OCR Альдебаран
«Ящер страсти из бухты грусти»: Фантом Пресс; 2002
ISBN 5-86471-285-X
Оригинал: Christopher Moore, “The Lust Lizard of Melancholy Cove”
Перевод: Максим Немцов
Аннотация
Жизнь прекрасна, если живешь в небольшом калифорнийском городке с уютным названием Хвойная Бухта.
Жизнь спокойна, если наперед знаешь, чем закончится каждый ее день, каждый год.
Жизнь проста, если горстями глотаешь разноцветные таблетки.
Но если запас таблеток иссяк и депрессия властно стучится в дверь, то уже не спастись. Остается лишь сказать себе: «Жизнь – дерьмо» – и сунуть голову в петлю. Или – в пасть Ящеру страсти, который выполз на сушу, привлеченный флюидами тоски и гитарными стонами местного блюзмена.
Буйное воображение К. Мура не дает читателю ни секунды передышки. Порнозвезда в отставке, констебль-наркоман, психоаналитик-экспериментатор, аптекарь, сдвинувшийся на сексе с земноводными, – лишь малая часть не совсем обычных персонажей комической саги К. Мура. И все они ищут одного – любви. Как и Ящер, который сносит все вокруг, а читателям сносит крышу от хохота.
После «Ящера страсти из бухты грусти» вам никогда не захочется антидепрессантов.

Кристофер МУР
ЯЩЕР СТРАСТИ ИЗ БУХТЫ ГРУСТИ
Эта книга – маме

БЛАГОДАРНОСТИ
Благодарю д-ра Кеннета Берва и д-ра Роджера Вундерлиха за консультации по вопросам душевного здоровья и психоактивных средств; Гэлена и Линн Рэтбан за советы и информацию по биологии и мечению крыс; Чарли Роджерс, Ди Ди Лейчфасс и Джин Броди за вычитку рукописи и замечания; моего литературного агента Ника Эллисона; Рэчел Клэйман за терпение и точность редактуры; и, наконец, всех, кто пожелал поделиться опытом приема антидепрессантов и прочих психотропных средств – вы знаете, о ком я, шизики ненормальные. (Шучу, шучу.)

ПРОЛОГ
Сентябрь в Хвойной Бухте – это вздох облегчения, рюмашка на сон грядущий, заслуженный отдых после праведных трудов. Мягкий осенний свет сочится сквозь кроны деревьев, туристы возвращаются в Лос-Анджелес и Сан-Франциско, а пять тысяч жителей Хвойной Бухты просыпаются и понимают: снова можно найти место для парковки, заказать столик в ресторане или прогуляться по пляжу, не получив по затылку шальным фрисби.
Сентябрь – это надежда. Наконец прольется дождь, и золотистые пастбища вокруг Хвойной Бухты зазеленеют, высокие монтерейские сосны на склонах холмов прекратят сбрасывать хвою, леса Биг-Сура перестанут гореть; хмурые ухмылки, которые все лето доводили до совершенства официантки и клерки, расцветут в нечто напоминающее человеческие выражения лица; детишки вернутся к школьным радостям – дружкам, наркотикам и оружию, которых так недоставало летом, и все, наконец, обретут хоть какой-то покой.
Приходит сентябрь, и Теофилус Кроу, городской констебль, любовно срезает клейкие багряные макухи со своих кустов сенсимильи. Мэвис из салуна “Пена Дна” сгребает бутылки с верхней полки обратно в кладовую, откуда их когда-то извлекли. Трое работяг с бензопилами валят усыхающие сосны, чтобы они не рухнули на чью-нибудь крышу в зимнюю бурю. Вокруг домов Хвойной Бухты растут и ширятся поленницы, а трубочист переходит на круглосуточный рабочий день. Полка с козырьками от солнца и бессмысленными сувенирами в лавке “Морской Рассол: наживка, снасти и отборные вина” освобождается от всякой хренотени и заполняется свечами, батарейками к фонарикам и керосином. (Сосны Монтерея печально известны неглубокой корневой системой и склонностью падать прямо на линии электропередачи.) В магазине высокой моды Хвойной Бухты на свитер с оленями премерзкого вида вешают зимний ценник – только затем, чтобы весной снять его снова, и так десять лет подряд.
В Хвойной Бухте, где ничего не происходит (или, по крайней мере, уже долго ничего не происходило), сентябрь – целое событие, тихий праздник. Людям здесь нравится отмечать праздники тихо. Они и переехали-то сюда из больших городов для того, чтобы избавиться от событий. А сентябрь – праздник однообразия. Каждый сентябрь похож на предыдущий. Но только не в этом году.
