Как она сразу не сообразила! Ведь мать Оливера давно умерла, и, видимо, он решил навестить ее могилу. Кэтрин открыла бардачок, достала оттуда ножницы и, оставив дверцу открытой, ступила на газон, где росли пышные белые и розовые пионы. Нарезав большой букет, она вернулась к машине, положила цветы на заднее сиденье рядом с букетом Оливера и села на пассажирское место.
– Поехали? – спросил Оливер, бросив на нее признательный взгляд.
Кэтрин кивнула.
– Только не очень быстро, – попросила она.
На западном шоссе их встретил шквал ветра, который обрушил на лобовое стекло машины дождевые брызги, смешанные с пылью, листья и мелкие сучья, сорванные с деревьев его ураганной силой. Кэтрин уже подумывала, не лучше ли вернуться и переждать ураган под крышей дома, как шквал понесся дальше, а на смену ему пришел монотонный частый дождь, тихо застучавший по крыше автомобиля. Окна были закрыты, и посередине разгулявшейся непогоды Кэтрин вдруг почувствовала себя очень уютно в салоне машины рядом с Оливером. Ей захотелось сказать ему об этом, но она промолчала, чтобы не отвлекать его внимание от мокрой дороги, только иногда поглядывала на его мужественный профиль. Оливер молчал, то ли сосредоточившись на дороге, то ли погрузившись в свои мысли. Она и сама пребывала в напряжении, беспокоясь за него. Воспоминание о приступе, случившемся с ним накануне, еще не стерлось из ее памяти. Надо было ей поговорить с Майклом Вудом, перед тем как соглашаться на эту «экскурсию в прошлое». Кто знает, а вдруг такой приступ повторится с ним сегодня? Но теперь сожалеть об этом было поздно. Тем более что Оливера, как правило, невозможно было отговорить от того, что он задумал. Ей вдруг вспомнился совсем другой Оливер, каким она нашла его прошлой ночью на лестнице. Впервые ей довелось увидеть его откровенно страдающим, потерявшим в себе уверенность. Но как быстро удалось ему восстановить былую уверенность! Пожалуй, таким страстным и изобретательным любовником она его до сих пор не знала. Даже воспоминание о том, чем они занимались почти всю ночь, вызвало сладостную дрожь в ее теле.
За мыслями Кэтрин не заметила, как они свернули на проселок. И только появившийся впереди силуэт старой церкви, знакомой ей с детских лет, вывел ее из задумчивости, и она поняла, что они прибыли на место. На стоянке для машин неподалеку от церкви Оливер заглушил двигатель и убрал руки с руля. Кэтрин обратила внимание, что он вытер их носовым платком, но промолчала. И так было ясно, что эти несколько миль по мокрому от дождя шоссе потребовали от него большого напряжения. В салоне стало тихо, только дождь продолжал методично барабанить по крыше. Кэтрин дотронулась до руки Оливера. Он порывисто обернулся к ней, обнял за плечи и притянул к себе. Голова Кэтрин склонилась к нему на плечо. В синих озерах его глаз она увидела совершенно новое выражение. Словно он испытывает чувство вины. Перед кем он виноват? Перед ней? Помолчав немного, Оливер заговорил: – Знаешь, сегодня ночью я пережил страшное потрясение. Мне казалось… Нет, я был уверен, что потерял тебя. Что ты заботишься обо мне только из сострадания. Я вдруг почувствовал себя одиноким, никому не нужным. Когда ты заходила ко мне, я не спал. Мне вспомнилась вся моя жизнь. Говорят, так бывает в последние мгновения перед смертью. Я вспомнил свое детство и отрочество и понял, почему с таким упорством оберегал свое одиночество. Хотя всегда полагал, что оберегаю собственную независимость. Оказалось, во мне доминировал детский эгоизм. Представляешь? В тридцать с лишним лет обнаружить, что ты так и не вырос из своего короткого детства с его комплексами и обидами.
Он заглянул ей в Глаза, дабы убедиться, что она не смеется над ним. Взгляд Кэтрин был внимательным и серьезным.
– Почему ты называешь детство коротким, Оливер?
– Потому что мое детство закончилось в тот момент, когда ушел отец. Точнее, сбежал. Ты, наверное, ничего не знаешь. Мой отец, Грегори Уинстон, учился вместе с Льюисом Норманом в университете. А дружили они, кажется, с самого детства. Мой дед был владельцем местного банка. Отец унаследовал его дело, и все шло хорошо. У нас была счастливая, благополучная семья. – Он замолчал.
