«Поверь в свою мечту»: Панорама; Москва; 2001
ISBN 5-7024-1309-1
Аннотация
В жестокой схватке с конкурентами пришлось сразиться Дороти Маккрейн за будущее унаследованной ею компании. И она выиграла в этой нелегкой борьбе, сделав по-женски мудрый и красивый ход: превратила своего заклятого врага в мужа и компаньона.
В извечном выборе — любовь или деньги начинающей бизнес-леди удалось найти третий путь и создать невозможное, связав воедино эти два столпа и два главных ориентира нашей жизни.
Конни Банкер
Поверь в свою мечту
Глава 1
Древние боги майя, воплощенные в облике различных природных явлений, зверей, птиц и растений, взирали с небес и из укрытий на земле на свои бывшие владения и храмы, разбросанные и разделенные теперь государственными границами на территориях Мексики, Белиза, Гондураса и Гватемалы.
Майя прогнали с насиженных мест еще в XVI веке испанские конквистадоры и католическая церковь, запретившие не только религию и нехристианские обычаи, но и даже старинную письменность и разрушившие их древнюю культуру и цивилизацию.
В результате действий этих европейских миссионеров великий народ майя начал деградировать. Пришли в запустение и заросли джунглями их города, в том числе и великие города, в каждом из которых когда-то обитали сотни тысяч жителей, где высились огромные каменные ступенчатые храмы-пирамиды, на вершинах которых приносились посвященные богам жертвы. Потомки некогда великого народа, прославившегося своими достижениями в математике, строительстве, астрономии и агротехнике, теперь зачастую влачили жалкое существование, разбросанные небольшими сельскими общинами по маленьким деревням в глубине джунглей.
Одно из таких поселений майя расположилось неподалеку от реки, в северо-восточной части Гватемалы. Где-то дальше к северу проходила невидимая граница с Мексикой. Этой деревушке повезло в борьбе за выживание.
Несколько лет назад на эту землю по реке — единственной транспортной артерии, по которой можно было попасть в глубину джунглей, — добрались иностранные специалисты-добровольцы: агрономы, врачи, учителя. Они прибыли, чтобы бескорыстно предложить свою помощь этому народу и возродить его к современной жизни.
Пришельцы совместно с индейцами отвоевали у джунглей и расчистили большой кусок красной тропической земли, построив на нем поселок, что-то вроде объединенного культурно-медицинского центра. Общими усилиями была создана кофейная плантация и несколько полей, на которых выращивались кукуруза, тыквы, томаты, бобы, табак и даже хлопок. Иноземцы помогли местным жителям возродить древние ремесла майя, которые особенно славились в прошлом художественной резьбой по камню, живописью и керамическими расписными сосудами ручной лепки. Эти изделия находили широкий спрос среди туристов.
На берегу реки был построен импровизированный причал, что позволило организовать регулярное сообщение по воде с ближайшим городом, откуда начиналась уже автомобильная дорога. При наличии средств можно было заказать и вертолетный рейс. Появилась в поселке и собственная моторная лодка, которая использовалась в основном для выездов в индейские деревни вдоль реки по экстренным вызовам.
В настоящее время поселок представлял из себя несколько длинных разборных бараков из оцинкованного гофрированного железа и дюралюминиевых листов, ряд небольших деревянных административных построек и три навеса на столбах, покрытых пальмовыми листьями. Один из них использовался для проведения занятий, второй — для сушки сельскохозяйственной продукции, а третий — для хранения и защиты от тропических дождей и солнца разной сельскохозяйственной и дорожно-строительной техники. Все эти сооружения по периметру были окружены сетчатым металлическим забором на деревянных столбах для защиты от хищных и обычных зверей, поодиночке и группами почти ежедневно из любопытства подходивших сюда из джунглей. По низу была проложена густая спираль колючей проволоки, чтобы не проползли змеи, у которых весьма нежное и чувствительное брюшко.
Правда, все эти укрепления мало помогали, ибо лазеек и щелей было достаточно. Особенно донимали наглые, вороватые и вездесущие обезьяны и стаи крикливых и шаловливых попугаев.