В этом году произошло целых три события. По городским меркам – небольших, но и они с успехом вышибли дух из так любимого здесь статус-кво. В сорока милях к югу в трубе охлаждения ядерной электростанции Дьябло-Каньон открылась течь – крошечная и не очень опасная. Мэвис Сэнд дала объявление в журнал “Песенник”: на всю зиму в салун “Пена Дна” требуется блюзовый певец. А Бесс Линдер, жена и мать двоих детей – повесилась.
Три события, три предзнаменования, если угодно. Сентябрь – ожидание того, чему суждено случиться.
ПОХОЖЕ, У НАС ПРОБЛЕМА
Нет, вы только подумайте!
Какой сегодня день странный!
А вчера все шло как обычно.
Может, это я изменилась за ночь?
Дайте-ка вспомнить: сегодня утром,
когда я встала, я это была или не я?
Кажется, уже не совсем я!
Но если это так, то кто же я в таком случае?
Все так сложно...
Льюис Кэрролл, “Приключения Алисы в Стране Чудес”
ОДИН
Теофилус Кроу
Для покойницы Бесс Линдер пахла не так уж плохо: лавандой, шалфеем и чуть-чуть – гвоздикой. По стенам столовой Линдеров на колышках было развешано семь шейкерских стульев. Восьмой перевернулся под Бесс, тоже свисавшей с колышка на миткалевой веревке. Еще на потолочных балках болтались сухие букетики цветов, корзинки разнообразных форм и размеров и связки сушеных трав.
Теофилус Кроу знал, что ему следует вести себя как подобает полисмену, но он просто стоял вместе с двумя санитарами Пожарной бригады Хвойной Бухты и таращился на Бесс, точно она была ангелом, только что надетым на верхушку новогодней елки. Тео думал о том, что пастельно-голубой оттенок кожи Бесс хорошо гармонирует с ее васильковым платьем и узорами на английском фарфоре, расставленном на простых деревянных полках в глубине комнаты. Часы показывали семь утра, и Тео, по обыкновению, был слегка обкурен.
Сверху до Тео доносились всхлипы: там Джозеф Линдер обнимал двух своих дочерей, еще не успевших ничего надеть поверх ночнушек. Мужского присутствия в доме не наблюдалось. Жилье было по-деревенски милым: некрашеные сосновые полы, корзины из ивовых прутьев, цветы, тряпичные куколки, маринады с травами в бутылях выдувного стекла; шейкерский антиквариат, медные чайники, вышивки, прялки, кружевные салфеточки и фаянсовые таблички с молитвами на голландском. Нигде ни одной спортивной страницы газеты, ни одного телевизионного пульта. Все строго на своем месте. Ни единой пылинки. Должно быть, Джозеф Линдер по этому дому ходил так легко, что не оставлял следов. Человек бесчувственнее Тео назвал бы его подкаблучником.
– А парень-то – подкаблучник, – произнес один из санитаров. Его звали Вэнс Макнелли: пятьдесят один год, низенький, мускулистый, волосы зализаны маслом назад – точно так же он носил их еще в школе. Время от времени по роду своих санитарных занятий ему приходилось спасать жизни – это служило логическим обоснованием тому, что всю остальную жизнь он жил болван болваном.
– Он только что нашел свою жену в петле, Вэнс, – изрек Тео поверх голов санитаров. В нем было шесть футов и шесть дюймов росту, и даже во фланелевой рубахе и теннисных туфлях он нависал над окружающими – когда нужно было показать, кто здесь власть.
– Она похожа на тряпичную Энн, – сказал Майк, второй санитар: ему было чуть за двадцать, и он не мог унять восторга от того, что его вызвали на первое в жизни самоубийство.
– Я слыхал, она аманитка, – заметил Вэнс.
– Она не аманитка, – ответил Тео.
– Я и не говорю, что она аманитка, я просто сказал, что так слыхал. Я и сам понял, что она не аманитка, когда увидел на кухне миксер. Аманиты же не верят в миксеры, правда?
– Менонитка, – высказался Майк со всем авторитетом, наслаждаться который позволял ему статус самого младшего по званию.
– Что такое “менонитка”? – спросил Вэнс.
– Аманитка с миксером.
– Она не была аманиткой, – сказал Тео.
– Но похожа на аманитку, – не сдавался Вэнс.
– Зато муж ее – точно не аманит, – сказал Майк.
– Откуда ты знаешь, – спросил Вэнс. – У него же борода.
– Молния на куртке, – ответил Майк. – Аманиты не признают зипперов.
Вэнс покачал головой:
– Смешанные браки эти. Никогда от них ничего хорошего.
– Она не была аманиткой! – заорал Тео.
– Думай, как хочешь, Тео, но в гостиной у них стоит маслобойка. Мне кажется, тут все ясно.
Майк поскреб полосы на стене под ногами Бесс, где ее черные туфли с пряжками оставили отметины, когда она билась в конвульсиях.