Кэтрин вопросительно посмотрела на него. Оливер сидел, опустив глаза, и нельзя было догадаться, что скрывается за его молчанием.
– Если тяжело рассказывать, лучше не надо, Оливер. Тебе нельзя волноваться. Слышишь меня? – нежно сказала Кэтрин.
– Не беспокойся, Кей, со мной все в порядке. – Он посмотрел на нее растроганным взглядом и ладонью прижал ее голову к своему плечу. – Подробностей я не знаю… в общем, у него появилась другая женщина. С этого все и началось. Разумеется, об этом я узнал позже. А исчез он одновременно с извещением, что банк не способен выплачивать проценты по вкладам. Растрата была настолько значительной, что спасти банк не представлялось возможным. Началось следствие, отца разыскивали по всем штатам, но безуспешно. Мы с матерью тогда оказались на грани нищеты. Помню, твой отец не один раз появлялся у нас в доме. Он предлагал свою помощь, а мать гордо отказывалась. У нее был свой, правда небольшой, капитал, но на время следствия, которое длилось больше полугода, ее счет в банке был арестован. Видимо, позже все как-то образовалось, потому что мы не испытывали серьезных материальных затруднений. – Оливер снова замолчал.
Кэтрин поняла, что он подошел к самому главному, что мучило его.
– Ты потерял отца, а потом потерял мать. Так, Оливер?
– Да, мать почти сразу изменилась. Она уже не уделяла мне столько внимания, сколько прежде. Все чаще мне казалось, что я мешаю ей. В ее жизни кто-то появился, но она тщательно скрывала его от меня. И не только от меня. Оказавшись в положении ни разведенной, ни жены, она предпочитала развлекаться подальше от дома. Помню бесконечно унылые, долгие вечера, когда она уезжала в Бостон, оставляя меня в одиночестве. Иногда она пропадала нескольких дней. Пожилая женщина приходила тогда ежедневно, готовила мне, убиралась в доме и уходила. Все в округе осуждали мать за ее образ жизни. Она ни с кем из соседей не дружила. – Оливер тяжело вздохнул. – Из-за этого я тоже не сумел обзавестись друзьями. Рос сам по себе, замкнулся и уже не делал попыток преодолеть возникший между мною и матерью барьер. Я любил ее и ненавидел! – Волнение душило Оливера. – Так продолжалось пять лет, вплоть до того дня, когда ее нашли в машине у обочины дороги. Она была мертва!
Кэтрин обняла его за шею, ласково провела ладонью по щеке.
– Оливер, успокойся, ты ни в чем не виноват! Все это было так давно.
– Виноват, Кэтрин. Я понял это прошлой ночью. Во всем виноват мой детский эгоизм. Если бы в те годы я помог ей хоть немного справиться с отчаянием, в которое ввергло ее предательство отца, возможно, она не умерла бы. Подумай, каково ей было оказаться одной с ребенком в окружении всеобщего недоброжелательства?! Все, кто хранил свои деньги в отцовском банке – а таких в округе было большинство, – проклинали его имя, и никто не пожалел нас! Мне было около восемнадцати, когда я хоронил мать. Никто не пришел на ее похороны, кроме твоего отца. Он помог мне в тот момент и позже стал ненавязчиво опекать меня. Я решился во всем довериться ему. Ты знаешь, что он фактически оплатил мою учебу в университете?
– Нет, отец никогда не рассказывал мне о тебе. Теперь я понимаю, почему ты взялся спасать нашу фирму от банкротства. Отец, правда, утверждал, что ты делаешь ему личное одолжение.
– Он и с меня взял обещание не рассказывать тебе о его участии в моей судьбе. Но теперь все позади. Считаю, что имею право посвятить тебя в это. Всю жизнь буду хранить благодарность Льюису Норману. У тебя замечательный отец! – с чувством произнес Оливер. Чего нельзя сказать о твоей матери, добавил он про себя. Однако эта тема продолжала оставаться запретной. Не хватало еще посвящать Кэтрин в мерзкую правду о женщине, которая всем им испортила жизнь.
– Пойдем, я покажу тебе могилу моей матери. Давно я здесь не был, боюсь, что не сразу ее найду.
