В приступе полнейшего отчаяния я сказал донье Соледад, что собираюсь взять нож из кухни и убить пса, либо быть убитым им, и я сделал бы это, если бы не оказалось, что во всем доме нет ни одного металлического предмета.
– Разве Нагваль не учил тебя принимать свою судьбу? – спросила донья Соледад, следуя по пятам за мной. – этот пес не обычная собака. Этот пес имеет силу. Он воин. Он сделает то, что должен сделать. Даже убьет тебя.
У меня был момент неконтролируемого срыва, я схватил ее за плечи и зарычал. Она не казалась удивленной или тронутой моим внезапным взрывом. Она повернулась ко мне спиной и сбросила свою шаль на пол. Ее спина была очень сильной и красивой. У меня было непреодолимое желание ударить ее, но вместо этого я провел рукой по ее плечам. Ее кожа была мягкой и гладкой. Ее руки и плечи были мускулистыми, не будучи большими. У нее, по-видимому, был минимальный слой жира, который окружал ее мускулы и придавал верхней части ее тела видимость гладкости, и тем не менее, когда я надавливал на любую часть ее тела кончиками пальцев, я мог чувствовать твердость невидимых мускулов под гладкой поверхностью. Я не хотел смотреть на ее груди.
Она пошла на крытую площадку в задней части дома, которая служила кухней. Я последовал за ней. Она села на скамейку и спокойно помыла ноги в бадье. Когда она обувала сандалии, я пошел в большой тревоге в новую постройку, которая была сделана в большой части дома. Она стояла около двери, когда я выходил.
– Ты любишь говорить, – сказала она мимоходом, ведя меня в свою комнату. – торопиться некуда, теперь мы можем говорить вечно.
Она достала мой блокнот с верхушки своего комода, куда она, должно быть, сама положила его, и вручила его мне с преувеличенной любезностью. Затем она сняла покрывало, аккуратно сложила его и положила верхушку того же комода. Тут я заметил, что оба комода были под цвет стен, желтовато-белыми, а постель без покрывала рыжевато-красной, более или менее под цвет пола. Покрывало с другой стороны темно-коричневым, наподобие дерева потолка и деревянных панелей окон.
– Давай поговорим, – сказала она, сняв сандалии и удобно усаживаясь на постели.
Она поместила свои колени напротив своих обнаженных грудей. У нее был вид молодой девушки. Ее агрессивность и властная манера смягчились и сменились обаянием. В этот момент она была полной противоположностью тому, чем она была раньше. Я вынужденно рассмеялся над тем, как она убеждала меня писать. Она напомнила мне дона Хуана.
– Теперь у нас есть время, – сказала она. – ветер изменился. Ты заметил это?
Я заметил. Она сказала, что новое направление ветра было ее собственным благоприятным направлением, и таким образом, ветер превратился в ее помощника.
– Что ты знаешь о ветре, донья Соледад? – спросил я, когда спокойно уселся в ногах ее постели.
– Только то, чему Нагваль научил меня, – сказала она. – каждая из нас, то есть женщин, имеет специфическое направление, особый ветер. Мужчины не имеют. Я северный ветер; когда он дует, яд делаюсь другой. Нагваль сказал, что женщина-воин может использовать свой особый ветер для всего, чего она захочет. Я использовала его, чтобы привести в порядок свое тело и переделать его. Смотри на меня! Я – северный ветер. Ощути меня, когда я вхожу через окно.
Сильный ветер дул через окно, которое было стратегически размещено так, чтобы быть обращенным к северу. – почему ты думаешь, что мужчины не имеют ветра? – спросил я.
Она на мгновение задумалась, а затем ответила, что Нагваль никогда не упоминал почему.
Ты хочешь знать, кто сделал этот пол? – сказала она, закутывая одеялом плечи. – я сделала его сама. Я потратила четыре года, чтобы выложить его. Теперь этот пол подобен мне самой.
Когда она говорила, я заметил, что сходящиеся линии на полу были ориентированы так, что начинались с севера. Однако комната не была расположена совершенно в соответствии со странами света; поэтому ее постель располагалась под некоторым углом к стенам, и так же шли линии, образованные глиняными плитками.
– Почему ты сделала пол красным, донья Соледад?
