Скоро они займут твое место, заговорят от твоего имени… Я все еще не замечала тебя. Я была в гордом одиночестве, в окружении слов, пустых и фальшивых. Я обменивалась репликами с разными людьми обоего пола. Наконец, рядом со мной оказался какой-то тип. Увидев ладную блондиночку, он тут же раскатал губы, подошел поближе, спросил: «Где вы живете?», начал задавать всякие личные вопросы, а сам себе думает: «Аппетитная картинка, было бы неплохо…» Он хотел записать мой адрес, номер телефона, назначить свидание. Ну и что здесь такого? Вечеринки для того и существуют, чтобы люди могли познакомиться, встретиться, прикоснуться друг к другу. И нет ничего зазорного в том, что некто желает припасть своим сочным ртом к губам блондинки, недаром же она наряжалась и красилась.Продолжение вполне предсказуемо: он обнимет ее, возможно, завлечет в свою постель и там овладеет ею.И вдруг ты вскочил.Ты буквально примчался из противоположного конца комнаты.Ты решительно отодвинул стул, перестал притворяться памятником архитектуры. Ты оказался рядом со мной и своим серьезным, не допускающим возражений тоном, не глядя на меня, сообщил, что у меня нет ни адреса, ни телефона, что я переезжаю, что если этот тип желает со мной связаться, он может оставить сообщение на твоем автоответчике, и ты ему непременно перезвонишь. Толстогубый был явно не готов к подобной развязке. Он не посмел тебе возразить, обвел взглядом гостей, наметил себе новую аппетитную блондинку и оставил нас наедине.Ты стоял как вкопанный рядом со мной. Произнес, по-прежнему не глядя на меня: «Не надо давать свой адрес всем подряд. Вы собирались дать его первому встречному».Я ответила: «Да, конечно». В конце концов, приятно, когда на тебя смотрят, тебя выбирают, даже если это делает первый встречный. И вдруг мне стало мучительно стыдно за мою неразборчивость, за мое столь очевидное, столь невыносимое одиночество, от которого я была готова избавиться любой ценой, разделив его с «первым встречным».– Даже если… – вырвалось у меня.– Если что? – резко переспросил ты, и в голосе отчетливо слышалось полное неприятие банального, доступного.Твой вопрос прозвучал так жестко, что я невольно подняла голову и, наконец, увидела тебя.Я увидела тебя. Вернее, даже не тебя, а волну тепла и надежности, которая, отделившись от тебя, поплыла ко мне. Я еще не различала твоих черт, твоих волос, твоей фигуры, я не могла бы сказать худой ты или полный, высокий или низкий, брюнет или шатен, карие у тебя глаза или голубые, полные у тебя губы или тонкие. Я уловила только пущенный тобою импульс, который стремительно несся ко мне. Все произошло мгновенно. Тепло, источаемое твоим телом, достигло моего, и горячий поток нашептывал мне: «Я вас знаю. Этот случайный человек вам не подходит. Пожалуйста, не разбрасывайтесь по мелочам. Если вы не способны сами о себе позаботиться, о вас позабочусь я».Ты стоял рядом со мной, возмущенный, мрачный, почти враждебный. Ты негодовал, что я так себя компрометирую, что я так компрометирую нас обоих. Глядя на твою разгневанную физиономию, трудно было представить, что несколько мгновений назад ты был на моей стороне, был так близок, что в стремительном порыве отправил толстогубого нахала флиртовать с другими блондинками.– Вы плохо знаете мужчин, – произнес ты, глядя на меня сверху вниз. – Он мог бы вообразить, что вы доступны, что вы готовы на все.Так мы в первый раз посмотрели друг на друга.Ты бросил на меня тяжелый взгляд собственника, и я была счастлива, все мое существо устремилось к тебе. Ты разглядел во мне что-то ценное, слишком ценное, чтобы могло достаться случайному человеку. Это сокровище по праву принадлежало тебе, и отказываться от него ты не собирался. Тем не менее, ты все еще стоял неподвижно.И мне вдруг захотелось схватить тебя, сбросить с пьедестала. Ты снова стал таким далеким…Казалось, что тебе не терпится уйти.Я задала тебе первый пришедший в голову вопрос, только чтобы ты не покидал меня, чтобы остался рядом. Ты не позволил мне связаться с первым встречным, решил, что незнакомец меня не заслуживает. Столь высокая оценка была для меня подарком, и мне не хотелось тебя отпускать.– Вы знаете его? – спросила я, имея в виду человека, которого ты только что поставил на место.