«Дать бы ему сейчас по морде сковородой с остатками вчерашнего жира!» Татьяна довольно улыбнулась, представив, как маслянистые капли медленно стекают по светлой ткани, оставляя темный след. И даже шкварки, прилипшие к лоснящейся физиономии, представила.
– Я думаю, что ты хочешь получить развод, – уже менее уверенно продолжал Вова, слегка деморализованный ее непонятной улыбкой. – Я готов тебе его дать.
Она потом долго жалела, что все-таки не воспользовалась сковородой или, на худой конец, тряпкой. Развод был, была масса унизительных процедур, тягостной беготни за какими-то бумажками и Натальины упреки в неправильном поведении.
– Подай на алименты, бестолочь! Хоть какие-то копейки!
– Вот именно – копейки! – Это не Ведеркина, а она стояла перед самым подлым в мире человеком в папиных линялых штанах и старой рубахе, поэтому хотелось хоть в чем-то быть на высоте. – Мне его деньги не нужны! Я сама в состоянии прокормить своего ребенка!
Сколько раз потом она жалела, что отказалась от денег. Таня почему-то думала, что морально унизит бывшего мужа своим нежеланием брать его «грязные» рубли. Но разве может упасть червяк, ползущий по дну выгребной ямы. Не может – некуда. Так и Вову ударить этим широким жестом не получилось. Он лишь довольно потер руки и навсегда исчез из Татьяниной жизни.
Глава 3
Казалось, что все это было не с ней. Знакомство с Вовой повлияло на Татьянину судьбу, точно лобовое столкновение с «БелАЗом». Наивное девичество необратимо сменилось одиноким материнством. Конечно, в ее жизни появлялись мужчины, но они были сродни белым кораблям на далекой линии горизонта: бульк – и только воспоминание повисает сизым дымком. К тридцати годам у Татьяны накопилась внушительная туча этих дымков, грозящая обрушиться на нее ливнем и утопить в депрессии.
Ведеркиной везло примерно так же. Только Татьяна замкнулась в комплексах, а Наталья упорно продолжала поиск своей половинки. Последним изыском подруги было довольно рискованное предприятие – поиск мужчины по газетным объявлениям.
– Я в этом не участвую, – категорически заявила Татьяна. – И тебе не советую.
– Да? А что ты мне советуешь? – ныла Ведеркина. – Остаться старой девой?
– Если память мне не изменяет, ты уже не дева.
– Изменяет тебе твоя память. Это возраст, милочка, – брюзжала Наталья. – Девушка становится женщиной, родив ребенка. Вот у тебя Каринка есть, а я что?
Все-таки прав Энштейн: все относительно. Тринадцать лет назад наличие ребенка казалось Татьяне трагедией, она была убеждена, что найти мужа, имея на руках наследника, задача невыполнимая. Наталья деликатно помалкивала. Ей тоже было ясно, что ребенок запросто может оказаться помехой личному счастью. С годами все поменялось, и ситуация рассматривалась с точки зрения «черт с ними, с мужиками, хотя бы ребенок есть». В результате шансы сравнялись и стали одинаковыми, вернее, шансов почти не было: ни та, ни другая своего единственного так и не нашли. И не в ребенке было дело. Мужчин в природе по-прежнему было много, как и денег. Только и деньги, и мужчины были чужими.
– Так и умру одинокой и забытой! На старости лет ни внучков понянчить, ни с дедом каким-нибудь на лопатах подраться, – давила на жалость Ведеркина.
– Не хнычь. Мы будем сажать у тебя на могилке цветочки.
– Не дождетесь. Я сама кому угодно фиалок понавтыкаю. Так что? Давай попробуем?
– Через газету? Ни за что!
– Ну, как тебе не стыдно! Я же боюсь одна! Вдруг на маньяка наткнусь. – Ведеркина шуршала заранее приготовленной газетой и зудела, как разбуженная осенняя муха. Таня была уверена, что Наташка уже успела разметить нужные объявления цветными фломастерами по степени интересности и перспективности.
– И что? Ты хочешь умирать от руки маньяка в моей компании? Или ты, может быть, думаешь, что я, как пионер-герой, буду его отвлекать, пока ты смоешься?
– Я тебя не брошу! – Наталья преданно заглядывала в глаза подруге.
– Ты ерунду какую-то мелешь. Не будем же мы ходить на свидания вдвоем.
– Почему нет, ты со стороны посмотришь…
– Ага. В кустах посижу. Как Штирлиц – с парашютом и звездой на буденовке. Неужели нельзя придумать менее экстремальный способ знакомства? – Татьяна злилась, так как знала – Ведеркину проще убить, чем переубедить.