– Это мой цвет. Я красная, подобно красной почве. Я нашла красную глину в горах поблизости отсюда. Нагваль сказал мне, где искать, и он также помогал мне носить ее, и то же делали все остальные. Они все помогали мне.
– Как ты обжигала глину?
– Нагваль вырыл мне яму. Мы заполнили ее топливом, а потом сложили штабелем глиняные плитки, переложив их плоскими кусочками камня. Я закрыла яму крышкой из почвы и проволоки и подожгла деревянные дрова. Они горели несколько дней.
– Как ты уберегла плитки от искривления?
– Это не я. Это делал ветер, который дул все время, пока горел огонь. Нагваль показал мне, как копать яму, чтобы она была обращена лицом к северу и северному ветру. Он также заставил меня оставить четыре дыры для северного ветра, чтобы он дул в яму. Потом он велел мне оставить одну дыру в центре крышки, чтобы мог выходить дым. Ветер заставил гореть дерево несколько дней; когда яма остыла, я открыла ее и начала чистить и выравнивать плитки. Мне потребовалось больше года, чтобы сделать достаточное количество плиток и закончить пол.
– Как ты придумала узор?
– Ветер научил меня этому. Когда я делала свой пол, Нагваль уже научил меня не сопротивляться ветру. Он показал мне, как поддаться моему ветру и позволять ему руководить мною. На это он потратил много времени, годы и годы. Я была очень очень упрямой, неразумной старой женщиной вначале; он сказал мне это сам, и он был прав. Но я училась очень быстро. Наверное потому, что я старая и мне больше нечего терять. В самом начале у меня были большие трудности со страхом, который у меня был. Одно присутствие Нагваля заставляло меня заикаться и робеть. Нагваль производил такой же эффект на всех остальных. Это была его судьба – быть таким устрашающим.
Она перестала говорить и устремила на меня взгляд.
– Нагваль не человеческое существо, – сказала она.
– Что заставляет говорить тебя это?
– Нагваль – дьявол, кто знает с какого времени.
Ее утверждения бросили меня в озноб. Я ощутил, что мое сердце колотится. Она, безусловно, не могла бы найти лучшего слушателя. Я был заинтересован в высшей степени. Я попросил ее объяснить, что она имеет в виду.
– Контакт с ним изменил людей, – сказала она. – ты знаешь это.
Он изменил твое тело. В твоем случае ты даже не знаешь, что он сделал это. Но он вошел в твое старое тело. Он что-то вложил в него. То же самое он сделал со мной. Он оставил нечто во мне и это нечто взяло верх. Только дьявол может сделать это. Теперь я северный ветер и я не боюсь никого и ничего. Однако, до того, как он изменил меня, я была слабой безобразной старой женщиной, которая робела от одного упоминания его имени. Паблито, конечно, не мог помочь мне, так как он боялся Нагваля пуще смерти.
Однажды Нагваль и Хенаро пришли в дом, когда я была одна. Я слушала их за дверью, словно подкрадывающихся ягуаров. Я перекрестилась; для меня они были двумя демонами, однако, я вышла, чтобы посмотреть, что я смогу сделать для них. У меня были миски, сделанные из тыквы, и я дала обоим мужчинам по миске супа. Нагваль, по-видимому, не был признателен за еду; он не хотел есть пищу, приготовленную такой слабой женщиной, ссылающейся на свою неуклюжесть, и бросил миску со стола взмахом руки. Но миска, вместо того, чтобы перевернуться и вылить содержимое на пол, силой Нагваля соскользнула и упала на мою ногу, не пролив ни капли. Миска действительно приземлилась на мою ногу и стояла там, пока я не наклонилась и не подняла ее. Я поставила ее на стол перед ним и сказала ему, что я слабая женщина и всегда боялась его, моя пища имеет добрые чувства.
С этого самого момент Нагваль изменился по отношению ко мне. Тот факт, что миска супа упала на мою ногу и не разлилась, показал ему, что сила укала на меня. Я не знала этого тогда и думала, что он изменился по отношению ко мне потому, что ему было стыдно за отказ от моей пищи. Я не придала значения этой перемене. Я все еще боялась его и не могла смотреть ему в глаза. Но он начал все больше и больше обращать на меня внимание. Он даже принес мне подарки: шаль, гребенку, платье и другие вещи. Я пришла в ужас. Я стыдилась, так как думала, что он был мужчиной, который ищет женщину. У Нагваля были юные девушки, чего он хотел от такой старой женщины, как я? Сначала я не хотела носить и даже смотреть на его подарки, но Паблито уговорил меня, и я начала носить их. Кроме того, я стала еще больше бояться его и не хотела оставаться наедине с ним. Я знала, что он был дьявольским мужчиной. Я знала, что он сделал со своей женщиной.
