Смятение в их умах немедленно отразится на управлении всей страной. — Йилдиз перевернулся на живот, подставив спину ласкам двух пар рук с ярко накрашенными ногтями. — Да и знать тоже имеет свои веками выработанные свободы и привилегии. Нет, я не хотел бы иметь более кровавую войну в собственном городе, чем та, которую мы ведем в Венджипуре. И потом, если я и вправду абсолютный монарх, — разве не должен я решать все проблемы, опираясь в основном на силы разума?— На разум или еще на что-нибудь, мне все равно. Как вам больше нравится! А теперь, если я вам больше не нужен…— Нет, нет, генерал. Еще минуту-другую. Я приношу свои извинения за то, что, наслаждаясь и отдыхая сам, не предложил вам подобного развлечения. Присаживайтесь и отдохните так, как сочтете нужным.Не вставая, Йилдиз щелкнул пальцами и сделал легкое движение рукой. Тотчас же в зал вошла одна из бесчисленных королевских наложниц — красивая, совсем юная, одетая в дорогие шелковые шаровары и короткую, расшитую жемчугом куртку. Спадающие на миленькое личико черные как вороново крыло волосы были перехвачены на голове обручем из чистого золота. Не говоря ни слова, девушка подошла к генералу и положила руки ему на плечи. Резко дернувшись, Аболхассан сбросил с себя ласковые женские ладони.В это время Йилдиз, прокашлявшись, сказал:— Ну, генерал, а теперь — снова к делу. Пытаясь доказать своим подчиненным важность и нужность Вендийской войны, я вынужден выслушивать и их доводы. И мне хотелось бы послушать вас — человека опытнейшего в военных вопросах, — что вы скажете в ответ на их претензии?Несмотря на постоянные настойчивые ласки своих двух жен, Йилдиз вовсе не казался расслабленным или рассеянным. Несомненно, он умел противостоять если не трудностям, то уж наверняка искушению наслаждением. Речь короля была столь же точна и хорошо выстроена, как если бы он произносил ее, сидя на троне перед советниками.— Итак, генерал, один из их основных доводов таков: непомерные расходы, причем не на саму войну, а на поддержание роскошной жизни сколачивающих целые состояния королевских военных и гражданских чиновников. Мне говорят, что большая часть караванов с оружием, снаряжением и продовольствием не доходят до гарнизонов, как и деньги, выделяемые для их обустройства. Все это бесследно исчезает по дороге. Разумеется, мы-то с вами понимаем, что некоторые, скажем так, неточности в распределении казенных средств являются своеобразной смазкой, обеспечивающей плавный ход всей государственной машины. Я пытался объяснить им это, но критики заявляют, что речь идет уже о совершенно обратном положении вещей, когда до цели доходит лишь ничтожная часть выделенного.— Какая дерзость, Повелитель! Кто осмелился выдвинуть такие безответственные обвинения? Этот лжец и предатель заслуживает четвертования, дыбы, самой мучительной казни! Но я все равно назначу расследование… — Тут генерала прервало легкое щекотание ласковыми пальцами за ухом. Дернув плечом, Аболхассан чуть не уронил сидевшую рядом девушку. — И если обвинения подтвердятся хотя бы в малейшей степени — я клянусь, что виновные понесут жесточайшее наказание.— Великолепно, генерал! Теперь я с большей уверенностью смогу вести дискуссию по этому поводу и даже ссылаться на вас. Второй пункт, несомненно связанный с первым, это вопрос о нашей дипломатии в Вендии. Критики утверждают, что на наши деньги мы поддерживаем там не те силы, которые реально смогут управлять этой страной под нашим протекторатом, а напротив — преступные кланы, мелкие банды, интересы которых на самом деле не имеют ничего общего с нашими. Что вы скажете по этому поводу?