OCR Evgeny
«Ящик водки. Том 2»: Эксмо; Москва; 2004
ISBN 5-699-05126-0
Аннотация
Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека — хохол и немец — устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились — и написали книгу «Ящик водки».
Читайте запоем.
Предисловие
Авдотья Смирнова, Татьяна Толстая
ВМЕСТО ЗАКУСКИ
Ввожу в запой. Анонимно. Быстро. Дорого.
Андрей Анатольевич ОРЛОВ
Дорогой читатель!
Вас обманывают. Вас морочат. Опутанный паутиной неправды, вы погружаетесь в трясину лжи, заглотив крючок вранья. Вы доверчиво берете в руки уже второй том сочинения двух жуликов — некоего Коха и еще более некоего Свинаренко, — а потом возьмете и третий, а там и четвертый, и так потихоньку, незаметно окажетесь втянутым в бессовестную мистификацию, затеянную этими ловкими шулерами.
Два циничных алкоголика, два бабника, два матерщинника, два лимитчика — хохол и немец — планомерно и упорно глумятся над русским народом, над его историей — древнейшей, древней, новой, новейшей и будущей. Парочка литературных аферистов набрала себе пойла, развалилась в креслах, включила диктофон — и под хорошую закуску нахрюкала книжонку о том, как у нас все плохо. Срубили бабла, прикупили еще пойла, опять нахрюкали… и так до бесконечности. Нормально, прикинь?..
Так вы себе это представляете, любезный читатель, не правда ли? Если Да, то ваше простодушие нестерпимо. Выньте же крючок и сотрите паутину. Вытащите боты из топи.
Взявшись написать предисловие ко второму тому «Ящика», мы решили воспользоваться оплошностью авторов, обратившихся к нам с просьбой украсить их кулич нашей розой. Наш долг — сказать правду об этой книге и ее авторах и разоблачить художественное мошенничество.
За последние годы в литературе и в читательском сознании — неизвестно, где тут причина, а где следствие, — произошла обвальная девальвация основных художественных приемов. Среди прочего девальвировалась интонация. Именно ее упрощение и уплощение приняли за обесценивание смыслов. Грянул стилистический дефолт. Курс пафоса рухнул. Невозможно стало говорить прежними словами о самом важном, да и само это словосочетание «самое важное» приобрело приторный, синтетический привкус поддельного леденца. Любовь, дружба, семья, страна, верность, предательство, честь, низость, благодарность — все это никуда не делось, все это, совершенно живое, существует здесь и сейчас, но как говорить об этом — непонятно. Что делать писателю, чуткому к языковой погоде, к перемещению словесных циклонов, к неуютным филологическим ветрам, выстудившим родную речь? Как рассказать о своей юности, об иллюзиях, заблуждениях, обольщениях, надеждах, о детях, о кризисе среднего возраста, о страхе неизбежной старости, о смерти? Как рассказать об этом так, чтобы изо рта на воротник не стекала вожжа лиловой липкой слюны?
Сегодня у русского автора в борьбе с русским читателем есть надежный способ заставить услышать самое важное: прибить к зданию своего маленького частного театра вывеску: «Кабак». Мол, заходи, читатель, мы тут квасим. И не сразу, но неотвратимо разбежавшийся погулять на чужой пьянке читатель начинает различать в звоне стаканов дребезги личных судеб, а в притворно пьяной брани — спор об истории государства Российского. И вдруг становится понятно, что и закуска бутафорская — огурчики из папье-маше, икра резиновая, а селедочка грубо раскрашена серебрянкой, — и в бутылках вода, и играют тут экзистенциальную драму вселенского масштаба, не раскошелившись даже на музыку.
Комментарий к И. СВИНАРЕНКО
(Свинаренко всегда было насрать на то, что о нем думают другие)
Игорь Свинаренко давно и успешно исполняет на журналистских подмостках роль вахлака из Макеевки. По тексту роли он говорит с фрикативным «г», безобразничает за столом, добросовестно пристает к интеллигентным женщинам (со спокойной уверенностью в отказе: Свинаренко никогда не рискует), матерится при детях, чешется, с изумлением пялится на русскую азбуку, при посторонних не узнает устриц. Он ведет себя, как разведчик, заброшенный в тыл к врагу.