Я ощутил необходимость перебить ее. Я сказал ей, что никогда не знал ни о какой женщине в жизни дона Хуана.
Ты знаешь, кого я имею в виду, – сказала она.
– Поверь мне, донья Соледад, я не знаю.
– Не говори мне этого. Ты знаешь, что я говорю о ла Горде.
Единственная «ла Горда», которую я знал, была сестра Паблито, чрезвычайно тучная девушка, по прозвищу Горда-толстуха. Я чувствовал, хотя об этом не говорил, что она на самом деле не была дочерью доньи Соледад. Я не хотел нажимать на нее для получения дальнейшей информации. Я внезапно вспомнил, что эта толстая девушка внезапно исчезла из дому и никто не мог или не осмеливался сказать мне, что случилось с ней.
– Однажды я была одна перед домом, – продолжала донья Соледад. – я расчесывала свои волосы гребнем, который дал мне Нагваль; я не догадывалась, что он прибыл и стоит позади меня. Внезапно я ощутила, что его руки охватили меня около подбородка. Я услышала, как он мягко сказал, что я не должна двигаться, иначе моя шея может сломаться. Он повернул мою голову налево. Не совсем, а немного. Я очень испугалась и завизжала и попыталась освободиться от его хватки, но он держал мою голову твердо долгое, долгое время.
Когда он отпустил мой подбородок, я потеряла сознание. Я не помню, что случилось потом. Когда я пришла в себя, я лежала на земле, прямо там, где я сидела. Нагваль уже ушел. Мне не было так стыдно, что я не хотела никого видеть, особенно ла Горду. Долгое время я даже думала, что Нагваль никогда не поворачивал мою шею и что у меня был кошмар.
Она остановилась. Я ожидал объяснения того, что случилось. Она казалась отсутствующей, может быть, задумчивой.
– Что на самом деле случилось, донья Соледад? – спросил я, не сумев сдержать себя. – он действительно что-то сделал с тобой?
– Да, он повернул мою шею, чтобы изменить направление моих глаз, – сказала она и громко засмеялась, увидев мое удивление.
– Я имею в виду, не сделал ли он?..
– Да, он изменил мое направление, – продолжала она, не обращая внимания на мои расспросы. Он сделал это тебе и всем остальным.
– Правильно, он сделал это со мной. Но почему ты думаешь, что он сделал это?
– Он должен был. Это самая важная вещь, которую надо сделать.
Она имела в виду своеобразное действие, которое дон Хуан считал абсолютно необходимым. Я никогда ни с кем не говорил об этом. Фактически, я почти забыл о нем. В начале моего ученичества он однажды развел два небольших костра в горах северной мексики. Они были, наверное, разделены двадцатью футами. Он велел мне стать на том же расстоянии двадцати футов от них, удерживая свое тело и особенно голову в самом расслабленном и естественном положении. Затем он велел мне стать лицом к одному огню, и зайдя сзади, повернул шею налево и расположил мои глаза, но не мои плечи, по направлению второго огня. Он удерживал мою голову в этом положении в течении нескольких часов, пока огонь не погас. Новое направление было юго-восточным, точнее, он расположил второй огонь в юго-восточном направлении. Я понял все это дело, как одно из загадочных чудачеств дона Хуана, один из его ничего не значащих ритуалов.
– Нагваль сказал мне, что все мы развиваем на протяжении своей жизни одно направление для смотрения, – продолжала она. – это становится направлением глаз духа. С течением лет это направление чрезмерно используется и становится слабым и непривлекательным, а так как мы привязаны к этому особому направлению, мы сами становимся слабыми и непривлекательными. В тот день, когда Нагваль повернул мне шею и держал ее, пока я не упала в обморок от страха, он дал мне новое направление.
– Какое направление он дал тебе?
– Почему ты спрашиваешь это? – сказала она с чрезмерной силой. – ты думаешь, что может быть Нагваль дал мне не сходное направление?