— Невероятно, Повелитель! — Аболхассан наконец-то смог отделаться от навязчивых ласк наложницы, сильно ущипнув вскрикнувшую девушку за руку. — Разумеется, я сам не бывал в Вендии. Но я готов поклясться, что выбор союзников сделан безупречно. Наши союзники в этой стране — это местные военачальники, потомки древних родов народов-завоевателей, исповедующие те же принципы аристократии и единоличной власти, по каким вы, Ваше Величество, правите нашей страной.— Отлично, Аболхассан! Я запомню ваш довод. — Повернувшись, Йилдиз внимательно посмотрел на генерала. — Я вижу, вы отказываетесь от тех скромных удовольствий, которые я могу предложить вам. Может быть, вам не нравится эта девушка? Я могу позвать другую — с более крупными формами или, быть может, более опытную?— Нет, господин! — Аболхассан вскочил со скамьи, потемнев от злости на задающего столь бесстыдные вопросы. — Просто я привык к суровым походным условиям, Повелитель, — узкое жесткое ложе одинокого воина, так это называют. А удовольствия — от случая к случаю, где-нибудь в караван-сарае накануне сражения или — еще лучше — среди развалин и пожаров взятого города.— Понятно, — кивнул Йилдиз. — А может быть, вы предпочтете юношу? — Увидев резко побледневшее лицо генерала, его словно сведенные судорогой челюсти, король поспешил добавить: — В общем, как вам будет угодно. Если надумаете — всё в вашем распоряжении. — Чуть заметным жестом он отослал наложницу прочь и продолжил: — Последний и наиболее серьезный довод, который большинство из критиков войны даже не решается высказать мне в лицо и о котором я знаю через своих тайных агентов, состоит в том, что вся Вендийская война — лишь повод для самореализации военных. Причем не на поприще снискания славы королевству, а в деле укрепления своей касты за счет ослабления людей власти. Разумеется, верность офицеров моего штаба не подлежит сомнению. Но все же я встревожен. Скажите, откуда вообще мог пойти этот страшный слух? Не связано ли это с большим количеством иностранных наемников, целых иностранных полков, появившихся в наших войсках? А может быть, дело в распрях внутри самого королевства? Нет ли у вас сведений о каких-то планах восстания в одной из провинций?Аболхассан встал, выпрямился и гневно взглянул на своего мучителя:— Несомненно, Повелитель, такие страшные подозрения слишком серьезны, чтобы быть просто отброшенными или отметенными в одной беседе. Я клянусь вам внимательнейшим образом расследовать все то, о чем вы сегодня мне сообщили, и в случае подтверждения подозрений буду действовать самым решительным образом. Благодарю за оказанное мне доверие. А теперь, Повелитель, позвольте покинуть вас. Все услышанное произвело на меня слишком тягостное впечатление…Повернувшись кругом, генерал покинул зал со ртутным бассейном с такой скоростью, что едва ли дал Йилдизу шанс успеть позвать его вновь.Уже в коридоре до слуха генерала донеслись слова прощания Йилдиза:— Всего хорошего, Аболхассан. Да, генерал. Держите меня в курсе относительно судьбы этого чужеземца, Конана. Мне кажется, со временем он нам может очень пригодиться. Причем в более высоком звании.
В тот же вечер генерал побывал на другой аудиенции, правда не в столь шикарном зале. Эта встреча состоялась в небольшой комнате, затерявшейся где-то в бесконечных дворцовых лабиринтах. В ней не было ни окон, ни арок, ни колонн — ничего, где можно было бы спрятаться непрошеному глазу или уху. Только голые стены, покрытые синей штукатуркой, и массивная дверь, накрепко закрытая собеседниками. В комнате стоял лишь невысокий стол, вокруг которого было раскидано несколько подушек. Единственная масляная лампа освещала помещение. Но даже здесь никто не говорил прямо того, что хотел сказать. Все обменивались многозначительными взглядами, кивками и ничего не значащими фразами. Таковы были неписаные законы королевского дворца Аграпура, где и стены имели уши.