Папа Уолли соглашался с ней, потому что ему тоже было бы спокойнее, если бы они чаще виделись с детьми, но это было сложно. И тем не менее в субботу утром, когда Уолли был занят в свинарнике, удача улыбнулась маме Уолли. Она зашла в супермаркет. Ее тележка была переполнена продуктами, закупленными на неделю. На кассе перед ней стояла женщина, которая выкладывала свои продукты на прилавок.
— Хорошая погода для этого времени года, — сказала ей продавщица.
Казалось, что женщину просто поразило это совершенно обычное замечание. Она стала тяжело дышать и уронила на пол кукурузные хлопья и фунт чая. Мама Уолли наклонилась, чтобы помочь ей собрать упавшие продукты, и когда она это сделала, что-то в этой женщине привлекло ее внимание. Что это там говорили дети? «Такое ощущение, что все на ней держится на фартуке». Сейчас на ней не было фартука, но создавалось впечатление, что все держится на пуговицах пальто. Дети еще говорили, что у нее такие волосы, которые как будто всегда норовят рассыпаться в разные стороны. У этой женщины были точно такие волосы, и они как-то странно торчали из-под бесформенной фетровой шляпки. Гасси еще говорил, что тетя похожа на мышку — боится шевельнуться, чтобы не привлечь кошку. «Бедная женщина, — подумала мама Уолли. — Если кто-то когда-то выглядел так, как будто боится кошки, то это именно она».
Женщина тяжело выдохнула «спасибо» и снова занялась раскладыванием своих продуктов, и тут мама Уолли решила испытать судьбу. «Мне действительно казалось, что я должна это сделать», — объясняла она папе Уолли, когда вернулась домой.
— Извините, пожалуйста, — сказала она, — вы миссис Докси?
Продавщица и мама Уолли протянули руки, чтобы подхватить продукты, которые тетя Мейбл норовила опять уронить на пол. Тетя Мейбл пропищала:
— Да.
— Тогда, может быть, вы согласитесь выпить со мной чашечку чая? — предложила мама Уолли. — Дело в том, что я знаю ваших ребятишек, Франческо учится в одном классе с моим Уолли, и они друзья.
Потом мама Уолли и Мейбл пили чай в соседней чайной.
— Я знаю, дорогая моя, у вас все строго, — говорила мама Уолли. — Ваш муж не единственный человек, который не желает общаться с соседями, но ребятам не повредит общение с нами. Я подумала, было бы здорово, если бы вы разрешили им бывать у нас, скажем, по субботам, может, и по воскресеньям тоже.
С огромным усилием Мейбл попыталась объяснить взгляды Сесила.
— Понимаете, Сесилу с детства внушали, что отец ребят забрал из дома то, что ему не принадлежало. Конечно, на самом деле это не так, он просто позаимствовал эти вещи, ну, по крайней мере, он так думал, но вы же знаете, как бывает, когда тебе с детства что-то внушают. Так что он ни в коем случае не хочет, чтобы наши дети общались с другими детьми, чтобы избежать возможного негативного влияния. Он не хочет, чтобы они смотрели телевизор.
Мама Уолли засмеялась:
— Как я всегда говорю, несложно терять то, чего никогда не имел. Конечно, у нас по субботам включен телевизор — только попробуйте заставить моего мужа пропустить футбол, но какой вред от футбольного матча? Уолли тоже бы не хотел его пропустить.
Мейбл немного повеселела, но все еще говорила как-то порывисто и судорожно.
— Я уверена, что в футболе нет ничего плохого. Я очень переживала по поводу выходных. Мистер Докси любит, чтобы в доме было тихо и спокойно, а детям очень сложно вести себя тихо, когда им нечего особенно делать и некуда пойти.
Мама Уолли решила определиться с этим здесь и сейчас. Она встала.
— Ну, мне теперь пора идти, но я жду ребят у нас. Они же зайдут на чай?
Мейбл подняла с пола пакет с покупками.
— Им нужно быть дома к половине шестого, а то мой муж может заметить их отсутствие, — она вспыхнула. — Понимаете, надо, чтобы он думал, что они пили чай на кухне.
Ребята были просто очарованы, когда перед ленчем их тетя объявила, что они могут пойти навестить миссис Уолл.
— Очень симпатичная женщина, — сказала она, — но уходите тихонечко и будьте дома ровно в половине шестого.
— У них ферма, — сказала Анна. — Курочки и свинья, которую зовут Бесс. У них очень приятно, там не слишком все чисто, и поэтому такое ощущение, что это почти как…
Франческо договорил за Анну.
— Она права. По-своему, по-английски, это напоминает дом Жардека и Бабки.
