Она ушла, чтобы остаться одна. И всю свою жизнь посвятила борьбе за право никому не принадлежать, жить в прекрасном спокойном одиночестве, со своими мыслями, любимыми книгами, музыкой, фильмами, казавшимися ей намного интереснее любого, самого изысканной любовной интриги.
Однажды Марго кто-то сказал, что ожидание близости для нее забавнее, чем сама близость, но это было не правдой. От романов она уставала, флирты не любила. Ей достаточно было обычной своей тонкой полуулыбки, чтобы смутить любого мужчину… Быть красивой — это не удовольствие, это — маета…
Одна близкая подруга, одна единственная подруга, как-то осторожно намекнула ей, что такое отношение к существам противоположного пола не совсем нормально и может быть стоит обратиться к сексологу…
Марго и обратилась бы, если бы хотела что-то в своей жизни изменить. Но ей не надо было ничего, кроме того, что у нее есть. Она была совершенно спокойна и счастлива. Она жила своей жизнью, создавала школу своей мечты, растила сына, учила детей… Умело обходила все острые углы в общении со сгорающими от страсти мужчинами. Если могла, направляла их любовную энергию в другое русло, созидающее. Они зачастую, забыв про все, бросались помогать ее школе, пока их любовный пыл не иссякал. А когда иссякал, не выдержав ее холодного сопротивления и гордыни, на их месте оказывались другие… И им словно было несть числа. Иногда Марго это начинала пугать, она задумывалась, не ведет ли себя сама неподобающе-кокетливым образом? Нет, все было как раз наоборот. Один ее очередной воздыхатель сказал Марго однажды, что ее притягательность — в царственной холодности, а все мужчины в душе и по натуре — завоеватели. «Значит, мне нужно просто стать доступной, чтобы ко мне один раз и навсегда все потеряли интерес?» — спросила она.
«Вовсе нет… Нет неприступных крепостей, как нет неприступных женщин… Просто не родился еще ваш завоеватель» — услышала ответ, показавшийся ей странным и невпопад.
Кажется, несколько лет прошло после тех слов, они давно должны были забыться, но почему сию минуту вдруг отчетливо всплыли в памяти? Она стоит сейчас, снедаемая непривычным, неизведанным доселе чувством, вздрагивая от бьющейся под ключицами сладкой возбуждающей волны. Этот мальчик, его слова, его глаза…
Она сходит с ума!!! Это пришла расплата за высокомерное стремление к гордому уединению, к независимости. Ах, как больно, как прекрасно!… Видимо, это ее судьба, нарушив неписаный закон для женщины, в конце концов, низко пасть, погибнуть от взбунтовавшейся плоти. Почему никогда ранее она не чувствовала малой толики того, что бушует в ней сейчас? К любому другому мужчине — они все казались ей в равной степени достойными — но не к этому мальчику. Почему она допустила этот всплеск эмоций, неужели не чувствовала опасность раньше? Егор нравился ей больше других… И только!
Нужно теперь остановиться и подумать, что значит для нее, всегда ровно, спокойно и объективно относившейся к окружающим, эта мимолетная симпатия? Не значит ли это, что уже давно было достаточно слова, взгляда, чтобы скрутила, ее как юную, романтичную девочку, неукротимая стихия? Марго, проснись, ты наконец-то созрела для любви. Явился твой завоеватель?!?
Маргарита Николаевна распахнула окно. В кабинет ворвался холодный ветер с дождем. Она утомленно потерла виски. Со всем этим сумасшествием нужно что-то делать. Доигралась она… Кто назвал ее фригидной дурой? Кажется, Сергей… Нет, кто-то другой. Да какая разница — кто! Где теперь ее спасительная холодность, куда она исчезла, в какой пучине растворилась?
Теперь ей остается каким-то образом утолить голод любви, той любви, которую она с ленью и скукой стряхивала с себя, как что-то лишнее, ненужное, мешающее, никчемное. Наверное, в ней просто говорит неудовлетворенность, накопившаяся за эти годы. Против природы не пойдешь, дорогуша! Аскетический образ жизни весьма чреват вот таким маниакальными вспышками.
А не позвонить ли дорогому бывшему мужу? Он прилетит, примчится немедленно унять ее любовный пыл. Но опять начнутся эти бесконечные разговоры-уговоры вернуться к нему навсегда, жить одной семьей…
А ей надо сегодня от него совсем иное. Сергей не подойдет, нужен некто иной, который сможет без лишних эмоций, деловито, по-мужски бесстрастно провести с ней ночь и заставить забыть и думать об этом мальчике.