Хозяином комнаты, да и первой скрипкой встречи, если не по рангу, то уж несомненно по шику и собственным габаритам, был старший евнух — Дашбит-бей. Он восседал у длинной стороны прямоугольного стола, едва ли не превосходя его в ширину. Свет лампы отражался в десятках драгоценных камней, украшавших костюм евнуха, превращая его в подобие ходячей сверкающей куклы. Начальник дворцовой канцелярии предпочел бы, разумеется, не терять времени даром и хорошенько поесть в течение разговора. Но срочность и даже некоторая скрытность встречи заставили его ограничиться лишь корзиной, из которой он то и дело вынимал разные фрукты и отправлял их себе в рот, слушая негромкую речь Аболхассана.— Старый развратник! Бесстыжая рожа? Седина в бороду — бес в ребро! Представляешь, он принимал меня лежа, и все это время его облизывали со всех сторон две шлюхи из его борделя! А я, боевой генерал, должен смотреть на все это, словно мальчик, подающий полотенца. У него еще хватило наглости выпустить одну из его кобыл из стойла, чтобы та отрабатывала на мне свои штучки. Хорошо, что его свержение — дело решенное. Иначе я утопил бы его в этой ртутной луже за одно это оскорбление!Дашбит-бей потянулся, и по стенам запрыгали десятки солнечных зайчиков, отраженных от его наряда.— Иногда Йилдиз усыпляет таким образом бдительность собеседника, помогая ему выболтать лишнее. Со мной такие штучки не проходят. Я глух к плотским страстям. — Евнух срыгнул и швырнул в угол персиковую косточку. — Но скажите мне вот что, генерал: каков был тон его расспросов? Подозревает ли король кого-нибудь конкретно, или же его терзает лишь смутное беспокойство?Аболхассан почесал подбородок, подкрутил усы и покачал головой:— Нет, ничего конкретного он подозревать не может. Он слишком занят собой, своими удовольствиями; он не слышит почти ничего, кроме собственного голоса. И вот когда дворцовые слухи уже переросли в громогласный рев, он пытается отвести возможные упреки в свой адрес, переложить их на меня. Король делает вид, что держит ситуацию под контролем, хотя сейчас и глупцу ясно, что он выпустил из рук все вожжи.— Но, генерал, — раздался хриплый голос, — видит великий Тарим, король повторил вам то, что болтают забывшие про веру безбожники-аристократы. Именно те, которые готовы разрушить и королевство, и наши храмы и которые в последнее время приобрели большую силу При дворе.Эти слова были произнесены мертвенно-бледным человеком, одетым в коричневый хитон, — Верховным Жрецом храма Тарима. Таммураз был обеспокоен состоянием светской власти не меньше, чем церковными делами, — ведь от степени приверженности двора вере в Тарима зависело напрямую, сколько денег получат храмы и сколько из них можно будет прикарманить Верховному Жрецу.— Если Йилдиз последует их советам, нас ждут тяжелые времена. Король и так в последнее время больше полагается на советников, предсказателей и черных магов, чем на веру в Сияющего Пророка.— По правде говоря, нам нечего бояться придворных и аграпурских аристократов, — заметил Дашбит-бей, вгрызаясь в очередную грушу. — Когда дойдет до дела — что они смогут нам противопоставить, придя на помощь Йилдизу? Мелкие отряды своей охраны? Несерьезно. Большинство солдат в войсках, да и почти все горожане верны вере Тарима…— И евнухам, — добавил с улыбкой Аболхассан. — Да, не забудь и про своих приятелей, Дашбит-бей! Кстати, Йилдиз что-то чует и всячески старается обелить вашего брата, заручиться твоей поддержкой, понимая, что на вас лежит вся махина государственного управления.— В этом он прав. Реальная власть в наших руках. — Начальник канцелярии разодрал пополам спелый гранат, из которого закапал ему на костюм алый сок. — К счастью, я могу вас уверить, что мои люди будут до конца верны мне. Причем, генерал, поверьте, они не будут плести интриг против вас. Пока нам это не нужно. Пока. А дальше, когда у нас будет лидер, достойный почетного звания правителя королевства, мы сумеем привести его к власти и посадить на трон.