Помимо нерегулярного сообщения по реке и изредка на вертолете, постоянная связь с внешним миром поддерживалась по рации, а над одним из домов была водружена антенна спутниковой связи, позволявшая даже принимать телепередачи, в том числе из США.
И вот однажды, уже во второй половине дня, когда завершилось время традиционной для тропиков полуденной сиесты, под одним из навесов, в относительной прохладе, шел урок испанского языка. В передней части открытого зала высилась обычная черная школьная доска, установленная на ножках. Перед доской стоял небольшой, грубо сколоченный стол и столь же непритязательная по дизайну и исполнению самодельная табуретка. Еще дальше просторное и свободно продуваемое помещение перегораживали несколько рядов столов и лавок. За ними сидело почти два десятка учеников разного возраста, по внешнему виду которых можно было бы сразу определить потомков древнего и гордого народа майя, составлявшего более половины двенадцатимиллионного населения Гватемалы.
Возле классной доски стояла их учительница, явно не местного вида, не прирожденная обитательница джунглей. Очень высокая, стройная, молодая, на вид не старше двадцати пяти лет, с гладкой смуглой кожей, но зато с льняными, неровно постриженными выгоревшими волосами и большущими зелеными глазами. Одета она была в свободные шорты до колен, сандалии на босу ногу и какую-то цветастую хлопковую распашонку, похоже местного индейского производства, судя по рисунку на груди.
Урок уже шел к концу, и ученики начали сборы, укладывая заранее учебники и тетради в свои котомки и рюкзаки. Юную учительницу звали Дороти, она была дочерью официального руководителя этого центра и признанного лидера местной колонии Максимилиана Маккрейна. Колония состояла всего из шестнадцати взрослых тружеников разных национальностей и рас. Затерянный в зеленом аду джунглей маленький мир, живущий по своим законам и обычаям. Миниатюрная копия земного шара, настоящий интернационал бескорыстных и терпеливых энтузиастов своего дела, посвятивших свою жизнь другим людям.
Внезапно взгляд учительницы был привлечен появлением в поле зрения незнакомого седовласого мужчины явно европейской наружности, что было большой редкостью в здешних местах. Ему предшествовало стрекотание небольшого вертолета, описавшего круг над поселком и приземлившегося, как обычно, за его пределами, на открытой площадке метрах в ста от ворот. Выглядел пришелец каким-то помятым, растерянным и смущенным. Для такой жары одет он был весьма нелепо. Длинные брюки и рубашка с тоже длинными, хотя и закатанными до локтя рукавами, что весьма слабо спасало от перегрева. Единственным, что имело хоть какой-то смысл в этих условиях, была широкополая шляпа, хотя выглядел он в ней очень смешным. Ручейки пота стекали по его насупленному, недоумевающему лицу, и два мокрых пятна расплылись под мышками на рубашке. В руках он держал элегантный деловой портфель для бумаг, который, как и его владелец, совершенно не вписывался в местный антураж.
Она имела сомнительное удовольствие созерцать этот уникум еще несколько минут, пока он растерянно озирался по сторонам. Затем он все так же неуверенно направился к первой же открытой двери ближайшего барака.
Надо было бы помочь, но ее отец наверняка не одобрил бы такое вмешательство, подумала Дороти, продолжая наблюдать за незнакомцем, робко постучавшим в дверь, прежде чем войти. Ей удалось подавить в себе стремление бросить класс, чтобы, выяснить причину появления чужеземца, и переключить внимание на пестрое многоцветье расшалившихся детей.
Все выяснится в свое время. В их маленьком сообществе ничто не могло оставаться секретом, и меньше всего появление иностранца, явно прибывшего с какой-то целью.
Она быстро закончила занятия и решила направиться в душ, как вдруг услышала призывный голос отца:
— Дороти!
Черт! Надеюсь, он зовет ее не для того, чтобы спихнуть на нее этого типа. Любимое занятие отца — перекладывать на нее бремя общения с абсолютно незнакомыми людьми, по какой бы причине они ни появлялись. Повернувшись на голос, она увидела спешащего вместе с отцом незнакомца.
— А тут кое-кто к тебе.
Она была выше прибывшего по крайней мере дюймов на пять, ибо вымахала почти под шесть футов. В их общине только четверо были выше ее, включая собственного отца.