– Я могу сказать тебе, какое направление он дал мне, – сказал я.
– Не надо, – отрезала она. – он сказал мне это сам.
Она казалась возбужденной. Она изменила положение и легла на живот. У меня спина заболела от писания. Я спросил ее, могу ли я сесть на пол и использовать кровать в качестве стола. Она встала и вручила мне сложенное покрывало для использования в качестве подкладки.
– Что еще Нагваль сделал с тобой? – спросил я.
– После изменения моего направления Нагваль по-настоящему стал беседовать со мной о силе, – сказала она, ложась снова. – сначала он говорил об этих вещах от случая к случаю, т.к. он не знал точно, что со мной делать. Однажды он взял меня на короткую прогулку в горы. В другой раз он повез меня на автобусе в свои родные края в пустыню. Мало-помалу я стала привыкать уходить с ним.
– Он когда-нибудь давал тебе растения силы?
– Он однажды дал мне мескалито, когда мы были в пустыне. Но так как я была пустая женщина, мескалито не принял меня. У меня была с ним ужасная встреча. Именно тогда Нагваль понял, что он должен вместо этого познакомить меня с ветром. Это было, конечно, после того, как он получил знак. Он снова и снова повторял в тот день, что хотя он был магом, который научился видеть, если он получил знак, у него нет способа знать, каким путем надо идти. Он уже ожидал несколько дней определенного указания относительно меня. Но сила не хотела дать его. Будучи в безвыходном положении, я думаю, он привел меня к своему гуахе, и я увидела мескалито.
Я перебил ее. Ее употребление слова «гуахе», тыква, привело меня в замешательство. Рассматриваемое в контексте того, что она мне сказала, это слово не имело смысла. Я подумал, что по-видимому, она говорит метафорически или что тыква была эвфемизмом.
– Что такое гуахе, донья Соледад?
В ее глазах появилось удивление. Она сделала паузу, прежде чем ответить.
– Мескалито – гуахе Нагваля, – наконец сказала она.
Но ответ привел меня в еще большее замешательство. Я был удивлен тем, что она, кажется, на самом деле пыталась объяснить мне смысл. Когда я попросил ее дальнейших объяснений, она настаивала на том, что я все знаю сам. Это было излюбленным приемом дона Хуана, чтобы пресечь мои расспросы. Я сказал ей, что дон Хуан говорил мне, что мескалито был божеством, или силой, содержащейся в батонах пейота. Говорить, что мескалито был его тыквой, было абсолютно бессмысленно.
– Нагваль мог познакомить тебя с чем угодно посредством своей тыквы, – сказала она после паузы. – это ключ к его силе. Любой может дать тебе пейот, но только маг, благодаря своей тыкве, может познакомить тебя с мескалито.
Она перестала говорить и уставилась на меня. Ее взгляд был свирепым.
– Почему ты заставляешь повторять то, что уже знаешь? – спросила она сердито.
Я был совершенно захвачен врасплох ее внезапной переменой. Прямо перед этим она была почти мягкой.
– Не обращай внимания на изменения моего настроения, – сказала она снова улыбаясь. – я северный ветер. Я очень нетерпима. Всю свою жизнь я не осмеливалась говорить то, что думаю. Теперь я не боюсь никого. Я говорю то, что ощущаю. Чтобы противостоять мне, ты должен быть сильным.
Она подползла ближе ко мне на животе.
– Итак, Нагваль познакомил меня с мескалито, который вышел из его тыквы, – продолжала она. – однако он не мог предполагать, что могло случиться со мной. Он ожидал нечто вроде твоей собственной встречи элихио с мескалито. В обоих случаях он был в затруднении и предоставлял своей тыкве решать, что делать дальше. В обоих случаях его тыква помогала ему. Со мной было иначе. Мескалито не сказал ему ничего, чтобы вывести меня куда-то: Нагваль и я покинули это место с большой поспешностью. Вместо того, чтобы вернуться домой, мы поехали на север. Мы сели на автобус, идущий в Мехикали, но вышли среди пустыни. Было уже очень поздно. Солнце садилось за горы. Нагваль хотел перейти дорогу и идти к югу пешком. Мы ожидали, пока проедут какие-то быстро мчавшиеся машины, как вдруг он похлопал меня по плечу и указал на дорогу перед нами. Я увидела спираль пыли.
1 2 3 4 5 6