Когда мама Уолли увидела ребят, она протянула руки, чтобы всех разом обнять.
— Надеюсь, вы поздоровались с курочками и Бесс, а то вы долго не выйдете из дома, начнется футбол, и мистер Уолл считает, что на сей раз его любимая команда должна выиграть. — Она вопросительно посмотрела на Анну: — Ты интересуешься футболом, дорогуша?
— Никто из нас не видел футбол, только в школе, — объяснил Гасси.
— Тогда иди посмотри, дорогая, — сказала она Анне, — а если тебе не понравится, приходи ко мне на кухню и мы вместе порежем тортик, который я приготовила к чаю.
Анне было неинтересно смотреть телевизор, она не понимала ни того, что происходит на поле, ни объяснений Уолли и его папы, которые раскрыв рот слушали мальчики, поэтому она сбежала на кухню.
— Ручаюсь, что никто из них даже не заметил, что ты ушла, — сказала миссис Уолл.
— Да, никто.
Миссис Уолл дала Анне вишен и орешков, чтобы украсить торт.
— Ну, — спросила она, — как продвигаются занятия танцами?
Анна доверяла маме Уолли.
— Неплохо. То есть я думаю, мисс де Вин учит хорошо, почти как Жардек, но я не знаю, что она думает.
— Что ты имеешь в виду?
Анна сделала украшение из вишен и орешков.
— На Рождество она дает представление…
— Ты о концерте? Она каждый год устраивает благотворительные концерты. Дорин, кажется, танцует соло.
Слова Анны прозвучали решительно.
— Жардек никогда бы этого не позволил. Я точно не знаю, но мне кажется, что мисс де Вин хочет, чтобы я танцевала на пуантах!
Анна говорила с таким возмущением, что миссис Уолл тоже постаралась выглядеть пораженной, хотя она и понятия не имела, почему Анна так разгорячилась.
— О, Господи!
— Представляете! Ведь мне еще нет и девяти лет, а Жардек говорил, что можно не раньше одиннадцати!
— Но если я правильно понимаю, ты и не сможешь продолжать заниматься с этой мисс де Вин. У вас денег хватало только на пять уроков, не так ли?
Анна в ужасе посмотрела на маму Уолли.
— Но я должна продолжать занятия с ней, пока с'Уильям не вернется и не продаст нашу картину! Здесь же больше никого нет.
— Но, дорогая, откуда же брать деньги?
Перед Анной как будто упал занавес. Мама Уолли не могла знать, что Анна и сейчас слышала слова Жардека, произнесенные на смеси английского с польским: «Настоящий танцор должен жить только ради танца, и все, что стоит между ним и танцем, должно быть отброшено и забыто». Поэтому она не должна заботиться о том, откуда возьмутся эти пятьдесят пенсов, они просто должны появиться. Она положила последнюю вишенку на торт и заговорила спокойно и уверенно.
— За эту неделю платит Франческо, за следующую — Гасси.
Футбол прошел с огромным успехом. Ни Уолли, ни его папа, ни мальчики не могли оторваться от телевизора и поэтому пили чай в комнате.
— Я никого не хочу торопить, — сказала мама Уолли, — но я обещала вашей тетушке, что вы будете дома к половине шестого.
Когда она приносила еду, то обратила внимание, что Франческо плохо выглядит. У него опять появились темные круги под глазами. И ел он не так хорошо, как Гасси, который заглотил три бутерброда с солеными огурцами, прежде чем приступить к торту.
После чая, когда ребята ушли и мама с Уолли пошли закрывать кур, она сказала:
— Мне кажется, Франческо плохо выглядит. В школе у него все в порядке, дорогой?
Уолли загнал последнюю курицу.
— В школе все нормально. Я думаю, это из-за денег. Он постоянно просит меня разузнать способ заработать денег.
— И ты ему помог?
— Я не знаю, как, — сознался Уолли. — Понимаешь, ему только десять лет. А в это время года нет работы в саду.
Миссис Уолл закрыла дверь загона.
— Вот что я тебе скажу. Завтра, когда они придут, постарайся выяснить, в чем проблема. Не удивлюсь, если это действительно уроки Анны. Не важно, что это, просто заставь его поговорить с тобой. Потому что беда, о которой ты рассказал другу, уже в два раза меньше, а ты его друг.
Глава 20
ЖЕРТВА
В воскресенье так вышло, что Уолли легко удалось остаться с Франческо наедине, потому что его папа решил еще раз постричь Гасси.
— Ваш дядя скоро начнет возмущаться по этому поводу, —сказал он. — Уолли, дай мне полотенце и кастрюлю.