– Ничего не трогай, – велел Тео.
– Почему? – возразил Вэнс. – Она ж не может на нас орать, она мертвая. А ноги мы вытирали.
Майк отошел от стены:
– Может, она терпеть не могла, когда на ее чистый пол что-то попадало. Повеситься – вот единственный выход.
Чтобы детективные способности подопечного не затмили его собственные, Вэнс сказал:
– А знаете, у висящих жертв сфинктеры обычно разжимаются – ужасная пакость остается. Вот я и думаю: а сама ли она повесилась?
– Может, полицию вызвать? – спросил Майк.
– Я тут полиция, – сказал Тео. Он был единственным констеблем Хвойной Бухты – его выбрали восемь лет назад и с тех пор каждый второй год переизбирали.
– Нет, я имел в виду настоящую полицию, – уточнил Майк.
– Я вызову по рации шерифа, – сказал Тео. – Мне кажется, вам тут нечего делать, ребята. Может быть, позвоните пастору Уильямсу из пресвитерианской церкви, пусть подъедет? Я должен поговорить с Джозефом, и надо, чтобы кто-то посидел с девчонками.
– Они – пресвитериане? – Казалось, Вэнса это известие шокировало. В аманитскую теорию он всю душу вложил.
– Позвоните, будьте добры, – сказал Тео и вышел через кухню к своему “вольво”. Он переключил рацию на частоту, которой пользовалось Управление полиции Сан-Хуниперо, и уставился на микрофон. За такое шериф Бёртон ему точно башку открутит.
– Северное Побережье – твое, Тео. От и до, – говорил ему шериф. – Мои помощники будут ловить подозреваемых, выезжать на ограбления, а дорожная полиция пускай расследует аварии на Трассе 1 – и всё. Ты же просто держи их подальше от Хвойной Бухты, и твой секретик останется секретиком.
Тео исполнился сорок один, но он все равно чувствовал себя так, будто скрывается от завуча. Такое не должно было случиться в Хвойной Бухте. В Хвойной Бухте ничего не случалось.
Он быстро дернул из “Трусишки Пита” – своей бездымной трубки для гашиша, – а потом нажал кнопку микрофона и вызвал помощников шерифа.
* * *
Джозеф Линдер сидел на краю кровати. Он сменил пижаму на синий деловой костюм, но редеющие волосы после сна еще торчали рожками. Ему было тридцать пять, волосы песочные, худой, но намечается брюшко, уже распирающее пуговицы жилета. Тео сидел напротив на стуле и держал перед собой блокнот. Они слышали, как внизу ходят помощники шерифа.
– Никак не могу поверить, что она так поступила, – сказал Джозеф.
Тео наклонился и сжал бицепс безутешного мужа:
– Мне искренне жаль, Джо. Не давала ли она как-то понять, что собирается сделать нечто подобное?
Джозеф покачал головой, не поднимая взгляда.
– Она шла на поправку. Вэл дала ей какие-то пилюли, и, кажется, от них ей было лучше.
– Она ходила к Вэлери Риордан? – спросил Тео. Вэлери была единственным во всей Хвойной Бухте психиатром-клиницистом. – Вы не знаете, что это были за пилюли?
– “Золофт”, – ответил Джозеф. – Я думаю, это антидепрессант.
Тео записал название в блокнот.
– Значит, у Бесс была депрессия?
– Нет, она просто тронулась на уборке. Везде обязательно было делать каждый день уборку. Почистит что-нибудь, а через пять минут придет – и снова чистит. Нам с девочками никакого житья не давала. Прежде, чем в дом войдем, заставляла нас снимать обувь с носками и мыть ноги в тазике. Но депрессии у нее не было.
В блокноте Тео записал: “свихнулась”.
– А когда Бесс в последний раз ходила на прием к Вэл?
– Может, недель шесть назад. Тогда и появились эти пилюли. Ей от них действительно становилось лучше. А однажды она даже оставила на ночь тарелки в раковине. Я ею гордился.
– Где ее таблетки, Джозеф?
– В шкафчике с лекарствами. – Джозеф показал в сторону ванной.
Тео извинился и сходил в ванную. Кроме коричневого рецептурного пузырька в аптечке хранились только какие-то дезинфицирующие средства и ватные палочки. Пузырек был наполовину пуст.
– Я заберу это с собой, – сказал Тео, засовывая пилюли в карман. – Помощники шерифа будут спрашивать у вас примерно то же самое, Джозеф. Просто расскажите им все, что сейчас сказали мне, хорошо?
Джозеф кивнул:
– Мне кажется, я должен быть с девочками.
– Одну секундочку, ладно? Я сейчас пришлю сюда старшего помощника.