Они вышли из машины. Зонт им не понадобился, дождь кончился, средь серых облаков появились голубые просветы. Вступив на кладбище, Оливер взял Кэтрин за руку и сразу свернул с центральной аллеи на боковую дорожку. Направляясь в самую глухую часть кладбища, они медленно проходили между надгробными плитами с почерневшими надписями, с изъеденными ржавчиной решетками оград и разбросанными там и сям яркими пятнами цветов. Тишину вечного покоя нарушали лишь звуки весенней птичьей переклички. Еще издали Кэтрин приметила большой куст черной бузины. Она любила этот кустарник за целебные свойства его ягод. Сейчас он цвел, и крупные зонтики белых соцветий привлекали насекомых, оживших после дождя. Возле него и остановился Оливер. Отпустив руку Кэтрин, он нагнулся, чтобы смахнуть прошлогоднюю листву с небольшой мраморной плиты. «Джессика Грегори Уинстон (урожденная Эшли)» – прочитала Кэтрин. Ниже шли даты рождения и смерти. Она ахнула.
– Всего тридцать девять лет! Такая молодая…
– Когда отец бросил нас, ей было тридцать четыре года.
Оливер положил на плиту свой букет. Кэтрин добавила к незабудкам и ландышам пионы и отошла, чтобы не мешать Оливеру.
Он нашел ее на центральной аллее, недалеко от входа. Она стояла рядом со склепом из белого мрамора, в котором покоились останки рода Норманов, начиная с деда, знаменитого путешественника Дориана Нормана, жившего еще в начале восемнадцатого века. Здесь все было прибрано, и сердце Кэтрин наполнилось грустью. Перед ее глазами стояла скромная могила Джессики Уинстон.
– Подожди меня здесь, я ненадолго зайду в контору кладбища, – предупредил ее Оливер.
Вернулся он к ней успокоенным и просветленным. Кэтрин поняла, что теперь за могилой его матери будет постоянный уход.
– Зайдем? – спросил он, когда они поравнялись с церковью.
Кэтрин кивнула. В церкви почти никого не было. Утренняя служба давно закончилась. Они купили свечи и, поставив их перед ликом Божьей матери, зажгли. В молчании они смотрели на завораживающий трепет живых лепестков огня.
– Ты хотела бы венчаться в церкви? – спросил Оливер, словно уже сделал ей предложение.
– Да, пожалуй, – неуверенно ответила Кэтрин, продолжая удивляться необычным проявлениям нового в Оливере.
Осмотрев помещение церкви, они вышли на маленькую площадь. В глаза им брызнул солнечный свет. Обнявшись, они дошли до стоянки, где оставили машину.
– Давай посмотрим твой дом, – предложила Кэтрин.
– Нет. – Оливер резко качнул головой. – Не хочу. Ты не будешь возражать, если я сегодня уеду? – спросил он без всякого перехода.
Кэтрин в растерянности смотрела на него. За два месяца она настолько привыкла к присутствию Оливера в своей жизни, что вопрос застал ее врасплох.
– Да, конечно… – забормотала она. – Но ты уверен, что полностью поправился? – спохватилась Кэтрин. – Не хочешь посоветоваться с врачом?
Оливер смотрел на нее и улыбался.
– Пора приниматься за дела, Кэтрин, – мягко возразил Оливер. – Слишком много их у меня накопилось.
– Тогда я сама отвезу тебя на машине в Бостон, – решительно заявила Кэтрин.
– Согласен, но только не в Бостон, а на станцию, – твердо сказал он. – Поездом доберусь и сразу позвоню тебе. Договорились?
Кэтрин вздохнула.
– Договорились, – нехотя согласилась она.
В первые дни после отъезда Оливера в жизни Кэтрин образовалась невыносимая пустота, которую нельзя было заполнить ни работой, ни чтением, ни домашними делами. Ежедневные телефонные звонки Оливера были приятны ей как проявление внимания, но заставляли ее вновь и вновь задумываться: он изменился после аварии или ее отношение к нему изменилось? Несомненным было одно – Оливер стал более открытым для нее, чем прежде, иначе не рассказал бы ей о матери. Предположим, причиной его желания совершить экскурсию в прошлое могло стать то потрясение, которое он пережил. И все-таки он продолжает что-то скрывать от нее, чувствовала Кэтрин. Что касается постели, то здесь он оставался все тем же восхитительным любовником, если не считать того, что чувственная грубость уступила место чувственной нежности. Все эти изменения могли быть случайными, временными. А вот спонтанное решение уехать было типичным для прежнего Оливера. Он всегда быстро принимал решения, не считаясь с ее чувствами. В конце концов, он мог предупредить ее в субботу, а уехать на следующий день, дав ей время свыкнуться с этой мыслью. Конечно, смешно было предполагать, что после сотрясения мозга, каким бы тяжелым оно ни было, такой человек, как Оливер, мог существенно измениться. А нужно ли ей, чтобы он изменился? Разве не таким полюбила она его с первого взгляда?