— Но если мы дождемся, пока он что-нибудь скажет, — возражал Гасси, — тогда он даст мне двадцать пять пенсов. А нам они очень нужны, потому что мы уже все деньги от чемоданов потратили на уроки Анны.
— Если я один раз позволил вам забрать деньги вашего дяди, это не значит, что такое должно войти в привычку. А теперь садись и не вертись, а то я отрежу тебе ухо.
— Анна, пойдем на кухню, — сказала мама Уолли. — И посмотри, что у меня есть. На следующей неделе надо начинать готовить рождественский пудинг. Ты когда-нибудь пробовала настоящий рождественский пудинг?
Анна даже не знала, что это такое. Ей было трудно вспоминать прежние праздники Рождества. Раньше Кристофер всегда привозил их к Жардеку и Бабке на Рождество. Она как будто видела, как они приезжают: к сбруе Того привязаны бубенчики, а в хвост вплетены ленточки.
— Я не знаю, что такое рождественский пудинг, но у нас на Рождество всегда было много тортов. Бабка пекла их.
Мама Уолли видела, что Анне тяжело говорить о Рождестве. Но Рождество все равно наступит, поэтому лучше, если дети будут к этому подготовлены. У окна стояло кресло. Она села и протянула Анне руки.
— Иди ко мне, садись на коленки и расскажи, как вы праздновали Рождество, а потом я расскажу тебе, как мы это делаем.
Анна забралась на уютные колени мамы Уолли.
— Рождественский вечер мы проводили так, как когда-то Жардек и Бабка праздновали в их детстве в Польше. Днем были подарки от Кристофера. Он всегда говорил, что надо готовить индейку, но далеко не всегда была возможность ее купить.
— А что происходило в рождественский вечер? — спросила мама Уолли.
Анна попыталась вспомнить все подробности.
— Мы ели рыбу. Это потому что пост. Когда Жардек и Бабка были маленькими, после рыбы было еще много-много других блюд, но мы, конечно, столько не ели. Сначала в рождественский ужин мы накрывали стол соломой.
— Соломой?! — удивилась мама Уолли. — Зачем?
Анна нахмурилась, пытаясь вспомнить.
— Это была как бы священная солома. После еды Бабка относила ее Того. Она старалась, чтобы этого не увидел Кристофер, потому что он стал бы смеяться, а над священным смеяться нехорошо, но Бабка говорила нам, что если Того съест эту солому, то целый год он будет здоров.
— Здорово, — сказала мама Уолли. — Может быть, стоит положить немножко соломы для Бесс и курочек. А скатерть поверх соломы стелили?
Теперь Анна вспомнила все.
— Да, самую лучшую скатерть. Потом, когда все садились за стол. Бабка приносила суп. Суп всегда был с миндалем и очень аппетитно выглядел. Потом была рыба с таким количеством соусов, что и не сосчитаешь.
— Боже мой! — воскликнула мама Уолли. — Хорошо, что мы этого не делаем, а то я бы на утро не проснулась.
Анна почти чувствовала вкус еды, о которой рассказывала.
— Потом шли торты. Самый вкусный называется пироги. Внешне это как батон хлеба, но внутри миндальная паста и маковые зернышки. Гасси всегда надо было останавливать, потому что иначе ему было бы плохо. А еще много других тортов и фруктов, высушенных в сахаре.
Мама Уолли решила, что она что-то упустила.
— Но что вы делали днем? Вы не развешивали носки или чулки?
Анна помотала головой.
— У нас не было носков и чулок, пока с'Уильям не купил их нам. А зачем их развешивать?
— В них дети находят подарки.
Анна откинулась на теплое плечо мамы Уолли.
— Но у нас тоже были подарки — вещи, которые покупал Кристофер, но самым лучшим были обертки, потому что на каждой Кристофер рисовал картинку, иногда…
Голос Анны стих. Это было уже слишком. Эти свертки были такие веселые и смешные. Уже никогда, никогда этого не будет!
Мама Уолли поставила Анну на ноги.
— Пойдем я покажу тебе, что я кладу в рождественский пудинг.
Уолли не очень-то умел придумывать тему для разговора. Все, что он хотел сказать, он прямо так и говорил. Но мама сказала, что надо помочь Франческо выговориться, и Уолли знал, что это необходимо сделать.
— Я хочу смазать мой велосипед, — сказал Уолли Франческо. — Пойдем?
Велосипед стоял под навесом, прислоненный к курятнику. Это место очень нравилось Франческо и Гасси.
