Надо съездить и выяснить все на месте с цензорами. Я только что туда звонил, и мне сказали, что поговаривают, будто они хотят вырезать целую часть... ту самую, где нищие на празднике.
Дон Хенаро отложил кий.
- Я уезжаю сегодня вечером, присоединяйтесь ко мне! - сказал он.
- Сегодня? - Донья Хулия обратила лицо к мужу, глаза пустила долу. - А зачем?
- За Лолитой! - в сердцах бросил он. - Надо привезти ее. Три-четыре сцены придется переснять.
- Как я рада! - воскликнула донья Хулия и зарылась лицом в пушистую шерсть мопсика. - Ой, как рада! Лолита приедет! Поезжай за ней поскорей! Сил нет ждать.
- На вашем месте, - не оборачиваясь, бросил Кеннерли Степанов, даже не пытаясь скрыть своего раздражения, - я бы не беспокоился из-за цензоров пусть их делают что хотят.
У Кеннерли даже челюсть отвалилась, дрожащим голосом я сказал:
- Вот так так! Кому и беспокоиться, как не мне. Что же нас получится, если никто ни о чем не будет заботиться? Десятью минутами позже мощный автомобиль дона Хенаро, с ревом промчавшись мимо бильярдной, понесся по темной безлюдной дороге к столице.
Поутру началось бегство в город, уезжали по одному кто на поезде, кто на автомобиле.
- Оставайтесь, - говорили мне все по очереди, - мы завтра вернемся. Успенский поправится, съемки возобновятся.
Донья Хулия нежилась в постели. Днем я зашла к ней проститься. Сонная и томная, она свернулась клубочком, мопс прикорнул у нее на плече.
- Завтра вернется Лолита, значит, скучище конец, - сказала она. - Будут заново снимать самые хорошие сцены.
Но остаться в этом мертвящем воздухе хотя бы до завтра было свыше моих сил.
- Дней через десять наших мест не узнать, - сказал индеец, отвозивший меня на станцию, - вот бы вам когда приехать. Сейчас тут невесело. А тогда поспеет молодая кукуруза - то-то наедимся вдосталь!



1 2 3 4 5 6