Поскольку Оливер звонил ей теперь каждый день, Кэтрин была в курсе всех его дел. Ее порадовало, что он поступился своей независимостью и теперь работает в Международном банке, где специально для него был создан отдел для оказания помощи предпринимателям, оказавшимся в чрезвычайной ситуации. Теперь ему меньше приходилось разъезжать по городам и странам, в его распоряжении был целый штат квалифицированных специалистов. Все выходные дни они проводили теперь вместе. Но расставание в понедельник по-прежнему воспринималось Кэтрин болезненно.
Перемена в общем настрое Кэтрин произошла во второй половине мая, когда ей пришлось вплотную заняться подготовкой конференции, намеченной на середину июня. Еще в апреле от имени фирмы «Лекарственная косметика» были разосланы приглашения аналогичным фирмам в Америке и в Европе принять участие во встрече, посвященной развитию этой отрасли, которая состоится в поместье Норманов. Откликов на приглашения пришло больше, чем ожидала Кэтрин. Участвовать в конференции высказали пожелание не только ученые – биохимики, ботаники, медики, – не только представители фирм, выпускающих косметические препараты, но даже владельцы престижных косметических салонов. Основной доклад «О создании новой серии лекарственных ароматических средств» правление фирмы, естественно, поручило сделать президенту фирмы Кэтрин Норман. Личная жизнь Кэтрин отступила на задний план, потому что дела, связанные с организацией приема участников, тоже легли на ее плечи. Дополнительная переписка, наем штата сотрудников и обслуживающего персонала, ведь кое-кто из гостей, в основном из Европы, высказал пожелание остановиться в ее особняке на время конференции, – словом, эти дела отнимали у Кэтрин все свободное от основной работы время. Теперь уже ей приходилось, словно оправдываясь, говорить Оливеру, что она не сможет провести с ним предстоящие выходные.
– По-моему, правление поступило неправильно, поручив тебе и научную и организационную часть подготовки конференции. Ты должна заниматься докладом, а всеми остальными делами специально нанятый для этого человек.
– Видишь ли, члены правления полагали, что раз особняк принадлежит мне, то и распоряжаться в нем должна я сама. Людей в округе, из которых придется нанимать обслуживающий персонал, я знаю лучше, чем кто-либо. А переписка с учеными из других стран автоматически ложится на меня, ведь я переписывалась с ними не один год. – Кэтрин вздохнула.
– Бедная ты моя, – нежно произнес Оливер. – Как жаль, что я не могу тебе ничем помочь.
– Ничего, я справлюсь, – заверила его Кэтрин.
– В этом я не сомневаюсь.
Кэтрин уловила в его голосе тоскливые нотки.
– И много народу приедет? – поинтересовался Оливер.
– Человек пятьдесят.
– Где же ты их разместишь? У тебя всего семь гостевых комнат.
– В особняке будут жить только три француза, две англичанки, один немец и голландец. Остальных участников будут привозить из Бостона, где для них зарезервированы номера в отеле «Хилтон». Во время перерывов всех будут кормить в нашей столовой. В поместье они смогут общаться, отдыхать, гулять. Кстати, по программе на третий день для участников конференции запланирована экскурсия по нашему цветочному хозяйству.
– Разумеется, экскурсоводом будешь ты, – насмешливо сказал Оливер.
– Вот и не угадал! Я поручила провести ее нашему главному садоводу. Он проработал у нас более двадцати лет и лучше меня разбирается в растениях. А я покажу им свои лаборатории.
– Смотри, чтобы они не украли у тебя новую формулу, – пошутил Оливер.
– Это меня не пугает, я всегда вне конкуренции, – в тон ему заявила Кэтрин.
И все-таки он приехал. Несмотря на убедительные заверения Кэтрин, что и в эти выходные она будет занята и не сможет уделить ему ни секунды своего драгоценного времени. Возвращаясь вечером в пятницу с работы, она увидела на главной подъездной аллее его машину и грузовой фургон, из которого грузчики с трудом снимали какой-то деревянный ящик.
