Важным показателем работы экономики является уровень потребления материальных благ — при мысленном приведении в сравнимые условия. Чтобы понять систему, хоpошо бы нам, как сделал Бpодель для Евpопы, занудливо описать реальность быта: что ели советские люди, как одевались, чем болели. Чего боялись! «Каpта стpахов» очень кpасноpечива. В зpелой советской системе люди вообще не включали в обычный для социологов набоp важнейшие для большинства стран стpахи: пеpед бедностью, голодом, безpаботицей, бездомностью, насилием пpеступников, pепpессиями государства и межнациональными конфликтами. Сейчас все эти стpахи возникли и вышли в России на пеpвые места. Это — важнейший показатель, гораздо важнее, нежели «пышность пирогов». Но коснемся потpебления «пирогов».Первая жизненная потребность — питание . В СССР был обеспечен достаточный и сбалансированный рацион питания, и он улучшался (при всех известных дефектах в системе переработки и распределения). СССР входил в десятку стpан с наилучшим уpовнем питания (7-е место в 1990 г., 40-е в 1996 г.). Имея 6% населения Земли, СССР производил, по pазным оценкам, 13-16% продовольствия.Отдельно мы остановимся и на пресловутой проблеме «уравниловки» — мол, объедали люмпены нашу трудолюбивую и умелую элиту. Тут замечу лишь, что распределение не по труду, а по едокам, в той или иной мере присуще всем обществам. К минимуму оно было сведено, на короткий исторический период, лишь на Западе, в эпоху «дикого капитализма», но и там произошел впечатляющий откат к «уравниловке». Конечно, ее культурная, даже антропологическая основа была иной, чем в СССР, но с экономической точки зрения это не так важно.В 70-80-е годы советское общество стало в целом «обществом среднего класса», с симметричной и довольно узкой кривой распределения людей по доходам. В ходе либеральной реформы «средний класс» разрушен и возникло аномальное общество с провалом в середине кривой: в России имеется очень небольшой контингент с гипертрофированными доходами — и масса обедневших людей, отброшенных в «военный коммунизм». Их потребление сводится к «витальной корзине», то есть они на деле уже ушли с рынка потребительских товаров — они как бы по талонам получают единообразный физиологический минимум. У них нет никакого выбора — все рассчитано до грамма.Положение с товарами сверх физиологического минимума еще хуже. Сама Т.И.Заславская с ужасом признает «снижение социальных запросов населения вследствие постепенного свыкания с бедностью и утраты надежд на восстановление прежнего уровня жизни». Согласно выводам ВЦИОМ, происходит долговременное «сужение спектра потребностей населения». То есть, советская экономика характеризуется сегодня как хозяйство с широким и расширяющимся спектром потребностей . Рынок жилья для трудящихся практически недоступен. В 1993 г. стандартная квартира из 2 комнат в среднем стоила на рынке в России 15,2 средних годовых зарплат. В 1994 г. — 26,1 годовых зарплат. В 70-е годы покупка такой квартиры (через жилищный кооператив) стоила 3,4 средних годовых зарплат. Я в 1972 г. был м.н.с. с зарплатой 200 руб. Я купил кооперативную квартиру, которая стоила 7 тыс. руб. (я получил 15 лет рассрочки под ничтожный процент). В 1999 г. моя дочь, научный сотрудник (то есть на один ранг выше м.н.с. — меня 1972 года) с зарплатой 21 доллар, получила с мужем-военным квартиру того же класса, что тогда купил я (только сделана чуть хуже). Такая же квартира в том же доме продавалась за 30 тыс. долларов. Итак, мне моя квартира стоила меньше трех годовых зарплат. Моей дочери она стоила бы 120 годовых зарплат. Сколько она стоила бы, если бы пришлось брать в банке кредит на 15 лет под 18% годовых? А ведь речь идет не о роскоши, а именно о фундаментальных благах — питании, жилье.К пониманию советской экономики очень полезно подойти и через анализ смеpтельных удаpов . Рассмотpим лишь два пpостых удаpа, которые оказали мощное воздействие на общественное сознание — разрушение финансовой системы и потребительского pынка в 1988-1990 гг.