Он побарабанил пальцами по гладкой поверхности руля, пытаясь обратить свои мысли в привычное русло. При всем вожделении, которое вызывала в нем Мэдди Мартиндейл, стоящая на пороге своего дома, при всей соблазнительности мягких округлостей ее тела, эта женщина была лишь частью его прошлого. Он не сделал ничего особенного, лишь поболтал с ней на крылечке, а значит, ему не в чем себя винить. Взрослый человек, едущий в машине, купленной на свои кровные, имеет полное право находиться там, где хочет, и разговаривать с кем хочет.Кей Эл обвел взглядом старые высокие дома, все, как один, смотревшие на улицу темными окнами, и уселся поудобнее на сиденье, морщась при воспоминании о своих детских шалостях — деревьях, обвитых туалетной бумагой, картофелинах, забитых в выхлопные трубы машин, фейерверках, заложенных в почтовые ящики. Потом он взял себя в руки. В конце концов, он уже двадцать лет не делал этому городишку ничего дурного. Он ни в чем не виноват. И даже имеет право выбраться из машины. Черт с ним, с Фрог-Пойнтом. Кей Эл затянул стояночный тормоз, вылез из автомобиля и хлопнул дверцей.Казалось, звук прокатился по улице из конца в конец. Кей Эл закурил сигарету, гадая, отчего ему до сих пор кажется, что его вот-вот арестуют за курение. Ему уже тридцать семь лет, и он имеет полное право курить на людях.На противоположной стороне улицы распахнулась дверь, и из дома вышла пожилая женщина. Остановившись на крыльце, она с подозрением уставилась на Кей Эла. Тот не сомневался, что старуха специально выползла из своей заплесневелой гостиной, чтобы выяснить, кто этот незнакомец и почему он поставил машину на ее улице в час, когда всякий добропорядочный мужчина должен находиться на службе. Женщина показалась ему знакомой. Мгновение спустя Кей Эл вспомнил, кто она, и понял, что припарковал здесь машину по давней привычке. Миссис Бэнистер. В свое время, когда учился в выпускном классе, он частенько торчал здесь, соблазняя дочку миссис Бэнистер, Линду, в чем и преуспел многократно. Теперь, много лет спустя, инстинкт опять привел его на это место.Кей Эл выпрямился и помахал старухе рукой, давая понять, что он не какой-нибудь извращенец и не бродяга, вознамерившийся ободрать цветы на ее клумбе. Миссис Бэнистер смерила его прищуренным взглядом и, войдя обратно в дом, с грохотом захлопнула за собой дверь. Кей Эл так и не понял, удалось ему успокоить старуху или, наоборот, он еще усугубил ее подозрения, но ему было плевать.Его мысли теперь всецело занимала Мэдди. Раздраженная женщина, разговаривавшая с ним сегодня язвительно и грубо, ничем не напоминала ту смешливую девчонку, которую он знал в юности. В последние годы Кей Эл не раз думал о Мэдди, вспоминая ее дружелюбный веселый нрав, но теперь от него, похоже, не осталось и следа. Было абсолютно понятно, кто виноват в произошедшей в ней перемене, и это приводило его в бешенство. Кто-то должен заплатить за несчастья Мэдди, и Кей Эл ничуть не сомневался, что этим «кто-то» будет Брент Фарадей.Вдобавок Кей Эл прекрасно знал, как он это сделает. Не кто иной, как бывшая жена, дала ему оружие против Брента.«Кей Эл, мне нужна твоя помощь, — сказала Шейла, позвонив ему неделю назад. — Мне нужен бухгалтер, которому я могла бы доверять. Возьми отгул. Тебя ценят на работе и дадут столько выходных, сколько потребуется. Ты был паршивым мужем, но лучшего экономиста, чем ты, не сыскать».После такого вступления Кей Эл, естественно, ответил отказом. Шейла сказала, что ее адвоката надувают, но Кей Эл продолжал отнекиваться. Тогда Шейла заплакала, однако Кей Эл был непоколебим. Он продолжал упорствовать даже и тогда, когда Шейла пообещала подписать отказ от алиментов, ведь она все равно лишится их после свадьбы со Стэном. Наконец она взмолилась: «Кей Эл, прошу тебя. Брент Фарадей предлагает Стэну четверть паев своей компании за двести восемьдесят тысяч, и я боюсь, что он хочет облапошить Стэна. Все, что от тебя требуется, — это изучить документы и сказать, права я или нет».