Тео услышал, как на улице завелась машина, и подошел к окну: со двора выезжала скорая помощь с выключенными мигалками и сиреной. Тело Бесс Линдер отъезжает в морг. Он снова повернулся к Джозефу:
– Позвоните мне, если что-нибудь нужно. Я сейчас поеду поговорю с Вэл Риордан.
Джозеф встал.
– Тео, только не говорите никому, что Бесс принимала антидепрессанты. Ей не хотелось, чтобы кто-то знал. Ей было стыдно.
– Не скажу. Звоните, если понадоблюсь. – Тео вышел из комнаты. Внизу у лестницы его встретил щеголеватый помощник шерифа в штатском. По бляхе на ремне Тео определил – сержант сыскной полиции.
– Вы – Кроу. Джон Восс. – Сыщик протянул руку, и Тео ее пожал. – Это дело уже в нашем ведении. Что у вас есть?
Тео одновременно перевел от облегчения дух и обиделся. Шериф Бёртон спихнет его с этого дела, а сам и разговаривать не станет.
– Записки нет, – ответил Тео. – Вам, ребята, я позвонил через десять минут после того, как меня самого вызвали. Джозеф говорит, что депрессии у нее не было, но лекарства она принимала. Он спустился вниз позавтракать и нашел ее.
– Вы тут осматривали? – спросил Восс. – Здесь же все оттерто дочиста. Нигде ни пятнышка, ни соринки. Будто кто-то специально все следы замыл.
– Это она сама, – ответил Тео. – Маниакально любила чистоту.
Восс фыркнул:
– Сделала во всем доме уборку и повесилась? Свежо предание.
Тео пожал плечами. Не нравились ему эти полицейские ужимки.
– Я съезжу поговорю с ее психиатром. Дам вам знать, что она мне сообщит.
– Не надо ни с кем разговаривать, Кроу. Расследование веду я.
Тео улыбнулся:
– Ладно. Но Бесс просто повесилась и все тут. Не выискивайте то, чего здесь нет. Ее семье и так тяжело.
– Я профессионал, – швырнул Восс в лицо Тео оскорбление, подразумевая, что в деле охраны правопорядка тот просто хреном груши околачивает. По правде сказать, в некотором смысле так оно и было.
– Вы, конечно, проверили версию с сектой аманитов? – поинтересовался Тео, стараясь сохранить на лице непроницаемость. Наверное, не стоило сегодня дымить.
– Чего?
– Правильно, вы же профи, – ответил Тео. – Я забыл. – И он вышел из дому.
Усевшись в “вольво”, Тео вытащил из бардачка тощий телефонный справочник Хвойной Бухты и принялся искать номер д-ра Вэлери Риордан, когда по рации поступил вызов. Драка в салуне “Пена Дна”. В половине девятого утра.
Мэвис
Среди завсегдатаев “Пены Дна” ходили слухи, что под отвисшей, морщинистой, покрытой пигментными пятнами кожей Мэвис Сэнд прячется сверкающий металлический скелет Терминатора. Впервые Мэвис начала дополнять части своего тела еще в пятидесятых – из чистого тщеславия: груди, ресницы, волосы. С возрастом, когда стало окончательно ясно, что всякие представления об уходе за собой ей недоступны, она принялась заменять детали по мере их износа, пока почти половина массы ее тела не превратилась в конструкцию из нержавеющей стали (бедра, локти, плечевые суставы и суставы пальцев, стержни, приваренные к позвонкам с пятого по двенадцатый), силиконовых вафель (слуховые аппараты, электрокардиостимулятор, инсулиновый насос), прогрессивных полимерных смол (линзы вместо хрусталиков, пораженных катарактой, зубные протезы), кевлара (укрепление брюшной стенки), титана (колени, лодыжки) и свинины (клапан желудочка). На самом деле, если бы не поросячий клапан, Мэвис из разряда животных перескочила бы в разряд минералов без традиционной остановки в разряде овощей, на которой задерживаются многие. Более изобретательные пьянчуги в “Пене” (сами немногим лучше корнеплодов) клялись, что иногда в паузах между концертными номерами музыкального автомата можно расслышать жужжание крохотных, но мощных сервомоторов, перемещающих Мэвис вдоль стойки бара. Сама же Мэвис очень старалась не давить пальцами пивных банок и не двигать одной рукой полные бидоны на виду у клиентов, чтобы не потакать слухам и не портить свой образ девической хрупкости.
Войдя в “Пену Дна”, Тео увидел на полу бывшую королеву киноэкрана Молли Мичон: ее зубы впились в икру седоволосого человека, и тот верещал, как кошка, которую пускают на фарш. Над ними возвышалась Мэвис, угрожающе размахивая “Луисвилльской Дубиной”, – она уже готова была вышибить кого-нибудь из них с поля.
1 2 3 4 5