Вырастет заикой, – предупредила Евгения подругу. Лилька засмеялась и успокоилась. – Мама, как нам сказал Николай Георгиевич, ставки будут высокими. От них зависит гонорар бедных девушек-тренеров. – Евгения с нарочитой покорностью опустила глаза.
– Договорились, – Ирина Андреевна легонько шлепнула дочь по руке. – Сейчас я схожу в лабораторию и принесу.
– А мы – одеваемся и едем.
…Общество, в которое попали Евгения и Лилька, оказалось чужим и странным для обеих. Как и все, что происходило в этом развлекательном центре. Одно дело – оставаться наедине с мадагаскарцами. Совсем другое – выйти в зал, в котором энергия азарта настолько сильна, что кажется, ты сама сейчас куда-то побежишь или начнешь кричать не своим голосом и тыкать пальцем, повторяя движения «дирижера», который подгоняет участников забега в нужную сторону.
Прозрачное сооружение из стекла с беговыми дорожками внутри отражало возбужденные лица, цепкие руки, не выпускающие бокалы с напитками. Кажется, полосатые бегуны летят со скоростью ветра. Но это иллюзия: их предел – один километр в час.
Евгения и Лилька знали сценарий бегов, Николай Георгиевич рассказал им в деталях. Но все равно низкий голос ведущего заставил их вздрогнуть, а сердце – дернуться.
– Ставки сделаны, господа!
Девушки не вникали в устройство тотализатора, но Никос предупредил: если зрители хорошо вложатся, Евгении и Лильке достанется больше. Улюлюканье под звон бокалов, запах духов, сигар, аромат напитков – все возбуждало. Лилька, схватив Евгению за руку, прошептала в самое ухо:
– Мы победим!
– Обязательно! – Евгения стиснула руку подруги так крепко, что та простонала.
На этот звук к ним обернулся сладко-улыбчивый господин в сером костюме.
– Какие Евы, – расплылся он и поднял бокал. – Хотите выпить? – Он оглядел Евгению, потом Лильку. – Нет, не просто выпить, а поужинать в милой компании, очаровательные близняшки? – промурлыкал он.
Девушки оделись в одинаковые брючные костюмы изо льна, только разных цветов. На Евгении – бледно-розовый, на Лильке – бледно-фиалковый.
– Дядя, у вас плохо со зрением. Я вам прописываю витамины для глаз, – насмешливо бросила Лилька. А потом резко: – Проваливай, пр-рестарелик.
– Ах, ну да! Как я не подумал! Такая роскошная дева, как ты, неповторима… Конечно, вы разные! А я люблю двух одинаковых сразу… – Он отошел со своей рюмкой в глубь зала, бросив на прощание: – Вы мне не подходите.
– Фу, какая грубиянка, – нарочито-укоряюще проговорила Евгения.
– Он не наш клиент. И потом я всегда на посту, сама знаешь. – Она подмигнула подруге, Евгения поняла, о чем речь, и рассмеялась.
Наконец перед ними возник Николай Георгиевич.
– Ура, ура, ура! Победа, девочки! Никос поздравляет вас. – Он встал между ними, раскинул руки и обнял обеих. От него пахло трубочным табаком. Легонько похлопывая по плечам, он горячо зашептал: – Вы сделали такое, чего сами не знаете. Хе-хе. Никто не знает и знать не должен, кому не положено. Пошли, получите соответствующее вознаграждение по трудам вашим! – произнес он со средиземноморским пафосом.
Пробираясь сквозь потные, обмякшие от выпитого тела, они добрались до кабинета. Кабинет походил на странную свалку. Дело не в том, как лежали или стояли вещи, а какие они.
Модель яхты таких размеров, что она спокойно могла отчалить от берега. Наверное, ей назначено указывать на принадлежность хозяина к людям моря. Никос – этнический грек, но он родился и вырос в Москве. Почти все родственники уже уехали на историческую родину, а он говорил:
– Они предлагают мне работу. Зачем? Здесь я все предлагаю сам себе. Захочу припасть к родным берегам, тогда и спрошу себя: когда? Сяду в самолет и полечу.
Чучело головы черного козла – свидетельство мужской удачливости на охоте где-то в горах Крита. Только там водятся козлы «кри-кри». Амфоры, вазы, веера – все в куче… Казалось, сюда наспех свалили вещи то ли из богатого дома перед ремонтом, то ли из какой-то лавки, промышляющей чем-то вроде сувениров.