Ему есть что скрывать: Игорь свободно говорит на нескольких европейских языках, прекрасно знает русскую классическую литературу, объездил весь мир. Он трогательный муж, трепетный папаша, отличный товарищ, высококлассный редактор. Он щедр — а изображает куркуля и жлоба, склонен к уединению — а строит из себя рубаху-парня. Если спросить его, что он вчера делал, то с большой долей вероятия услышишь, как он якобы дебоширил «с ребятами» у проводниц в депо «Казанская-Сортировочная». В этом случае можно не сомневаться, что Игорь не подымая головы сидел над редактированием своего очередного блистательного интервью. Или заканчивал книгу. Или был в командировке в Усть-Илимске.
Свинаренко — всеобщий любимец, но очень мало с кем откровенен. Обычно людям тревожно и неуютно видеть рядом с собой тех, кто сложнее и тоньше их. Игорь любит людей. Игорь с людьми деликатен. Он до того умен, что ему доставляет удовольствие прикидываться дурачком.
Комментарий к А. КОХУ
Алику Коху досталась роль злодея. Доброй традицией отечественной публицистики стало писать о Кохе в жанре разоблачения. Что бы Алик ни сделал — чихнул, например, — он делает это с целью уничтожения всего живого и светлого на земле, во имя торжества Абсолютного Зла.
Алик — Отец Чахотки. Он губит урожаи. Это он насылает мор, трус и глад. Саранча вылетает из окон его квартиры, по его мысленной команде. Комары, клещи, колорадский жук, пчелы-убийцы — все это дело рук Алика. В народной мифологии его принято считать одновременно рукой Кремля и врагом государства.
В той же народной мифологии — в забытой ее части — такого человека, считается, возлюбил Господь. А уж если Он кого возлюбил — держись: будешь нести свой крест, страдать ни за что, не мочь оправдаться перед толпой. Русский народ потому и считает себя богоносцем, что убежден: страдает он ни за что, ни за какие такие грехи. Алик Кох в этом отношении есть великий сын русского народа, тем более что немец.
К этому всенародному поношению Кох относится с бодрым православным смирением. То есть — без всякого смирения. Вы не любите честность? — а я скажу. Вам неприятно? — а я добавлю. Народ хочет лицемерия и лести, а от Алика получает насмешку и правду. Поэтому преданный муж, отец троих детей, заботливый друг, щедрый и тайный благотворитель, усердный прихожанин, умница и эрудит Алик Кох обречен слышать от публики дежурный свист и проклятья.
Алик — исключительно талантливый писатель. Более того, прочтите внимательно его «комментарии» — это совершенно особый стиль художественного письма, очень свежий, остро индивидуальный, мнимо произвольный, мультижанровый. Это не сплав и не смесь известных жанров. Это — сложное перетекание частного мемуара в историческое эссе, потом — в художественную прозу, потом — в политический памфлет, далее везде. Это — очень личный, свой собственный голос, и с ним — очень тонкая и сложная личность. Личность, ограничивающая свою творческую свободу только собственной художественной волей, а не законами так называемого «профессионализма». Ему не верят, что он пишет сам. Потому что до него ТАК никто не писал.
Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека — хохол и немец — устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились — и написали книгу «Ящик водки».
Читайте запоем.
Перестройка все еще волновала публику. Коха все еще влекла научная карьера. Свинаренко нагонял тоску репортажами с посевной. Матиас Руст закладывал традицию иностранных гастролей на Красной площади.
За этой бутылкой решено поменять Калининград на Крым и найден способ победить преступность. Разгадана также загадка: отчего Россию поделили именно на семь федеральных округов? Выяснено, кроме того, в чем смысл русского мата.
Бутылка шестая 1987 год
— Давай, Алик, рассказывай, как у тебя жизнь шла в 87-м.
— Мне тогда было двадцать шесть лет. Я к тому времени уже защитился…
И вовсю работал в закрытом НИИ. Мы там экономикой занимались и никаких секретных вещей не знали. Занимались абсолютно конкретными делами. Вот есть лист стали, и надо из него сделать корабль. Надо корыто сварить. Как разложить выкройки на листе, чтоб отходов было меньше?