Его заявление было воспринято остальными как шутка, вызвав взрыв хохота у присутствующих. Все еще улыбаясь, Аболхассан начал перечислять войска, которые будут верны ему в восстании. Южный и восточный экспедиционные легионы, городской гарнизон Аграпура, большая часть городской стражи, отряды шахов западных провинций и наемные полки в горных поселениях Ильбарса и в Гиркании.Загибая по очереди пальцы, Аболхассан собрал их в плотно сжатый кулак и высоко поднял руку:— Вот что есть у нас! А теперь посмотрим, чем располагает противник: отряды аграпурской знати, почетная стража короля, дворцовая охрана, отдельные верные Йилдизу шахи в своих провинциях. В общем — почти ничего. Но большинство их сил находится здесь, в Аграпуре, а мобилизация наших войск и подтягивание их к столице потребует много времени. Вот почему мы должны все очень тщательно спланировать.— Реально ли ждать, что в провинциях в ближайшее время вспыхнут мятежи? — Вопрос был задан одним из присутствующих придворных вельмож — Филандером.— Несомненно! — уверенно ответил Аболхассан. — Стоит бросить искру, и мятежи пожаром прокатятся по стране. Не забывайте, тратя силы и деньги на Вендийскую войну, Йилдиз основательно ухудшил положение дел в самом Туране. Народ недоволен непомерными налогами, крестьян почти насильно загоняют в армию. Все только и говорят, что ради победы в Веджипуре король готов заморить собственную страну голодом. А делает ли это он по недалекости или злому умыслу — простому народу наплевать!— Да, мои агенты подтверждают это, — вставил Верховный Жрец Таммураз. — Остается только молиться Тариму, чтобы король продолжал усердствовать в этой губительной для него затее.— За это не беспокойтесь. Он без ума от войны. Он, словно мальчишка, представляет ее себе игрой в солдатики. — Аболхассан оглядел присутствующих с улыбкой. — Йилдиз сам роет себе яму слишком увлекаясь идеей популяризации этой войны при дворе. Сейчас он носится с мыслью сделать героем кого-нибудь из солдат. Он даже приметил одного — какого-то варвара по имени Конан. Пусть король забавляется, а мы, храня молчание, будем готовиться к решительному броску. Смерть глупому и безвольному правителю! Смерть Йилдизу! ГЛАВА 5. ЖИЗНЬ ПРИ ДВОРЕ — До тебя когда-нибудь дойдет, чурбан с севера, что тебя сюда прислали для того, чтобы уничтожать врагов короля, а не таких же, как ты, туранских офицеров?Прохаживаясь взад-вперед вдоль стены штаба, шариф Джафар старался не выходить из тени росших во дворе пальм. Время от времени он зло поглядывал на Конана, стоявшего по стойке «смирно» на самом солнцепеке. За спиной молодого тарифа маячил непосредственный командир Конана — капитан Мурад.Шариф продолжил свою нотацию:— И все из-за какой-то девчонки! Тебе мало было других? Полон форт баб! Тебе повезло, что меня в тот момент не было в лагере. А еще благодари судьбу, что ты не кадровый офицер. За такие штучки тебя отхлестали бы плетьми до полусмерти. — Шпоры офицера взрыли землю в момент резкого поворота на месте. — Я всегда говорил, что нельзя наемникам-чужестранцам присваивать командирские звания туранской армии! Позорный случай! — вновь напустился он на киммерийца. — Ну, что? Можешь хоть что-нибудь сказать в свое оправдание?Стоя под палящим солнцем, Конан с трудом подавлял желание выхватить ятаган из ножен и ответить на оскорбления так, как подобает воину. Конвоиры, передавшие ему приказ явиться на эту головомойку, не решились разоружить киммерийца. Сейчас они стояли в дальнем углу двора, у самых ворот, и вряд ли успели бы ему помешать разделаться с обидчиком. Чтобы не слушать бесконечные оскорбления, Конан лишь твердил про себя, что он теперь офицер регулярной армии и должен подчиняться командиру, соблюдать дисциплину, не обсуждать приказы и так далее.