– Не хочешь посмотреть, что я тебе подарил? – спросил он.
В ответ я встал и, уходя, оглушительно хлопнул дверью. Слетев по ступенькам, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать от досады, я вышел на пустынную улицу, залитую голубоватым светом. Было холодно. Сердце мое наполнилось ядом, взгляд дрожал. Я шел куда глаза глядят, не удостоив внимания незнакомца, застывшего у Пуэрта-дель-Анхель и наблюдавшего за мной. На нем был все тот же темный костюм, правую руку он все так же держал в кармане пиджака. В глазах его сверкало и множилось отражение огонька сигареты. Слегка прихрамывая, он последовал за мной.
Больше часа, не разбирая дороги, я метался по улицам, пока не оказался у памятника Колумбу. Перейдя площадь, я сел на одну из ступенек набережной, сбегавших вниз, в темную воду у причала для прогулочных катеров. Кто-то устроил здесь вечеринку – из гавани, где временами вспыхивали яркие огни, доносились музыка и смех. Я вспомнил, как мы с отцом доходили на катере до самого края волнореза. Оттуда немного было видно кладбище на горе Монтжуик – теряющийся за горизонтом город мертвых. Иногда, глядя в сторону кладбища, я махал рукой, веря, что мама все еще там и что она видит меня. Отец повторял мой жест. Уже несколько лет мы не совершали таких прогулок, хотя я знал, что изредка отец выходит в море на катере один.
– Подходящий вечер для терзаний, верно, Даниель? – произнес голос из густой тени. – Закуришь?
Я рывком вскочил на ноги, тело пронзил внезапный холод. Чья-то рука протягивала мне из темноты сигарету.
– Кто вы?
Незнакомец несколько приблизился ко мне из темноты, но лицо его по-прежнему было скрыто. От его сигареты поднимался голубой дымок. Я сразу узнал темный костюм и руку, прятавшуюся в кармане пиджака. Глаза его посверкивали, как стеклянные бусины четок.
– Друг, – ответил он, – во всяком случае надеюсь им стать. Так что, сигаретку?
– Я не курю.
– И правильно. Жаль, но мне больше нечего тебе предложить, Даниель.
Его голос был сыпучим, как песок, и звучал болезненно. Слова он произносил слабо и невнятно, как на пластинках на семьдесят восемь оборотов в минуту, которые коллекционировал Барсело.
– Откуда вам известно мое имя?
– Я много чего о тебе знаю. Тем более имя.
– Что еще вы знаете?
– Я мог бы вогнать тебя в краску, но у меня нет ни времени, ни желания. Довольно того, что у тебя есть нечто меня интересующее. И я готов за это неплохо заплатить.
– Мне кажется, вы ошиблись.
– Нет, я никогда не ошибаюсь в людях. В чем-то другом да, но не в людях. Сколько ты хочешь за нее?
– За что?
– За «Тень ветра».
– Почему вы думаете, что у меня есть эта книга?
– Это не обсуждается, Даниель. Вопрос только в цене. Я давно знаю, что книга у тебя. Люди говорят. А я слушаю.
– Что ж, значит, вы ослышались. У меня этой книги нет. Но даже если бы была, она не продается.
– Твое бескорыстие просто восхитительно, особенно в наше время угодников и блюдолизов, но со мной не стоит ломать комедию. Скажи, сколько. Тысячу дуро? Деньги для меня ничего не значат. Цену назначаешь ты.
– Я же сказал: она не продается и у меня ее нет, – ответил я. – Вот видите, вы ошиблись.
Незнакомец какое-то время молчал, неподвижный, окутанный голубым дымком сигареты, которая, казалось, никогда не истлеет до конца. Я заметил, что от нее исходил запах не табака, а горелой бумаги. Хорошей бумаги, книжной.
– Возможно, это ты сейчас ошибся, – холодно заметил он.
– Вы мне угрожаете?
– Не исключено.
Я сглотнул. Несмотря на всю мою браваду, этот тип здорово меня напугал.
– А могу я узнать, почему она вас так интересует?
– Это мое дело.
– И мое тоже, раз вы угрожаете и требуете, чтобы я продал вам книгу, которой у меня нет.
– Ты мне нравишься, Даниель. Ты смел и, кажется, неглуп. Тысяча дуро. На них ты сможешь купить очень много книг. Хороших книг, а не тот мусор, который ты так ревностно хранишь. Ну давай, тысяча дуро – и останемся лучшими друзьями.
– Мы с вами не друзья.
– Да нет, друзья, просто ты этого еще не понял. Я не виню тебя, ведь столько забот… Взять хоть твою подругу Клару. Из-за такой женщины кто угодно голову потеряет.