— А если б вы не экономили, то меньше сделали подлодок бы, и сейчас меньше было чего распиливать. Сэкономили б на распилке ржавых лодок.
— Нет, лодок было бы столько же, просто стали на них ушло бы больше.
Это сейчас оборона по остаточному принципу финансируется, а тогда иначе было…
— Подожди, подожди… Что ж получается? Оборона, говоришь, по остаточному… Культура и пенсионеры, и образование, и все прочее — тоже по остаточному. А что ж не по остаточному? Есть такое?
— А ты пойди посмотри, по какому принципу управление делами президента финансируется. По остаточному? Или еще по какому? А также на госаппарат посмотри и на Госдуму. Ты что! Сейчас так: социальную сферу на места передали — пусть этим местное самоуправление занимается. И здравоохранение тоже. А культуру — на хозрасчет. Глупо ее финансировать: тогда начнут обвинять, что власть пропагандой занимается… В итоге у нас остается, собственно, только одна реальная статья расходов в бюджете: финансирование нас самих. И поэтому мы честно признаемся, что вот мы сами себя и финансируем. Вот такая логика у теперешней власти.
Комментарий Свинаренко
Ну, видно, такова человеческая природа! Надо это принять и как-то с этим жить, как живут инвалиды, смирившиеся со своим увечьем. Конечно, приятней думать, что мы все такие чудесные и бескорыстные и все за идею готовы сражаться и заботиться о чужом как о своем. Но это не так. Переделать человека, как показывают практика и история, не удается. Большевики вот пытались внедрить бескорыстность. Учили, воспитывали людей, старались, спрашивали с них со всей строгостью — сколько они плохих учеников пустили в расход! А толку не было все равно. Человек и так-то жулик и лавочник, а если его разозлить, попытаться что-то отнять, то он не просто красть будет, а и вовсе зарежет. Мне кажется, на комиссаров сильное впечатление производили вспоротые животы продотрядовцев, набитые пшеницей, — это был ответ двоечников на ненавистную науку. Так что вот это самофинансирование, видимо, неизбежно, просто его надо обставлять какими-то приличиями. Закрытые распределители ведь скрывались в Москве под видом ведомственных столовых. А калужский распределитель был вообще за городом, все-таки в стороне от пешеходных маршрутов — причем, забавно, он стоял на дороге, которая вела к Киевской трассе, по ней в Москву ездили. Типа — рыба с головы гниет, с Москвы.
И капиталистов наших надо бы как-то приструнить, они ведь по уровню личной нескромности переплюнули партаппаратчиков. Конечно, все вроде честно: уплатил человек налоги и со спокойной совестью может вроде жировать. Но его ж не налоговая придет жечь и вешать на фонаре, если что, а кто-то нищий и недовольный своей судьбой. И ладно б повесили хозяина золотых унитазов и на этом остановились! Нет, ведь и всем прочим военный коммунизм какой-нибудь навяжут, и опять мыла не будет, и снова в очереди за водкой встанем…
А как поступают думающие люди? Такой пример. Лаки Лучано, знаменитый мафиози, любил роскошь, мозолил всем глаза — и по этой причине из тюрьмы не вылезал. А Майер Лански, главбух той же самой мафии, ходил в стоптанных ботинках и ездил на трамвае. Но зато жил спокойно и на киче ни дня не провел. Денег же у него было куда больше, чем у Лучано. Есть, кстати, даже такое мнение, что реальным доном был как раз Лански, а итальянец — это просто такой зицпредседателъ. Примечательно, что девичья фамилия этого Лански была Суховлянски, его родители были русские подданные… Может, все наши беды оттого, что люди типа Лански в свое время из России уехали, а остались в стране купцы, которые ездили к «Яру», кидали в камин ассигнации — в итоге и довели страну до революции и разрухи…
Комментарий
Разговор о неэффективности государства в целом и правоохранительных органов в частности, рассуждения Игорька о Майере Лански и Лаки Лучано (сюда же Аль Каноне и Багси Сигала включим, а также мои впечатления от поездки в Неаполь — пригород Неаполя Кастелламаре, родина Аль Капоне, и Палермо с деревушкой Корлеоне в пятидесяти километрах от него) заставили меня написать этот комментарий — рассуждения дилетанта о борьбе с преступностью.