Неожиданно Конана поразила мысль: ведь этот сопляк Джафар даже не понимает, какой опасности подвергает его хорошо подвешенный язык.С большим усилием киммериец разжал зубы и процедил:— Я убил эту сви… этого офицера, защищая свою жизнь… шариф. — Последнее слово долго не могло вылететь из сдавленного горла киммерийца. Но так было положено в армии — называть командира по званию.— Да неужели? Ладно, по крайней мере я вижу, что ты раскаиваешься. — Меряя шагами двор и переводя взгляд с Конана на капитана Мурада, шариф продолжил свои нравоучения: — Скажи мне, до тебя когда-нибудь дойдет, чурбан с севера…— Сержант, сколько вам лет? — Капитан Мурад решил прийти на помощь подчиненному или, скорее, их общему командиру. — И откуда вы родом?Конан на некоторое время забыл про обиды и погрузился в вычисления.— Последняя зима была для меня девятнадцатой, если не ошибаюсь, капитан. А уж что я знаю точно, так это то, что я из Киммерии.— Девятнадцать? Совсем сопляк! — воскликнул Джафар, которому самому-то было, быть может, на пару лет больше.— И уже получил сержантское звание, — продолжил Мурад свою мысль. — Редкий случай. И, я смотрю, ты выиграл схватку почти без потерь для себя. — Его взгляд скользнул по ладони Конана, перевязанной листьями лечебных растений. — Ну, сержант, а чем же вы еще отличились перед туранской армией?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
В тот же вечер генерал побывал на другой аудиенции, правда не в столь шикарном зале. Эта встреча состоялась в небольшой комнате, затерявшейся где-то в бесконечных дворцовых лабиринтах. В ней не было ни окон, ни арок, ни колонн — ничего, где можно было бы спрятаться непрошеному глазу или уху. Только голые стены, покрытые синей штукатуркой, и массивная дверь, накрепко закрытая собеседниками. В комнате стоял лишь невысокий стол, вокруг которого было раскидано несколько подушек. Единственная масляная лампа освещала помещение. Но даже здесь никто не говорил прямо того, что хотел сказать. Все обменивались многозначительными взглядами, кивками и ничего не значащими фразами. Таковы были неписаные законы королевского дворца Аграпура, где и стены имели уши.Хозяином комнаты, да и первой скрипкой встречи, если не по рангу, то уж несомненно по шику и собственным габаритам, был старший евнух — Дашбит-бей. Он восседал у длинной стороны прямоугольного стола, едва ли не превосходя его в ширину. Свет лампы отражался в десятках драгоценных камней, украшавших костюм евнуха, превращая его в подобие ходячей сверкающей куклы. Начальник дворцовой канцелярии предпочел бы, разумеется, не терять времени даром и хорошенько поесть в течение разговора. Но срочность и даже некоторая скрытность встречи заставили его ограничиться лишь корзиной, из которой он то и дело вынимал разные фрукты и отправлял их себе в рот, слушая негромкую речь Аболхассана.— Старый развратник! Бесстыжая рожа? Седина в бороду — бес в ребро! Представляешь, он принимал меня лежа, и все это время его облизывали со всех сторон две шлюхи из его борделя! А я, боевой генерал, должен смотреть на все это, словно мальчик, подающий полотенца. У него еще хватило наглости выпустить одну из его кобыл из стойла, чтобы та отрабатывала на мне свои штучки. Хорошо, что его свержение — дело решенное. Иначе я утопил бы его в этой ртутной луже за одно это оскорбление!Дашбит-бей потянулся, и по стенам запрыгали десятки солнечных зайчиков, отраженных от его наряда.— Иногда Йилдиз усыпляет таким образом бдительность собеседника, помогая ему выболтать лишнее. Со мной такие штучки не проходят. Я глух к плотским страстям. — Евнух срыгнул и швырнул в угол персиковую косточку. — Но скажите мне вот что, генерал: каков был тон его расспросов? Подозревает ли король кого-нибудь конкретно, или же его терзает лишь смутное беспокойство?