При упоминании о Кларе у меня кровь застыла в жилах.
– Что вы знаете о Кларе?
– Осмелюсь утверждать, что гораздо больше, чем ты, и для тебя было бы благом забыть ее. Но ты не забудешь, я знаю. Мне тоже когда-то было шестнадцать…
Меня вдруг осенила страшная догадка: этот человек и был тем самым незнакомцем, что, не представившись, донимал Клару вопросами на улице. Он существовал на самом деле. Клара не лгала. Тип шагнул мне навстречу. Я отступил. Никогда в жизни мне еще не было так страшно.
– Лучше, чтоб вы знали, у Клары книги нет. И не смейте больше к ней прикасаться.
– Твоя подруга мне безразлична, Даниель, и когда-нибудь ты разделишь это чувство. Мне нужна только книга. И я предпочел бы получить ее по-хорошему, так, чтобы никто не пострадал. Я ясно выражаюсь?
За неимением лучшего, я принялся лгать, как последний плут:
– Книга у некоего Адриана Нери. Музыканта. Думаю, вы слышали о нем.
– Нет, не слышал, и это худшее, что можно сказать о музыканте. Надеюсь, ты этого Адриана Нери не выдумал?
– Если бы…
– Тогда, раз уж вы с ним столь добрые друзья, тебе стоило бы убедить его вернуть книгу. Подобные вещи между приятелями решаются без проблем. Или ты предпочитаешь, чтобы я попросил об этом твою подругу Клару?
Я отрицательно мотнул головой.
– Ладно, поговорю с Нери, но не думаю, что он ее мне вернет, да, может, у него ее уже и нет, – импровизировал я. – Вам-то она зачем? Только не говорите, что хотите ее прочесть.
– Нет. Я знаю ее наизусть.
– Вы коллекционер?
– Да, что-то вроде того.
– А у вас есть другие книги Каракса?
– Были, когда-то… Хулиан Каракс – моя специальность, Даниель. Я ищу его книги по всему свету.
– И что же вы делаете с ними, если не читаете? Незнакомец издал глухой, булькающий звук. Мне потребовалось несколько секунд, прежде чем я понял, что он смеется.
– Единственное, что можно с ними сделать… – последовал ответ.
Он достал из кармана коробок спичек. Вынул одну и зажег. Пламя впервые осветило его. Моя душа заледенела. У этого типа не было ни носа, ни губ, ни век. Вместо лица у него была маска из черной, изборожденной шрамами кожи, которую обезобразил огонь. Та самая маска, о которой говорила Клара.
– Сжечь, – прошипел он после короткой паузы; в голосе и взгляде пылала ненависть.
Порыв ветра погасил спичку, и черты незнакомца снова поглотила тьма.
– Мы еще увидимся, Даниель. Я всегда помню лица, думаю, и ты отныне не забудешь, – медленно проговорил он. – Ради твоего же блага и блага твоей подруги, надеюсь, ты примешь верное решение и разберешься с этим сеньором Нери… что за шутовская фамилия! Я бы ему ни на грош не верил.
Не проронив более ни слова, незнакомец развернулся и направился к пристани – силуэт, испаряющийся в темноте, пронизанной его утробным смехом.
8
С моря, искря электричеством, надвигался полог туч. Я хотел было бежать от надвигающегося ливня, но слова незнакомца возымели свое действие. Лихорадило не только тело, в голове все смешалось. Я поднял взгляд и увидел, как сквозь тучи потоками темной крови проливается гроза, погасив луну и бросая сумрачную пелену на крыши и фасады домов. Я пытался ускорить шаг, но тревога подточила меня изнутри, так что, преследуемый дождем, я шел, еле переставляя налившиеся свинцом ноги. Укрылся я под навесом газетного ларька, пытаясь привести мысли в порядок и решить, что делать дальше. Рядом, рыча, как устремившийся к гавани дракон, грянул оглушительный раскат грома, и земля всколыхнулась у меня под ногами. Несколько секунд спустя уличное освещение, рисующее в полумраке очертания фасадов и окон, стало постепенно меркнуть. Над превратившимися в сплошную лужу тротуарами перемигивались фонари и гасли, как свечи на ветру. На улицах не было ни души, и чернота внезапного затмения изливалась зловонным дыханием из водосливов, стекая в канализацию. Ночь стала глухой и непроницаемой, дождь – саваном, сотканным из испарений. «Из-за такой женщины кто угодно голову потеряет…» Я бросился бежать вверх по улице Рамблас, с одной лишь мыслью: Клара.