— Кристофер Мэлоун. Рад встретиться с вами. — Он говорил по-английски.
— Ud habla Espanol? — Заметив недоумение на его лице, она тут же перевела:
— Я спросила, говорите ли вы по-испански?
— Не надо с этого начинать, дорогая, — укоризненно проронил отец и быстро снял очки, дабы наскоро протереть их куском своей полинялой рубашки.
— Да, но местные жители ожидают, что с ними будут говорить на понятном им языке.
— Он из Англии. И прибыл сюда, рассчитывая говорить по-английски. — В их дискуссии звучали ленивые нотки нежной фамильярности, как будто они уже тысячи раз озвучивали этот диалог, но были счастливы еще раз прорепетировать его, просто в силу привычки, не более. — Приношу извинения за свое дитя, — произнес отец на безупречном оксфордском английском, не испорченном длительным пребыванием в испаноязычной среде. — Она может себя хорошо вести, когда захочет.
— Что вам угодно?
— Мне пришлось затратить массу времени, чтобы найти вас.
Мэлоун выразительно посмотрел на отца, и тот капитулировал:
— Пожалуй, лучше обсудить это в более удобном месте. Надо организовать для гостя что-нибудь перекусить. Он, должно быть, устал и проголодался, добираясь сюда.
Дороти чувствовала на себе изучающий взгляд Мэлоуна, когда они втроем прошли обратно вдоль класса, привлекая любопытные взгляды учеников, завершавших сбор скудных книг и сумок. Вокруг царил шум, создаваемый их болтовней на местном диалекте испанского с большой примесью индейских слов.
— На всякий случай, если вы еще не догадались, то это наша местная школа, — вдруг заявил отец, к ее немалому удивлению.
Роль гида никогда не входила в набор его занятий для того, чтобы скоротать время. Он всегда оставлял это для матери, чья смерть пята лет назад до сих пор вызывала чувство невосполнимой потери и удушья. Мать была историком и археологом, специалистом по древним цивилизациям индейцев Мезоамерики — ольмеков, майя и ацтеков. Они познакомились с отцом на ступенях древней, полуразрушенной серо-мрачной пирамиды в религиозно-культовом центре Тикаль и сразу влюбились друг в друга, горячо и страстно, настоящей жгучей и сумасшедшей латиноамериканской любовью. У отца были сложные англо-шотландские родовые корни, а у матери испано-французские с небольшой примесью местной индейской крови. Отец нередко с гордостью демонстрировал потертый брачный контракт на испанском языке, который ему быстро и сравнительно недорого оформил в каком-то захолустном городке местный судья в присутствии двух нанятых прямо на улице свидетелей. Документ этот, который он заполучил всего после трех дней знакомства, сделал их счастливыми. Пока жизнь матери не унес рак легких, болезнь, которая в условиях тропиков позволяет прожить не больше года.
В свое время в Мексике мать попутно закончила какие-то медицинские курсы, что весьма важно в работе археологических экспедиций, зачастую находящихся вдали от цивилизации в антисанитарных и опасных условиях. Она успешно помогала отцу, работая в центре чем-то вроде лаборанта и медсестры. Кроме того, взяла на себя обучение детей истории их народа. Она хорошо говорила на одном из диалектов майя — пополука, распространенном на юге Мексики, и на этой основе быстро освоила и местный диалект. На ее занятия часто приходили взрослые и пожилые индейцы, с великим уважением глядя на белого человека, да еще же женщину, говорившую им о том, о чем они и сами давно забыли.
В воспоминания Дороти вторглась речь отца:
— Справа от школы, вон в том здании, расположены кое-какие наши технические средства по медобслуживанию, а также небольшая лаборатория по исследованию местных индейских лекарств. Все очень примитивно, как вы понимаете, но у нас всегда не хватало средств сделать то, что должно быть сделано.
Это была излюбленная тема отца. Деньги, или, точнее, их отсутствие, для финансирования системы медицинского обслуживания туземцев и научно-медицинских исследований. Он был ученым и талантливым врачом и не понимал людей, не осознававших, что в вопросах здравоохранения деньги не могут быть предметом спора.
