Мне, вероятно, нужно было родиться слепой, глухой и немой, чтобы не видеть и не слышать этого. Есть еще вариант – монастырь. Туда меня вчера послали, это – во-первых.
– За что на этот раз? – Марина знала о непростом отношении Даши к попыткам матери наладить личную жизнь, поэтому сообщение не удивило ее.
– Она почему-то очень не хотела меня отпускать. Ни с того ни с сего начала орать, что туда едут те, кому нужен блуд, а порядочным девушкам там нечего делать, – Даша удивленно подняла брови. – Ты не знаешь, откуда у нее такие сведения?
– Насчет блуда или нашей непорочности? – складывая губы бантиком, спросила Марина.
– Мне не до шуток, – вздохнула Даша и снова уставилась в окно. – Ты-то можешь войти в мое положение?
– Не понимаю я тетю Иру, чего она от тебя хочет? Такой дочкой только гордиться и гордиться, а она пилит, пилит. Это она от неустроенности своей личной жизни такая. Точно тебе говорю. Женщины, которым под сорок, становятся невменяемыми, если у них нет постоянного сексуального партнера или проблемы какие-то в этом плане.
– Мариша, у тебя все дороги ведут к сексу! – отмахнулась Даша. – Ты себе не изменяешь.
– И докажи мне обратное! – лукаво улыбнувшись, Марина переждала очередной рев двигателя автобуса, поднимающегося по подъему. – Миром правит любовь и постель. Это самый легкий и приятный путь решения всех проблем.
– Да?
– Иногда, конечно, одни проблемы решаются, а другие возникают, но это – философский вопрос. Голова в любом случае не помешает.
– Хорошо, уже теплее. Значит, все-таки нужны еще мозги?
– Обязательно, но как дополнение, – вздохнула Марина. – Однако первоочередным является получение сексуального удовлетворения!
– Ну и как же применить твою теорию к моим разногласиям с мамой?
– У нее будет целая неделя на плотские удовольствия, не лимитированные твоим возвращением домой в самый неподходящий момент. Посмотришь, когда мы вернемся, она будет совсем другой – спокойной, улыбчивой и умиротворенной. На тебя будет смотреть, как на самую прекрасную в мире дочь.
– Спорить с тобой мне не хочется.
– И не нужно. Поверь моему опыту – все женщины злятся и совершают ошибки только в состоянии хронической сексуальной неудовлетворенности. У меня на этот счет есть очень емкое определение, но, боюсь, для тебя оно слишком вульгарно.
– Пожалей мои уши! – Даша засмеялась в ответ и закрыла уши руками – она физически не могла больше слушать рассуждения подруги.
– Ладно, умолкаю, – Марина укоризненно покачала головой и снова исчезла за высокой спинкой кресла. В пылу развиваемой темы она упустила из виду, что ссору с матерью Даша назвала лишь одной из причин своего не самого сияющего вида.
Снова получив возможность спокойно размышлять, Даша погрузилась в воспоминания вчерашнего вечера. Он оказался переполненным невеселыми событиями. Мама начала, а Стас продолжил. Ведь именно неприятный разговор с ним стал второй, не менее важной причиной, испортившей девушке настроение. Пожалуй, ссора с ним огорчала больше, чем унизительные намеки матери. Даша вздохнула, откинулась на спинку кресла, чуть опустив его для удобства, и решила вздремнуть. Ведь этой ночью она практически не спала: горечь разговора с мужчиной, которого знала с детства и боготворила, лишала покоя и не позволяла расслабиться. Даша вспоминала, как ворочалась в своей кровати, стараясь найти положение, в котором все-таки сможет уснуть, но это удалось лишь под утро. Разбитая, с опухшими веками, она едва поднялась, услышав резкий звук будильника. Стараясь передвигаться потише, чтобы не разбудить мать, быстро собралась и осторожно закрыла за собой входную дверь. В последний момент Даша пожалела, что не подошла и не поцеловала спящую маму – обида на нее хоть и была свежей, но не настолько, чтобы относиться к ней, как к чужому человеку. Даша уже вставила ключ в дверь, чтобы вернуться и чмокнуть ее в теплую щеку, почувствовать легкий запах «Фиджи» – ее любимых духов. Однако все-таки решила не противоречить приметам – достаточно неудач было у нее в последнее время.