Уолли принялся смазывать велосипед. Он был согласен с решением мамы, но сейчас у него было такое ощущение, что задавать Франческо вопросы значило совать нос не в свое дело. В конце концов, он сказал:
— Ну, как дела? Я про пятьдесят пенсов на уроки Анны. У вас хватает карманных денег?
Франческо ответил не сразу. Уолли посмотрел на него и заметил, что мальчик сглатывает слюну, стараясь не заплакать. Наконец Франческо заговорил, его голос звучал так, как если бы он говорил не с Уолли, а с кем-то другим.
— Всегда все было так просто. Кристофер ни о чем не думал, кроме своих картин, но если надо было что-то сделать, Ольга забирала у него холст и краски и не отдавала до тех пор, пока решение не было принято. А теперь нет никого кроме меня, и я не знаю, что нужно делать. Мы могли бы, наверное, накопить еще на один урок из карманных денег, но одного урока недостаточно, и нужно каждую неделю добывать эту огромную сумму в пятьдесят пенсов. В эту среду я должен заплатить, а в следующую — Гасси, но у меня сейчас ничего нет, кроме карманных денег, вообще ничего.
Уолли попытался подобрать нужные слова.
— А что будет, если Анна не будет заниматься, пока сэр Уильям не вернется и не продаст вашу картину?
Франческо подавил всхлипывание.
— А он вообще приедет? Он дал нам адрес, и я отправил ему письмо с маркой.
— Что ты написал?
— Я не знал, как написать, поэтому я просто попросил, чтобы он приехал к нам и помог продать картину.
— Не стоит волноваться, он приедет.
— А что, если он никогда не приедет? Уолли, ты не понимаешь. Анна должна учиться, для нее не учиться — это большое-большое горе.
Уолли вытер велосипед тряпкой.
— Чего я не понимаю, так это почему ты так переживаешь. Ты же ничего не можешь поделать.
Франческо посмотрел на Уолли, и в его глазах сверкнули слезы.
— Я никогда не знал, что значит быть старшим. Теперь все зависит от меня. Больше никого нет. Вообще никого нет.
— Ладно, — сказал Уолли, — побежали домой, а то у нас горячие тосты с соусом к чаю.
На следующее утро на игровом поле во время перемены Уолли отвел Франческо в угол. Там он протянул ему конверт, в котором была банкнота в один фунт и пятидесятипенсовая монета.
— Бери, — сказал он Франческо. — Это тебе. Этого хватит на три урока, еще за три заплатит Гасси, итого — шесть недель, а уж тогда с'Уильям точно вернется.
Франческо побледнел, а потом покраснел.
— Один фунт и пятьдесят пенсов! Откуда ты взял столько денег?
Уолли состроил гримасу.
— Только не надо никаких подозрений. Я достал их честным путем, — он пытался, чтобы его голос звучал как можно более обычно. — Если хочешь знать, я продал велосипед.
Франческо был просто в ужасе. Этот велосипед, хоть и очень старый и дребезжащий, был гордостью всей жизни Уолли.
— Я не могу их принять. Ты должен вернуть свой велосипед.
— Вот тебе и благодарность, — съязвил Уолли. — «Вернуть»! Я знаю, что этот велик немного стоит, но за полтора фунта —это слишком дешево, и тот, кто его купил, знает это не хуже меня. Он мне его не отдаст, он несколько месяцев упрашивал меня продать ему велосипед.
Франческо смотрел на деньги, как если бы это был кувшин, который радуга наполнила золотом.
— Это слишком много, — прошептал он, — но однажды, может, когда мы продадим картину, у тебя будет новый велосипед.
Уолли не верил, что какая-то картина может стоить столько же, сколько велосипед, но он ничего не сказал.
— Имей в виду, никто не должен знать, откуда у тебя взялись деньги. Никто — ни Гасси, ни Анна: я только маме скажу, потому что она может заметить отсутствие велосипеда.
Франческо, которого щедрость Уолли почти лишила дара речи, кивнул.
— Я обещаю, — прошептал он.
По дороге домой Гасси узнал, что Франческо достал свою долю на уроки Анны. Анна заговорила об этом:
— Как бы было хорошо, если бы с'Уильям вернулся. Мне нужно платье для танцев, мисс де Вин называет его туникой. Школьная форма не очень-то подходит для танцев, а у меня больше ничего нет.
Гасси посмотрел на Анну так, как птица-мама смотрит на своих вечно голодных птенцов.
— Туника! Тут я и Франческо мучаемся, не знаем, как добыть пятьдесят пенсов в неделю, а ей туники нужны!
— Не волнуйся, Анна, — сказал Франческо. — У меня хватит денег еще на три урока, не считая наших карманных денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16