И тогда Кей Эл согласился.Он глубоко затянулся сигаретой, стараясь не слишком увлекаться воспоминаниями. Шейла еще сказала: «Вполне возможно, там все чисто. Это ведь не кто-нибудь, а Брент Фарадей», — и Кей Эл сразу понял, что дело швах. Он ненавидел Брента даже больше, чем Фрог-Пойнт. В те давние времена Фрог-Пойнт так любил Брента, что ему сошло бы с рук даже убийство. Тогда же Мэдди вышла за него, а у Кей Эла началась полоса сплошных неприятностей.Слава Богу, теперь все это в прошлом. Теперь Кей Эл добропорядочный гражданин, у него хорошая работа и обеспеченное будущее. Наконец-то он прижмет Бренту хвост — Кей Эл ничуть не сомневался в том, что сумеет это сделать; те дни, когда он сам боялся угодить в кутузку, миновали безвозвратно.Кей Эл докурил сигарету и уже собирался отправиться в путь, когда у заднего бампера его «мустанга» остановился патрульный автомобиль. Из салона вылез полицейский и направился в его сторону. Глава 2 Кей Эл прижался спиной к автомобилю.— Почему бы тебе не оставить меня в покое? — спросил он.— Да ты не волнуйся. — Полицейский ухмыльнулся и сдвинул на затылок фуражку, являя окружающему миру огненно-рыжую шевелюру и россыпь веснушек. — Миссис Бэнистер позвонила в участок и сообщила о подозрительном типе, который таращится на ее дом. Генри послал меня убедиться, что это ты. У нас все как в старые времена, приятель.— Иди ты к черту со своими старыми временами, Винс, — отозвался Кей Эл. — Должно быть, у тебя что-то с памятью; в те времена ты бегал от полицейских, вместо того чтобы якшаться с ними. Когда Генри взял тебя на работу, я сразу сказал, что он свалял дурака.— Ничего подобного, — заспорил Винс. — Это был очень ловкий ход. Генри понимал, что я лучший специалист по подростковым преступлениям, поскольку сам совершал большинство из них. В моем лице Генри заполучил настоящего эксперта. А теперь, дружище, стань лицом к машине и положи руки на капот, покуда я буду тебя обыскивать.— Как скажешь, — ответил Кей Эл, подчиняясь. — Господи, дай дураку чуть-чуть власти, и он вообразит себя Наполеоном. А что, Генри действительно знал, что речь идет обо мне?Закончив положительную процедуру, которую, впрочем, он проводил не слишком тщательно, Винс облокотился о «мустанг» рядом с Кей Элом.— Ты же знаешь Генри. Он видит всех насквозь и слышит на тысячу миль. К тому же в настоящий момент ты — единственный чужак в городе, а это существенно сужает круг поисков. Угости-ка меня сигареткой, приятель.— Чтобы ты обвинил меня в подкупе полицейского, находящегося при исполнении? — спросил Кей Эл. — Кури свои.— Не могу. — Впервые за время разговора на лицо Винса набежало хмурое облачко. — Донна заставила меня бросить.— Да ты, как я погляжу, заделался подкаблучником.— У меня двое детей, я не хочу рисковать своим здоровьем, — сказал Винс, вновь обретая обычный жизнерадостный тон. — Но поскольку сейчас они оба в парке, перепихиваются теннисным мячиком, я думаю, что одна сигаретка из твоего кармана им не повредит.— Перепихиваются? — Кей Эл хохотнул, протягивая Винсу пачку. — Славненько же ты воспитываешь подрастающее поколение.— Учу их всему, что узнал от тебя. — Винс раскурил сигарету и глубоко затянулся. — Кайф-то какой! Ну почему все, что вредно, доставляет такое удовольствие?— Потому что у Господа Бога никудышное чувство юмора, — ответил Кей Эл, вспомнив о Мэдди.