– Нет, не знаю, – ответил ты, – но вижу его насквозь. Этакий самовлюбленный болван, который возомнил себя бог знает кем на том лишь основании, что зарабатывает кучу денег и ежегодно на месяц отправляется в какой-нибудь Заир заниматься благотворительностью, вымаливая прощение Всевышнего. Маркизик, прожигающий жизнь за написанием открыток в лучших традициях политкорректности. Ненавижу таких людей… Модных, поверхностных, которые вечно притворяются и ничего не чувствуют.И тогда, ни минуты не раздумывая, я подскочила к тебе. Твои слова буквально подняли меня над поверхностью земли. Я была потрясена, как точно ты прочел мои истинные мысли, скрытые за умелой паутиной фраз. Я обняла тебя за шею и поцеловала в щеку. Наградила тебя звонким сестринским поцелуем. Я поняла что именно так взволновало меня: я нашла в тебе своего близнеца.Ты отступил назад, будто пораженный молнией. Ты отодвинулся, на мгновение замер и отошел. Мы больше не взглянули друг на друга. Это было так сильно. Так неожиданно сильно. Я взял тайм-аут. Этот поцелуй сделал очевидным то, что еще не являлось таковым. Я не мог видеть как этот тип говорит с тобой, как самонадеянно он придвигается к тебе, но я еще ничего не успел для себя сформулировать. Все во мне гудело и зудело. Стоило кому-то подойти к тебе, будь то мужчина или женщина, и я вскипал. По какому праву посторонние люди претендуют на твое время, твое внимание, твой вопрошающий взгляд? Так, сам того не подозревая, я уже ставил тебя превыше всего… За ужином мы оказались рядом, но волна близости уже отхлынула, уступив место обычным банальностям. К нашему разговору то и дело приплетались чужие, все говорили одновременно, перебивая друг друга. И чем вы занимаетесь? Правда?.. Вы пробовали рыбу под капустным соусом? Она великолепна!Соус такой нежный, но не растекается – как им это удается? Вы смотрели «Титаник»? Вам понравилось? Потрясающий фильм! Пока мы ужинали, я не отрываясь смотрел тебе за ухо. Твои волосы были зачесаны назад, оставляя неприкрытым нежный кусочек кожи, и мне ужасно хотелось прикоснуться к нему губами. Ни о чем другом я и думать не мог. Я механически отвечал на твои вопросы, и хотя прекрасно помню все, что говорил тебе в тот вечер – память у меня отменная – лучше всего мне запомнился тот маленький вожделенный квадратик кожи… А что, если… Еще я помню твой запах. Я сразу вдохнул твой аромат и опьянел окончательно… Вдруг ты поднялся, взглянул на часы и ушел.Я сразу подумала: «У него есть подруга, есть женщина, она ждет, он поехал к ней на свидание. Он пришел сюда, чтобы убить время в ожидании встречи». В какое-то мгновение я даже позавидовала этой женщине: ей достался такой мужчина – горячий, цельный, искренний, я даже пожалела, что этот мужчина принадлежит не мне, а ведь он успел, пусть и недолго, побыть моим, такой цельный, искренний, горячий. А еще я подумала: «Так уж устроена жизнь, ничего не поделаешь». Я посмотрела тебе вслед и забыла тебя.Забыла и все.Я сказала себе: «Все в порядке». Я тебя не заслужила, я наговорила столько глупостей, нет ничего странного в том, что ты ушел, даже не попрощавшись, не спросив ни адреса, ни номера телефона. Я отправилась спать. В гордом одиночестве.Мне и грустно-то не было: так основательно я тебя забыла.Я решила навсегда отказаться от любви, уйти как уходят со сцены. Я устала от неизменности своего амплуа. Декорации обновлялись, герои-любовники сменяли друг друга, а моя роль оставалась прежней. В начале пьесы я бывала нежной и наивной, а под занавес – измученной мучительницей. Казалось, неизвестный драматург с завидным постоянством пишет для меня трагедии, а я прилежно и покорно заучиваю текст. Выбора у меня не было.Я была подобна запряженному в повозку мулу, обреченному вечно пахать одну борозду. Решение было принято: я схожу с круга, покидаю карусель любви, где истощаются сердца.