– Злая ты.
– Я трезво смотрю на жизнь.
– А мне, Танька, от этой жизни так напиться хочется, чтобы не смотреть на нее трезво! Это ж не жизнь, а сплошное ожидание…
– Ожидание чего?
– Поезда. Который тебя переедет, если вовремя не отскочишь.
– Тоже мне – Анна Каренина! – фыркнула Татьяна. – А не надо лезть под поезд и читать дурацкие объявления.
– Почему дурацкие? Откуда ты знаешь, если сама не читала? Или читала?
– А ты в КГБ не работала? Не надо меня подлавливать на противоречиях! Не читала. И так все ясно: молчел без вп с во и жп ищет доверчивую дуру.
– Почему дуру? – взвизгнула Ведеркина. – А где, где мне знакомиться? На улицах приставать? Или своей кормой в метро зажимать, чтоб насмерть, чтоб ни один не вырвался? Тут хотя бы все честно и ясно: хочу жениться! А то, может, они все мимо меня ходят, только табличка-то ни на ком не висит: занято – не занято.
– Такие таблички на туалетах обычно висят, – машинально прокомментировала Таня. – Извини. Но я действительно против. Мне эта идея не нравится. Я бы побоялась.
– А я не боюсь! – отчаянно труся, вздохнула Наталья.
Глава 4
Недомытая посуда томилась в раковине, топорщась грязными боками тарелок. Но о том, чтобы совместить психотерапевтический сеанс выслушивания Ведеркиной с хозяйственной деятельностью, не могло быть и речи. Если Наталья заподозрит, что подруга отвлеклась, то непременно припрется, чтобы делиться впечатлениями, глядя в глаза, а потом останется ночевать. И тогда вместо ночного сна Татьяне придется снова и снова выслушивать подробности и консультировать.
Наталья любила советоваться, но никогда чужим советам не следовала.
– Какого черта ты меня спрашиваешь, если поступаешь всегда наоборот! – вспылила однажды Татьяна, когда понурая подруга в очередной раз пришла к ней плакаться. За неделю до этого Ведеркина представила ей молодящегося хлыща с сальными редкими волосами и слащавой улыбкой.
– Аникеева, все! – восхищенно шептала Наташка, плюя в ухо и весьма чувствительно тыча Таню в бок. – Я женюсь! Он потрясный! Это не мужик, а ходячая мечта.
«Ходячая мечта» Татьяне категорически не понравился, о чем она и высказалась в грубой форме после смотрин. Ведеркина ее доводам не вняла и пустила «жениха» пожить. Через неделю она прибежала советоваться, заявлять ли в милицию о том, что ее обнесли.
– Над тобой все отделение будет ржать, – убежденно сообщила Татьяна.
– Злая ты. У меня горе!
– А я тебя предупреждала. За каким фигом спрашивать мое мнение, если ты никогда ко мне не прислушиваешься?
– Любой вопрос должен решаться дискуссионно, – убежденно моргнула Наталья. – Должно быть альтернативное мнение, чтобы стало ясно, кто прав.
– Так у тебя, как я посмотрю, права всегда ты! – в сердцах махнула рукой Таня, но в отделение с Ведеркиной пошла. Для моральной поддержки. Там Наташка, невзирая на яростные тычки в спину, нагло пыталась флиртовать с молодым участковым, принимавшим заявление. Участковый довольно улыбался и разглядывал Татьянин бюст – на ведеркинские подмигивания он не отреагировал.
В тот раз Наталья осталась ночевать, мотивируя свое пребывание в квартире тем, что у нее дома холодно, одиноко и из собеседников – только телевизор.
– Я тебя ночью греть не буду, – на всякий случай предупредила Татьяна, но Ведеркина замахала руками и пообещала не приставать и не стеснять, она даже купила по дороге отвратительный тортик с ядреными кремовыми розочками, сомнительно пахшими парфюмерией, и проверила у Карины уроки.
Ночью Татьяне поспать не удалось. До самого утра Наташка бубнила про вероломство и предательство человека, которого она запустила в свое сердце, душу и тело, а с рассветом перешла на фантазии об участковом, с которым еще не раз придется встретиться, так как, несмотря на все его намеки, заявление Ведеркина так и не забрала. Итогом бессонной ночи стали темные мешки под глазами и тупая боль в висках.
На сей раз Татьяна ни в коем случае не могла допустить столь печальных последствий, так как завтра надо было выглядеть «на все сто». Или даже на двести.