— Я рад, что ты вернулся, Кей Эл, — сказал Винс, отдавая сигареты. — В этом городишке не так-то много людей, способных подшучивать над Всевышним. Впрочем, если тебя сразит молнией, это будет заслуженная кара.— Если со мной случится такое, то только здесь, во Фрог-Пойнте, — заметил Кей Эл. — Боюсь, я перебрал все лимиты, отпущенные городу, и Господь уже нарисовал мишень у меня на лбу.— Хотя на самом деле ты невиннее младенца, — закончил Винс, отступая от «мустанга». — Что ж, мне пора на дежурство, ведь я — единственная сила, что стоит между Фрог-Пойнтом и преступностью. Если ты задержишься в городе часиков до восьми, подгребай в кегельбан, я угощу тебя пивком.Кей Эл уже собирался высказать Винсу все, что он думает о местном кегельбане, но в последнее мгновение прикусил язык. Какое бы отвращение он ни питал к пластиковым стаканчикам и спортивным туфлям, Винс ему нравился, и Кей Эл решил, что будет совсем неплохо еще разок покутить со старым дружком.К тому же Винс знал Фрог-Пойнт и его обитателей не хуже самого Генри.— Ловлю тебя на слове, — сказал Кей Эл.— Вот и хорошо. — Винс повернулся и пошел к своей машине. — Захвати побольше сигарет и, будь добр, не вляпайся в какую-нибудь переделку, пока ты в городе. Мне бы не хотелось тебя арестовывать.— Только попробуй, — отозвался Кей Эл. Винс беззлобно рассмеялся в ответ и уехал.Как это славно — вернуться в город детства. Сверстники выросли, обзавелись семьями, растят детишек, превратились в благопристойных граждан, и только он остался белой вороной. Самый великовозрастный юнец штата Огайо. Какая честь. Кей Эл вдруг захотелось забросать дом миссис Бэнистер рулонами туалетной бумаги, а потом отправиться к Мэдди поболтать о старых добрых временах.«Забудь Брента, — сказал бы он ей. — Помнишь, как мы с тобой на заднем сиденье?..» Да только вряд ли это воспоминание доставит ей удовольствие. И ему тоже.Тогда на следующее утро он отыскал ее в школьной раздевалке, но Мэдди повернулась к нему спиной.Кей Эл поморщился, припомнив унижение, которое он испытал, — даже двадцать лет спустя ощущение оставалось столь же острым и болезненным, как в школьные годы. Господи, как глупо… Неужели он должен терпеть эту муку до конца своих дней? А каково ему было увидеть на крыльце Мэдди Мартиндейл, набравшую несколько лишних фунтов, постаревшую на двадцать лет, и тут же вновь почувствовать застарелую боль, вновь почувствовать себя безнадежным болваном и понять, что он все еще хочет ее?..«Гордыня, — подумал он. — Это гордыня говорит моими устами: „Послушай, крошка, я тогда облажался, я был сопляком и ничего не умел. Дай мне еще одну попытку, и ты увидишь, на что я способен“. Но он понимал, что даже если случится чудо и ему удастся затащить Мэдди в постель, он опять все испортит, потому что это — Мэдди. Да и чуда не будет; Кей Эл совсем не хотел, чтобы оно произошло. Прошлое принадлежит истории, и до него никому нет дела, если не считать городка под названием Фрог-Пойнт, в котором события двадцатилетней давности считаются свежими новостями, в котором Брент Фарадей по-прежнему считается Самым Крутым Мужиком, Мэдди — Самой Славной Девушкой, а сам Кей Эл — все тем же Гадким Подонком, Бременем На Шее Тети И Дяди. Впрочем, плевать.Кей Эл выпрямился, в последний раз затянулся и полез было в машину погасить окурок в пепельнице, но передумал. Что ему сделают, если он швырнет бычок на дорогу? Дадут веник в руки и заставят подметать?Он бросил окурок и, увидев, что тот упал на сухой лист, замер на месте, охваченный мысленным видением — листок загорается, от него занимаются другие листья, потом, переметнувшись через дорогу, пламя начинает лизать дома и машины, на асфальт обрушиваются почерневшие обгорелые остовы жилищ, взрываются бензобаки, и наконец, когда рассеивается дым, в конце улицы появляется Генри с шерифской звездой на груди и гневным выражением на лице.Окурок угас, и Кей Эл забрался в машину, намереваясь как можно быстрее покинуть Фрог-Пойнт, пока его временное умопомрачение не сменилось полной и окончательной невменяемостью.