Между тем, мое сердце еще билось. Иногда я в благородном порыве бросалась помогать детям, подругам, друзьям, всем обиженным жизнью, всем, кому не хватало воздуха и свободы. Я предлагала им взглянуть на мир моими глазами, открыть себя заново, поверить в себя. Я была преданной и востребованной. Я ничего не ждала взамен. Стоило кому-нибудь проявить ответные чувства, и я ощущала себя сбитой с толку. Я терялась, не верила, что такое возможно, а поверив, некоторое время умилялась, но уже очень скоро не знала куда деться, раздражалась, негодовала. И если меня не оставляли в покое, готова была ринуться в бой.Почему мне так легко дарить любовь и так непросто ее принимать?Ответ я нашла позже, гораздо позже.Я научилась любить, пусть не всех, а только избранных и только при определенных условиях, но это был явный прогресс.Любить мужчин я так и не научилась.Мужчин, которые словно пушку наводили на меня свою плоть.Я любила лишь тех из них, с кем меня связывало взаимное равнодушие плоти.С прочими я была в состоянии войны.Не я одна.
Другие женщины с готовностью изливали мне душу, рассказывали одну и ту же горькую историю. Припев не менялся, песня исполнялась сквозь зубы, обида и злоба били ключом. Все мужики трусливы, эгоистичны, ненадежны, скупы, тщеславны, занудны, рассеянны, бездушны. Они вечно жалуются на усталость. Их весомые машины и невесомые телефоны, незаурядные заслуги и заурядные жены, нескромные члены и скромные возможности – все это просто смешно. Подруги пели свой мрачный гимн, гордые и мстительные. То ли дело мы, женщины, отважные, прилежные, ответственные, деятельные, быстрые, стремительные, любознательные, открытые, динамичные, внимательные, свободные. Мы повзрослели. Мы избавились от корсетов, от предрассудков наших бабушек и мам, от тесемочек, булавочек, косичек, чепчиков, фартучков и рюшек. Мы не приседаем в реверансе и не идем к мужчине с протянутой рукой.Я была одной из них. Я слушала эту жалобную песнь, и глядя на печальный хоровод подруг, сознавала, что единственное, от чего нам так и не удалось избавиться, это ненависть.Оседлав свои метлы, они запевали новый куплет, готовые втоптать противника в землю, и с каждым словом из их гневных уст вылетали жабы, слизняки и сочился змеиный яд. Мужики превращают нас в сиделок. Они стонут, а мы их успокаиваем, холим и лелеем. Они уходят от нас бодрые и решительные. Они пользуются нашей безграничной добротой и ничего не предлагают взамен.Мы с Кристиной сидим на остановке. Сорок третий автобус запаздывает. На нас брюки, черные найковские кеды с белыми шнурками и свободные ветровки с капюшоном. Мы вытягиваем ноги, устраиваемся поудобнее и, сжимая кулаки в карманах, разглядываем мужчин, которые проходят, не замечая нас.– Я все делаю сама, – говорит Кристина. Я научилась полностью обходиться без мужчин. Я работаю, снимаю квартиру, плачу налоги, в кино хожу одна, отдыхать езжу с подружкой, на рождество отправляюсь к родственникам. Я ужинаю перед телевизором с подносом на коленях, ложусь в постель с книжкой, ласкаю себя сама, чтобы побыстрее уснуть. Никто меня не беспокоит, никто не дергает, не просит сделать то, сделать это. Я совершенно спокойна. Перед сном я рассказываю себе свою любимую историю, всегда одну и ту же, потом послушно закрываю глаза и засыпаю как младенец…Она опускает голову, смотрит на свои ноги, механически болтает ими. В этой обуви она похожа на жителя дикого запада. Ее ноги свисают как две безжизненные куклы.– Но я так больше не могу, – продолжает она. – Я смертельно устала от одиночества. Я просто сдалась. Я женщина без будущего. И знаешь, когда вот так смотришь телевизор с подносом на коленях, ужин всегда кажется холодным.Мы с Валери сидим в маленьком кафе на улице Шмен-Вер. Выбрали столик в зале для курящих, положили перед собой пачки сигарет и зажигалки, заказали разные блюда, чтобы потом попробовать друг у друга. Валери – миниатюрная блондинка. Волосы уложены завитками, на щеках – симпатичные ямочки, педантичные реснички нависают немым вопросом о смысле жизни. Валери не ищет легких путей, однозначных решений и банальных ответов. Участь усталых и покорных – не для нее. Она хочет докопаться до самой сути, вкусить сокровенного знания, истинной правды. Сигарета прикурена, зажигалка возвращается на место. Валери затягивается с деланной легкостью. Замирает. Вдыхает. Она врала мне с самого начала, пора раскрыть карты, чтобы наша дружба наполнилась смыслом. Вот она – потаенная суть, вот он – вкус правды. Валери смотрит мне в глаза, не отводя взгляда. Должно быть, она боится, поскольку исподволь продолжает меня рассматривать. Я стараюсь быть мягкой, нежной, плавной, расслабляю руки и ноги. Я стараюсь казаться открытой, доступной. Я тоже смотрю ей прямо в глаза, пытаюсь наполнить свой взгляд любовью.