В советском государстве действовала особая финансовая система из двух «контуров». В производстве общались безналичные (в известном смысле «фиктивные») деньги, количество которых определялось межотраслевым балансом и которые погашались взаимозачетами. По сути, в СССР отсутствовал ссудный процент. На рынке потребительских товаров обращались нормальные деньги , получаемые населением в виде зарплаты, пенсий и т.д. Их количество строго регулировалось в соответствии с массой наличных товаров и услуг. Это позволяло поддерживать низкие цены и не допускать инфляции. Такая система могла эффективно действовать — при условии жесткого запрета на смешение двух контуров (запрета на перевод безналичных денег в наличные).Второй особенностью была принципиальная неконвертируемость рубля. Масштаб цен в СССР был совсем иным, нежели на мировом рынке, и рубль мог циркулировать лишь внутри страны (это была в известном смысле «квитанция», по которой каждый гражданин получал свои дивиденды от общенародной собственности — в форме низких цен). Поэтому контур наличных денег должен был быть строго закрыт по отношению к внешнему рынку государственной монополией внешней торговли.В 1988-89 гг. оба контура финансовой системы СССР были раскрыты. Прежде всего, была отменена монополия внешней торговли. Согласно «Закону о кооперативах» быстро возникла сеть кооперативов и совместных предприятий, занятых вывозом товаров за рубеж, что резко сократило их поступление на внутренний рынок. Следующим шагом, через Закон о государственном предприятии был вскрыт контур безналичных денег — было разрешено их превращение в наличные.Произошел скачкообразный рост личных доходов вне всякой связи с производством. Ежегодный прирост денежных доходов населения в СССР составил в 1981-1987 гг. в среднем 15,7 млрд. руб., а в 1988-1990 гг. — 66,7 млрд. руб. В 1991 г. лишь за первое полугодие они выросли на 95 млрд. руб. (при этом зарплата в производстве выросла всего на 36%). Средства перекачивались из накопления (инвестиций) в потребление — «проедалось» будущее развитие и будущие рабочие места. Перестройка приобрела характер праздника (вернее, гульбы), о похмелье не предупредили.Такой рост доходов при одновременном сокращении товарных запасов в торговле привел к краху потребительского рынка («товары сдуло с полок»). Были введены талоны на получение водки, сахара, ботинок. Был резко увеличен импорт. До 1989 г. СССР имел стабильное положительное сальдо во внешней торговле, в 1987 г. превышение экспорта над импортом составляло 7,4 млрд. руб., а в 1990 г. было отрицательное сальдо в 10 млрд. руб.Надо подчеркнуть, что страшная нехватка в торговле товаров, которую часто поминают реформаторы, была следствием именно антисоветских акций в хозяйстве. Спад производства составил в 1991 г. около 13% (в некоторых производствах — до половины). Но поступление товаров потребителю упало непропорционально этому снижению. По оценкам, в 1990 г. из страны была вывезена примерно треть произведенных товаров 116. Многие товары давали выручку до 50 долларов на 1 рубль затрат и покупались у предприятий «на корню». Некоторые изделия (алюминиевая посуда) превращались в удобный для перевозки лом и продавались как материал. Фирма «Бурда моден» даже была под следствием за то, что наладила скупку алюминиевой посуды, превращала ее прессом в металлолом алюминия и вывозила. Выручка же на перепродаже нержавеющей стали составила в 1991 г. 26 млн. руб. на 1 млн. руб. затрат — прибыль 2600%.В том, что оценки нелегального вывоза товаров не преувеличены, говорил официальный прогноз московской мэрии по легкой промышленности Москвы на 1992 г.: «В обмен на сырье и современные технологии за рубеж будет уходить до 80-90% готовой продукции. Это относится прежде всего к московским предприятиям швейной, обувной и трикотажной отраслей, продукция которых и сейчас имеет высокий уровень дизайна».Замечу, что объяснение мэрии абсурдно — кому нужны «современные технологии» и какое-то фантастическое «сырье», если за них надо отдавать 90% готовой продукции? Тем более, что и без этих «технологий» отечественная продукция продукция «и сейчас имеет высокий уровень дизайна»? Кому вообще нужно такое производство? Ведь выходит, что землю, природные ресурсы, энергию и рабочую силу ему надо предоставлять практически бесплатно! Это бред, скрывающий большую коррупцию (реальная стоимость отправленной за рубеж «готовой продукции» просто присваивалась кучкой «новых почти-собственников» и оставалась за рубежом). И бред этот можно было нести только благодаря общему помрачению умов.