Аболхассан почесал подбородок, подкрутил усы и покачал головой:— Нет, ничего конкретного он подозревать не может. Он слишком занят собой, своими удовольствиями; он не слышит почти ничего, кроме собственного голоса. И вот когда дворцовые слухи уже переросли в громогласный рев, он пытается отвести возможные упреки в свой адрес, переложить их на меня. Король делает вид, что держит ситуацию под контролем, хотя сейчас и глупцу ясно, что он выпустил из рук все вожжи.— Но, генерал, — раздался хриплый голос, — видит великий Тарим, король повторил вам то, что болтают забывшие про веру безбожники-аристократы. Именно те, которые готовы разрушить и королевство, и наши храмы и которые в последнее время приобрели большую силу При дворе.Эти слова были произнесены мертвенно-бледным человеком, одетым в коричневый хитон, — Верховным Жрецом храма Тарима. Таммураз был обеспокоен состоянием светской власти не меньше, чем церковными делами, — ведь от степени приверженности двора вере в Тарима зависело напрямую, сколько денег получат храмы и сколько из них можно будет прикарманить Верховному Жрецу.— Если Йилдиз последует их советам, нас ждут тяжелые времена. Король и так в последнее время больше полагается на советников, предсказателей и черных магов, чем на веру в Сияющего Пророка.— По правде говоря, нам нечего бояться придворных и аграпурских аристократов, — заметил Дашбит-бей, вгрызаясь в очередную грушу. — Когда дойдет до дела — что они смогут нам противопоставить, придя на помощь Йилдизу? Мелкие отряды своей охраны? Несерьезно. Большинство солдат в войсках, да и почти все горожане верны вере Тарима…— И евнухам, — добавил с улыбкой Аболхассан. — Да, не забудь и про своих приятелей, Дашбит-бей! Кстати, Йилдиз что-то чует и всячески старается обелить вашего брата, заручиться твоей поддержкой, понимая, что на вас лежит вся махина государственного управления.— В этом он прав. Реальная власть в наших руках. — Начальник канцелярии разодрал пополам спелый гранат, из которого закапал ему на костюм алый сок. — К счастью, я могу вас уверить, что мои люди будут до конца верны мне. Причем, генерал, поверьте, они не будут плести интриг против вас. Пока нам это не нужно. Пока. А дальше, когда у нас будет лидер, достойный почетного звания правителя королевства, мы сумеем привести его к власти и посадить на трон.Его заявление было воспринято остальными как шутка, вызвав взрыв хохота у присутствующих. Все еще улыбаясь, Аболхассан начал перечислять войска, которые будут верны ему в восстании. Южный и восточный экспедиционные легионы, городской гарнизон Аграпура, большая часть городской стражи, отряды шахов западных провинций и наемные полки в горных поселениях Ильбарса и в Гиркании.Загибая по очереди пальцы, Аболхассан собрал их в плотно сжатый кулак и высоко поднял руку:— Вот что есть у нас! А теперь посмотрим, чем располагает противник: отряды аграпурской знати, почетная стража короля, дворцовая охрана, отдельные верные Йилдизу шахи в своих провинциях. В общем — почти ничего. Но большинство их сил находится здесь, в Аграпуре, а мобилизация наших войск и подтягивание их к столице потребует много времени. Вот почему мы должны все очень тщательно спланировать.— Реально ли ждать, что в провинциях в ближайшее время вспыхнут мятежи? — Вопрос был задан одним из присутствующих придворных вельмож — Филандером.— Несомненно! — уверенно ответил Аболхассан. — Стоит бросить искру, и мятежи пожаром прокатятся по стране. Не забывайте, тратя силы и деньги на Вендийскую войну, Йилдиз основательно ухудшил положение дел в самом Туране. Народ недоволен непомерными налогами, крестьян почти насильно загоняют в армию. Все только и говорят, что ради победы в Веджипуре король готов заморить собственную страну голодом. А делает ли это он по недалекости или злому умыслу — простому народу наплевать!