Девушки были не так далеки от истины – на самом деле все это свезено сюда с определенной целью, о которой они догадаться не могли…
Хозяин победителей воздевал руки к небу, выражая беспредельность восторга. Он снова обнимал Евгению и Лильку, предлагал и дальше работать у него.
– Последний курс и не только… – говорила Евгения, улыбалась. Он смотрел на нее и кивал:
– Понимаю. – Никос отрывал руки от круглого живота, на верхушке которого они привычно покоились, потирал их до скрипа. При этом швейцарский хронограф сверкал золотым корпусом. – Мой драгоценный племянник Костас спит и видит, когда его девушка наконец получит диплом. А тогда… Ах, тогда… – Он поцокал языком. – Тогда я потанцую на вашей свадьбе. А по старой традиции положу за пазуху носовой платок! – Темные глаза блестели, взгляд перебегал с одного лица на другое.
Девушки смеялись. Он тоже. Но было не время выяснять причину дружного веселья. Об одном ли смеялись они или о разном?
Лилька ничего не говорила, не желая тратить слова попусту. Ей оставалась печальная участь, которая с каждым днем раздражала все сильнее, – подчиниться обстоятельствам. Она зависела от Евгении, которая собралась замуж за Костю. Это означает, что подруга уедет в Грецию. Косте уже приготовлено место преподавателя истории Древнего мира в городе Родос, столице острова с таким же названием.
Стоило Лильке подумать об этом – кровь приливала к голове. Она пыталась сдержать свою злость – да не хочет она расставаться с Евгенией! Она срослась с ролью верной подруги. Евгения уедет – а она, Лилька, не нужна даже Никосу, потому что без приманки нет никакой гарантии, что его бегуны выиграют. А с какой радости Ирина Андреевна даст приманку ей?
Но как здорово – иметь в руках этот… флакон. С ним такое можно сделать… Бизнес, деньги… Отворот-приворот отдыхает. Нет, она не должна отпустить Евгению, не поедет она ни в какую Грецию! Они вместе будут работать у Ирины Андреевны, заниматься пахучими приманками.
А потом, думала Лилька, почему бы ей самой не открыть тараканий бизнес? Она полетит на Мадагаскар, купит первоклассных особей и – полный вперед, на запах феромонов… на аромат больших денег.
И вообще – как они могут расстаться? Они давным-давно не Евгения и Лилька, а Ева и Лилит. Светлое и темное начало. У каждой своя роль – Ева завлекает, Лилит – отвлекает, мучает…Так даже веселее!
Лилька поймала себя на том, что смотрит в отчет, который написала Евгения, а в голове что? В ней – собственный отчет. Который не совпадает с написанным. Она вздохнула. К чему вникать? Евгения все сделала правильно.
Она положила последний лист с текстом, и, когда пальцы скользнули по глянцевой бумаге, вспомнился завораживающий вид конверта с деньгами в руке Никоса. Он тоже отливал глянцем в свете хрустальной люстры…
И тут Лилька внезапно поняла, что нужно сделать…

3

Флакончик с остатками приманки Лилька забрала себе. Тогда она еще не знала точно, для чего он ей. Но подумала – пригодится. Вспоминала о нем – и настроение поднималось.
Она ходила по комнате, скрестив руки на груди. Неожиданные деньги обещали многое, желания толпились в голове, тесня друг друга.
Они с Евгенией снимали квартиру в Тушине, у лохматой художницы. Нельзя сказать, что женщина вообще не причесывалось, но никакая расческа не справлялась с копной седых волос. Казалось, они росли большим кустом, как странные цветы – лунарии. Сама хозяйка переселилась в мастерскую на Беговой – прошел слух, что местные власти намерены выселить художников с их чердака, поэтому она почла за благо караулить.
Но Лильке недолго осталось жить здесь вместе с Евгенией. Как только их отпустят делать диплом, сюда вселится Костя. Евгения сказала, что они решили попробовать жить вместе перед тем, как пожениться.
Лилька резко остановилась, будто обо что-то споткнулась. Вот так, да? Значит, иди, гуляй, любимая подруга, возвращайся в свою деревню, катайся оттуда на консультации в университет в электричке, дыши народным потом? Который, между прочим, всегда пахнет тем, что ты ешь и как живешь. Наешься дряни – от тебя пахнет не так, как после сладких яблочек. Перенапряжешься – будто три дня не мылся. А тебе, Лилии Решетниковой, приходится вдыхать все эти ароматы…
Она расцепила руки и подошла к окну. Внизу зеленел сквер, деревья тянулись к солнцу, оно – к ним, толстое и круглое. Лилька зажмурилась.