– Осторожно! Переверните и держите. Хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Поехали? – спросил Оливер, бросив на нее признательный взгляд.
Кэтрин кивнула.
– Только не очень быстро, – попросила она.
На западном шоссе их встретил шквал ветра, который обрушил на лобовое стекло машины дождевые брызги, смешанные с пылью, листья и мелкие сучья, сорванные с деревьев его ураганной силой. Кэтрин уже подумывала, не лучше ли вернуться и переждать ураган под крышей дома, как шквал понесся дальше, а на смену ему пришел монотонный частый дождь, тихо застучавший по крыше автомобиля. Окна были закрыты, и посередине разгулявшейся непогоды Кэтрин вдруг почувствовала себя очень уютно в салоне машины рядом с Оливером. Ей захотелось сказать ему об этом, но она промолчала, чтобы не отвлекать его внимание от мокрой дороги, только иногда поглядывала на его мужественный профиль. Оливер молчал, то ли сосредоточившись на дороге, то ли погрузившись в свои мысли. Она и сама пребывала в напряжении, беспокоясь за него. Воспоминание о приступе, случившемся с ним накануне, еще не стерлось из ее памяти. Надо было ей поговорить с Майклом Вудом, перед тем как соглашаться на эту «экскурсию в прошлое». Кто знает, а вдруг такой приступ повторится с ним сегодня? Но теперь сожалеть об этом было поздно. Тем более что Оливера, как правило, невозможно было отговорить от того, что он задумал. Ей вдруг вспомнился совсем другой Оливер, каким она нашла его прошлой ночью на лестнице. Впервые ей довелось увидеть его откровенно страдающим, потерявшим в себе уверенность. Но как быстро удалось ему восстановить былую уверенность! Пожалуй, таким страстным и изобретательным любовником она его до сих пор не знала. Даже воспоминание о том, чем они занимались почти всю ночь, вызвало сладостную дрожь в ее теле.
За мыслями Кэтрин не заметила, как они свернули на проселок. И только появившийся впереди силуэт старой церкви, знакомой ей с детских лет, вывел ее из задумчивости, и она поняла, что они прибыли на место. На стоянке для машин неподалеку от церкви Оливер заглушил двигатель и убрал руки с руля. Кэтрин обратила внимание, что он вытер их носовым платком, но промолчала. И так было ясно, что эти несколько миль по мокрому от дождя шоссе потребовали от него большого напряжения. В салоне стало тихо, только дождь продолжал методично барабанить по крыше. Кэтрин дотронулась до руки Оливера. Он порывисто обернулся к ней, обнял за плечи и притянул к себе. Голова Кэтрин склонилась к нему на плечо. В синих озерах его глаз она увидела совершенно новое выражение. Словно он испытывает чувство вины. Перед кем он виноват? Перед ней? Помолчав немного, Оливер заговорил: – Знаешь, сегодня ночью я пережил страшное потрясение. Мне казалось… Нет, я был уверен, что потерял тебя. Что ты заботишься обо мне только из сострадания. Я вдруг почувствовал себя одиноким, никому не нужным. Когда ты заходила ко мне, я не спал. Мне вспомнилась вся моя жизнь. Говорят, так бывает в последние мгновения перед смертью. Я вспомнил свое детство и отрочество и понял, почему с таким упорством оберегал свое одиночество. Хотя всегда полагал, что оберегаю собственную независимость. Оказалось, во мне доминировал детский эгоизм. Представляешь? В тридцать с лишним лет обнаружить, что ты так и не вырос из своего короткого детства с его комплексами и обидами.
Он заглянул ей в Глаза, дабы убедиться, что она не смеется над ним. Взгляд Кэтрин был внимательным и серьезным.
– Почему ты называешь детство коротким, Оливер?
– Потому что мое детство закончилось в тот момент, когда ушел отец. Точнее, сбежал. Ты, наверное, ничего не знаешь. Мой отец, Грегори Уинстон, учился вместе с Льюисом Норманом в университете. А дружили они, кажется, с самого детства. Мой дед был владельцем местного банка. Отец унаследовал его дело, и все шло хорошо. У нас была счастливая, благополучная семья. – Он замолчал.