— Я уже никогда не смогу любоваться твоими кустами, как раньше, — жаловалась Мэдди, прихлебывая чай с лимоном, разогретый в микроволновке на кухне Тревы. Это была славная, изрядно захламленная кухня: вокруг валялись медные кастрюли, коробки с наклейками «Новинка!» и «Экстра-хруст!», а холодильник был покрыт детскими рисунками. В свое время Хауи отделал помещение кирпичом, полированным деревом и бронзой, но истинной хозяйкой кухни была Трева, поэтому здесь царил настоящий кавардак.В этот миг Трева стояла в самом центре кухни, склонившись над разделочной доской, на которой возвышалась миска с белым сыром; кудрявые светлые волосы придавали ей сходство с одуванчиком, который, случайно попав сюда, как нельзя лучше вписался в окружающий хаос.— Кажется, мои кусты думают о тебе то же самое, — сообщила Трева, вычерпывая из миски комок белой массы. Она взяла с тарелки маникотти и попыталась соединить все, что было у нее в руках, но клубок макарон развалился, а сыр шлепнулся обратно в миску, забрызгав ее безрукавку. — Черт побери, — пробормотала Трева, промокая пятно посудной тряпкой. — Будь все проклято!— Зачем тебе эти маникотти? — Мэдди явно оттягивала начало разговора, ради которого сюда пришла. — Собираешься готовить? Что-то на тебя не похоже.— А куда денешься, — отозвалась Трева, бросая тряпку и сгребая с тарелки очередную порцию макарон. — Неужели ты не знаешь, что порой женщине волей-неволей приходится браться за стряпню?— Нет, — сказала Мэдди. — У тебя неприятности?— Вы только послушайте! — Трева взмахнула макаронами. — Она приходит ко мне сообщить о том, что собралась разводиться, и спрашивает о моих неприятностях!— Ну да, мне кажется, что я должна развестись, — ответила Мэдди. — Все это надо хорошенько обмозговать.— Не надо ничего обмозговывать, — безапелляционно заявила Трева и, схватив ложку, вновь принялась за работу. Теперь ее руки двигались намного увереннее. — Просто возьми и разведись с этим сукиным сыном. Лично я ненавидела его всю жизнь.Мэдди удивленно вскинула брови:— Эй, да ведь ты была подружкой на моей свадьбе! Выходит, надо было ждать целых шестнадцать лет, чтобы сказать мне это?— Не представилось удобного случая. Вы так обожали друг друга. — Трева на мгновение оторвалась от макарон и, вынув из холодильника кусок сыра, сунула его Мэдди. — Теперь, когда тебе полегчало, можешь заняться делом. Терка во втором ящике за твоей спиной.Мэдди хмуро посмотрела на подругу.— Нет, у тебя определенно что-то стряслось.Трева бросила ложку и оперлась рукой о разделочную доску.— Я в бешенстве, — сказала она. — У меня в голове настоящая каша. И я ненавижу Брента. — Трева вперила в Мэдди пронзительный взгляд. — Хватит ходить вокруг да около. Что он натворил на сей раз?Мэдди поднялась на ноги, вытащила из буфета терку и начала тереть сыр, стараясь не смотреть Треве в глаза.— Я нашла под креслом его машины черные кружевные трусики с дыркой. Меня это немножко беспокоит.— Ух ты. — Трева замерла на месте. — Да уж. Меня бы тоже забеспокоило. Женские трусики, говоришь? — Она слегка прикусила губу. — Кто бы мог их оставить? Бет?— Не знаю. — Мэдди усердно налегла на терку. — На них не было ярлычка с именем. По-моему, это не важно. Ведь Бет не давала мне никаких обещаний, а Брент давал. И будь у меня доброе сердце, я бы только посочувствовала Бет.— Не морочь мне голову. — Трева вновь принялась за макароны. — Все знают о твоем ангельском терпении, но даже оно когда-нибудь да лопнет.