Ведь он упорно нейдет у нее из головы. Но самое страшное то, что она не хочет гнать прочь от себя его образ.
Втягивающий в томительно-страстную одурь стоп — кадр с его признаниями не двигается с места.
Кого же ей выбрать в спасители, чтобы не было совсем уж противно? А что если Артем — этот великолепный мощный охранник с глупым добродушным лицом?… Он, кажется, сегодня в школе… Нет! Марго передернуло. Что это она? Это уже слишком. Ее безумство переходит всяческие границы, если у безумства они вообще есть.
Марго выдвинула нижний ящик стола, там за тетрадями лежала пачка легких ментоловых сигарет.
Дежурная пачка. Марго курила крайне редко, в особых случаях. Сейчас как раз такой. Ее била внутренняя дрожь. Может быть, несколько успокоительных затяжек помогут ей справиться с этим любовным недугом.
Марго вытащила тонкую длинную сигарету из пачки, покачала ее между пальцами. Ни спичек, ни зажигалки она у себя в столе не обнаружила.
Маргарита выглянула из кабинета в приемную. Секретарь Эля уже, конечно, ушла. Марго вспомнила, что сама отпустила ее час назад. Уже поздно, школа почти пустая. Нужно взять себя в руки, успокоиться, выбросить сигарету. Что это она так разволновалась? Какая нелепость, какая глупость, какое детское сумасбродство!
Маргарита Николаевна вернулась к себе в кабинет, по привычке, машинально села за стол. И вдруг ее снова обдало жаром — в памяти помимо воли воскресли слова Егора. И сам он словно наяву предстал перед ней — смущенный и окрыленный своим чистым и сильным чувством.
Марго неожиданно поняла, что пока эта нахлынувшая на нее любовная душевная болезнь не покинет сердца, она не сможет быть прежней, не сможет взглянуть в глаза Егору. Это сильнее ее. Неужели всю жизнь ей не хватало всего лишь этой детской чистоты, восхищенного мальчишеского обожания? Однако Егор не первый из учеников, признавшихся ей в любви. Почему же именно его слова перевернули ее душу и обожгли сердце? Она сама что-то чувствует к нему?
Марго поглядела на стопку документов, которые планировала сегодня проработать, потом убрала их со стола в сейф и начала одеваться. Этим вечером работать она больше не сможет. Ее рабочий день закончен. За окном сгустилась осенняя тьма, дождь заунывно настукивал по карнизу.
Маргарита Николаевна вышла из школы, крыльцо еще было ярко освещено. Мокрый асфальт перед ним маслянисто отливал фиолетовыми чернилами. Осторожно ступая по мокрым ступеням, Марго спустилась вниз и зашагала по своему любимому школьному скверу, вдыхая сырой, но еще не очень холодный воздух, пропитанный запахом прелых листьев и травы. Дождь, кажется, усилился, но ветра почти не было. Маргарита Николаевна раскрыла зонт и неторопливо пошла к выходу со школьного двора. Ей хотелось идти так — медленно, не спеша — вечность, успокаивая этим унылым осенним дождем душу, охлаждая мысли.
Выйдя из ворот школы, она неожиданно повернула в противоположную от своего дома сторону. И через полчаса неторопливой прогулки была возле дома Бориса Ивановича. Чем ближе она подходила, тем ярче вырисовывался в ее сознании некий спасительный план. Она, к сожалению, не представляла другого выхода. Марго нужен был мужчина, который мог бы помочь ей снова обрести покой. Лучшей кандидатуры она не видела.
Директор сегодня после обеда ездил в банк. Теперь, по ее расчетам, он уже должен быть дома. Марго звонила в дверь и совсем не думала, что конкретно она ему скажет, как объяснит свой нежданный и двусмысленный визит.
Борис Иванович открыл дверь почти сразу, будто кого-то ждал. Он был в джинсах и в старой ковбойке — мирный, домашний, непривычный… Марго окинула его быстрым взглядом и, не дожидаясь никаких вопросов и приглашений, сказала:
— Ничего не случилось, в школе все в порядке… Я просто зашла на огонек.
Директор опешил, но виду старался не подавать. Где это было видано, чтобы его неприступный завуч вдруг вот так запросто забрела в гости. Она уже сотню раз, наверное, ловко отказывалась от его приглашений.
— Маргарита Николаевна! — растерянно выдохнул он, с трудом сдерживая нахлынувшую на него радость от ее прихода, — А я будто чувствовал — решил устроить праздник, приготовил мясо по старинному рецепту… Маргарита Николаевна, я так рад!!!