Бернарда сказала, что Барсело уехал из города по делам. У нее выходной, значит, эту ночь, как обычно, она проведет в Сан-Адриан-дель-Бесос, у своих тетки и кузин. А Клара оставлена одна в лабиринте комнат на Королевской площади на милость того типа без лица, что угрожал мне, и неизвестно, что у него на уме. Поспешая под проливным дождем к Королевской площади, я не мог отделаться от мысли, что, подарив Кларе книгу Каракса, подставил ее под удар. До площади я добрался, промокнув до костей, и поспешил укрыться под аркадой на улице Фернандо. Мне показалось, будто у меня за спиной маячит тень какого-то бродяги. Дверь подъезда была заперта. В связке ключей я отыскал те, что передал мне дон Густаво. У меня всегда при себе были ключи от магазина, квартиры на улице Санта-Ана и дверей Барсело. Один из бродяг подошел ко мне, бормоча что-то насчет позволения переночевать в подъезде. Я захлопнул дверь прежде, чем он успел договорить.
На лестнице было темно, как в бездонном колодце. Отблески молний проникали сквозь щели над входом и разбивались о края ступенек. Я на ощупь двинулся вперед, пока не наткнулся на первую ступеньку. Вцепившись в перила, стал медленно подниматься. Вскоре ступени сменились ровной поверхностью, и я понял, что добрался до площадки второго этажа. Провел рукой по враждебным, холодным мраморным стенам, наткнулся на очертания дубовой двери и металлических засовов, нашел замочную скважину и на ощупь вставил ключ. Когда дверь распахнулась, меня ослепила полоса голубоватого света, а моей кожи ласково коснулся теплый воздух. Комната Бернарды была в самом конце квартиры, рядом с кухней. Сначала я направился туда, хотя и был уверен, что служанки нет дома. Постучав в ее дверь согнутым пальцем и не получив ответа, позволил себе войти. Это была скромная комнатка с большой кроватью, платяным шкафом мореного дерева с мутными зеркалами на дверцах и комодом, на котором у Бернарды было расставлено и разложено столько фигурок святых и богородиц, а также церковных картинок, что впору было бы открыть домашний храм. Я вышел, притворив дверь, а когда обернулся, у меня чуть сердце не остановилось при виде дюжины бирюзовых глаз с алым отливом, уставившихся на меня из глубины коридора. Коты Барсело слишком хорошо меня знали, а потому терпели мое присутствие. Они окружили меня, негромко мяуча, и, убедившись, что моя насквозь промокшая одежда не подарит им желанного тепла, с полным безразличием удалились.
Комната Клары располагалась в другом конце квартиры, рядом с библиотекой и музыкальным салоном. Еле слышная поступь котов сопровождала меня по всему коридору. В перемежающемся вспышками грозы полумраке квартира Барсело казалась зловещей пещерой, совсем не похожей на ту, что я привык считать своим вторым домом. Я вернулся в ту часть квартиры, окна которой выходили на площадь. Передо мной была оранжерея Барсело – непроходимая стена зелени. Я углубился в гущу листьев и ветвей. В какое-то мгновение я вдруг подумал, что если незнакомец без лица проникнет в квартиру, ему, наверное, не найти лучшего укрытия. Мне даже стал мерещиться запах горелой бумаги, но обоняние подсказывало, что это всего лишь табачный дым. Меня охватила паника. В этом доме никто не курил, а трубка Барсело, всегда потухшая, была чистым атрибутом.
Я прошел в музыкальный салон, и отблеск молнии высветил кольца дыма, что парили в воздухе, подобно гирляндам пара. Рядом с входом в галереею зияла широкая улыбка рояля. Я пересек салон и подошел к двери в библиотеку. Она была закрыта, Я открыл ее, и мягкий свет стоящих полукругом стеллажей, любовно заполненных истинным книжником, тепло приветствовал меня. Стены здесь были овальными, а между ними стояли два плетеных кресла. Клара хранила книгу Каракса на одной из застекленных полок у входа. Я на цыпочках направился туда. Мой план состоял в том, чтобы найти книгу, незаметно забрать ее, отдать этому психу и забыть о ней навсегда. Никто, кроме меня, не заметит, что она исчезла. Книга Хулиана Каракса, как обычно, ожидала меня на своем прежнем месте, чуть выдвинув вперед корешок. Я взял ее и прижал к груди, будто обнимал старого друга, которого готовился предать. «Иуда», – подумал я. Уйти отсюда надо так, чтобы Клара не заподозрила, что я был здесь. Мне нужно было унести книгу и исчезнуть из жизни Клары Барсело навсегда. Легким шагом я покинул библиотеку. В конце коридора виднелась дверь в комнату Клары. Я представил ее лежащей на постели во власти сна. Вообразил, как мои пальцы ласкают ее шею, скользят по телу… о котором я не имел ни малейшего представления. Я повернулся, готовый решительно распрощаться с шестью годами напрасных иллюзий, но прежде чем успел дойти до музыкального салона, что-то меня остановило. Голос за дверью, у меня за спиной. Грудной глубокий голос, шепчущий и смеющийся. В комнате Клары. Я осторожно подкрался к двери. Взялся за ручку. Мои пальцы дрожали. Я опоздал. Я с трудом сглотнул и открыл дверь.