— Честно говоря, я не перевариваю Бет, — сказала Мэдди. — Она спала с моим мужем; всякий раз, когда я вижу ее, мне хочется сплюнуть. Но ей тоже пришлось несладко. Бет решила, что будет правильнее всего явиться ко мне и выложить правду. Тогда ей досталось по первое число. — Мэдди прекратила тереть сыр и вспомнила лицо Бет, вытянувшееся от досады, когда Брент сказал, что все кончено. — Мне кажется, она любила его, — добавила Мэдди.Трева фыркнула, и Мэдди опять взялась за терку. Натирание сыра — прекрасное средство отогнать неприятные мысли. Если внимательно следить за костяшками пальцев и вовремя переворачивать кусок, в конце тебя ждет награда — миска тертого сыра, — а ведь отнюдь не всякий способ отвлечения внимания дает такой полезный результат.— Тебе нужно купить специальную пластиковую посуду с теркой в крышке, — сказала она Треве. — По-моему, их продают в магазинах «Раббермейд» и «Таппервеэр».— У меня на кухне столько этого хлама, что я могу открыть свой собственный «Раббермейд», — заметила Трева. — По-моему, я вот-вот сдохну от фторуглеродного отравления. Оставь в покое пластмассовые изделия и скажи мне наконец, что на сей раз ты разведешься с этим мерзавцем.Мэдди зябко повела плечами:— Может быть, я попросту прикончу его. Только не дрогнула бы рука. Что, если мне кого-нибудь нанять? Мальчишка-газетчик тоже ненавидит Брента. Может быть, нам удастся договориться.— Так ты ненавидишь его? — уточнила Трева.Мэдди задумалась. Ненавидит ли она мужа? Да, она сердита на Брента за то, что он устроил всей семье веселую жизнь, но злость и ненависть — это разные вещи. Быть может, Брент слишком безразличен ей, чтобы его ненавидеть. Лучше назвать это неприязнью.— Только если он и вправду натянул мне нос, — сказала Мэдди. — А если нет, тогда я просто не люблю его. Что действительно способно заставить меня пожелать Бренту разбиться в лепешку на шоссе, так это измена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Я уже никогда не смогу любоваться твоими кустами, как раньше, — жаловалась Мэдди, прихлебывая чай с лимоном, разогретый в микроволновке на кухне Тревы. Это была славная, изрядно захламленная кухня: вокруг валялись медные кастрюли, коробки с наклейками «Новинка!» и «Экстра-хруст!», а холодильник был покрыт детскими рисунками. В свое время Хауи отделал помещение кирпичом, полированным деревом и бронзой, но истинной хозяйкой кухни была Трева, поэтому здесь царил настоящий кавардак.В этот миг Трева стояла в самом центре кухни, склонившись над разделочной доской, на которой возвышалась миска с белым сыром; кудрявые светлые волосы придавали ей сходство с одуванчиком, который, случайно попав сюда, как нельзя лучше вписался в окружающий хаос.— Кажется, мои кусты думают о тебе то же самое, — сообщила Трева, вычерпывая из миски комок белой массы. Она взяла с тарелки маникотти и попыталась соединить все, что было у нее в руках, но клубок макарон развалился, а сыр шлепнулся обратно в миску, забрызгав ее безрукавку. — Черт побери, — пробормотала Трева, промокая пятно посудной тряпкой. — Будь все проклято!— Зачем тебе эти маникотти? — Мэдди явно оттягивала начало разговора, ради которого сюда пришла. — Собираешься готовить? Что-то на тебя не похоже.— А куда денешься, — отозвалась Трева, бросая тряпку и сгребая с тарелки очередную порцию макарон. — Неужели ты не знаешь, что порой женщине волей-неволей приходится браться за стряпню?— Нет, — сказала Мэдди. — У тебя неприятности?— Вы только послушайте! — Трева взмахнула макаронами. — Она приходит ко мне сообщить о том, что собралась разводиться, и спрашивает о моих неприятностях!— Ну да, мне кажется, что я должна развестись, — ответила Мэдди. — Все это надо хорошенько обмозговать.