– Ну, давай, рассказывай. – Она мужественно отвернулась от мойки, судорожно соображая, чем бы все-таки заняться в ближайший час – а Ведеркина меньше чем в час со своей новой историей любви не уложится. Занятие должно было быть полезным, но бесшумным, иначе любимая подруга все же припрется на аудиенцию.
– Аникеева, ты сейчас упадешь! Сядь.
– Сижу-сижу. – Татьяна решила заняться ногтями. Конечно, это занятие на час не растянуть, но хоть что-то…
– У Егора свой бизнес.
– Егор – это твой ковбой по переписке?
– Мы не переписывались. Это каменный век. Мы перезванивались.
Представив Ведеркину на месте центровой кобылы в тройке, над которой звякают колокольчики, Таня фыркнула:
– Перезванивались?
– Не цепляйся к словам. Ну, я первая позвонила. И что такого? Сейчас век эмансипации и феминизма!
– Я в курсе. Газеты читаю, телевизор смотрю. Надеюсь, Егор мужчина?
– А теперь гоготни дебильным смехом, – окрысилась Наташка. – Я в ауте от твоего чувства юмора!
– Ну, извини. Просто ты с таким пафосом завела про эмансипацию и феминизм. Я уж, грешным делом, подумала, что ты меня морально готовишь к сообщению о смене ориентации.
– Ты завидуешь, – резюмировала Ведеркина.
– Да я даже порадоваться за тебя не могу, не то что позавидовать! Ты ж еще ничего не рассказала. Кроме того, я твоего мужчинку еще не видела.
Наталья угрожающе засопела, и Таня торопливо добавила:
– Ну, так какой бизнес?
– Одежда, – моментально оттаяла Ведеркина. – Он куртки продает. Такие качественные, на гагачьем пуху…
– Агитируешь? – Что-то подсказывало Татьяне, что кавалер либо уже впарил наивной и любвеобильной Наташке синтепоновое чудо на рыбьем меху, либо собирается сделать из дамы сердца менеджера по продажам.
– У него и так отбоя от клиентов нет, – гордо объявила Наталья и тут же предвосхитила едкую шпильку в свой адрес: – Да, сам сказал. Но у меня есть все основания ему верить.
Татьяна вздохнула: у Ведеркиной всегда имелись все основания доверять очередному кавалеру, и потом сама же Наталья с завидной регулярностью изумлялась, откуда эти основания брались.
– И не надо дышать мне в ухо, – Наталья еще раз сурово всхрапнула, – ты не представляешь, какой он.
Таня опасливо вклинилась в театральную паузу:
– Какой?
– Умный, добрый, красивый… Вернее, не красивый, а интересный. Такой, знаешь… гардемарин!
– Кто? – ахнула Татьяна, представив Харатьяна, по недоразумению связавшегося с продажей курток и нарвавшегося на Ведеркину.
– У него, знаешь, нос, брови и все такое…
– Нос – это хорошо, – машинально прокомментировала Таня. – Мужик без носа, как конь без хвоста.
– Остришь?
– Удивляюсь. При чем тут нос?
– Это я удивляюсь твоей недалекости. Ты книжки читаешь?
– Изредка. По большим праздникам.
– Смешно. Так вот размер носа у мужчин прямо пропорционален его потенции, – победоносно выдала Ведеркина.
– В смысле? Чем больше нос, тем меньше…? Да?
– Наоборот. Чем меньше нос, тем больше… тьфу! Ты специально меня путаешь. У него такой носище! А брови!
Представив себе Буратино с бровями Брежнева, Татьяна приуныла: у Ведеркиной явно грядет очередная трагедия.
– …Ходили в ресторан, потом он меня провожал, поцеловал руку и взял телефон! – заливалась подруга. – А как он руки целует! Это ж мечта…
Наталья щебетала, как трясогузка в период спаривания. Она подробнейшим образом описала своего нового мужчину, начиная от цвета и степени волнистости волос до состояния костюма и наутюженности стрелок. Судя по произведенному на Ведеркину впечатлению, мужчина был шикарный, а такие долго на одном месте не задерживались. Во всяком случае – у Ведеркиной.
– Он так галантно ухаживает. И вообще, даже когда я позвонила в первый раз и мне было до одури стыдно (ну, сама понимаешь – все-таки инициативу проявлять морально труднее, чем отвечать взаимностью), он ни на секунду не дал мне почувствовать себя неловко. Так разговаривал, как будто это он звонит, а не я и как будто я делаю ему одолжение, что соглашаюсь общаться. А еще он не старый, а мой ровесник! Вот повезло-то!
Ведеркину было откровенно жалко. Таня чувствовала себя ясновидящей, к которой приковылял умирающий в надежде услышать позитивный прогноз.