9
Нагое тело Клары покоилось на белоснежных простынях, блестевших, как мокрый шелк. Руки маэстро Нери скользили по ее губам, шее, груди. Взор ее невидящих глаз вознесся к потолку, вздрагивая от возвратно-поступательных движений, с помощью которых учитель музыки проник меж ее бледных, содрогающихся бедер. Те же пальцы, что изучали мое лицо шесть лет назад в сумерках Атенея, впились теперь в блестящие от пота ягодицы маэстро, направляя его движения внутрь себя с животной, отчаянной страстью. Я почувствовал, что задыхаюсь. Должно быть, парализованный увиденным, я стоял там с полминуты, пока взгляд Нери, вначале недоуменный, затем вспыхнувший гневом, отметил наконец мое присутствие. Все еще задыхаясь, не в силах произнести ни слова, он остановился. Не понимая, что происходит, Клара не отпускала его, прижалась к нему, лизнула его шею.
– В чем дело? – простонала она. – Почему ты остановился?
Глаза Адриана Нери пылали яростью.
– Так, ничего страшного, – пробормотал он. – Сейчас вернусь.
Нери встал и, сжимая кулаки, попер на меня, как танк. Но я его не замечал. Я не мог оторвать глаз от Клары, заливавшейся потом, бездыханной, от ее проступающих сквозь кожу ребер и с вожделением вздымающейся груди. Учитель музыки схватил меня за горло и поволок вон из комнаты. Мои ноги едва касались пола, и, как я ни старался, мне не удалось освободиться от хватки Нери, тащившего меня, словно тюк с тряпьем, через оранжерею.
– Я из тебя всю душу вытрясу, негодяй, – цедил он сквозь зубы.
Он доволок меня до входной двери, открыл ее и с силой вышвырнул на площадку. Книга Каракса выпала из моих рук. Он поднял ее и злобно бросил мне в лицо.
– Если я тебя здесь еще раз увижу или узнаю, что ты посмел подойти к Кларе на улице, клянусь, изувечу, как бог черепаху, и упрячу в больницу для калек, и мне плевать, сколько тебе лет, – холодно бросил он. – Ясно?
Я с трудом поднялся на ноги и обнаружил, что, пока я сопротивлялся, Нери нанес серьезный урон моему пиджаку и моей гордости.
– Как ты вошел?
Я не ответил. Нери вздохнул, качая головой.
– Ну же, давай ключи, – сдерживая ярость, процедил Нери.
– Какие ключи?
От его пощечины я упал. Когда я встал, мой рот наполнился кровью, в левом ухе звенело, и звон этот сверлил мне мозг, как полицейский свисток. Я ощупал лицо – губы были рассечены и горели. На безымянном пальце учителя музыки блестел окровавленный перстень с печаткой.
– Сказано тебе, гони ключи.
– Идите в задницу, – сплюнул я кровь.
Я не успел увидеть, как он вновь нанес удар. Почувствовал только, как кузнечный молот в клочья разорвал мне желудок. Я сложился пополам и стоял, бездыханный, как сломанная марионетка, качаясь, у стены. Нери рывком поднял меня за волосы и шарил по моим карманам, пока не нашел ключи. Я сполз на пол, держась за живот и всхлипывая, то ли от боли, то ли от злости.
– Передайте Кларе, что…
Он захлопнул дверь перед самым моим носом, и я остался в полной темноте. Я на ощупь поискал в потемках книгу. Нашел, сжал в руке и пополз по ступенькам вниз, задыхаясь, придерживаясь за стены. На улицу я вышел, сплевывая кровь и хрипло дыша. От холода и ветра промокшая одежда колюче облепила тело. Разбитые губы горели.
– С вами все в порядке? – спросил голос из темноты.
Это был бродяга, которому я совсем недавно отказал в помощи. Я кивнул, стыдливо избегая его взгляда. И пошел вперед.
– Подождите немного, пусть хотя бы дождь утихнет, – предложил бродяга.
Он взял меня за руку и отвел в укромный уголок под аркадой, где хранил какой-то тюк и суму со старой грязной одеждой.
– У меня есть немного вина. Неплохого. Хлебните чуток. Поможет согреться. И дезинфицировать надо…
Я отхлебнул из протянутой бутылки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9