— Не надо ничего обмозговывать, — безапелляционно заявила Трева и, схватив ложку, вновь принялась за работу. Теперь ее руки двигались намного увереннее. — Просто возьми и разведись с этим сукиным сыном. Лично я ненавидела его всю жизнь.Мэдди удивленно вскинула брови:— Эй, да ведь ты была подружкой на моей свадьбе! Выходит, надо было ждать целых шестнадцать лет, чтобы сказать мне это?— Не представилось удобного случая. Вы так обожали друг друга. — Трева на мгновение оторвалась от макарон и, вынув из холодильника кусок сыра, сунула его Мэдди. — Теперь, когда тебе полегчало, можешь заняться делом. Терка во втором ящике за твоей спиной.Мэдди хмуро посмотрела на подругу.— Нет, у тебя определенно что-то стряслось.Трева бросила ложку и оперлась рукой о разделочную доску.— Я в бешенстве, — сказала она. — У меня в голове настоящая каша. И я ненавижу Брента. — Трева вперила в Мэдди пронзительный взгляд. — Хватит ходить вокруг да около. Что он натворил на сей раз?Мэдди поднялась на ноги, вытащила из буфета терку и начала тереть сыр, стараясь не смотреть Треве в глаза.— Я нашла под креслом его машины черные кружевные трусики с дыркой. Меня это немножко беспокоит.— Ух ты. — Трева замерла на месте. — Да уж. Меня бы тоже забеспокоило. Женские трусики, говоришь? — Она слегка прикусила губу. — Кто бы мог их оставить? Бет?— Не знаю. — Мэдди усердно налегла на терку. — На них не было ярлычка с именем. По-моему, это не важно. Ведь Бет не давала мне никаких обещаний, а Брент давал. И будь у меня доброе сердце, я бы только посочувствовала Бет.— Не морочь мне голову. — Трева вновь принялась за макароны. — Все знают о твоем ангельском терпении, но даже оно когда-нибудь да лопнет.— Честно говоря, я не перевариваю Бет, — сказала Мэдди. — Она спала с моим мужем; всякий раз, когда я вижу ее, мне хочется сплюнуть. Но ей тоже пришлось несладко. Бет решила, что будет правильнее всего явиться ко мне и выложить правду. Тогда ей досталось по первое число. — Мэдди прекратила тереть сыр и вспомнила лицо Бет, вытянувшееся от досады, когда Брент сказал, что все кончено. — Мне кажется, она любила его, — добавила Мэдди.Трева фыркнула, и Мэдди опять взялась за терку. Натирание сыра — прекрасное средство отогнать неприятные мысли. Если внимательно следить за костяшками пальцев и вовремя переворачивать кусок, в конце тебя ждет награда — миска тертого сыра, — а ведь отнюдь не всякий способ отвлечения внимания дает такой полезный результат.— Тебе нужно купить специальную пластиковую посуду с теркой в крышке, — сказала она Треве. — По-моему, их продают в магазинах «Раббермейд» и «Таппервеэр».— У меня на кухне столько этого хлама, что я могу открыть свой собственный «Раббермейд», — заметила Трева. — По-моему, я вот-вот сдохну от фторуглеродного отравления. Оставь в покое пластмассовые изделия и скажи мне наконец, что на сей раз ты разведешься с этим мерзавцем.Мэдди зябко повела плечами:— Может быть, я попросту прикончу его. Только не дрогнула бы рука. Что, если мне кого-нибудь нанять? Мальчишка-газетчик тоже ненавидит Брента. Может быть, нам удастся договориться.— Так ты ненавидишь его? — уточнила Трева.Мэдди задумалась. Ненавидит ли она мужа? Да, она сердита на Брента за то, что он устроил всей семье веселую жизнь, но злость и ненависть — это разные вещи. Быть может, Брент слишком безразличен ей, чтобы его ненавидеть. Лучше назвать это неприязнью.— Только если он и вправду натянул мне нос, — сказала Мэдди. — А если нет, тогда я просто не люблю его. Что действительно способно заставить меня пожелать Бренту разбиться в лепешку на шоссе, так это измена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44