Кэтрин вопросительно посмотрела на него. Оливер сидел, опустив глаза, и нельзя было догадаться, что скрывается за его молчанием.
– Если тяжело рассказывать, лучше не надо, Оливер. Тебе нельзя волноваться. Слышишь меня? – нежно сказала Кэтрин.
– Не беспокойся, Кей, со мной все в порядке. – Он посмотрел на нее растроганным взглядом и ладонью прижал ее голову к своему плечу. – Подробностей я не знаю… в общем, у него появилась другая женщина. С этого все и началось. Разумеется, об этом я узнал позже. А исчез он одновременно с извещением, что банк не способен выплачивать проценты по вкладам. Растрата была настолько значительной, что спасти банк не представлялось возможным. Началось следствие, отца разыскивали по всем штатам, но безуспешно. Мы с матерью тогда оказались на грани нищеты. Помню, твой отец не один раз появлялся у нас в доме. Он предлагал свою помощь, а мать гордо отказывалась. У нее был свой, правда небольшой, капитал, но на время следствия, которое длилось больше полугода, ее счет в банке был арестован. Видимо, позже все как-то образовалось, потому что мы не испытывали серьезных материальных затруднений. – Оливер снова замолчал.
Кэтрин поняла, что он подошел к самому главному, что мучило его.
– Ты потерял отца, а потом потерял мать. Так, Оливер?
– Да, мать почти сразу изменилась. Она уже не уделяла мне столько внимания, сколько прежде. Все чаще мне казалось, что я мешаю ей. В ее жизни кто-то появился, но она тщательно скрывала его от меня. И не только от меня. Оказавшись в положении ни разведенной, ни жены, она предпочитала развлекаться подальше от дома. Помню бесконечно унылые, долгие вечера, когда она уезжала в Бостон, оставляя меня в одиночестве. Иногда она пропадала нескольких дней. Пожилая женщина приходила тогда ежедневно, готовила мне, убиралась в доме и уходила. Все в округе осуждали мать за ее образ жизни. Она ни с кем из соседей не дружила. – Оливер тяжело вздохнул. – Из-за этого я тоже не сумел обзавестись друзьями. Рос сам по себе, замкнулся и уже не делал попыток преодолеть возникший между мною и матерью барьер. Я любил ее и ненавидел! – Волнение душило Оливера. – Так продолжалось пять лет, вплоть до того дня, когда ее нашли в машине у обочины дороги. Она была мертва!
Кэтрин обняла его за шею, ласково провела ладонью по щеке.
– Оливер, успокойся, ты ни в чем не виноват! Все это было так давно.
– Виноват, Кэтрин. Я понял это прошлой ночью. Во всем виноват мой детский эгоизм. Если бы в те годы я помог ей хоть немного справиться с отчаянием, в которое ввергло ее предательство отца, возможно, она не умерла бы. Подумай, каково ей было оказаться одной с ребенком в окружении всеобщего недоброжелательства?! Все, кто хранил свои деньги в отцовском банке – а таких в округе было большинство, – проклинали его имя, и никто не пожалел нас! Мне было около восемнадцати, когда я хоронил мать. Никто не пришел на ее похороны, кроме твоего отца. Он помог мне в тот момент и позже стал ненавязчиво опекать меня. Я решился во всем довериться ему. Ты знаешь, что он фактически оплатил мою учебу в университете?
– Нет, отец никогда не рассказывал мне о тебе. Теперь я понимаю, почему ты взялся спасать нашу фирму от банкротства. Отец, правда, утверждал, что ты делаешь ему личное одолжение.
– Он и с меня взял обещание не рассказывать тебе о его участии в моей судьбе. Но теперь все позади. Считаю, что имею право посвятить тебя в это. Всю жизнь буду хранить благодарность Льюису Норману. У тебя замечательный отец! – с чувством произнес Оливер. Чего нельзя сказать о твоей матери, добавил он про себя. Однако эта тема продолжала оставаться запретной. Не хватало еще посвящать Кэтрин в мерзкую правду о женщине, которая всем им испортила жизнь.
– Пойдем, я покажу тебе могилу моей матери. Давно я здесь не был, боюсь, что не сразу ее найду.