Но для нас здесь важно то, что в 1990-1991 гг. в стране оставалось и шло на потребительский рынок уже вдвое меньше того, что давало до перестройки нормальное советское хозяйство. Кроме того, большая часть произведенного накапливалась на тайных складах перекупщиков в ожидании либерализации цен (в Москве перекупщики арендовали даже множество железных гаражей, которые набили товарами). Таким образом, в торговлю поступало, видимо, не более трети от того, что население получало до перестройки. В этом — причина краха потребительского рынка.
Комментарий из 1998 г.: восприятие советского хозяйства (семинар ОБСЕ в Минске, 1998 г.).
Представительство ОБСЕ в Минске устроило в 1998 г. большой семинар о том, как надо устраивать рыночную экономику в Белоруссии. Меня пригласили из РФ как докладчика по первому вопросу: «Советская хозяйственная система: теория и реальность». Я сделал доклад чисто научный, теорию и реальность изложил наглядно, так что возразить было трудно. Приехавшая из Женевы как оппонент по моему докладу почетный советолог Юдит Шапиро пыталась, правда, доказать, что в СССР простому человеку нельзя было купить в аптеке лекаpства, но даже самые крутые демократы посмотрели на нее с жалостью.Я упрощенно и кратко объяснил, что советский строй, корнями уходящий в культуру России, по своему типу относится к общинным цивилизациям (в отличие от рыночной цивилизации Запада). Этим и были обусловлены главные черты хозяйства, странные или даже неправильные для глаза и марксиста, и либерала.За этот доклад я получил самую большую похвалу, какую только получал в жизни. И от кого! От Станислава Шушкевича, героя Беловежской пущи. Он сказал, что если бы он прослушал такой доклад десять лет назад, то он не сделал бы того, что сделал после 1989 года. Он не знал, что СССР относится к цивилизациям общинного типа 117.После такого откровения Шушкевича другие лидеры оппозиции (бывший председатель Верховного Совета Шарецкий, бывший управляющий Центральным банком Богданкевич и др.) начали выдвигать обвинения советской системе «по-крупному», говорить самое, на их взгляд, главное. Поскольку я, как докладчик, после каждого цикла выступлений имел слово для ответа (тут я снимаю шляпу перед западными порядками), получился редкостный диалог. Скажу о моих главных впечатлениях.Похоже, впавшие в антисоветизм интеллектуалы настолько уверовали в схоластические догмы (политэкономии, монетаризма и черт знает чего еще), что рассуждать в понятиях здравого смысла просто не в состоянии. Вот их тезисы:— «Да, при советском строе люди были сыты и в безопасности, но это надо было поломать, потому что хозяйство было нерентабельным!» Что за чушь! При чем здесь рентабельность, если хозяйство было нерыночным и его цель — не прибыль, а чтобы все были сыты? Ведь мы только что об этом договорились. Зачем же к нерыночному хозяйству прилагать мерку, которая имеет смысл только для рыночного? Бесполезно, как об стенку горох. Спорить с доводами здравого смысла никто не спорит — их просто не замечают.— «Советскую систему надо было менять, потому что низка была экономическая эффективность». Это — из той же оперы. Само понятие «эффективность» придумали недавно, а до этого тысячи лет вели хозяйство и следовали простым, житейским меркам. Но допустим, вы испытываете к этой «эффективности» непонятное почтение. Как, спрашиваю, вы определили, что советское хозяйство было неэффективным? Почему финский фермер, которого нам ставят в пример, эффективный, а колхозник — нет? Ведь колхозник на 1000 га имел в 10 раз меньше тракторов, чем европейские фермеры, и давал всю последнюю советскую пятилетку пшеницу с себестоимостью 92-95 руб. за тонну. А у финского фермера себестоимость 482 доллара за тонну. Объясните, говорю, почему же производить один и тот же продукт вдесятеро дороже — это эффективно? Молчат. Ну хоть бы что-нибудь ответили. Какой же это диалог!