Марго шагнула в квартиру, дверь за ней закрылась, отрезав пути к отступлению. Да и отступление было бы непростительной ошибкой в ее ситуации. Борис Иванович взял у нее из рук мокрый зонт и принялся помогать снимать плащ. Она стояла посредине прихожей в смятении и уговаривала себя, что все происходящее — закономерно, они знают друг друга десять лет, симпатичны друг другу столько же, а со стороны Директора она все эти годы ощущает безмерные потоки любви и обожания… А ей, чем сгорать на огне немыслимой, полусумасшедшей любви, лучше вычерпать затосковавшую без ласки душу до дна, выпить из нее безумную страсть до самой капельки, как горькое, пьяное вино. Это ей поможет, должно помочь, иначе…
Рано утром Маргарита Николаевна, оставив позади подаренную замечательным человеком, нежным и страстным мужчиной, романтическую ночь, открыла дверь своей квартиры. Из кухни выглянул хмурый сонный сын. Он странно рано поднялся сегодня.
Марго нужно было очень быстро привести себя в порядок, принять душ, переодеться, уложить волосы, нанести макияж… Она не должна выглядеть сегодня в школе усталой, помятой после бессонной ночи.
Женька пристально смотрел на нее.
— Мне нужно с тобой поговорить, — мимоходом сказала Марго, торопясь в ванную.
— Мне тоже… Где ты была??
— Позже… Свари мне, пожалуйста, крепкий кофе и приготовь пару тостов. И не смотри на меня уничтожающим взглядом, я ведь предупредила тебя по телефону, что приду утром, — Маргарита Николаевна, не дожидаясь ответа, скрылась в ванной. Она очень торопилась. Важный разговор, который должен был состояться сегодня утром с сыном, мог отнять много времени, учитывая несговорчивый характер ее ребенка.
Через пятнадцать минут Марго сидела на кухне перед мрачным Женькой и пила кофе.
— О чем ты хотела со мной поговорить? — хмыкнул невесело Женя, — о том, где ты сегодня была?
— Во-первых, это тебя, дорогой мой, совсем не касается. Во — вторых, разговор пойдет не обо мне, а о тебе!
Женька в ответ только вопросительно поднял брови.
— О твоем поведении в школе, о твоих взаимоотношениях с Васильевым.
— А что ты знаешь о них? — грубовато спросил Женя — Почти все.. Я разговаривала с Егором!… — Марго вдруг запнулась. Ее неожиданно снова обдало горячей волной.
Неужели не прошло, неужели ничего не помогло??? С трудом справившись со смятением чувств, Маргарита Николаевна, как можно спокойнее, продолжила, — Он рассказал мне о причинах вашего конфликта.
Я думаю, он был искренен, и я услышала от него всю правду.
«Всю правду…» — эхом отозвалось у нее в сердце.
— Мне кажется, ты должен прекратить ему мстить за прошлые обиды, Женя. Все что было — это очень неприятно, скверно, но вы уже не дети. Егор сожалеет о своих поступках по отношению к тебе, стыдится своей жестокости. Но его оправдывает то, что это было давно и осталось в прошлом. Он изменился и престал быть прежним Егором Васильевым, который обижал тебя. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Женя поднял на мать тяжелый взгляд и не нашел, что ей ответить.
— Женя, ты можешь его винить в своих бедах, но если быть до конца честным, то нужно винить самого себя! Почему ты позволил Егору третировать себя? Почему не дал ему отпор? Достаточно ведь было одного раза, чтобы навсегда прекратить эти глупости! Как ты мог молча сносить обиды и унижения? Во всей этой истории меня больше всего возмутили не гадкие выходки Егора, а твоя трусость, твоя слабость. Чего ты боялся? Ты — сын завуча школы, мой сын — стал посмешищем в глазах одноклассников, мальчиком для битья!
Ты не хотел мне жаловаться — это похвально, но так, без боя, сдаться, когда достаточно было одной честной драки! Я не понимаю, Женя! А теперь ты пытаешься закрасить собственную слабость и трусость глупыми попытками мщения… Довольно! Я не хочу, чтобы мой сын выглядел еще более смешным и жалким. И не допущу этого. Ты должен немедленно прекратить все нападки на Егора. Вам сейчас не до глупостей, вы должны думать только об одном — об учебе, об оценках, о поступлении… Женя, ты меня слышишь? Почему молчишь?