Они зашли в торец здания лаборатории, где одно из помещений служило канцелярией для отца. Здесь он усадил Мэлоуна на стул и устремился к низенькому проржавевшему холодильнику в углу комнаты, чтобы достать кувшин с соком гуавы.
Вентилятор над головой, который был уже в предсмертном состоянии от старости, пока еще обеспечивал вяло-тягучие перемещения потоков воздуха. Но его слабые попытки хоть как-то облегчить пребывание людей внутри помещения уверенно подавлялись волнами раскаленного, липко-влажного и пряного воздуха джунглей, вливавшихся снаружи через распахнутые настежь окна. Неудивительно, что пришелец из Старого Света выглядел так, будто был на грани потери-сознания.
Бедняга, подумала Дороти с внезапным приливом симпатии. По какой-то причине он, возможно, покинул семью, лишился всех современных удобств для того, чтобы пересечь полмира на пути в эту действительно Богом забытую землю, до сих пор таинственную и непостижимую, и доставить послание ей лично.
Какое послание? Дороти почувствовала легкий укол беспокойства.
— Да, весьма отважно с вашей стороны жить здесь, — возобновил разговор гость.
— Ничего отважного в этом нет. Гватемала замечательная страна, а люди здесь очень кроткие и милые. Так что не надо бояться, что вас схватят и изрубят на маленькие кусочки филе для жаркого. В далекой истории этого народа часто приносились ритуальные человеческие жертвы. Но те времена давно прошли. Так для чего вы сюда прибыли? — прямо спросила она.
— Я кое-что привез для вас.
Мэлоун покопался в портфеле, извлек оттуда толстую пачку плотной бумаги кремового цвета, заполненную мелкими печатными буквами, и вручил ей.
— Вы когда-нибудь слышали о Филиппе Маккрейне?
— Филипп… Маккрейн? Да, кое-что… Папа? — Она просматривала бумаги, практически ничего в них не различая.
— Филипп мой брат и твой дядя. — Отец замолчал, а потом продолжил:
— Пожалуй, пусть уж лучше объяснит профессионал.
— Что объяснит?
— Филипп Маккрейн умер шесть месяцев назад. Он оставил завещание. Вы являетесь его главной наследницей.
— И это все? А вы разве не могли изложить все это в письменном виде и направить по почте. Почта сюда идет долго, но в конце концов все же доходит.
— Нет, мисс Маккрейн, вы не поняли. Его собственность стоит миллионы, естественно не гватемальских кетсалей, а полновесные фунтов стерлингов. О таких суммах сообщали лично.
Тишина, повисшая в комнате после этого заявления, нарушалась только голосами птиц и хриплыми криками попугаев.
— Вы шутите? Не так ли? — Она нерешительно улыбнулась, глядя на отца, ответная улыбка которого отдавала отталкивающей серьезностью.
— Я юрист, мисс, а не клоун. В мою профессиональную деятельность не входит задача смешить людей.
— Но что я буду делать со всей этой кучей денег? Посмотрите вокруг, мистер Мэлоун. Вы видите хоть что-нибудь, на что здесь можно потратить деньги? Здесь нет ни магазинов, ни ресторанов, ни отелей, ни казино. Просто не на что тратить.
— Все не так просто. Помимо сельской усадьбы и коллекции предметов искусства, существует и главная собственность. Это фармацевтическая компания МФИ — «Маккрейн фарма индастриз». Компания имеет отделения в восьми европейских и азиатских странах, в ней заняты тысячи людей. И она находится в тяжелом положении. Вам предстоит вступление во владение и решение ряда сложных вопросов, определяющих будущее компании, в том числе и саму возможность ее существования. Без вас как главной наследницы ничего не может быть решено.
— Но я ничего не знаю об этом бизнесе, заупрямилась она, желая, чтобы отец все же вмешался и поддержал ее.
— Ваш отец заявил, что вы весьма одаренный ребенок.
Дороги беспокойно заерзала на стуле и решительно бросила:
— Нет!
— Послушай меня, Дори! — Голос отца прозвучал как удар хлыста, испугав ее. Она уставилась на него с открытым ртом. — Отправляйся в Англию и посмотри, в чем там дело. В любом случае тебе необходимо быть там, чтобы вступить в права наследования.
— Но я не хочу никуда ехать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16