Я еще пример привел. Как-то за границей пришлось мне купить тюбик глазной мази из тетрациклина — точно такой же, каким пользовался дома. Но дома, в СССР, он стоил 9 коп., а на Западе — 4 доллара. Это меня так удивило, что я одно время таскал оба тюбика и иногда показывал их на лекциях. Вот, говорю, объясните, почему производить такую мазь по 9 коп. — неэффективно, а по 4 доллара — эффективно? Тут, по-моему, все поставлено с ног на голову. Молчат. Только мадам Шапиро встала и объяснила мне, что такой тюбик в СССР могла получить только номенклатура.— «При советском строе жить было невозможно из-за дефицита. А сейчас в России хотя бы дефицита нет». Ну что тут скажешь. Ведь только что на экране мы видели динамику производства продуктов по годам. Как же так, спрашиваю? Было много молока — это вы называете дефицит. Стало вдвое меньше — нет дефицита, изобилие. А ведь слово дефицит означает " нехватка ". Ведь, получается, для вас важнее образ молока на витрине, чем само молоко на обеденном столе. Да кроме того известно, что все это нынешнее «изобилие» — липовое. Если бы вдруг людям выдали зарплату, все продукты смело бы с полок в два дня (так и получилось там, где перед выборами 1996 г., чтобы задобрить избирателей, сдуру выдали зарплаты и пенсии).— «Самое главное в реформе — выполнить требование МВФ о снижении дефицита госбюджета, не считаясь ни с какими жертвами. А иначе не дадут займов». Как это, говорю, «не считаясь с жертвами»? Вы что, людоеды? Да и что это за идол такой, бездефицитный бюджет? Ведь в трудные моменты разумно «взять в долг у будущего года», у себя самого. Почему же займы МВФ, которые затягивают на шее долговую петлю, лучше?Ответа на такие простые вопросы получить невозможно. Похоже, люди уже настолько неспособны оторваться от рыночных штампов, что просто этих вопросов не понимают. Как бы не слышат. Интересно, что тут даже пример США не помогает. Ведь президент Рузвельт, когда приперло в годы Великой депрессии, послал куда подальше всех своих экспертов-монетаристов и заявил, что в условиях кризиса сводить бюджет без дефицита — преступление против народа. Пусть бы объяснили эту позицию Рузвельта.Вот еще один тезис, который повторяется в разных вариациях:— «То-то и то-то в советской системе надо было сломать, потому что на Западе это устроено лучше». На том семинаре особенно часто говорили, что надо сломать «предприятия-монстры, унаследованные от советской системы» — Минский тракторный завод, МАЗ и т.д. Зачем же, спрашиваю, ломать ? Ведь там люди работают, на этих заводах хозяйство держится. Нет, надо сломать — на Западе заводы лучше.Вообще-то, какой завод лучше — это дело вкуса (на наших заводах люди почему-то меньше уставали, даже хотя работали с более отсталой техникой). Но я не стал спорить о вкусах, меня больше волновала логика. Допустим, говорю, западные учреждения лучше, но дальше-то ваши рассуждения нелогичны. Предположим, тебе не нравится твоя жена, а нравится Софи Лорен. Ну, убей свою жену — ведь Софи Лорен от этого у тебя в постели не появится. А вы хотите поступить с заводами именно так.Похихикали над таким сравнением, и опять за свое. Выступает другой знаток Запада:— «Тот, кто побывал у западного зубного врача, никогда (!) не пойдет к советскому зубному врачу!». И ведь это говорил какой-то известный в Белоруссии экономист — а каков уровень мышления. Ради бога, ходи к немецкому врачу, если есть у тебя лишних двести долларов на пломбу. Но зачем губить советского врача? Ведь в действительности нам вовсе не предложили выбор: плохой советский врач или прекрасный западный. На деле реформа означает, что советскую систему сломают и большинство людей оставят вообще без всякого врача. Пока что мы лечимся, худо-бедно, в недобитой советской системе. А дальше что? В богатейших США 35 млн. человек не имеют доступа ни к какой медицинской помощи. Ни к какой! А у нас сколько таких людей будет, если подобные экономисты и дальше будут командовать?Я сказал и белорусским демократам, и мадам Шапиро с ее коллегами, что мы, к несчастью, говорим на разных языках. Причем разница не в мелочах, а в самом отношении к жизни. Трудно дать определение их языку и их мышлению. Не желая никого обидеть, я бы сказал, что это — язык и мышление религиозного фанатика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89