и вылетела из комнаты.
Пересекая холл, Элла слышала его смех, являвшийся лишним доказательством того, что ему все равно, сыта она или нет. Самонадеянный тиран! Сама не желая того, она просто позабавила этого нахала.
Через полчаса, надев тонкий свитер и жакет, Элла вышла из дома. Она чувствовала себя очень неуверенно и, боясь еще раз встретиться с Золтаном Фазекашем, решила, что прогулка не помешает.
Когда она оказалась на улице этого фешенебельного района, ее раздражение было все еще очень велико.
Не нужно обладать особым умом, чтобы понять: Золтан Фазекаш с его профессиональной репутацией, не говоря уже о материальном положении, не нуждается в выполнении заказа семьи Торнелоу. Он просто чудом согласился на уговоры, а сейчас хочет, чтобы я была под рукой, и как только он закончит очередную работу, то сразу приступит к портрету. Это совершенно очевидно: или остаюсь здесь и жду, или могу забыть о портрете.
Странно: несмотря на нежелание позировать, домой возвращаться ей тоже не хотелось. Но что еще более странно — казалось, ее удерживает здесь не только гаев отца и разразившийся дома скандал. Так что же? Она постаралась ответить себе максимально честно: я не могу сейчас уехать из Венгрии, так как знаю, что отец просто-напросто убьет меня, если я вернусь, и уничтожит тем самым последнюю надежду на то, что Золтан напишет мой портрет…
Внезапно ей пришло в голову, что пора бы поинтересоваться страной, где она еще ни разу не была, и осмотреть хотя бы некоторые местные достопримечательности.
Едва она подумала об этом, невдалеке появилось такси. Это была удача. Элла подняла руку, и машина остановилась.
— Не могли бы вы подвезти меня… э… к вашей главной площади? — спросила она медленно, моля Бога, чтобы шофер хоть чуть-чуть понимал по-английски.
И Бог удовлетворил ее просьбу.
— Вы хотите посетить магазины?
— Нет… памятники.
Скоро они очутились в центре города, и водитель объявил:
— Площадь Героев. Хотите, чтобы я подождал?
— Нет, спасибо, все в порядке, — сказала Элла и расплатилась с ним. Затем она долго гуляла по площади, разглядывая грандиозную колоннаду, пока не подошла к самому впечатляющему монументу со статуей Архангела Гавриила.
Она была потрясена этим памятником. Разглядев семь статуй, расположенных в основании композиции, вдруг совсем рядом услышала голос экскурсовода, объяснявшего по-английски:
— Перед вами Арпад, окруженный шестью другими венгерскими вождями.
И мысли Эллы вновь вернулись к Золтану Фазекашу: это, должно быть, те самые семь вождей, о которых он говорил прошлым вечером, угощая ее национальным венгерским блюдом!
С этого момента Эллу не покидали мысли о Золтане Фазекаше. Даже тогда, когда она нашла книжный магазин и купила себе англо-венгерский разговорник. В полдень голод загнал ее в какой-то ресторан, и она пожалела, что рядом нет Золтана, который помог бы ей сориентироваться в меню. Она поняла, что выбрала не тот ресторан, в котором надо впервые попробовать венгерский гуляш. Ей не понравилось, но все же она заморила червячка и, выйдя на улицу, снова поймала такси.
То, что Элла не хотела позировать для портрета, вовсе не означало, что она равнодушна к искусству. Два незабываемых часа она провела в Венгерской национальной галерее, занимавшей часть территории Королевского дворца. Элла с удовольствием прошла по залам, заполненным скульптурами и картинами. К сожалению, среди портретов и пейзажей она не встретила ни одной таблички с именем знакомого ей художника.
И вскоре поняла почему: самые новые полотна относились к 1945 году, а Золтан тогда еще даже не родился!
Элла взглянула на часы и удивилась, что уже пять. Господи, как же быстро прошел день! Ее уже мучила совесть: ведь я не предупредила Фриду, и та наверняка ждала меня к ланчу. Я не думала, что вернусь так поздно… Зато теперь у нее был разговорник и она могла вести более или менее полноценную беседу.
Без всяких проблем Элла поймала такси и понеслась к своему временному дому. Сидя на заднем сиденье, она любовалась красотой города.
Дверь ей открыла Фрида, и девушка произнесла заранее выученное по разговорнику извинение:
— Бочанат, Фрида. — (Экономка с удивлением воззрилась на нее.) — Бочанат — эбед, — уточнила Элла, сделав ударение на слове «эбед».
— А! — обрадовалась Фрида и заулыбалась.
Времени осталось только принять душ и одеться к обеду, подумала она, войдя к себе в комнату. Конечно, если «вачора» сегодня снова будет в восемь.
В семь тридцать Элла уже стояла у дверей своей комнаты в коротком платье бледно-лимонного цвета. Она подозревала, что в субботний вечер у хозяина дома наверняка другие планы, нежели обедать в ее компании. Тем более после их утренней перепалки. Конечно, Золтан Фазекаш оскорблен: не каждый день ему встречаются люди, не желающие, чтобы он писал их портрет.
Однако, покидая свою комнату, она решила, что будет права, если все же поговорит с ним о начале работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12