— Да, мои агенты подтверждают это, — вставил Верховный Жрец Таммураз. — Остается только молиться Тариму, чтобы король продолжал усердствовать в этой губительной для него затее.— За это не беспокойтесь. Он без ума от войны. Он, словно мальчишка, представляет ее себе игрой в солдатики. — Аболхассан оглядел присутствующих с улыбкой. — Йилдиз сам роет себе яму слишком увлекаясь идеей популяризации этой войны при дворе. Сейчас он носится с мыслью сделать героем кого-нибудь из солдат. Он даже приметил одного — какого-то варвара по имени Конан. Пусть король забавляется, а мы, храня молчание, будем готовиться к решительному броску. Смерть глупому и безвольному правителю! Смерть Йилдизу! ГЛАВА 5. ЖИЗНЬ ПРИ ДВОРЕ — До тебя когда-нибудь дойдет, чурбан с севера, что тебя сюда прислали для того, чтобы уничтожать врагов короля, а не таких же, как ты, туранских офицеров?Прохаживаясь взад-вперед вдоль стены штаба, шариф Джафар старался не выходить из тени росших во дворе пальм. Время от времени он зло поглядывал на Конана, стоявшего по стойке «смирно» на самом солнцепеке. За спиной молодого тарифа маячил непосредственный командир Конана — капитан Мурад.Шариф продолжил свою нотацию:— И все из-за какой-то девчонки! Тебе мало было других? Полон форт баб! Тебе повезло, что меня в тот момент не было в лагере. А еще благодари судьбу, что ты не кадровый офицер. За такие штучки тебя отхлестали бы плетьми до полусмерти. — Шпоры офицера взрыли землю в момент резкого поворота на месте. — Я всегда говорил, что нельзя наемникам-чужестранцам присваивать командирские звания туранской армии! Позорный случай! — вновь напустился он на киммерийца. — Ну, что? Можешь хоть что-нибудь сказать в свое оправдание?Стоя под палящим солнцем, Конан с трудом подавлял желание выхватить ятаган из ножен и ответить на оскорбления так, как подобает воину. Конвоиры, передавшие ему приказ явиться на эту головомойку, не решились разоружить киммерийца. Сейчас они стояли в дальнем углу двора, у самых ворот, и вряд ли успели бы ему помешать разделаться с обидчиком. Чтобы не слушать бесконечные оскорбления, Конан лишь твердил про себя, что он теперь офицер регулярной армии и должен подчиняться командиру, соблюдать дисциплину, не обсуждать приказы и так далее.Неожиданно Конана поразила мысль: ведь этот сопляк Джафар даже не понимает, какой опасности подвергает его хорошо подвешенный язык.С большим усилием киммериец разжал зубы и процедил:— Я убил эту сви… этого офицера, защищая свою жизнь… шариф. — Последнее слово долго не могло вылететь из сдавленного горла киммерийца. Но так было положено в армии — называть командира по званию.— Да неужели? Ладно, по крайней мере я вижу, что ты раскаиваешься. — Меряя шагами двор и переводя взгляд с Конана на капитана Мурада, шариф продолжил свои нравоучения: — Скажи мне, до тебя когда-нибудь дойдет, чурбан с севера…— Сержант, сколько вам лет? — Капитан Мурад решил прийти на помощь подчиненному или, скорее, их общему командиру. — И откуда вы родом?Конан на некоторое время забыл про обиды и погрузился в вычисления.— Последняя зима была для меня девятнадцатой, если не ошибаюсь, капитан. А уж что я знаю точно, так это то, что я из Киммерии.— Девятнадцать? Совсем сопляк! — воскликнул Джафар, которому самому-то было, быть может, на пару лет больше.— И уже получил сержантское звание, — продолжил Мурад свою мысль. — Редкий случай. И, я смотрю, ты выиграл схватку почти без потерь для себя. — Его взгляд скользнул по ладони Конана, перевязанной листьями лечебных растений. — Ну, сержант, а чем же вы еще отличились перед туранской армией?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27