Действительно, как бороться с преступностью? Возможности бюджета ограничены. Численность работников МВД (включая внутренние войска) уже превосходит армию. Создается такое впечатление, что наше государство боится своего народа больше, чем внешней агрессии. А если сюда прибавить пенитенциарную систему и службу судебных приставов, которые сейчас формально переподчинены Минюсту, то складывается вообще удручающая картина.
Очевидно, что милиция в ее нынешнем виде малоэффективна для борьбы с преступностью. Она зачастую сама становится орудием «коммерческого наезда» и криминальных разборок. Истории про то, что во многих городах РУОП сам является «крышей» и эту «крышу» навязывает коммерсантам, — это ведь, мягко выражаясь, не всегда выдумки.
Наращиванием численности сотрудников МВД эту проблему не решить. Я не знаю статистики, но думаю, что если сложить все количество полицейских, ФБР и национальной гвардии в США, то вряд ли на душу населения у них будут показатели выше наших. Мне кажется, что проблему борьбы с преступностью и охраны общественного порядка можно решить значительно меньшей численностью. Тогда и зарплата у борцов будет выше. Естественно, если оставить на прежнем уровне объемы финансирования.
Отчего же борьба с преступностью в России так малоэффективна?
Причин, на мой взгляд, две.
Первая — люди в наших городах расселены беспорядочно, как попало. Я очень часто бываю в США и подолгу там живу. Прежде всего в Нью-Йорке и Чикаго. Там люди живут в социально и национально однородных районах. Есть китайский район, есть итальянский, есть русский и т. д. Есть районы для бедных, есть для среднего класса, есть места, где живут богатые. Люди очень редко попадают «не в свой» район. Я не могу себе представить яппи с Уоллстрита прогуливающимся по Гарлему или Южному Бронксу — и, наоборот, черного мордоворота, который зачем-то забрел на Пятую или Парк-авеню в районе от 30-й до 80-й улицы. А если вдруг яппи забредет в чужой район, он не удивится, если его ограбят. Полицейский, получив от него заявление, первым делом спросит: «А какого хрена ты там делал? Чего тебя туда понесло? Пеняй на себя! Дело твое — висяк. В следующий раз будешь умнее. Так что забирай свое заявление и не морочь нам голову». А мордоворот будет на Пятой авеню паинькой. Никого не тронет, будет все время повторять: «Sorry, sorry!» Иначе подъедет полицейский и заберет в участок. А там разбирайся до утра, кто кому на ногу наступил.
Однажды я с приятелем заехал в бедный мексиканский район Лос-Анджелеса. Случайно. Было очень жарко, мы остановились у какого-то бара, чтобы взять холодной минералки. Зашли… В баре на нас уставились, как на инопланетян. Цвет кожи не тот, выражение лица — не то, прическа — не та, одежда — не та, машина наша на улице — не та. Чужие! Повисла гробовая тишина. Тем более что по-английски из них никто не говорит! Вокруг ненависть, которую ощущаешь физически. В их глазах читалось: «Убирайтесь отсюда! Мы ничего не хотим знать о вас и о вашей жизни. Мы же к вам не лезем, вот и вам здесь нечего делать!» Из глубины бара, покачиваясь, в нашу сторону двинулся здоровый толстый латинос в грязной майке. Прямо как в плохом голливудском боевике. Пить сразу расхотелось. Стало страшно. Пятясь и раскланиваясь, как китайские болванчики, мы с позором ретировались. Нам вслед раздался здоровый раскатистый смех: «Эти гринго, как обычно, наложили в штаны». А вот на Сансет бульваре или на Родео драйв настанет их очередь накладывать в штаны. Они это знают. И там не появляются. Так и живут — в мире и согласии — 300 миллионов человек. Никогда не общаясь друг с другом.
Известный нью-йоркский анекдот. Звонит племянник из Одессы тете на Брайтон-Бич: «Ну, как у вас дела в Америке?» Ответ: «А я не знаю. Мы туда не ходим». Он хорошо иллюстрирует национально-территориальную стратификацию американского населения в рамках большого мегаполиса.
Поддерживать правопорядок и бороться с преступностью в рамках такой территориальной организации населения значительно проще.
1 2 3 4 5