Закрыв глаза, Даша прислушалась к звуку автобусного двигателя – его обороты становились то мощными, уверенными, то захлебывались. Неприятное рычание не давало сосредоточиться. Даша подумала, что Стас домчал бы ее до базы минут за двадцать – он предложил это вчера, но она отказалась. Он хотел получить еще немного времени, чтобы побыть с нею наедине, а Даше было неудобно перед девчонками, которые будут трястись в пропахшем бензином автобусе. Стас сделал свои выводы из Дашиного отказа. Он обидчиво поджал губы, заявив, что понимает истинную причину ее поведения. Он насмешливо спросил: с каких пор ее стали интересовать сверстники? С каких пор она так стремится в их общество? К чему эта нелепая поездка зимой на базу, куда нормальные люди съезжаются исключительно в жаркое время года? Ему была невыносима мысль о предстоящей разлуке и то, как легко относилась к ней Даша. Поэтому он злился и говорил колкости. Он сам не знал, чего хочет в данный момент и от их отношений вообще. Пожалуй, роль наставника, ангела-хранителя давно ему надоела. Даша была слишком умна, чтобы не понимать этого.
Однако, несмотря на большую разницу в возрасте, она смогла поставить себя так, что он, взрослый мужчина, ни на чем не настаивал.
Даша не понимала, зачем была нужна ему. Между ними была какая-то романтическая, болезненная привязанность, разорвать которую становилось все труднее. Это уже словно и не зависело от их желаний: они должны время от времени встречаться, разговаривать, целоваться до онемения скул и опухших губ. Стас хотел, чтобы их связь перешла в другое качество. Ему, взрослому мужчине, было трудно держать себя в руках, но он боялся спугнуть ее, полную наивных рассуждений о том, как должны развиваться отношения между влюбленными. Все было слишком запутанно и сложно для обоих. Стас не давал обещаний, Даша ничего не просила. Она вообще удивлялась тому, с каким упорством он искал встреч, с каким упоением целовал ее каждый раз, словно после долгой-долгой разлуки. Всматриваясь в его красивое лицо, Даша понимала, что это – сон, который снится против ее воли, но очень приятный. Пусть он сопровождает ее до тех пор, пока судьбе не будет угодно подарить ей настоящее, реальное, всепоглощающее чувство.
Никаких планов в отношении их совместного будущего Даша не строила – Стас Дубровин давно был женат, растил сыновей-близнецов, которые в этом году заканчивали выпускной класс. Девушке не хотелось строить собственное счастье на том, что должно было отобрать отца у детей. Она сама едва пережила страшное время, когда однажды мама сказала, что отец больше не будет жить с ними. Семилетняя девочка долго не могла понять, что такое возможно. Как получилось, что после работы папа будет возвращаться не домой, а к другой тете? Неужели она настолько плохо вела себя, что, не выдержав, он ушел? Мама не хотела ничего объяснять, не пытаясь снять груз вины с маленьких плеч. Женщина получила удар, оправиться после которого стоило ей нечеловеческих усилий. Она теперь только плакала, запершись в ванной, а Даша сидела под дверью и слушала ее всхлипывания, едва заглушаемые шелестом воды. Эти воспоминания навсегда врезались в память Даши.
Из случайно подслушанного телефонного разговора матери с подругой она узнала, где теперь живет отец, и в один солнечный летний день решила отправиться к нему, чтобы все выяснить. Девочке хватило смелости найти нужный дом – он оказался совсем рядом. Только осуществить свое желание Даша не смогла. Она стояла неподалеку от нужного подъезда, когда двери распахнулись, и на крыльце появился отец, держащий на руках маленькую девочку. Она обхватила ручонками его шею и, запрокинув голову, звонко смеялась. Отец целовал ее и улыбался в ответ. Даша остолбенела. Она не могла поверить, что столько нескрываемой любви и обожания отец дарит какой-то белокурой девчушке. Это не могло быть правдой. Даша зажмурилась, посчитала до десяти и открыла глаза – не заметив ее, отец прошел, увлеченно что-то рассказывая этой девочке. Отступая в тень раскидистой ивы, Даша проводила глазами того, кого она поклялась забыть, вычеркнуть из своей жизни раз и навсегда. Маленькое сердечко сжалось, кольнуло, ладошка прижалась к груди, пытаясь усмирить его. Опустив голову, она вернулась во двор своего дома. Мама давно безуспешно звала ее, обегая в который раз детскую площадку, а когда увидела – подбежала, присела рядом, сильно впилась пальцами в плечи и расплакалась. Она повторяла только один вопрос, переводя дыхание: «Где же ты была? Где же ты была?» Даша смотрела, как по маминому лицу бегут бесконечные ручейки, и непроизвольно сдвигала густые черные брови. Чувство боли и несправедливости, оставшееся после ухода отца, сменилось желанием отомстить за эти слезы.