Телефонный звонок ударил по ушам, она поморщилась. Художница была глуховата, поэтому попросила мастера настроить аппарат на самую большую громкость, да так, чтобы никто и никогда не мог ее уменьшить.
– Привет, это я. – Евгения говорила быстро. – Я сегодня из библиотеки поеду домой. Мама просила. Не скучай без меня ночью, – весело предупредила она. – Вернусь завтра в восемь, вечера, конечно. Костя появится в семь тридцать, ты его накорми и развлеки.
– Идет, – коротко отозвалась Лилька.
Она положила трубку и обхватила себя руками. Зябко? На самом деле? Или эта дрожь от волнения?
Лилька теперь не шагала по комнате, она бегала. Как кошка, к хвосту которой мальчишки привязали консервную банку. Подумай, хорошенько подумай, чтобы не вляпаться, твердила она себе.
Подошла к креслу, взяла сумку, вынула пачку сигарет, которые всегда носила с собой, но курила редко. Евгения терпеть не может запах табака, да и она не очень любит. Но иногда сам жест – вынуть пачку и закурить – кое-чего стоит. В нем есть что-то притягательное…
Сейчас она должна тоже притянуть к себе… решение. Которое поможет изменить то, что она почти не надеялась изменить.
Значит, Евгения приедет завтра? – начала она сначала, вместе с первой затяжкой. Лилька поморщилась – отвыкла от табака. Это хорошо, что не сегодня, а завтра. Есть время точно рассчитать.
Рассчитать?
Чтобы рассчитать, надо иметь ясную голову, а не дымные мозги, обругала она себя. К тому же запах табака, исходящий от женщины, – самый сильный репеллент для мужчин. Они не то, чтобы мрут, как комары, но отлетают. Доказано наукой. А причина простая – дым вызывает чувство тревоги и беспокойства. Он записан в генах как сигнал беды.
Лилька пошла с сигаретой в ванную, спустила ее в унитаз. С энергичным грохотом вода увлекла окурок далеко-далеко.
Она повернулась к зеркалу. Полные губы, красные даже без помады, разъехались в улыбке. Слегка волнистые, а потому всегда пышные волосы отливали золотом. Она стояла на пересечении солнечных лучей и света лампы. От этой сшибки яркого света внутри зеркала ей открылась давняя сцена.
– Я старше тебя, – говорила Лилька. – Сама знаешь.
– Подумаешь, на два года, – фыркала Евгения.
– Я старше тебя на столько, что ты даже не можешь себе представить.
– Ох, – Евгения посмотрела на нее так, как ученый смотрит на нечто, что собирается положить под стекло микроскопа.
– Но мы вместе читали. Помнишь, Лилит слепили из глины для Адама? Это произошло намного раньше, чем Еву вырезали из ребра…
– А, ты об этом, – Евгения повернула голову и внимательно посмотрела в лицо Лильки. – Значит, я моложе, потому что Ева, да? А я думала, ты про два года, которые между нами.
– Лилит была первой женщиной первого мужчины, понимаешь?
– Допустим, – Евгения внимательно смотрела на нее.
– А это значит, что Ева была вторая.
– Ну и что?
– А то, что я должна проверить каждого, кто может стать твоим… мужчиной.
Они хохотали, валяясь на широком диване.
Лилька поморщилась, улыбка вышла кривой. Но не зря говорят – о чем подумаешь, то и случится. Она слишком серьезно отнеслась к своим собственным словам.
Первой жертвой «проверки» пал практикант Ирины Андреевны, который ходил за Евгенией по пятам. Лильке тогда исполнилось семнадцать.
В общем, началась игра всерьез, они называли ее тестом на искренность. Лилька успешно справлялась с ролью. Ей нравилось обольщать тех, кто жаждал заполучить Евгению. Она не шла до конца, она распаляла, доводила до точки, откуда так трудно вернуться в состояние покоя… Потом ускользала…
Почему ей не поступить так же с Костей?
Конечно, она понимала – у Евгении с ним не игра. Но однажды, давно, подруга сказала, что никогда не откажется от своего главного принципа: если мужчина способен изменить однажды, он ей не нужен.
Лилька чувствовала, как начинает биться сердце – тяжело, медленно. Да чем Костя лучше других?
Лилька резко отвернулась от зеркала:
– Поведется, как все, – бросила она и быстро вышла из ванной.