Они вышли из машины. Зонт им не понадобился, дождь кончился, средь серых облаков появились голубые просветы. Вступив на кладбище, Оливер взял Кэтрин за руку и сразу свернул с центральной аллеи на боковую дорожку. Направляясь в самую глухую часть кладбища, они медленно проходили между надгробными плитами с почерневшими надписями, с изъеденными ржавчиной решетками оград и разбросанными там и сям яркими пятнами цветов. Тишину вечного покоя нарушали лишь звуки весенней птичьей переклички. Еще издали Кэтрин приметила большой куст черной бузины. Она любила этот кустарник за целебные свойства его ягод. Сейчас он цвел, и крупные зонтики белых соцветий привлекали насекомых, оживших после дождя. Возле него и остановился Оливер. Отпустив руку Кэтрин, он нагнулся, чтобы смахнуть прошлогоднюю листву с небольшой мраморной плиты. «Джессика Грегори Уинстон (урожденная Эшли)» – прочитала Кэтрин. Ниже шли даты рождения и смерти. Она ахнула.
– Всего тридцать девять лет! Такая молодая…
– Когда отец бросил нас, ей было тридцать четыре года.
Оливер положил на плиту свой букет. Кэтрин добавила к незабудкам и ландышам пионы и отошла, чтобы не мешать Оливеру.
Он нашел ее на центральной аллее, недалеко от входа. Она стояла рядом со склепом из белого мрамора, в котором покоились останки рода Норманов, начиная с деда, знаменитого путешественника Дориана Нормана, жившего еще в начале восемнадцатого века. Здесь все было прибрано, и сердце Кэтрин наполнилось грустью. Перед ее глазами стояла скромная могила Джессики Уинстон.
– Подожди меня здесь, я ненадолго зайду в контору кладбища, – предупредил ее Оливер.
Вернулся он к ней успокоенным и просветленным. Кэтрин поняла, что теперь за могилой его матери будет постоянный уход.
– Зайдем? – спросил он, когда они поравнялись с церковью.
Кэтрин кивнула. В церкви почти никого не было. Утренняя служба давно закончилась. Они купили свечи и, поставив их перед ликом Божьей матери, зажгли. В молчании они смотрели на завораживающий трепет живых лепестков огня.
– Ты хотела бы венчаться в церкви? – спросил Оливер, словно уже сделал ей предложение.
– Да, пожалуй, – неуверенно ответила Кэтрин, продолжая удивляться необычным проявлениям нового в Оливере.
Осмотрев помещение церкви, они вышли на маленькую площадь. В глаза им брызнул солнечный свет. Обнявшись, они дошли до стоянки, где оставили машину.
– Давай посмотрим твой дом, – предложила Кэтрин.
– Нет. – Оливер резко качнул головой. – Не хочу. Ты не будешь возражать, если я сегодня уеду? – спросил он без всякого перехода.
Кэтрин в растерянности смотрела на него. За два месяца она настолько привыкла к присутствию Оливера в своей жизни, что вопрос застал ее врасплох.
– Да, конечно… – забормотала она. – Но ты уверен, что полностью поправился? – спохватилась Кэтрин. – Не хочешь посоветоваться с врачом?
Оливер смотрел на нее и улыбался.
– Пора приниматься за дела, Кэтрин, – мягко возразил Оливер. – Слишком много их у меня накопилось.
– Тогда я сама отвезу тебя на машине в Бостон, – решительно заявила Кэтрин.
– Согласен, но только не в Бостон, а на станцию, – твердо сказал он. – Поездом доберусь и сразу позвоню тебе. Договорились?
Кэтрин вздохнула.
– Договорились, – нехотя согласилась она.
В первые дни после отъезда Оливера в жизни Кэтрин образовалась невыносимая пустота, которую нельзя было заполнить ни работой, ни чтением, ни домашними делами. Ежедневные телефонные звонки Оливера были приятны ей как проявление внимания, но заставляли ее вновь и вновь задумываться: он изменился после аварии или ее отношение к нему изменилось? Несомненным было одно – Оливер стал более открытым для нее, чем прежде, иначе не рассказал бы ей о матери. Предположим, причиной его желания совершить экскурсию в прошлое могло стать то потрясение, которое он пережил. И все-таки он продолжает что-то скрывать от нее, чувствовала Кэтрин. Что касается постели, то здесь он оставался все тем же восхитительным любовником, если не считать того, что чувственная грубость уступила место чувственной нежности. Все эти изменения могли быть случайными, временными. А вот спонтанное решение уехать было типичным для прежнего Оливера. Он всегда быстро принимал решения, не считаясь с ее чувствами. В конце концов, он мог предупредить ее в субботу, а уехать на следующий день, дав ей время свыкнуться с этой мыслью. Конечно, смешно было предполагать, что после сотрясения мозга, каким бы тяжелым оно ни было, такой человек, как Оливер, мог существенно измениться. А нужно ли ей, чтобы он изменился? Разве не таким полюбила она его с первого взгляда?