– Не плачь, мама, – тихо попросила Даша. – Нам будет хорошо вдвоем, слышишь? Так же хорошо, как той девочке с нашим папой. Только теперь тебе придется любить меня за двоих, ты сможешь?
Встретившись с взглядом дочки, мать все поняла. Крепко прижав Дашу, она до боли закусила губу. Страдания маленького человечка, впервые столкнувшегося с предательством, разрывали ее сердце. Ирина сказала себе, что ради счастья дочки найдет в себе силы преодолеть любые трудности. А вслух ответила:
– Дашуня, я любила и люблю тебя очень сильно. И папа тебя любит, поверь.
– Нет, не верю!
– Главное, чтобы мы с тобой дружили, без ссор, секретов и обид. Мы – две подружки, договорились? Тогда мы обязательно выстоим. И никто нам не нужен, никто…
Однако сказать всегда легче, чем сделать. Трудности, с которыми пришлось столкнуться молодой женщине, вызывали у нее частые приступы неконтролируемой ярости. Она злилась на весь мир, на всех, кто оказался удачливее, способнее, счастливее. К тому же появилась угроза увольнения с работы, и Ирина вообще запаниковала. Она, как ребенок, ощутила необходимость защиты, заботы, понимания. Ни бабушек, ни дедушек, ни сестер, ни братьев – она почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Подруги утешали тем, что она еще молода и хороша собой, а значит – обязательно встретит достойного мужчину. Ирина поглядывала на себя в зеркало, соглашалась с тем, что выглядит гораздо моложе своих лет, но время шло, а встреча с тем, кто решился бы стать ее опорой, другом, любимым, не происходила.
В один «прекрасный» момент, оказавшись без мужа, без работы, без средств к существованию, молодая женщина бурно провела вечер в ближайшем кафе. Столько спиртного она не пила никогда. Сначала она выпивала обжигающую жидкость и не пьянела. Напротив, ей казалось, что с каждой рюмкой наступает все большее прояснение в голове. Она заказывала еще и еще, пока не почувствовала, что тело перестало повиноваться. Она не могла говорить, идти, едва держалась на ногах, опираясь о стойку бара. Музыка, лившаяся отовсюду, довела Ирину до слез, потому что громко и внятно что-то произнести она не могла, а песни сменяли друг друга, и перекричать их она была не в силах.
Дубровин имел привычку время от времени появляться среди посетителей. Высокий, красивый, одетый по последнему слову моды, он мгновенно становился центром всеобщего внимания. Каждый раз он приветствовал кого-то из своих знакомых, ряды которых разрастались с невероятной скоростью. С тех пор как он стал хозяином этого небольшого кафе, в его жизни произошел перелом. Те, кто не замечал его раньше, почему-то спешили исправить положение. Дубровин был не злопамятным, но к себе подпускал немногих. Щедро расточая улыбки, он был таким близким и одновременно недосягаемым.
В тот вечер Стас сразу обратил внимание на красивую, отчаянно пьяную молодую женщину. Она уже давно ничего не заказывала под осуждающими взглядами бармена и оказавшихся рядом посетителей. Почему-то Дубровин решил, что без его вмешательства не обойдется. Он подошел к женщине, положил руку ей на плечо. В ответ она медленно подняла голову, повела дугами бровей и посмотрела на него долгим, пустым взглядом. Стас заметил: на ее лице ни грамма косметики. Она была достаточно красива для того, чтоб любое дополнение к этим выразительным чертам сделало бы ее вульгарной. Такие женщины встречаются редко – природа не часто бывает щедра. Через мгновение в ее голубых глазах застыли слезы, а губы попытались произнести что-то членораздельное.