— А что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? — сквозь зубы процедил Женя, — Что я как был ничтожеством, так им и остался? Между прочим, твой ненаглядный Егор так меня и зовет — ничтожество. Ты думаешь, он прекратил войну? Он только и ждет, чтобы побольнее ударить. Ради того, чтобы доказать мне свое превосходство, он пойдет на все. Это самая гнусная сволочь из всех существующих и возможных. Выскочка из семьи алкоголички и промышленного бандюги! А ты не спросила у него, чего ради он прицепился ко мне, а не к кому бы то ни было? Из зависти! Он влюблен в тебя! Он раздевает тебя взглядом! Ты не замечала?
Маргарита Николаевна поднялась, чтобы Женя не увидел ее замешательства.
— А потом он придумает гнусную небылицу о том, что переспал с тобой, и растреплет ее всей школе.
Он мастер на подобные штучки! Он всегда добивался популярности дешевыми методами. Хочешь испробовать их на себе? И потом скажи, что не желаешь ему мстить… А что касается моей слабости и трусости… — Женя, болезненно скривившись, усмехнулся, — Да, я боялся, но только одного — расстроить тебя, дорогая мамочка… Рассердить, разочаровать вас, Маргарита Николаевна! Но знаешь, больше не боюсь. Все прошло, кончилось. Прошел мой детский страх, что ты меня не будешь любить, отправишь снова к бабушке.
Теперь я знаю, что нет на свете такой любви, ради которой можно снести столько унижения, сколько снес я.
По крайней мере, мне ее уже не надо.
— Женя, о чем ты говоришь! Послушай сам себя!
— Это ты послушай себя! — взорвался Женька, — А мне надоели постоянные сетования на то, что Егор умнее, одареннее, талантливее, гениальнее, что он — личность, а я — ничтожество, что он — надежда, а я — разочарование, что он — победа, а я — ошибка… Может быть, тебе его усыновить? Такого-растакого звездного замечательного мальчика? Хотя теперь это его уже вряд ли устроит. Ему нужно другое. Ты догадываешься — что?
— Женя, хватит говорить глупости, — голос Маргариты прозвучал не так уверенно, как ей хотелось, но Женька в жару спора этого не заметил. — Пожалуйста, я тебя очень прошу, если я все же еще хоть что-нибудь для тебя значу — оставь Егора в покое. Ты сделаешь это не для него, а для меня. Или мне ты тоже мстишь?
— Я могу уехать к отцу? — вдруг спросил Женя глухим сдавленным голосом.
— В осенние каникулы? — Марго сделала вид, что не поняла его.
— Нет, навсегда.
— Ты этого очень хочешь?
— А ты? — Женя поглядел на мать в упор, — Решатся сразу все проблемы…
— Мы их и так решим, взвешенно, спокойно… К отцу я тебя не отпущу.
— Почему?
— Женя, ты на самом деле не понимаешь или прикидываешься? — вдруг несколько раздраженно спросила она, — я не опущу тебя, потому что ты мой сын, потому что дороже тебя у меня нет никого на свете! Я хочу, чтобы ты жил со мной, а не с отцом! Хватит строить из себя обиженного и нелюбимого! Пора браться за ум, становиться серьезнее…
Маргарита Николаевна дотронулась пальцами до Женькиной головы, слегка качнула ее. Он подавленно молчал.
— Мы договорились с тобой? — Марго выжидательно смотрела ему в лицо, — Ты оставляешь в покое Егора, перестаешь всем и вся демонстрировать свою независимость. Очень надеюсь, что ты все понял и больше меня не подставишь, не подведешь… Подумай, пожалуйста, обо всем, Евгений, я очень тебя прошу!…
Ох, мне пора бежать. Я должна успеть за полчаса собраться и выйти.
Маргарита Николаевна поднялась. Она не требовала от сына немедленного ответа. Он должен подумать, самостоятельно принять решение. Давления с ее стороны и так уже было предостаточно. Но она все же верила в Женькино благоразумие и в то, что он дорожит ее мнением, ее хорошим отношением. Марго сполоснула чашку и собралась было выйти из кухни, как услышала:
— А где ты была сегодня ночью?
— У Бориса Ивановича, — решила сказать правду Марго.
Женька полупрезрительно и, как показалось ей, облегченно, фыркнул:
— Ну, вы даете, Маргарита Николаевна!… Директор уже который год набивается тебе в мужья, а мне в отчимы. Это же скучно!
— Тебе должно быть скучно обсуждать мою личную жизнь, — взвешенно произнесла Марго, — Мы с Борисом Ивановичем старые друзья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23