Она подошла к платяному шкафу. Засунула руку под белье на полке, вынула флакон с притертой пробкой.
– Еще как поведется…
Лилька допоздна смотрела телевизор, а когда по всем каналам программы закончились и у нее распухла голова от мелькания лиц, городов, пивных бутылок, соусов, автомобилей, она упала на кровать.
Воскресное утро промелькнуло без ее участия, чему она обрадовалась. Приготовила обед – Костя привык, чтобы его здесь кормили. Нет причин лишать человека удовольствия.
Лилька приготовила курицу в микроволновке, к ней – тушеные овощи. Она проверила в шкафу – вино есть. Конечно, с ней одной он вряд ли захочет выпить, но поесть – точно.
А дальше… Ох… дальше…
Костя позвонил, спасибо ему, предупредил, что появится через полчаса – уже отстоял свое на светофоре. Это самое коварное место – от него до их дома всего ничего или целая вечность. Лилька не сказала Косте, что Евгения задержится.
Она вдохнула побольше воздуха, вынула из шкафа флакон.
Куда лучше нанести каплю? Чтобы надежнее, убойнее? С некоторым недоумением смотрела на себя в зеркало. Может, туда же, куда духи? Но ими она пользовалась редко… За уши – это точно, а еще?
В памяти всплыла сцена – она сидит за столом и учит уроки. Мать перед зеркалом. У нее в руках флакон, она отвинчивает пробку, капает на палец. Потом касается пальцем за ухом… в ямке на шее… Ага, еще – на запястье…
– Мама, ты куда? – слышит она свой голос.
– Так, погулять, – хрипло смеется мать. Ее большой бюст вздрагивает.
– А зачем душишься?
– Чтобы хорошо пахнуть. Почему от меня должно все время вонять черт знает чем?
Лилька поднесла палец к флакону, повторила движения матери… За ухом, на шее, на запястье…
Лилька не знала, годится ли эта приманка для людей, но вера в то, что она сработает, возбуждала ее как никогда.
Все началось во время обеда. Лилька не ожидала такой быстрой реакции. Костя, как всегда, протиснулся между столом и стеной, потом посмотрел на нее изумленно, будто видел впервые.
Лилька улыбалась молча, чтобы звуком голоса не нарушить приплывшее к нему видение… Она протянула ему тарелку с куриной грудкой, а он, глядя в упор на ее ничем не стесненную грудь в глубоком вырезе тонкой блузки, ткнулся губами в ее… запястье.
Она чуть не расхохоталась. Вот это да!
Лилька смотрела, как он странно жует, как отпивает воду и смотрит поверх стакана на нее. Она не предложила ему вина – незачем.
Лилька украдкой взглянула на его часы. Крупные цифры хорошо видны через стол. Слишком быстро крутятся стрелки. Если прямо сейчас в постель – что она с ним станет делать? У нее своя программа – показательная, не более того.
Внезапно он отодвинул тарелку, встал и подошел к ней.
– Лилит, пойдем…
Она взглянула ниже ремня, почувствовала толчок у себя внутри. Теплый, не горячий… Костя – не ее тип мужчины. Конечно, она могла бы… уступить ему. Но опять-таки – задача другая.
Он обнял ее и тесно прижался к ней. Его бедра вздрогнули, потом начали медленно двигаться.
– Лилит… Ты настоящая Лилит, – бормотал он. – Я только что понял…
Он подталкивал ее к дивану возле стены кухни, маленькому, гостевому, как называла его хозяйка. Иногда гости спали на нем, но сейчас им незачем этот диван. Евгения должна увидеть их в постели. Голова к голове на подушке. Этакий блаженный сон после неземного полета вдвоем.
Она медленно разворачивала Костю к двери в комнату. Потом прошла вперед, а он припал к ее шее и почти повис у Лильки на спине…
Наконец они подошли к кровати. Он не осыпал ее поцелуями. Ему нужно было то единственное, для чего существуют приманки. Он сбрасывал с себя все… Потом сорвал с нее блузку, шорты…
Лилька была готова к этому, но ее готовность была другая, не такая, как его…
Он повалил ее на кровать и навалился. Лилька, давно занимавшаяся таким видом спорта, увернулась.
Он настигал ее, казалось, вот-вот Костя возьмет вожделенное. Но Лилька ужом ускользала от него.
А потом в замке раздался скрежет ключа, Лилька с облегчением почувствовала – в предощущении опасности его желание быстро остыло…
Ах, как она ждала этого скрежета ключа!
1 2 3 4