– Я тебя обманула. Человек, которого я люблю, не мужчина, а женщина. Это продолжается три года… Я пыталась себя побороть, но ничего не выходит…Я тоже вдыхаю дым с блондинистой деланной легкостью. Так вот в чем дело. Обычная история. Может быть, не совсем обычная, ибо любовь здесь под грифом «секретно». Валери приняла мой жест за знак одобрения, за знак ответной любви. Она улыбается. Теперь она может все мне рассказать, я все равно буду любить ее.Мы всегда встречались с ней наедине, но она говорила, что хочет встретить мужчину, родить детей.Словно прочтя мои мысли, Валери подхватывает: «Да, я действительно хочу встретить, родить… все не так просто».Слово «смысл» во всех его смыслах – это не так просто.Чарли. На самом деле ее зовут Шарлотта. Она только что переехала, разбирает вещи. Полгода тому назад она встретила прекрасного иностранца, мужчину своей мечты и буквально бросилась ему на шею. Они слились в поцелуе, и прожили полгода в тесном объятии. Самолеты неустанно летали туда-сюда, доставляя ее к возлюбленному, его к возлюбленной. И вдруг что-то в ней оборвалось, будто кто-то дернул стоп-кран. Чувство кончилось. Самолеты приземлились. Сидя в своей Миннесоте, он недоумевает. По привычке бронирует место на трансатлантический рейс, но лететь больше некуда. Она раскладывает вещи по полочкам, словно пытается навести порядок у себя в голове. Машинально выбрасывает старый серенький свитер.– Какая сила кидает нас к ним, а затем обратно? Почему так происходит?Аннушка. Наполовину англичанка, наполовину полька. Причудливое создание, волею судеб осевшее в Париже. Учит французский, познает себя. Делит всех людей на две категории: тех, кому свойственно думать, и тех, кому это несвойственно. Ее мужчина любит красивых женщин в красивых платьях. Она же платья терпеть не может. Платья мешают ей двигаться, мешают чувствовать себя естественно. В один прекрасный вечер она решается сделать ему подарок, и в благодарность за минуты блаженства, которые он дарит ей, не скупясь, надевает платье, белое, обтягивающее, выгодно подчеркивающее грудь, талию, бедра, все то, что она любит прятать, тайные знаки ее женственности. Она красит губы, распускает волосы. Он входит в комнату и восклицает:– Как же ты хороша, черт побери!Он приближается к ней. Его глаза полны любви, его глаза говорят спасибо, спасибо за это платье, такое женственное, божественное, обтягивающее, притягивающее как магнит, спасибо, спасибо, спасибо. Он приближается к ней, распахивает объятия, хочет обхватить ее, унести на крыльях любви, расцеловать всю, с головы до ног. Она – его женщина, он – ее мужчина, жизнь начинается сначала. И вдруг она кричит:– Оставь меня! Не подходи! Не прикасайся ко мне! Не говори, что я красивая! Я не могу этого слышать! Никакая я не красивая!Она рыдает, не подпускает его, она вне себя.Она как подкошенная валится на постель, на их общую постель, и плачет, плачет. Над собой, над ним, над этой любовью, от которой хочется бежать.– Ну почему? – вопрошает она, жалобно растягивая губы. – Почему так непросто принимать знаки любви? Если бы ты сказала, что я красивая, я бы не испугалась. Почему мне так тяжело слышать это от него?Почему?Это гораздо сложнее, чем колдовские заклинания, чем проклятия, которые мы насылаем на мужчин, пожелания гореть в аду.Мой друг Грэг. Его сердце кровоточит. Он хвалится, что нашел способ примириться с женщинами: он обходит их стороной. Держится на расстоянии. Он не был с женщиной уже два года. Целых два года. У него за плечами два развода, алименты так высоки, что он, как проклятый, снимает один фильм за другим. У него по ребенку от каждой жены. Детей он почти не видит, если не считать коротких встреч в выходные дни. Он наспех ведет их в Макдональдс, покупает им игрушки, жадно разглядывает каждую мелочь, проводит пальцем по лбу, гладит маленький носик, ротик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24