Поскольку Оливер звонил ей теперь каждый день, Кэтрин была в курсе всех его дел. Ее порадовало, что он поступился своей независимостью и теперь работает в Международном банке, где специально для него был создан отдел для оказания помощи предпринимателям, оказавшимся в чрезвычайной ситуации. Теперь ему меньше приходилось разъезжать по городам и странам, в его распоряжении был целый штат квалифицированных специалистов. Все выходные дни они проводили теперь вместе. Но расставание в понедельник по-прежнему воспринималось Кэтрин болезненно.
Перемена в общем настрое Кэтрин произошла во второй половине мая, когда ей пришлось вплотную заняться подготовкой конференции, намеченной на середину июня. Еще в апреле от имени фирмы «Лекарственная косметика» были разосланы приглашения аналогичным фирмам в Америке и в Европе принять участие во встрече, посвященной развитию этой отрасли, которая состоится в поместье Норманов. Откликов на приглашения пришло больше, чем ожидала Кэтрин. Участвовать в конференции высказали пожелание не только ученые – биохимики, ботаники, медики, – не только представители фирм, выпускающих косметические препараты, но даже владельцы престижных косметических салонов. Основной доклад «О создании новой серии лекарственных ароматических средств» правление фирмы, естественно, поручило сделать президенту фирмы Кэтрин Норман. Личная жизнь Кэтрин отступила на задний план, потому что дела, связанные с организацией приема участников, тоже легли на ее плечи. Дополнительная переписка, наем штата сотрудников и обслуживающего персонала, ведь кое-кто из гостей, в основном из Европы, высказал пожелание остановиться в ее особняке на время конференции, – словом, эти дела отнимали у Кэтрин все свободное от основной работы время. Теперь уже ей приходилось, словно оправдываясь, говорить Оливеру, что она не сможет провести с ним предстоящие выходные.
– По-моему, правление поступило неправильно, поручив тебе и научную и организационную часть подготовки конференции. Ты должна заниматься докладом, а всеми остальными делами специально нанятый для этого человек.
– Видишь ли, члены правления полагали, что раз особняк принадлежит мне, то и распоряжаться в нем должна я сама. Людей в округе, из которых придется нанимать обслуживающий персонал, я знаю лучше, чем кто-либо. А переписка с учеными из других стран автоматически ложится на меня, ведь я переписывалась с ними не один год. – Кэтрин вздохнула.
– Бедная ты моя, – нежно произнес Оливер. – Как жаль, что я не могу тебе ничем помочь.
– Ничего, я справлюсь, – заверила его Кэтрин.
– В этом я не сомневаюсь.
Кэтрин уловила в его голосе тоскливые нотки.
– И много народу приедет? – поинтересовался Оливер.
– Человек пятьдесят.
– Где же ты их разместишь? У тебя всего семь гостевых комнат.
– В особняке будут жить только три француза, две англичанки, один немец и голландец. Остальных участников будут привозить из Бостона, где для них зарезервированы номера в отеле «Хилтон». Во время перерывов всех будут кормить в нашей столовой. В поместье они смогут общаться, отдыхать, гулять. Кстати, по программе на третий день для участников конференции запланирована экскурсия по нашему цветочному хозяйству.
– Разумеется, экскурсоводом будешь ты, – насмешливо сказал Оливер.
– Вот и не угадал! Я поручила провести ее нашему главному садоводу. Он проработал у нас более двадцати лет и лучше меня разбирается в растениях. А я покажу им свои лаборатории.
– Смотри, чтобы они не украли у тебя новую формулу, – пошутил Оливер.
– Это меня не пугает, я всегда вне конкуренции, – в тон ему заявила Кэтрин.
И все-таки он приехал. Несмотря на убедительные заверения Кэтрин, что и в эти выходные она будет занята и не сможет уделить ему ни секунды своего драгоценного времени. Возвращаясь вечером в пятницу с работы, она увидела на главной подъездной аллее его машину и грузовой фургон, из которого грузчики с трудом снимали какой-то деревянный ящик.
– Осторожно! Переверните и держите. Хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16