– Опирайтесь на меня, – неожиданно произнес Стас, забирая со стойки ее маленькую черную сумочку, и заметил благодарность в глазах женщины. Ту, на которую она была в этот момент способна. В своем кабинете он уложил ее на диван, одернул платье. Женщина мгновенно отключилась, шумно дыша. Стас постоял с минуту, рассматривая ее: красивое лицо, светлые волосы, кое-как собранные железной заколкой. Рука, свесившаяся со спинки дивана с тонкими длинными пальцами и остатками маникюра. Он увидел этот облезший лак и сразу понял, что у нее не всё в порядке. Откуда пришел порыв жалости к этой потерявшей контроль над собой женщине, Дубровин понять не мог. Ему ничего от нее не было нужно. Его жизнь шла по давно определенному сценарию, и никаких эксцессов в ней быть не должно. Закрыв за собой дверь кабинета, он повесил табличку «Не беспокоить» и подошел к бармену.
– Тимофей, ты зачем наливал этой блондинке в красном платье? – в голосе Дубровина слышалось едва сдерживаемое раздражение.
– Клиент желал – клиент получил, – пожимая плечами, недоуменно ответил бармен.
– Соображать нужно. Ты зачем курсы заканчивал? Вас там только коктейли делать учили или еще чему-то?
– Станислав Викторович, я не виноват, что дамочка не рассчитала своих сил.
– Еще одно подобное замечание – уволю. Собрание коллектива заклеймит тебя, как профессионально не пригодного. Понятно? – с металлическими нотками в голосе произнес Стас и, увидев в зале хороших знакомых, направился к ним.
На часах была половина одиннадцатого, когда Ирина пришла в себя, приподнялась на локте, и глаза ее с каждой секундой раскрывались все шире. Напротив за столом сидел красивый молодой мужчина и разбирал бумаги.
– Очнулась? – не поднимая головы, произнес Стас.
– Который час? – резко поднявшись, спросила Ирина. Ее бросило в жар, а голову до звездочек в глазах сдавили невидимые руки.
– Скоро одиннадцать, – отложив бумаги, ответил Стас.
– Господи, дочка одна, Даша одна! – в голосе женщины появились первые признаки подступающей истерики.
– Спокойно, – поднимаясь, повелительно произнес Дубровин. – Она дома?
– Должна быть.
– Где ты живешь?
– Неподалеку отсюда, на Ждановской.
– Поехали, через минуту будешь дома.
Преодолевая головную боль, на негнущихся ногах Ирина едва поспевала за Дубровиным. Во дворе, примыкавшем к кафе, стояли белоснежные «Жигули» последней модели. Открыв дверь, Стас помог женщине сесть в машину. К Ирине с каждой минутой возвращался здравый смысл. Возникли вопросы, один из которых она осмелилась задать.
– Простите, мы ведь не знакомы. Почему вы принимаете участие в моем приключении?
– Не знаю, – коротко ответил Стас. – Кстати, давайте познакомимся. Меня зовут Стас, и это мое кафе.
– Ирина, – поправляя растрепанные волосы, сказала она. Движения ее все еще были не совсем скоординированными – приличная доза алкоголя продолжала действовать. – Спасибо вам.
– Не стоит.
– Поверьте, со мной это впервые. У меня конкретная полоса невезения. Если бы не Даша… боюсь, я могла бы натворить глупостей. Не осуждайте меня…
– И не думал, – прикуривая сигарету, ответил Стас. Они уже подъехали к дому, где жила Ирина, когда, остановив машину, он повернулся лицом к женщине. – Я не имею привычки осуждать. Этого же хочу и по отношению к себе. Мне кажется, я смог бы вам помочь. Приходите завтра, поговорим. Сейчас не до разговоров. Дочка ждет – я понимаю. А бабушки и дедушки где?
– С мужем в разводе, а я – сирота.
– Я тоже.
– Что, в разводе?
– Нет, сирота, – ответил Стас, внимательно глядя на дорогу. Теперь он понял, что подсознательно заставило его протянуть руку помощи этой женщине.
Ирина всматривалась в лицо своего неожиданного спасителя. Оно показалось ей открытым, добрым. Кажется, ему не нужно от нее все то, чем обычно заканчиваются все предложения помощи. Одурманенная голова никак не могла найти истинную причину доброты со стороны совершенно незнакомого человека. Это было непривычно и настораживало.
– Спасибо, – Ирина хотела быть вежливой и благодарной. Красивые фразы не складывались, и, улыбнувшись, она открыла дверь. – Я обязательно зайду завтра.
– Только не начинайте со стойки бара, – лукаво прищурился Стас.
1 2 3 4 5