– Вот мы сейчас треплемся, а вдруг он тебе как раз в этот момент звонит? – вкрадчиво предположила она. Ногти уже были допилены. Пора было заняться посудой и обдумать собственные проблемы. Наталья со своей жаждой замужества и нереализованным материнским инстинктом была безнадежна. Сколько бы Таня ни убеждала подругу, что судьба мимо не пройдет и не надо бросаться на каждого, кто хотя бы покосился в ее сторону, Наташка была твердо убеждена в обратном: судьба обязательно протащит принца мимо под покровом тьмы, лишь бы подсунуть его кому угодно – только не ей.
– Думаешь, может позвонить? – с сомнением переспросила Наталья.
– А как вы расстались? В смысле – на чем? Он обещал звонить или ты?
– Ой, сейчас расскажу, – пискнула Ведеркина, зайдясь в томительном вздохе, из чего Таня немедленно сделала вывод, что избранная тактика оказалась ошибочной. Сейчас подруга начнет пересказывать сцену прощания с ужасающим обилием подробностей и сдабривать повествование собственными выводами и комментариями.
Так оно и произошло. Внешность Егора, а также его внутренний мир и мысли (даже те, которых у него и в помине не было) были подробнейшим образом изучены и проанализированы. Как выяснилось, прощалась парочка долго, так как Егор никак не мог расстаться со своей новой подругой, но от приглашения «на чашечку кофе» вежливо отказался. Таня подозревала, что это не Егор не мог решиться, а разговорчивая Ведеркина тарахтела, не затыкаясь, поэтому воспитанный кавалер вынужден был слушать Натальины монологи. Скорее всего, Наташка для верности придерживала его за локоть.
– Он так смотрел, так смотрел! Знаешь, у него в глазах было что-то такое – словами не передать. То есть сразу видно, что он от меня без ума. Кстати, оказывается, Егору нравятся именно полные женщины. Даже не просто полные, а очень полные. Он сказал, что хорошего человека должно быть много.
– Это банальная отговорка, – попыталась вразумить Ведеркину Татьяна.
– Зато мне приятно! Ясно тебе? Я даже не мечтала встретить мужчину, который скажет, что диета мне не нужна! Он вообще в ресторане заказал кучу десертов и назвал меня пышечкой!
– Раньше ты на такие клички обижалась.
– Это не кличка! Он сказал: «Мне так нравится тебя подкармливать, моя пышечка!» А какой у него был тон! А голос! Ну почему он отказался подняться ко мне?
У Татьяны была масса предположений на этот счет, но любое из них Наталья посчитала бы оскорбительным, поэтому подруга ограничилась невразумительным мычанием, обозначавшим отсутствие четкой позиции в обсуждаемой теме.
– А я знаю, – тут же порадовала себя Ведеркина. – Это воспитание. И врожденный такт. Я нарвалась на настоящего джентльмена.
По мнению Тани, нарваться можно было на бешеную собаку, гвоздь в стуле или неприятности на работе. Нарваться на джентльмена было категорически нельзя, так как они гуляют где-то на берегах Темзы с тросточками и выражением интеллектуального превосходства на холеных физиономиях. Образ Ведеркиной был совершенно несовместим с туманным Альбионом и скучными джентльменами в котелках.
– Ты особо-то не рассчитывай, мужики – люди ненадежные. – Татьяна тут же поняла, что зря наступила на больную мозоль, и прикусила язык. Но было поздно.
– Ты – старая калоша, – рявкнула спущенная с небес на землю Ведеркина. – В то время когда все сознательные женщины борются за личное счастье, ты сидишь как памятник и даже не пытаешься что-то изменить в своей жизни! Ты мне всю малину портишь своим нытьем! Можно подумать, что тридцать один год – это последний рубеж, за которым маячит маразм и тихий погост, поэтому думать надо только о здоровье и накоплении пенсионного вклада. Я хочу свадьбу, ребенка, мужа, семью, даже какую-нибудь мерзкую скандальную свекруху я тоже хочу. Пусть в моей спокойной жизни будет адреналин! Я в поиске, а ты – в пролете. Стыдно ей по газете знакомиться! Фу-ты ну-ты, королева. Кто не ищет, тот не найдет.
– А кто найдет – тот нарвется, – парировала Татьяна, уязвленная Натальиным выступлением. Как раз сейчас у нее, не искавшей, но надеявшейся, назревало что-то такое, о чем было страшно даже мечтать, не то что делиться с кем-то.
– Скучная ты, нет в тебе искры, – вздохнула Наташка.
1 2 3 4